Разные

Манабу приехал через несколько дней, как и было условлено. Казуки ремонтировал его машину сам, отказавшись от помощи Юуто, который обычно тоже подключался к делу в таких ситуациях. Это заняло больше времени, нежели они работали бы на пару, однако Казуки ничуть не жалел — машину Маны он хотел починить лично. После того, как все было готово, он также вручную вымыл и отполировал её, проведя заодно и уборку в салоне. Хотя кроме пластикового стаканчика из-под кофе убирать там было нечего — Манабу явно не относился к категории людей, привыкших разводить в салоне помойку, неделями не выкидывая мусор и заваливая дисками с музыкой заднее сиденье. У него даже коврики были показательно чистыми. В строгом сером костюме, явно пошитом на заказ, до блеска начищенных туфлях, с кожаным портфелем в руках и аккуратно забранными в хвост волосами Манабу был настоящим воплощением элегантности. Казуки откровенно залюбовался им, прежде чем спохватился поздороваться, наконец, и провести его в помещение, где уже дожидалась, сверкая начищенными боками, отремонтированная машина. — Как новая… — Ошеломленно пробормотал Манабу, несколько раз обойдя автомобиль кругом, словно надеясь найти на нем не залатанные увечья. — Да у тебя талант… Сколько я должен? Драть с Манабу уйму денег Казуки не собирался с самого начала — кое-что просто сделал за свой счет, а часть работ в смете вообще не указал. Благодаря этому счет вышел вполне себе щадящим, или, как назвал его про себя Казуки, «симпатичным». — И это все? — Недоверчиво нахмурившись, спросил Манабу, надев очки и вглядываясь в полученную бумагу. — Подобные повреждения разве обходятся в такие суммы? — Ну, там все не так плохо было, выглядело просто ужасно, а на деле работы-то на час, — заюлил Казуки, ослепительно улыбаясь. — Я не верю тебе ни на йоту. А особенно — твоему глупому сейчас лицу, — категорично ответил Манабу. — Но раз уж так… получается, у меня остались деньги на хороший ресторан. Ничего не могу с собой поделать — обожаю высокую японскую кухню. И мне как раз не с кем туда сегодня пойти, — и он побарабанил пальцами по капоту машины, выжидательно уставившись на Казуки. Тот только несколько раз растерянно моргнул: — Очки, — невпопад пробормотал он, — офигительно тебе идут. И костюм этот тоже. Манабу страдальчески закатил глаза, не найдясь, что ответить на эту ересь.

***

Еда в ресторане была потрясающей, обслуживание на высшем уровне. Манабу сперва зачем-то долго рассматривал винную карту, а после все равно заказал ацукан. Казуки последовал его примеру, будучи полным профаном касательно выбора вин. Предпочтение он отдавал тому, что продается в любом супермаркете, а если вставал вопрос о необходимости приобретения бутылки к свиданию или праздничному обеду, просто брал то, что подороже. Вообще-то ему было ужасно неудобно из-за того, что Манабу платит за него, словно за женщину, к тому же еще и в таком дорогом заведении. Но отказаться от приглашения просто не мог. Манабу совершенно точно бы обиделся, нахмурился, непременно принял бы отказ на свой счет, и черт его знает как повел бы себя дальше. Да и сам Казуки, чего греха таить, готов был уцепиться за любую возможность просто побыть с Манабу рядом подольше. — Прекрати смущаться — ты и меня заставляешь чувствовать себя очень неловко, — вполголоса попросил Манабу, пододвигая к нему тарелку с сырым морским гребешком. — Решил, что я совсем идиот, и не пойму что ты мне стоимость ремонта скостил почти в два раза? Поход в ресторан — это моя благодарность тебе, так что пожалуйста, ешь. — Но мне правда неудобно. И в следующий раз я тебя приглашаю. Есть пиццу. Или пасту, — в тон ему ответил Казуки, чуть подавшись вперёд и склонившись над столом, будто бы опасаясь что иначе его не расслышат. — Только пожалуйста, не приглашай меня больше в такие места, — заговорил в нем растревоженный