Классовые предрассудки

Утро началось с незнакомого смешка прямо над ухом. Эйд вздрогнул, резко распахивая глаза и садясь на постели. Спросонок он никак не мог сообразить, что происходит, и куда подевался Эрик. Казалось, только сейчас он лежал рядом и можно было обнимать его тихонько, сквозь сон слушая, как он дышит, и вдруг стало светло, постель опустела, а в комнате появились посторонние лица. Эйд одернул собственные мысли, поняв, что снова зазнался. Стоило привыкнуть, что посторонний теперь как раз он сам. Причем везде, где бы ни оказался. А это были хозяева. Он распахнул глаза и сел на постели, чуть нервно прижимая к себе одеяло. - Доброе утро, - поздоровался он, надеясь, что "хозяева" не заметят прозвучавшей в его голосе откровенной опаски. Пришельцы переглянулись, а потом снова заухмылялись. Будь они старше, Эйд сгорел бы со стыда от разом вернувшихся вчерашних сомнений и опасений, но это были лишь дети - племянники Эрика, и их веселье могло означать что угодно. По крайней мере, Эйд на это надеялся. - Ты проспал завтрак! - комично-строго оповестил его тот, что стоял правее, и его брат согласно закивал. - Эрик сказал, что тебя не надо будить. - Чего же тогда разбудили? - Эйд нахмурился, не выдержав собственного смущения. - Мама сказала, - ничуть не оправдываясь, заявил мелкий собеседник, - ты так с голоду в обморок упадешь. Ты вчера так мало поел и сегодня не завтракал. А мы никогда не видели, как падают в обморок. Папа однажды с табуретки свалился, но сознание не потерял. Он разговаривал! - Только мама, - с заметным энтузиазмом поддержал его воспоминание второй мальчик, - до сих пор отказывается объяснять, что же такое он тогда сказал. Может, ты объяснишь? Эрик говорил, ты ученый. - Вряд ли, - растерянно как-то открестился от такой просветительской деятельности Эйд и осмотрелся, гадая, как бы половчее добраться до своей одежды, не показав детям чего-нибудь, что они не успели еще разглядеть, пока он спал. - Я не лингвист. Кроме того, мысль о скором завтраке внушала откровенный ужас. Вчерашний ужин все еще давал о себе знать весьма неприятным ощущением в животе, и повторять опыт отнюдь не хотелось. Эйд сжал губы и потянул к себе брюки, спрятав их все под то же одеяло. Ему очень хотелось попросить детей оставить его одного, но опасность новой насмешки оказалась сильнее. Впрочем, прикрыв брюками все самое стыдное, он почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы покинуть постель. "Только не жареное!" - думал он, умываясь ледяной, чтобы точно окончательно проснуться, водой. - "Пожалуйста, я этого не переживу!" Он даже малодушно понадеялся, что, раз он проспал, то и завтрак ему не положен, или просто ничего не осталось, но увы. Дети, так и не собравшиеся оставить его одного и ожидавшие под дверью ванной комнаты, бурно обсуждая все увиденное, безапелляционно утянули его в кухню и усадили за стол. Впрочем, вчерашняя катастрофа, казалось, повторяться не спешила. Насмешливо улыбающаяся Фрейя подала ему вполне привычный омлет и пару кусков хлеба. Подвинула ближе масленку, на которую он покосился с откровенным ужасом, но настаивать не стала. Поставила рядом с тарелкой чашку чая, а потом отвлеклась, рассматривая что-то на экране своего телефона. - Спасибо, - вполне искренне поблагодарил ее Эйд, хотя есть ему все еще не хотелось. - Выглядит вкусно. Он аккуратно ковырнул омлет вилкой и принялся вежливо есть. О нем ведь заботились. Никак нельзя было бы этим пренебречь. - Не за что, - кивнула Фрейя не глядя, а вот ее внуков такое развитие событий, похоже, устроило не слишком. - Бабушка! - возмутился кто-то из них, зачем-то заглядывая в холодильник и тут же закрывая его снова. - Зачем ты его кормишь?! Мы так хотели посмотреть на обморок! - Добрые дети, - прокомментировала это соображение та, и снова ухмыльнулась, посмотрела на Эйда, будто предлагая разделить с ней веселье. - А главное, любознательные. Наверное, в медицинский их отдадим. - А вчера ты нас военным училищем пугала! - непонятно чему