«Зачем мне нужен мир, в котором нет места для нас. Мне нужен мир, в котором кроме нас нет никого» © Jah Khalib «Leila»
Время — понятие относительное. Те, от силы десять минут, в течение которых Юнги смотрел на Чимина, показались мгновением. Но первая секунда молчаливого нахождения вне подвала — вечностью. Во взгляде Юнги было слишком много всего, часть эмоций Чимин не смог бы прочесть, потому что растерялся и практически растворился. Сначала зрачки Мина вспыхнули восторгом и нескончаемым удивлением, словно перед ним лежал не его предназначенный, а человек из сна. Нереальный, придуманный. Но затем в глубинах задребезжал хаос, надвигающийся шторм. Осознание действительности обрушилось на Мина тяжелым пластом воды и пробудила из глубин чувство, заливающее радужку глаза серым. Чувство вины. Пак хотел что-то сказать, но слова не давались, слетая с губ невнятным шепотом. Он знал, что Юнги станет испытывать на себе всё это. Его предупредил профессор. И оказался прав. Рука, обнимающая Чимина за талию, притянула ближе, и они практически столкнулись носами, находясь в прострации и не понимая абсолютно, что делать дальше. — Чимин, вставай! Срочно! Мне нужно его осмотреть, — профессор материализовался в подвальной комнате и постучал ладонью по плечу Пака. — Джухёк-ним, — Пак умолял взглядом, выпрашивал, хоть мгновение. — Нет, нельзя. — Чимини, — низкий, непривычно бархатистый голос нарушил диалог. Юнги дождался, пока Чимин переведет взволнованный взгляд на него и схватил за ворот кофты, не в силах хоть немного привстать, он привлек к себе Пака, панически быстро осматривая его губы, глаза и растрепанные после сна волосы, и Чимин почти что таял от близости некогда фарфорового лица, теперь обретшего здоровый румянец. — Юнги-я, — Пак счастливо улыбнулся и погладил Мина по запястью. Аккуратно, лишь слегка прикасаясь подушечками пальцев, — Со мной всё хорошо. Теперь вообще всё будет отлично. — Он не тронул тебя, — облегченный вздох и лишенные сил пальцы, сцепляющиеся с его собственными. — Я живучий, — попытался отшутиться Чимин, не сводя глаз с приоткрытых губ Юнги. Как же долго он ждал этого мгновения, чтобы просто слышать его голос, смотреть в его глаза. И неважно, будет Мин нуллом или обычным человеком. Чимин куснул свою нижнюю губу в нерешительности, понурил взгляд, обдумывая, но тут же снова посмотрел в глаза напротив, наоборот полные решительности, немой просьбы. И повинуясь влиянию молящих глаз, Пак прильнул своими губами к губам Юнги, вкладывая нечто большее, чем нежность. Было неловко, непривычно приятно, с колючими фейерверками под кожей и ускользающей заметно быстро болью, которая смогла порядком подзадержаться. — Я могу здесь долго стоять, — напомнил о себе профессор, — Но успокоительное, содержащееся в лекарстве, долго действовать не будет. Чимин отстранился от Мина, вспоминая, что тот выдернул капельницу из руки и скорее всего только благодаря препарату пока стойко выдерживает неожиданное вызволение из сна. — Мы увидимся, — Пак встал с кровати и еще раз взглянул на встрепенувшегося Юнги, который словно недовольный сонный птенец пытался приподняться на постели и удержать на весу голову со склеившимися волосами, — Совсем скоро. Я обещаю!***