самец. Манабу на это лишь хмыкнул, возвращаясь к своей тарелке. Ел он тоже очень красиво. Наблюдая за тем, как Манабу ловко орудует палочками, как пьет маленькими глотками эксклюзивное горячее сакэ, как потирает узкими бледными ладонями затекшие от длительного сидения на полу ноги, Казуки вдруг понял, как сильно хочет его. Прямо сейчас, прямо здесь — завалить, раздеть, одну из разложенных на полу подушек под задницу, и взять. Жарко и страстно, в покорной беззащитной позе, закинув его ноги себе на плечи. Никого и никогда он еще так не желал — почти нестерпимо, до такой степени, что голова кругом. Манабу был старше на десять лет, ниже почти на голову, работал в абсолютно другой сфере, жил другой жизнью, ел другую еду и общался с совершенно иными людьми. Их пути, по идее, вообще не должны были пересечься, тем более таким образом, но… как же с ним было хорошо. Казуки казалось, будто они знакомы уже лет сто, а может быть и больше. Разница в возрасте, положении, образе жизни стиралась напрочь, в то время, когда они оказывались рядом. Так душевно и так спокойно. И так сильно хотелось прикасаться, брать за руку, гладить волосы, вдыхать запах… и любить. — Ты очень, просто очень громко думаешь, — произнес Манабу, не отрываясь от еды. — Прекрати. — Я… — Я знаю, — мягко оборвал Манабу, и поднял на него глаза. — Ты один живешь? — Спросил он вдруг, оставаясь все таким же серьезным. Казуки растерянно кивнул, чувствуя, как сердце в груди вновь зашлось в сумасшедшей пляске, и неловко задел рукой стакан с водой, едва не опрокинув его и не расплескав содержимое по столу. — Тогда поехали к тебе? — Совершенно будничным тоном продолжил Манабу, и Казуки снова только ошарашенно кивнул, решив, что после этого его уже вряд ли что-то сегодня сможет удивить. Манабу тут же поманил к себе рукой официанта, и, когда тот подошел, попросил счет. И что-нибудь из выпивки с собой. В такси, куда они сели, оставив Лексус на круглосуточной платной парковке, Манабу прильнул к нему тесно, беззащитно и как-то трогательно, словно девушка. Казуки обнял его рукой за плечи и собственнически прижал к себе, касаясь губами волос. Пока они ехали, Казуки смотрел вниз — на лицо Манабу на уровне своей груди, видел, как роняют на бледные щеки тени опускающиеся и поднимающиеся ресницы. Иногда они замирали, и Казуки казалось, что Манабу дремлет, но стоило ему об этом подумать, как они снова начинали трепетать. Что за мысли в его голове? Почему он попросился к нему, так внезапно? Несвободный, почти женатый мужчина. Перед уходом из ресторана Манабу не сделал ни звонка, не отправил ни сообщения своей невесте. Казуки был уверен абсолютно точно — Мана не брал в руки телефон, даже не доставал. Тот оставался в сумке, которая, пока они ужинали, стояла за спиной Казуки, вместе с остальными их вещами. Возможно ли, что Манабу заранее знал, чем кончится вечер? Казуки отчаянно гнал эти мысли, они сейчас не имели никакого значения. Сейчас вообще ничего не имело значения, кроме тесно жмущегося к нему Манабу на заднем сиденье такси, везущего их через ночной город. Не было ни жарких тисканий в кабине лифта, когда они наконец добрались до квартиры Казуки, ни зажиманий на лестничной клетке на радость не вовремя попавшимся на пути соседям — они просто молча поднялись на нужный этаж и Казуки галантно пропустил Манабу вперед, в свою крохотную прихожую. Тот сразу же разулся, и глянул на Казуки снизу вверх, исподлобья, так похотливо и требовательно, что Казуки едва не прожгло этим взглядом насквозь. Он сделал шаг к Манабу, пальцами приподняв его голову за подбородок, и чуть наклонившись, скользнул языком в сразу же раскрывшийся навстречу рот, второй рукой забираясь в штаны Манабу, грубовато и бесцеремонно тиская и сжимая его задницу. Тот лихорадочно шарил руками между их прижавшимися друг к другу телами в попытках помочь избавить