обрадовался другой внук, явно не спеша принимать ее слова на веру. - Ах да, - Фрейя качнула головой, будто припоминая. - Точно. Училище. Так и поступим. Эйд даже усмехнулся, слушая эту их беседу. К тому же, омлет на вкус был привычным и легким, что тоже внушало оптимизм. Он даже расслабился слегка, поддаваясь этой утренней простоте и домашнему уюту. Конечно, он подобного никогда не видел, но точно был уверен, что смог бы так жить. Если, конечно, отвлечься от того, что именно думали о нем эти люди. - Госпожа, - позвал он, снова забыв, как веселит её подобное обращение. Да и не смог придумать, как ещё следует обращаться к хозяйке дома. - Вы не скажете, где сейчас Эрик? Кажется, я слишком долго спал. - О! - хмыкнула та, слегка отвлекаясь и от телефона, и от воспитательной работы. - Ну, для Эрика мы все слишком долго спали. Вечно его будто под бока толкают! Уехал, мы ещё не проснулись. Скоро должен вернуться. Надеюсь, по крайней мере. Пишет, что уже все купил. Она чуть качнула в воздухе телефоном, будто подтверждая свои слова, и Эйд снова смущенно отвернулся. Если бы он знал вчера, то попытался бы напроситься с Эриком. Но, увы, возможности такой ему никто не предоставил, и оставалось смириться и попытаться привыкнуть к взглядам и присутствию незнакомцев, не цепляясь за руку любовника. - Могу я что-нибудь сделать, госпожа? - спросил он заметно неуверенно и предсказуемо вызвал донельзя недоуменный взгляд. - Посуду что ли помыть? За всю свою жизнь Эйд ни разу не пробовал мыть посуду на кухне, но не думал, что это будет сильно сложнее, чем обработать инструмент в лаборатории, а с этим он как-то справлялся. Фрейя улыбнулась насмешливо, но отрицательно качнула головой. - Да что тут уже посуды? - пояснила она свой отказ. - Вот будущие курсанты справятся. Заодно картошки начистят к обеду. Да? Возразить такому тону не удалось бы, наверное, и наглому Эрику, что уж говорить о детях. Те только повздыхали, но смирились, оставив Эйда неприкаянно возвращаться в не свою комнату, лишившись всякого дела. Он побродил из угла в угол, зачем-то пооткрывал шкаф и ящики комода, заглянул, но трогать ничего не осмелился, хоть и хотелось куда-нибудь сложить привезённые с собой вещи. Но вдруг Эрика рассердит такая самостоятельность? Он обещал, конечно, освободить ему место, но, может быть, собирался лично все проконтролировать. Ещё какое-то время Эйд размышлял, когда вообще научился так дрожать и ждать разрешения по любому поводу. И что с того, что дом был чужой. Он ведь был все ещё он! Тот самый бесшабашно-смелый и блестящий юноша, что когда-то так бесстрашно, даже не думая об этом, подошёл к понравившемуся ему мужчине, не предполагая отказа. Да кто вообще мог бы ему отказать? Уж точно не какой-то деревенский мужлан. И сейчас этими страхами и неуверенностью, Эйд будто бы мстил сам себе, заставляя поскорее смириться со своим положением. А потом он услышал звук подъезжающей машины. Вскинулся до стыдного радостно, решив, что это вернулся Эрик. С ним можно было чувствовать себя намного спокойнее, и уж его-то точно можно было бы попросить дать ему какое-нибудь дело. Наверняка он смог бы что-то придумать! Эйд подхватился с места, едва ли не прыжком бросаясь к окну, и тут же разочарованно сник. Машина была незнакомой, и вышел из неё вовсе не Эрик. Зачем-то задержавшись у окна, он увидел, как выходит навстречу незнакомцу Рик - зять Фрейи, как водитель кивает ему и забирается в кузов машины, откидывает борт, чтобы удобнее было разгрузить привезенное. И тогда Эйд решил, что вот он - его шанс. Его же не прогонят, если он поможет разгрузить, что там привезли? Ему отчаянно хотелось перестать чувствовать себя бесполезной подстилкой. Ну и пусть, он живет в комнате Эрика. Ну и пусть, никто не сомневается в том, зачем он здесь. Но ведь может же он быть чем-то ещё? К примеру, грузчиком. Сколько сможет. Об этом он думал, сбегая по лестнице и на ходу натягивая куртку. Небольшой мешок с азалиями на пропечатанной на нем картинке ему вручили без вопросов