Шесть дней. Без Юнги. Профессор увез его в лечебницу доктора Джи Хисон, так как она была хорошим другом Джина и в её учреждении было всё необходимое для восстановления Юнги. Родной дом встретил Чимина запахом наивкуснейших блюд на планете и до слез привычной обстановкой. Мама. Самая лучшая мама на свете громко наставляла отца, как стоило встречать сына после долгой разлуки, а тот в свою очередь тёр покрасневшие от слез глаза и мелко кивал, соглашаясь, что накинуться на ребенка с удушающими объятиями будет уже перебором. Чимин стоял, как вкопанный в дверях кухни и смотрел на них округлившимися глазами, боясь, что они могут исчезнуть, выпорхнуть видением через дымовую трубу, и он снова останется один. — Мам, пап, — его руки онемели, а на ноги будто нацепили кандалы, — Я дома. И вопреки маминым словам, отец кинулся к сыну, сгребая того в охапку и кружа с ним по кухне, а Чимин смеялся сквозь рыдания, расслабляясь в кольце родительских объятий. Мама обнимала их обоих, говоря о том, что всё теперь будет иначе, наладится обязательно, ведь они снова вместе. — Мы заберем Юнги совсем скоро, — мама, как в детстве, сжала ладонями лицо сына, делая его похожим на насупленного щенка, — И наш Чимини будет счастливым. — Самым счастливым на свете, мам. Южный Патриэм был готов к возрождению. Храм не смог противостоять гражданам и отстранил старого Правителя от престола, по обычаю возводя на его место наследника. Намджун верил Чонгуку, видел его стремление к прогрессу и обновлению общества, видел скрытую силу в юноше, когда тот говорил или смотрел ровным, чистым взглядом. С ним Патриэм не будет страдать, а космос будет изучаться ещё интенсивнее. В первый же день своего правления, новый глава государства подписал указ об устранении роботов с производства и открытии новых вакансий для солитов. Экспедиты, наблюдая за разглаживающейся обстановкой поддержали идею, решившись открыть солитам путь и в учреждения, занимающиеся освоением космоса. Новому Правителю предстояло выполнить многое, в том числе и заслужить доверие народа. Первый шаг сделан, но впереди долгосрочные планы и множество изменений, которые скажутся на жизни целого государства.***
Ночной воздух охлаждал пылающие щёки Тэхена и он с удовольствием вдохнул поглубже, облокачиваясь спиной на ворота собственного дома. Когда на горизонте замаячила знакомая худощавая фигура, Тэхен восхищенно выдохнул и не заметил, как произнес возбужденное «Вау». Хосок выглядел как всегда сногсшибательно. Узкие стрейчевые штаны, буквально по швам трещали на бедрах, а приталенная кожаная куртка придавала крутости и дерзости. Нулл высоко задрал подбородок и широкая пластина на его шее принялась ловить лунный свет, впитывая серебряной гладью. — Хён, — буквально пропел Ким, складывая ладони вместе, но тут же одернул себя и смастерил строгое лицо, — Пришел все-таки. И зачем? — Пришел, — ответил Хосок, безразлично оглядывая тонсена, — Хочу получить своё. — Обойдешься. — Возьму силой, — он наклонил голову вбок и сузил глаза, — Не боишься? — Убирайся, — нахмурился Тэхен и развернулся, открывая ворота и проскальзывая внутрь. Родители работали в ночную смену, поэтому Ким знал, что Хосоку никто не сможет помешать совершить задуманное. В спальне было уже подготовлено спальное место, а основной свет давно погашен. Только ночник в виде космического корабля освещал комнату. Ким вбежал внутрь и быстро захлопнул дверь, прикладываясь к ней плечом. Хосок стоял по другую сторону и шумно дышал, наваливаясь всем телом на тонкую деревянную поверхность. — Тэхен, открывай! — нулл был в ярости. — Ты бездушная скотина! — зарычал Ким и резко отошел в сторону, впечатываясь спиной в стену, — Я не боюсь тебя, понял? — А зря, — лицо Хосока тронула насмешливая полуулыбка, — Не сопротивляйся. Тэхен посмотрел на свои босые ноги, провел