себя же самого от одежды прямо тут, не добравшись до спальни. — Стой… давай иди сюда, — прервал поцелуй Казуки, а затем крепко схватил Манабу за запястье, утаскивая в комнату, пока они оба не превратились в комичное зрелище, запутавшись в сползших на щиколотки штанах. Толкнув его на кровать, Казуки уже там стянул с него брюки и носки, и Манабу остался в одних черных боксерах, от которых Казуки избавил его одним рывком. Приподнявшись на локтях и тяжело дыша, Манабу глянул на все еще одетого Казуки, а затем вдруг завел руку за голову и стянул резинку, удерживающую волосы в хвосте, давая им свободу. Совершенно обезоруживающий жест. Казуки так и пялился бы, как загипнотизированный идиот, если бы его с силой не потянули на себя, и он едва успел упереться руками в кровать, чтобы не навалиться на Манабу всем своим весом. Тот с нажимом провел ладонями от талии Казуки, по его бедрам, спуская с него уже расстегнутые джинсы. Затем подцепил пальцами белье и стащил его тоже, так, что Казуки оставалось только стряхнуть все это на пол. Ни с чем не сравнимое чувство — прильнуть обнажившейся кожей к горячему телу под собой. Манабу вдруг подался вверх и прихватил ртом его нижнюю губу, пересчитывая языком шарики пирсинга, чуть потягивая их зубами и снова облизывая, и крышу у Казуки сорвало окончательно — дальнейшее помнилось как в пьяном бреду. Вряд ли он был у Манабу первым — Казуки понял это, когда начал дрожащими руками подготавливать его, бережно и аккуратно, а Манабу уверенно подавался ему навстречу, не морщась, не зажимаясь, и совсем скоро уже начиная получать явное удовольствие от движения пальцев глубоко внутри себя. Казуки неоднократно был с мужчинами, постоянный партнёр так и не нашёлся, но опыт был внушительный - однако ощущения от близости с Манабу были совершенно иными, не шедшими ни в какое сравнение с испытанными ранее. Все впечатления об их первом разе — слишком быстро, остро, и отчаянно. Он толкался языком в рот Манабу, собой — в его тело, не озаботившись даже презервативами, глотал его стоны, замирал, когда Манабу вновь прикасался языком к его пирсингу. После долгожданного проникновения ему хватило совсем немного, буквально несколько минут, а может и того меньше. Казуки ощущал себя озабоченным подростком, рвано двигаясь внутри Манабу, сжимая пальцами его бёдра и целуя в губы и подбородок. И выплеснувшись в горячую глубину, почти лишенный чувств, он не ощутил даже как кончил Манабу — только понял это по остывающей между их телами влаге. Когда в голове немного прояснилось, он вдруг испугался — сейчас Манабу встанет и уйдет, выплюнув ему в лицо что-нибудь об эгоистичных похотливых скотах. Но вместо этого на затылок Казуки вдруг опустилась тёплая, чуть подрагивающая ладонь, а длинные пальцы ласково, успокаивающе, и почти невесомо пробежались по волосам. — Я все наверстаю, — виновато пробубнил Казуки куда-то в обнаженное плечо Манабу. — Вперед. И Казуки сперва помедлил, прежде чем развернуть его к себе спиной, поставив в коленно-локтевую. Манабу сразу же подчинился, прогибаясь, демонстрируя свой красивый изгиб поясницы и подаваясь назад под прикосновения рук, сменившихся вскоре короткими влажными поцелуями. — Моя сперма внутри тебя… — задумчиво проговорил Казуки, слегка раздвинув его ягодицы пальцами и откровенно любуясь открывшейся перед ним картиной. Манабу только тихо застонал сквозь зубы, запрокину голову назад. Казуки наклонился, проходясь цепочкой коротких поцелуев от ложбинки по позвоночнику до самой шеи, осторожно убрал на одну сторону волосы, прикусил кожу, шумно дыша обвел языком ушную раковину, потянул зубами мочку, и, направив внутрь Манабу свой член, толкнулся несильно, скользнув губами по виску, к краешку чужих губ. Тот крепко вцепился руками в спинку кровати, похотливо выставляя зад и одним движением насаживая себя на член Казуки. — Черт