и возражений. Просто сунули в руки, молча и деловито, и на секунду у Эйда отлегло от сердца. Все вышло проще, чем он думал. Но тут же снова пришлось напрячься, решая очередную внезапную проблему. Рик, получив свой мешок, от машины не отошёл, принял от водителя второй, а потом и третий, и только потом направился к входу в дом. Смущенный Эйд последовал его примеру, не решаясь показать, насколько ему тяжело. Да и вообще продемонстрировать слабость. Он так хотел соответствовать обстановке, так хотел казаться этим людям обычным, хоть немного сойти за своего, что продемонстрировать слабость казалось ему немыслимым. Кроме того, с новой горечью он понимал, что к нагрузке стоит поскорее привыкнуть, если хочет избежать нового унижения. Уж лучше умереть от натуги, чем позволить считать себя содержанкой. И с этой разумной, как ему казалось, мыслью, он карабкался по лестнице вверх, недоумевая, к чему заносить в дом явные садовые принадлежности. Разве для этого у хозяев нет сарая? Или хотя бы кладовки на первом этаже? Он даже спросил об этом у молчаливого Рика, осторожно и будто бы между делом, и тут же получил простое объяснение. Как выяснилось, тащили они грунт, специальный, для комнатных растений, так буйно разраставшихся в оранжерее. И, чтобы лишний раз не заставлять присматривающих за ней женщин поднимать тяжёлый мешок, лучше уж сразу сложить все как можно ближе, в специально выделенном под подобное углу. Эйд и вправду рассмотрел ряд полок, заставленный пустыми горшками и парой мешков, как две капли воды похожих на те, что он нёс сейчас. Загадка разъяснилась, но легче не стало. Он сбился со счета, сколько раз, груженый начавшей казаться непомерной тяжестью, он вот так карабкался вверх, и сколько раз уютная лестница показалась ему неприступной вершиной. Он готов был уже рухнуть от усталости, когда Рик панибратски хлопнул его по плечу и даже прочувствованно поблагодарил, завершая уже их нелегкие мытарства. Эйд вздохнул с облегчением, не веря своему счастью, и вдруг согретый этой благодарностью. Как будто ему удалось что-то важное, как будто его похвалили или даже вручили награду. И сам удивился силе своей радости. Как придурок, честное слово! И все равно, сделать хоть что-то было приятно. Даже несмотря на то, что руки отваливались прямо от плеч, ноги гудели, а спину ломило так, как не было никогда в жизни. Но он лишь скромно покивал, а потом смущенно ретировался в душ, чтобы легко умыться, а потом спрятаться в комнате Эрика. В этот раз бездействовать было чуть легче. И чуть грустнее одновременно. Мысли его метались от облегчения, что на что-то он все же годится, до горького презрения к самому себе. Нашёл, чему радоваться! Он! Отпрыск высокого рода! А ещё вдруг захотелось есть. Эрик вернулся к самому обеду. Уже знакомые близнецы явились, чтобы позвать гостя в просторную кухню, и он уже встал, удивленный внезапным энтузиазмом, с которым на приглашение откликнулся его желудок, и тут же услышал, как к дому подъезжает машина. Эйд с надеждой выглянул в окно, а потом поскорее бросился вниз. Умытый и сменивший футболку на чистую, он чувствовал себя совсем почти как раньше, в дни их таких упоительно-жарких свиданий. В тот первый момент, когда он видел Эрика после долгой разлуки и, в который раз, поражался его привлекательности, его бьющей в самое сердце простоватой мужественности, ощущению чего-то настоящего, монументального и стихийного. Он поспел к выходу первым и даже успел украсть короткие объятия у ошарашенного такой встречей Эрика. Тот стиснул его, не утруждая себя оглядыванием по сторонам, и бдительность пришлось проявить самому Эйду, вырваться и отскочить, едва заслышав легкие шаги близнецов, тем самым удивляя Эрика снова. И опять на объяснения у него не нашлось ни сил, ни времени. Он просто впитал в себя, будто бы проглотил этот крохотный кусочек тепла, уверенности, которую так легко дарил ему Эрик, а потом пошёл за ним, как привязанный, сперва мыть руки, а потом, наконец, обедать. И ему было почти совсем