ногтями по крашеной стене и вновь взглянул на Чона. Но уже не затравленно, как раньше, а смело, откровенно. Развязно. Пальцы подцепили низ вязаной кофты и потянули вверх, оголяя мягкий на вид живот. Ким облизал губы, сильно высовывая язык, и откинул голову назад, уже бесстыдно просовывая вторую руку в штаны и двигая ею в рваном ритме. Его глаза потеряли ясность и кристальную чистоту, отдавая ярким возбуждением, а ягодицы впечатались в стену, пока тело содрогалось от быстрых движений, скрытых тканью спортивных штанов. — Грязный мальчишка, — Хосок смотрел не отрываясь на вздымающийся живот Кима и его ярые попытки удовлетворить себя, — Ты ведь сам хочешь, чтобы я снял с тебя штаны и развернул лицом к стене. — Хё-о-н, — рука задвигалась быстрее и Тэхену тяжело было стоять прямо, когда внизу живота всё горело и повышалась влажность, — Сделай это. Сделай, хён. Ким шептал натужно, горячо и выглядел до предела развратным. Хосок стянул с себя куртку, кинул её на пол, отправляя следом и черную безрукавку с серебряной полосой вдоль пуговиц. Его кожа, словно покрытая легким загаром, красиво смотрелась в бледном свете ночника, а вставший член упирался в пояс низко посаженных штанов, являя взору темную головку. — Давит, хён, — Ким потерянно моргал и оттопыривал свои штаны, желая от них избавиться. Но самому нельзя. Ему не позволят. Хосок подошел ближе, разместил одну ладонь на стене, рядом с плечом Тэхена, а другой рукой схватил тонсена за подбородок, больно сдавливая и прикусывая зубами его верхнюю губу. Ким ахнул и Чон воспользовался моментом, проникая языком в тэхенов рот, проводя кончиком по чувствительному нёбу. Затем быстро отстранился и, оглядев разгоряченного Кима, дышащего через раз, сдернул с него штаны, помогая высунуть ноги из штанин. — Даже так? — подмигнул Хосок, замечая отсутствие нижнего белья. Ещё один обезумевший взгляд и Тэхен уже стоит лицом к стене, упираясь в нее щекой, напрашиваясь на большее. — Как всегда готовился, — усмехнулись позади и ладонь огладила испачканную смазкой ягодицу, — Мой Тэхени хорошо себя растянул? — Да, — стон вырвался вместе с ответом, когда тонкий палец скользнул внутрь, лживо медленно, потому что следом вышел обратно и снова ворвался в смазанное нутро. Когда три пальца в безумном темпе двигались внутри него, Тэхен повернулся и попытался посмотреть на Хосока, чтобы увидеть его нереально темные в этот момент глаза, но был ошеломлен сильнее обычного. Чон не просто пожирал глазами Кима, он трахал его пальцами и дрочил себе, спустив штаны до колен. Смотрел на ягодицы Тэхена, его мокрую от пота спину и раскалялся сам, водя рукой по длинному венистому члену. Ким зажмурил глаза и приоткрыл рот, представляя, как хён проводит вишневой головкой по его губам, как заставляет пробовать себя на вкус и заглатывать глубже. И когда Хосок вынул пальцы из растянутого входа, Ким выгнулся до хруста позвонков и кончил, звонко вскрикивая и хватаясь за свой перевозбужденный член. — От одного моего вида кончил, — Хосок прислонился сзади и потерся стояком промеж тэхеновых ягодиц, — Грязный. Очень грязный Тэхени. Встань на четвереньки. Шлепок по заднице и Ким послушно опустился вниз, на застеленный одеялом матрас, с наслаждением принимая в себя долгожданную плоть, приятно ласкающую эрогенную зону внутри. Хосок не спешил. Двигался медленно, временами наращивая темп, но при первых стонах тут же сбавляя, словно издевался, сходил с ума от невменяемого Тэхена, сжимающего руками пуховое одеяло. — Быстрее! Ну же! — хрипел