возьми, какой же ты, — шепнул Казуки, одной рукой опираясь на постель, а второй касаясь твердого, сочащегося смазкой члена партнера. Идеальный по форме, с выступающими венками, он отзывался на каждое движение, подрагивал, когда Казуки размазывал по крупной головке вновь и вновь выступающие на ней прозрачные капельки. Он двигался размеренно и глубоко, замирая время от времени, оттягивая момент разрядки. Манабу под ним тихо постанывал, уткнувшись лицом в собственный локоть. Полулежа на постели, подставлялся и открывался ему, и только от этой мысли хотелось с силой дернуть его на себя, безжалостно и грубо, чтобы наконец-то излиться в это до отчаяния желанное тело. Вместо этого он сильнее надавил на поясницу Маны ладонью, чуть увеличив темп. Тот почти сразу же кончил, пачкая руку Казуки и так тесно сжимаясь вокруг его члена, что у него в глазах потемнело. И только когда Манабу перестал дрожать, захлебываясь собственными стонами, Казуки обхватил его ягодицы обеими руками и сделал несколько плавных, ритмичных движений, позволяя, наконец, и себе кончить. Манабу не шевелился, лишь перевернулся на спину и прикрыл глаза тыльной стороной запястья, пока Казуки обтирал его горячим влажным полотенцем. В голове роились вопросы — хочет ли Манабу пить? Или выпить? Дать ему чистую футболку? Предложить сигарету? Предложить полотенце и душ? Он так и продолжал лежать на спине, не шевелясь, и Казуки не решился приставать и тревожить его. Лишь вытянул из-под него одеяло и накрыл, а сам отправился на кухню курить. Выпуская в приоткрытое окно дым, он надеялся, что Манабу вот-вот появится на пороге кухни и составит ему компанию, ведь сигареты и Манабу — это понятия неразделимые. Да и что может быть прекраснее чем покурить после хорошего секса? Если для Манабу он таковым, конечно, был. Казуки вдруг разволновался и вернулся в спальню, где обнаружил что гость его видит уже десятый сон, скромненько отодвинувшись к самой стенке и оставив Казуки достаточно места с краю. Он еще несколько секунд смотрел на Манабу, прежде чем погасить ночник и улечься рядом. Казуки разбудил писк будильника на чужом телефоне. Ночью было так хорошо, что он, даже уже вырубившись, сквозь сон хотел снова засадить Манабу, тихо спящему под боком, такому теплому и желанному. Тот завозился рядом, очнувшись ото сна и почти сразу же выбрался из-под одеяла. — Мне пора. Опоздаю на совещание, — Манабу попытался вывернуться из перехвативших его за талию рук. — Мы быстро… Ты ведь сможешь быстро? У меня утром всегда быстрее получается, — похабно зашептал Казуки, поглаживая низ его живота рукой и прижался ртом К беззащитному горлу, слегка засасывая нежную кожу. К тому моменту уже до предела заведенный Манабу просто сдался, обнимая руками за шею, и позволяя увлечь себя обратно в нагретую их телами постель. — Вот теперь, я точно опоздаю из-за тебя, — в голосе Манабу не было ни ноты упрека, лишь констатация факта, и Казуки ткнулся носом ему в шею, а потом с явным сожалением выпустил из объятий. На кофе и завтрак времени не осталось совсем, только на быстрый душ, чтобы не появляться в офисе в совсем уж непотребном виде. Капли воды все еще блестели на спине и плечах Манабу, когда он бродил по комнате, собирая раскиданную одежду, совершенно не стесняясь своей наготы — красивый и худой. Впалый живот, маленькие ягодицы, стройные ноги с небольшим раздражением от бритвы на слишком нежной коже, тонкие щиколотки и запястья — Казуки рассматривал его в утреннем свете, ловя себя на том, что ему нравилось в Манабу абсолютно все. Чуть позже, уже полностью одетый и собранный, Манабу молча провел по лицу Казуки подушечками пальцев. С улыбкой уклонился от поцелуя в губы, а затем ушел, почти бесшумно прикрыв входную дверь и оставив на обеденном столе в кухне рабочую визитку, а на подушке в спальне Казуки — тонкий, едва уловимый аромат своих волос.