хорошо. Только очень уж стыдно. - А я тебе кофе купил, - со странной нежностью в голосе припомнил Эрик, уже усаженный за стол и накормленный, - только не знаю, хороший ли. Я уже до магазина добрался и тогда подумал, что надо было спросить у тебя, какой брать. Хотя, небось, в нашей дыре такого и нет. Ну ничего. Пока этот попьёшь, а потом что-нибудь придумаем. - Спасибо! - снова заливаясь краской, буркнул Эйд и поскорее вгрызся в отварную (Не жаренную! Счастье!) картофелину. Ему и в голову бы не пришло просить что-нибудь для себя, и такая забота больше тревожила и смущала, чем радовала. Показалось даже на миг, что Эрик пытается подчеркнуть его теперешнее положение, указать ему на его место, и он сжал челюсти, отгоняя эту идею. - Я выпью любой. Не такой уж я привередливый. - Ага! - фыркнул тот весело, казалось, вполне искренне, без обидной насмешки. - Как же! Я ещё помню, какими словами ты обзывал кофе того бедолаги, который сдавал тебе дом. - Но ведь, - не зная, куда девать взгляд, принялся оправдываться Эйд, хоть и понимал, что это не обвинение, а дружеская подначка, - я обговаривал, какой сорт следует заказать! Это была его обязанность. Я ни за что не посмел бы критиковать, если бы это было просто угощение. То есть это было бы просто неважно. - А что важно? - с явным любопытством вопросил Эрик, и даже жевать прекратил на пару секунд. - Внимание? - Эйд и сам растерялся, не зная, что на это ответить. Не говорить же правду, что критиковать угощение неприлично. А если приютившее его семейство подумает, что он недостаточно им благодарен? Или что он смеет хотеть чего-то лучше, чем ему предлагают? Тем более, что это была бы чистая правда. - А, - ещё веселее фыркнул Эрик так, что присутствующие за столом дамы посмотрели на него с заметной укоризной, - ну, это сколько угодно! Тебя даже если захочешь, без внимания не оставишь! Как хорошо, что ты решил со мной встретиться прежде, чем пускаться скитаться и голодать. Я бы подумал, что ты меня бросил, и был бы безутешен. Эйд прижмурился ошарашенно, порадовавшись, что рот у него как раз занят, и на обдумывание ответа есть ещё пара секунд. Конечно, он тоже был рад, что вернулся в тот домик, вот только думал он тогда больше о тепле и еде, чем о встрече. Впрочем, стоило признаться, своему такому решению он теперь был рад несказанно. Просто и представить не мог, что Эрика настолько взволнует его судьба, что он захочет принять в ней участие. - Я, - протянул он, не зная, как все ещё сформулировать, тем более, что они были не наедине, - ни за что не захотел бы тебя бросить. Ты... Ты очень... Очень... - Придурок, - совершенно внезапно и неверно подобрала за него эпитет Фрейя, а потом ещё и прибавила: - и бесчувственное бревно! И отстань уже от человека! Не видишь, он стесняется. - Вижу! - закивал Эрик радостно и дотянулся до плеча Эйда, чтобы коротко его сжать. - Красота же! - Тут не поспоришь, - признала его мать тем же тоном, вдруг совершенно парадоксально заставляя Эйда успокоиться. Ведь это всего лишь шутка? Так ведь? - Госпожа, - проговорил он вежливо и даже пусть слабо, но улыбнулся, - а теперь мне можно вымыть посуду? - Можно! - тут же хором ответили ему на это дети, чем мгновенно заработали по родительскому подзатыльнику, по одному на каждого с двух концов стола. И даже ойкнули синхронно, но ничуть не раскаиваясь. Расценив это так, что особенных возражений больше не будет, Эйд, не обращая внимания на все ещё ноющую спину, поднялся с места и принялся перетаскивать освободившуюся посуду к раковине, краем глаза замечая, как разбредаются по своим делам домочадцы. Казалось, больше на него никто не смотрел, и это казалось приятным. Только Эрик шуршал где-то поблизости, расставляя свои покупки по местам. Он был такой надежный и уютный, и видеть его боковым зрением тоже было в удовольствие. Впрочем, действовал тот не молча. Сперва отрыл на дне одного из пакетов свой кофе, и даже настойчиво показал, куда его убирает, заявив при этом, что в доме все равно его больше никто пить