Зёрна и плевелы

— Что случилось? — Хоро принюхалась, зачерпнула пригоршню странного вида зёрен — скукожившихся, будто обуглившихся — и отшвырнула их прочь, слишком неприятен был их запах и вид. — Что случилось? — повторила она, чувствуя, как встала дыбом каждая шерстинка на её ушах, надёжно скрытых под капюшоном. — Оно ведь не должно… так выглядеть? — Никакое зерно не может быть таким, пусть даже самое особенное, пусть даже прорастающее сквозь корку льда. — Разумеется, нет. Хоро легко могла ощутить испуг Лоуренса. Но это был не испуг уличённого обманщика, это был страх несправедливо обманутого. Объятый каким-то лихорадочным приступом, Лоуренс продолжал выворачивать мешки один за другим, как будто не верил своим глазам. Но Хоро знала, что могла доверять своим глазам и своему нюху, а они в один голос твердили, что произошло нечто ужасное, но произошло тем не менее. — Это какая-то ошибка, — пробормотал Лоуренс, и через миг один из тех, кто встречал его с надеждой, схватил его за воротник и прижал к краю повозки. — Мне тоже кажется, что это какая-то ошибка, — мрачно сказал он. Лоуренс замер, даже не пытаясь защитить себя. Может быть, этому дурню казалось, что он заслужил такое приветствие. Но Хоро — Хоро так не считала. — Немедленно отпусти его, — сказала она пока ещё не так угрожающе, как умела. Лоуренс бросил на неё строгий взгляд. Болван! Это не Хоро сейчас следовало держать себя в руках. — Уверяю вас, это точно ошибка. Вернее… досадная случайность. Мы бы никогда… он никогда бы не обманул вас, не предал ваше доверие. Особенно учитывая ваше… тяжелое положение. Он… мы… честные торговцы. Напряжённый взгляд Лоуренса самую чуточку смягчился: не то ему были приятны слова Хоро, не то он был доволен её вежливостью. Медленно, очень медленно, почти неохотно чужая рука отпустила горло Лоуренса, которое уже начала было неотвратимо сжимать. Эта рука была очень сильной, но худой и жилистой — рука рабочего, столкнувшегося с голодом. Все четверо, вышедшие их встречать, казались изморёнными, и Хоро в полной мере испытывала сострадание и сочувствие, но судьба Лоуренса волновала её чуточку больше. Нет, несоизмеримо больше. Сам же Лоуренс, похоже, вовсе не беспокоился о своём будущем. Даже хуже — он выглядел так, словно готов был понести любое наказание. Лоуренс, хоть и был отзывчивым парнем, прежде всегда пёкся о своей шкуре. Что-то изменилось в этот раз. Но никакого наказания не будет, даже если весь город сбежится, движимый жаждой мести. Хорошо, что Хоро не потеряла самообладания. Хорошо, что она пока ещё не успела покинуть Лоуренса и скрыться в родных лесах. Что случилось бы, не будь её рядом? Что ещё продолжит случаться? — Предположим, — начал встречающий, — я поверю в то, что вы не пытались нас обмануть, что вы не настолько жестоки, чтобы привезти в умирающий город кучу гнилья. Но это не изменит того, что куча гнилья все еще у нас перед носом, ведь так? Хоро не нравилось, когда кто-то называл зерно кучей гнилья. Пусть даже это всё, что от него осталось. Кажется, отчасти Лоуренс был прав, дразня Хоро и называя её богиней урожая. Она слишком много времени провела на полях, прячась в стогах. А одно-единственное зёрнышко помогает ей превратиться в огромную волчицу. Что это, если не способность богини? Интересно, позволит ли ей обратиться одно из испорченных зёрен? Конечно, Лоуренс запретит ей подобную выходку. Это совсем не то же самое, что нападать на загнавших в угол преследователей. И ещё… она до сих пор помнила, как Лоуренс наблюдал за её метаморфозой. Помнила выражение его лица. — Вы правы, — неожиданно согласился Лоуренс. Мучительная борьба читалась в каждом его слове. С тяжёлым сердцем Хоро вдруг осознала, что Лоуренс пока не знал, как именно мог выкрутиться. Не знал, как исправить то удивительно гадкое положение, в которое им угораздило попасть. Но ведь Лоуренс всегда находил выход! — Боюсь, слишком долгая дорога не позволила нам сохранить товар в целости, — продолжил он так же осторожно, как будто нащупывал дорогу в заведомо смертоносной трясине. — Много дней пути и сырость… — В наших краях не бывает сыро, — отрезал их неприступный собеседник. — У нас птицы замерзают в полёте. Зерно боится холода, но ваше… вы обещали, что ваше может пережить его в сохранности. — Значит, ошиблись те, кто говорил о его особенных свойствах, — снова предположил Лоуренс. — Или же условия здесь слишком тяжелы даже для такого удивительного растения. У меня нет иного предположения… как нет здесь ничьей вины. — Как странно, — гулкий голос главаря — так мысленно назвала его Хоро — не оставлял надежды на счастливый исход. — Во всём этом нет ничьей вины, но кого же винить в том, что мы