Ким, сорвавшимся голосом и хватался за голые бедра Хосока, стараясь прижать ближе. А следом мурашки и теплое дыхание в районе шеи. Хосок целовал позвоночник, плечи, лопатки. Языком слизывал влагу и потирался носом о кожу, вдыхая Тэхена, чтобы он осел в легких. Желательно навсегда. Тонсен таял под поцелуями, двигался сам, насаживаясь на замеревшего Чона, и готов был разреветься от сладкого ощущения в груди. Хосок заставил Кима выпрямиться и прильнуть спиной к своей груди, разворачивая его голову к себе, целуя сначала губы, а потом посасывая язык, неумолимо быстро врываясь внутрь. Они словно сливались воедино, в порыве страсти, не видя границ. Тэхен кусался и нехотя отстранялся, дабы позлить Хосока, чтобы тот прижал к себе сильнее, позволяя растечься липкой карамелью в своих руках. Насытиться собой. — Люблю тебя, — на грани слышимости прошептал Хосок и увеличил темп, трогая Тэхена повсюду, касаясь каждой клеточки тела, бурно кончая, после того, как Тэхен сделался безумно узким, содрогаясь в оргазме. — Я тебя тоже, — ослабевшим тэхеновым голосом, — Тоже люблю, хён.***
— Рада тебя видеть, Чимин-щи, — строгая Джи Хисон встретила Пака на пороге своей лечебницы, радуясь ему, как старому доброму другу, — Я вижу, что всё разрешилось. — Как вы думаете, — Чимин безумно нервничал, ведь это их вторая встреча с Юнги после его пробуждения, — Он готов меня увидеть снова? — Он пока что на препаратах, и они не позволяют эмоциям сильно разгуляться, ведь ему необходимо привыкнуть, — профессор пропустила Чимина вперёд себя и вошла в здание сразу за ним, приглашая на второй этаж, — Мы с профессором Джухёком подумали, всё взвесили хорошенько и решили, что вам полезно будет встречаться почаще. Он привыкнет быстрее. Палата Юнги оказалась светлой и просторной, с высоким потолком и скромной мебелью. Кровать, стол, вещевой шкаф, тумбочка и стул. Ничего лишнего. Мин лежал на кровати, вытянув руки вдоль тела и по всей видимости спал. Вставать и ходить самостоятельно он пока не мог, но со временем ему это удастся. Чимина в этом заверили. Пак катил перед собой инвалидное кресло и радовался мыслям о том, что сегодня они с Юнги пойдут вместе на прогулку, ведь они никогда не гуляли вдвоем. Но так не хотелось будить спокойно спящего Юнги. — Мне кажется или ты за неделю потолстел, хён? — тихо спросил Пак, поглаживая ладонь Мина, — Щеки округлились. Подсел на больничную еду? — Не выдумывай, — прошепелявил Юнги. Чимин перепугано ойкнул и прикусил язык. Мин улыбнулся, совершенно точно искренне, наблюдая за реакцией тонсена. — Это ты потолстел. Значит, с родителями встретился. — Откуда ты знаешь? — разинул рот Чимин. — Намджун рассказал? — Да, он приходил. — Вот же... — Не злись на него. Я за многое ему благодарен, — теперь Мин смотрел на Пака иначе. Не так, как это делал нулл. В глазах Юнги была жизнь, кипящая, волнующая своей яркостью, — Он защищал тебя и Патриэм. А я... — Хён! — громкий голос Чимина заставил Юнги смиренно замолчать, — Поехали гулять. Пак вскочил на ноги и придвинул инвалидное кресло ближе к кровати. — Чимини, — серьёзно произнес Мин, — Сядь, пожалуйста. Он похлопал по кровати ладонью. И дождавшись, пока тот выполнит просьбу, продолжил: — Я плохо помню своё детство, но очень хорошо помню время, когда был нуллом, — Мин говорил медленно и его губы высохли от переживаний, — Я сделал много плохих вещей и подавлял в себе всё человеческое, потому что точно знал, что так нужно. Из-за чипа, я в курсе. Отрицал тебя, не принимал, — он замолчал и отвел взгляд, — Я