не будет. Потом ещё какое-то время объяснял, где и что прячется в кухне, и в каких случаях может сгодиться. А потом, когда посуда у Эйда закончилась, и он обернулся, опираясь спиной о разделочный стол, прочитал короткую, но емкую лекцию, о жизненных циклах их маленькой фермы. О том, что делать тут зимой особенно нечего, ни посадить ничего и ни выкопать все равно не удастся, и что только оранжерея требует хоть какого-то действия. Эйд кивал, признавая, что все кажется ему разумным и правильным, и просто слушал успокаивающий голос, стараясь совсем уж глупо не улыбаться. Он простоял бы так ещё долго, если бы не обещанные вчера "клиенты", явившиеся забрать в самых общих чертах, как выяснилось, обговоренный заказ. Эйд, неизвестно зачем потащившийся вместе с Эриком наверх, исподтишка наблюдал, как две очаровательные, выглядящие благопристойно по всем меркам высшего света дамы, очевидно, со скуки решившие принять участие в оформлении какого-нибудь загородного особняка, выбирают раскидистые монстеры, сочные пальмы, и прочую ботаническую мелочь в изящных горшочках, и тяжко, хоть и бесшумно вздыхал, слушая их беззаботный щебет. А ведь совсем недавно подобные глупости волновали и его! Он и сам не заметил, как умудрился встрять в их разговор. Помнил только, что совершенно точно его об этом не спрашивали, и после недоумевал, как отважился вот так запросто заглянуть к ним в планшет, бегло оценивая дизайн и планировку украшаемого ими здания, и с чего вдруг принялся давать им советы, совмещая усвоенные с детства эстетические каноны со слегка подзабытыми, но все-таки поддающимися припоминанию знаниями о потребностях обсуждаемых ими растений в тепле, свете и пространстве. Он увлёкся, разговорился все увереннее и активней, не обращая внимания на то, что говорит теперь только он и клиенты. Даже испугался потом, что чему-нибудь помешал в коммерческих планах хозяев, вот только останавливаться было уже поздно. Барышни явно приняли его за эксперта, да и одергивать его никто не спешил. Так что распоясался он, было похоже, окончательно, так и болтал, пока дамы не сели в машину. Даже тот факт, что тяжелые кадки и горшки ему снова пришлось помогать перетаскивать и устраивать в фургоне, его не слишком-то огорчил. Хуже его спине и плечам уже бы не стало, а ощущение причастности к чему-то, чувство, как будто бы он снова хоть где-то свой, пусть всего-то на дурацкой цветочной ферме, слишком уж подкупало. - Круто, - прокомментировала это событие Фрейя, когда машины скрылись за сугробами. - Они взяли больше, чем хотели. Теперь ты - мой любимый сын и надежда династии. - Спасибо, мама! - в один голос заявили её отпрыски, и Эйд опять смутился и устыдился. Хотя и догадывался, что они снова шутят. Остаток дня он так и таскался хвостом за Эриком, то внепланово попить чаю, к счастью, без огромной булки с корицей, ну, почти без булки, лишь с маленьким её кусочком, то в подвал, регулировать что-то загадочное в отопительном котле, а потом, наконец, обратно в комнату. Странно, но Эрик не возражал, хоть толку от Эйда больше никакого и не было. Он просто держался поблизости, старательно слушал все, что ему находили возможным сказать, и всего один раз подал отвертку, когда смог уяснить, которую именно. И снова это казалось уютным и домашним, хотя переживать что-то похожее дома ему не приходилось. Эйд вдруг совсем расслабился, почти оставил волнения сегодняшнего утра. Теперь ему казалось, что его место, на которое ему указали с такой бесцеремонностью, не такое уж и плохое. Всякое ведь бывает. И нечего тут устраивать истерику из самых житейских вещей. Даже нашёл в себе силы, чтобы робко отказаться от ужина. В этом смысле день прошёл так неплохо, а с кухни пахло так неоднозначно, и шкварчало так громко, что страх показаться неблагодарным хамом оказался слабее ужаса перед перспективой повторения вчерашнего кошмара. Эрик удивился, но спорить не стал, ушёл один в это жуткое место. А, когда вернулся, Эйд стоял у окна, с высоты второго этажа самым