все обречены на голодную смерть, а город — на исчезновение с лица земли? У нас нет даже скота, нет лошадей, на которых можно добраться до других городов, а многие из нас так слабы, что не переживут пешей дороги по сугробам. И всё потому, что ваше обещанное чудо ещё на пороге рассыпалось в прах. Так кого же нам винить? Самих себя — за то, что прогадали с единственной ставкой? Может быть, небеса, богов, землю, на которой вынуждены жить? На этот раз Лоуренса схватили двое. — Не трогайте его! — немедленно разъярилась Хоро. — Он — последний, кого следует обвинять! — Кто-то схватил и её тоже, но она не слишком беспокоилась об этом. Она сможет постоять за себя, если понадобится. Она сможет постоять за них двоих, но Лоуренс ведь тоже мог — и должен был! — дать отпор. Но он почему-то до сих пор не пытался вырваться. Он имел полное право сопротивляться. Нет ничего плохого в том, чтобы доброта имела свои границы. По крайней мере, доброта богини-Хоро точно не была всеобъемлющей. Может быть, именно поэтому она и не была настоящей богиней. — Нам очень жаль, — ещё раз попробовала она. — Нам правда… очень-очень жаль. Мы желаем вам только самого лучшего. Но есть вещи, которые невозможно исправить. — Тут вы чертовски правы, сударыня. Хоро оценила, как крепко сжали ей руку повыше локтя. Так незаметно и медленно — и вот уже не вырваться. Шахтёры привыкли работать на износ, и пусть их мышцы больше не были стальными, они не исчезли бесследно. Похоже, их с Лоуренсом дела шли неважно. Из-за чего она так печалилась на пути сюда? Ах да, из-за того, что им настала пора прощаться. Что ж, теперь им не дадут попрощаться так просто и заставят провести ещё немного времени вместе. Может быть, стоит поблагодарить этих суровых людей? Один из них ткнул Лоуренса в спину, да так, что тот сдавленно охнул, и вся фальшивая благодарность Хоро пропала бесследно, утонула в красных пятнах, застивших волчьи — всё же волчьи — глаза. Лоуренс не обрадуется, если узнает, как сильно она печётся о нём. Он слишком любит опекать сам. Если есть хоть одна зацепка, способная им помочь… — Но ведь ещё недавно все зёрна были в порядке, — сказала она вслух. — Я заглядывала в один из мешков. Разве они могли испортиться так быстро? Она должна была помочь им выйти сухими из воды. Но, кажется, водная гладь только что сомкнулась над их головами. Этого не могло произойти. Хоро всегда только помогала Лоуренсу совершать сделки, а некоторые соглашения и вовсе были достигнуты только благодаря ей. Но сейчас… наверное, ей не стоило вмешиваться. — И впрямь — как оно могло так быстро испортиться? — голос допрашивающего стал пугающе вкрадчивым. Доведённые до отчаяния редко остаются приятными в общении людьми — с этим ничего не поделаешь. Хоро знала — она видела отчаявшихся прежде. — Что, если оно вовсе не испортилось? Что, если ваш первоначальный груз до сих пор покоится в целости и сохранности… в чужих руках? У тех, кто сумел найти деньги, чтобы рассчитаться с вами? Кровь отхлынула от лица Лоуренса, и Хоро очень захотелось вцепиться в чужую глотку. Жаль, на этих костях почти не осталось мяса — так и подавиться недолго. — Вы подозреваете, что я перепродал эти зёрна кому-то другому, и подменил содержимое подножной грязью? — очень спокойно уточнил Лоуренс, но Хоро это спокойствие не впечатлило. Оно было похоже на последний порыв самообладания перед казнью. — Вы, торговцы, всегда так поступаете, разве нет? — Нет, — Хоро и Лоуренс сказали это одновременно. — Та, — палец главного ткнул в грудь Лоуренса, — останешься под стражей. Ты, — палец указал в сторону Хоро, — похоже, не знала о его обмане. У тебя есть шанс найти выход. — Не было никакого обмана, — яростно огрызнулась Хоро, но никто не собирался слушать её оправдания. Были времена, когда фермеры молились, чтобы услышать хотя бы одно благосклонное слово от своей богини урожая. Казалось, будто это было очень, очень давно. Когда Лоуренса поволокли прочь, Хоро с лёгкостью вырвалась из чужих рук. — Я вытащу тебя, — запыхавшись, сказала она. — Ты же знаешь, что я смогу. Ни о чём не беспоко… — Я не хочу, чтобы хотя бы одна капля крови пролилась в этом городе, — сказал Лоуренс тихо, и ему не нужно было кричать, чтобы Хоро подчинилась. Она точно знала, что у неё не было собачьих кровей, а волки не любят подчиняться — особенно людям. Но Лоуренс и не приказывал — он просил, а это совсем другое дело. Дверь темницы захлопнулась за Лоуренсом. На земляном полу не было ничего — никакой миски с едой, потому что еды не хватало даже на жителей — что уж говорить о преступниках. Не было там и клочка соломы — должно быть, её давно уже сварили и употребили на какой-нибудь суп. Хоро осталась одна.