делал тебе больно. — А я человека убил, — Пак тяжело вздохнул, вспоминая дружелюбного охранника, погибшего от его рук, — Невинного. Застрелил его. Чимин ощущал обеспокоенный взгляд Юнги на себе и чувствовал, как пальцы Мина гладят его собственные. От этого не легче, но это очень нужно. — Прошлое ведь не исправить, — снова заговорил Пак, встречаясь глазами с Юнги, — Давай переживем это вместе. Если хочешь, то уедем отсюда, когда тебя подлатают. Улетим далеко, хочешь? — Нет, — Юнги покачал головой и поджал губы, — Останемся в Южном Патриэме. Я знаю, что этого хочешь ты. А теперь пошли гулять. Погода выдалась довольно солнечной и благоприятной для прогулок. Чимин катил кресло Мина и мурлыкал детскую песенку себе под нос, точно зная, что Юнги беззвучно посмеивался с такой беззаботности. — Хён, — Чимин остановился и обошел кресло, встав перед Юнги с печальным лицом, — Могу я спросить кое-что? — Да, конечно, — кивнул тот, — О чем угодно. — Мы, — Пак прокашлялся и тряхнул головой, будто хотел привести мысли в порядок, — Ну. Вместе жить будем? Когда ты выйдешь отсюда? Мин не отвечал. Медлил. Смущал этим Пака ещё больше. Но на деле любовался им, его скромным и заранее почему-то расстроенным видом. Любовался пунцовыми щеками и раздувающимися ноздрями, словно у смельчака, кинувшегося на дракона с голыми руками. — А как иначе? — сжалился Юнги над ожидающим его ответа Чимином, — Или ты против? — Нет, ты что, хён! — запротестовал Пак и даже ладошками замахал, — Не против! Я хочу жить с тобой. — Ты такой забавный, Чимин-а, — рассмеялся Юнги, дотягиваясь до руки Пака и дергая на себя, усаживая того к себе на колени, — Но мы же не просто жить вместе будем. От вкрадчивого тона Юнги у Чимина в горле встал ком, а в районе живота дрожью прошлась забытая страсть. Мин обхватил тонсена двумя руками и дышал тому в щеку, опасно проводя губами по коже. — А что ещё? — Чимин боялся начать заикаться от приятного возбуждения. Опасался начать ёрзать у хёна на коленях, зажигая подобную искру и в нём. А вдруг Юнги нельзя возбуждаться. Вдруг это может быть опасно. — Нам придется спать вместе, — легкий поцелуй в щёку и касанье пальцев на шее, — А я люблю спать голышом. — Да, я помню, — Чимин даже глаза не рисковал поднять, развернувшись к нему полубоком и прикрывая ладошкой собственный пах, пока пальцы Юнги продолжали поглаживать его шею, а губы беспорядочно целовать лицо, уделяя особенное внимание подбородку, и от этого у Пака сердце рвалось наружу. «Поцелуй в губы. Пожалуйста!» — словно мантру повторял Чимин в своей голове, но Юнги продолжал избегать губы, намеренно и, конечно же, замечая, как призывно Пак их вылизывал и приоткрывал. А его, то и дело мелькающий язык, соблазнял до головокружения. — Юнги-я, — заскулил Чимин от нетерпения и тут же выпрямился, когда тёплота окутала его губы, а приятно влажный язык коснулся зубов, оглаживая их, перемещаясь глубже, напористо и смело лаская чиминов язык. И это был самый волшебный из всех их поцелуев, самый приятный и, наверное, первый в такой измененной и спокойной обстановке. — Я снился тебе? — спросил Чимин, не открывая глаз, когда губы Юнги перестали греть его собственные. — Да, — Мин прижал Пака к себе и уткнулся носом в его плечо, — Там была темнота. Ни зги не видно. Я бродил один, не зная куда идти. А потом услышал твой голос и шел на него. Иногда, я видел твое лицо, такое светлое, улыбающееся. Чимини, знаешь, я словно был белым карликом в черноте космоса. А ты — ярчайшей звездой, которую я пытался настигнуть.