недостойным образом наблюдая за, вроде бы, семейной сценой. Слов он не слышал, а догадок было немало. - Что там? - спросил Эрик, подбираясь ближе и обнимая его за талию. Выглянул в окно тоже. - Ох ты же! Кажется, у нас все-таки будут пчёлы. Эйд удивился такому выводу. В окно ему было видно, как Рик, до этого заметно нервно куривший, вздрагивает под прикосновением вот так же, как и Эрик, подобравшейся сзади супруги. Она накинула на его плечи тёплую куртку, защищая от зимнего холода, и, не обращая внимания на напряжение, не глядя заставила продеть руки в рукава и застегнула молнию, и только потом принялась поглаживать Рика по плечам и груди. - Пчёлы? - спросил Эйд, поворачиваясь немного боком, чтобы не дать объятиям Эрика стать совсем уж обжигающими. - Ага, - подтвердил тот и выдохнул ему в шею, а потом потянул его от окна прямо к постели. Должно быть, успел соскучиться. Это и грело и заставляло стыдливо ёжиться. Его снова ни о чем не спрашивали. - Он уже пару месяцев как только и делает, что канючит. Пчёлы да пчёлы. Как его дети о щенках! Только детям сестра легко отказала, а мужу вот, кажется, не смогла. Как ластится! Если сейчас он выдержит и не простит, будет ему улей. - Пчёлы, - вдруг даже мечтательно повторил за ним Эйд, уже уложенный на постель и прижатый к ней едва ли не всем весом Эрика. И да, как бы ни было стыдно, это его заводило. - Мне нравятся пчёлы. У них удивительная организация. - Твою ж..! - возмутился Эрик ему в самое ухо и чувствительно прикусил мочку. - Ещё один! Ну ладно, хоть не щенок! - Ты не любишь собак? - удивился Эйд. С образом Эрика это никак не вязалось. В конце концов, подобрал же он самого Эйда! Значит, и других зверушек должен был любить. А потом вдруг не выдержал: - Эрик! Ещё рано. Твои племянники могут услышать. Или увидеть. И не только они. Пожалуйста, давай подождём! Он был уверен, что над ним сейчас посмеются, думал, Эрик скажет, что все и так в курсе, зачем он здесь, и лишнее подтверждение не помешает, но тот лишь хмыкнул, укусил его ещё раз и тут же соскользнул вбок, улёгся совсем близко, но уже просто так, не пытаясь ничего сделать. Полежал так с пару минут, пока Эйд замер, напряженный и недоумевающий, все пытающийся понять, рассердился ли Эрик, или и вправду готов дожидаться. А потом вдруг вскинулся, уселся на кровати и положил ладонь Эйду на спину. - Слушай, - сказал удивленно и даже встревоженно, - а чего ты такой напряженный? Случилось что? Эйд понятия не имел, о чем тот спрашивал. Сам себе он казался позорно послушным и слишком отзывчивым, и не чувствовал никакого напряжения. Руки Эрика сжали его плечи, разминая и несильно массируя, и только тогда до Эйда дошло. Ну конечно! Эрик просто заметил, что у него все болит! - Это ничего, - попытался он заверить обеспокоенного соседа по постели, заерзал, выворачиваясь из рук, но его не пустили. - Я просто слегка перестарался. Просто с непривычки. Все хорошо. Эрик хмыкнул и прижал его снова, а потом стянул с него футболку. Эйду подумалось даже, что лучше бы это был секс. Да и пусть бы услышали! Зато он не пережил бы всего, что пережил в следующие минуты. Эрик мял и сжимал его до тех пор, пока каждая мышца в его теле не превратилась в дряблое, ни на что не годное желе. И бормотал при этом такое, что и портовый нищий постеснялся бы произнести, матеря Эйда за неуместное трудовое рвение. И снова тот просто сдался, не смея перечить ему даже в мыслях, оставляя все сомнения до утра. Эрик укрыл его, размякшего и разнеженного, одеялом, выключил свет и улёгся тоже, устроился рядом, легко его обнимая. - А как же... - растерянно пролепетал Эйд, все ещё помня, что начиналось-то все вовсе не с массажа. - Нуу... Ты же хотел. - Спи, - беззлобно усмехнулся тот и поправил на его плече одеяло. - Отдохнёшь, с утра разомнемся минетом. - А... - глупо, просто чтобы что-то ответить, уточнил Эйд, чувствуя, что открыть глаза больше не в силах. - А кто... кому? Эрик лишь сонно и легко рассмеялся. - Вот выспимся, - заявил беззаботно, - там и решим.