Воскресший

      Словно вместе с какой-то вспышкой он пришел в себя. Это очень было похоже на сонный паралич, когда ты чувствуешь свое тело и слышишь все, что происходит рядом с тобой, но не можешь пошевелить даже пальцем. Вдруг его пронзила жуткая боль. Каждая мышца, да что там, каждая молекула его тела страдала. Ваас попытался согнуться от боли, но не смог. Единственное, что он понял, так это то, что по ощущениям он был в подвешенном вертикальном состоянии. Мозг как будто завибрировал от всплывающих моментов памяти и ощущений, в которых Броди зарезал его. Зарезал?.. Его? Он точно вспомнил, как готовился к их встречи целый день, вспомнил, что даже ел на завтрак и вспомнил, как стоял перед этим калифорнийским ублюдком и что… во время схватки. Получил ножом в живот. Он умер? На секунду он как будто выдохнул, расслабился. Как будто наконец-то избавился от какого-то груза или боли. На пару секунд он почувствовал себя в невесомости, в прострации. Ваас улыбнулся. Из экстаза самосознания его вывел какой-то механический шум. Звук был приглушенный, как будто он был под водой. Он наконец решил открыть глаза.

***

— Появился пульс. Объект стал самостоятельно дышать. — Отключаем АИК. — Отключено. — Пульс восстанавливается до нормы. Верхнее систолическое артериальное давление приближается к норме. Нижнее тоже. — Хорошо. Отключить парентеральное питание. — Отключено. — Подтверждаю. Огромное белое помещение было заставлено большими рабочими панелями, за которыми сидели много людей в белых халатах. Легкими касаниями они перемещали цифры голограмм на нужные места. Все их взоры были устремлены в одну точку: на огромный цилиндрический резервуар посередине зала. К нему шли много разных по форме и значению проводов, шлангов, соединителей и кабелей. Девушка, стоявшая в проеме меж панелями, отдавала приказы своим подчинённым, а сейчас они вообще вели одну из сложнейших, но такую для них привычную, операцию. Голый смуглый мужчина, окутанный разными шлангами и внутривенными капельницами, в прозрачном резервуаре начал подавать признаки жизни, а это значит, что конец операции близок. — Объект адаптируется. Пытается двигаться. — Хорошо. Начать выкачивание Амниотической жидкости Z. Огромные насосы начали с треской и хлюпом всасывать в себя желтоватую, немного вязкую, жидкость, медленно опустошая резервуар. Зал заполнился их механическим шумом. — Мэм! Объект открыл глаза! Сердцебиение участилось в 3 раз! — каждое слово парня, сидящего рядом с руководителем, становилось все громче. — Начать экстренную выкачку! , — девушка нажала на пару сенсорных кнопок своего пода, — Включить подачу кислорода!

***

      Он наконец решил открыть глаза. Они с трудом открываются. Увиденное вокруг вызвало настоящий шок у мужчины. Мало того, что вокруг так много людей, он голый и находится в холодной воде. Какая же она мутная, желтая. Это вода вообще? Как он может дышать? Он начинает резко дергать головой, но от части получаются только неловкие движения. Его мышцы отказывались слушаться его. Они как будто атрофировались. Он судорожно вдыхает куски кислорода через просунутые в его нос трубки, как будто они последние. Он пытает двигаться, но мышцы каждый и каждый раз отказываются это делать. Это как сон. Как самый отвратительный сон! Жидкость уходит куда-то в пол и теперь его поддерживают только эластичные ремни, прикрепленные к потолку конструкции. Он кое-как подносит руки к лицу и вытаскивает глубокие кислородные трубки, которые задевают носоглотку, провоцируя рвоту. Крышка его стеклянного мокрого гроба распахивается, он делает громкий вздох ртом во всю грудь и чуть ли не вываливается наружу, но его подхватывают два крепко сложенных парня в белых халатах. Следующие минуты с него снимали ремни, провода, трубки и пластыри, но он в полусознательном состоянии мало чего вообще может воспринимать вокруг себя. Его неподвижное тело усаживают в мягкое медицинское кресло. Его руки и ноги поднимают для осмотра, а в глаза светят ярким маленьким фонариком. Он отводит взгляд и пытается совладать хоть с чем-то еще из своего тела, но не может. Вокруг него столько шума и болтовни, но он ничего не разбирает. Кажется, он теряет сознание.