Зёрна и плевелы

— Спасай своего друга, если он тебе так дорог. Нужно было всего лишь привезти зерна. Но что, если оно снова испортится по пути? И потом — Хоро никогда не привезёт достаточно, чтобы накормить этот город, пусть даже опустевший. Может быть, стоило отправиться в гильдию, отыскать того, кому небезразличен Лоуренс — как человек и как хороший торговец — и попросить подмогу? Но Лоуренс умрёт с голоду, пока она совершит путь туда и обратно. Слишком много дней. Слишком далеко. Она подошла к повозке. Истерзанные мешки так и лежали на дне, обнажая своё уродливое содержимое, но внимательный взгляд Хоро сразу же не заметил главного — их котомки с едой, бережно припрятанной среди одеял. Кто-то успел забрать её. Ничего другого нельзя было и ожидать. Хоро не жалко было поделиться куском хлеба, но теперь у неё не получится добраться до других городов. Где же теперь её любимые медовые яблоки? Волчицы могут прокормить сами себя. Она родилась на севере и знает, как не умереть тут с голоду. Однако Хоро сейчас не была волчицей, вернее, не совсем волчицей; ей требовались зерно или кровь, чтобы обрести звериную форму. Но первого здесь больше не осталось, а второго ей никак не раздобыть, потому что Лоуренс… Лоуренс взял с неё обещание… вернее, она сама пообещала ему… вернее, это случилось как-то само собой… − Девушка едва ли доберётся обратно живой, − посетовал кто-то, но чужие сетования — единственное, что она могла получить теперь. Следует довольствоваться малым. Жаль, что для превращения нельзя брать собственную кровь. В противном случае Хоро уже перекусила бы собственное горло. Впрочем… кажется, у неё есть выход. Лошадь, в их повозку была впряжена лошадь. …Или уже не была. Пустые поводья сиротливо лежали на земле. Какой-то ловкач успел увести их коня — да так умело, что даже Хоро не заметила неладного. Скорее всего, от него уже остался один скелет. Так много бесплатного мяса давно не доставалось этому городу — едва ли его даже стали жарить. Лоуренс что-то говорил о поставках еды, купленных на последние средства. Успели ли их доставить? Судя по всему, ещё нет. Они с Лоуренсом оказались первыми визитёрами — на свою голову. …Хорошо, что голод не настолько озлобил жителей, чтобы заставить их есть человечину, иначе Лоуренсу могло не поздоровиться гораздо сильнее. Однако что-то подсказывало ей, что во всём городе не осталось ни одного живого существа, кроме человеческого — все крысы, мыши, не говоря уже о более крупных животных, давно были изловлены и съедены. Можно было убежать в близлежащие поля в поисках добычи — и не даже, а живой крови. Но Хоро была хорошей охотницей лишь в своём волчьем обличье. Это был очень неприятный замкнутый круг. Что же делать, что ей нужно было сделать, что?.. Нужно было вызволить Лоуренса посреди ночи, укусить его за палец, выпить каплю крови и бежать прочь. Хоро обернулась — дверь темницы охраняло двое. Откуда у изнемогающих от голода людей силы, чтобы сторожить себе подобных? Откуда у них взялись силы угрожать, драться и ставить условия? На всякий случай Хоро обошла опустевший город. На улицах не было ни души. Темнело и холодало. Сейчас Хоро не помешал бы плащ Лоуренса — пусть тот сарай, в который его посадили, промёрз насквозь, но в нём хотя бы были стены, пол и потолок. Раньше Хоро не раз засыпала на снегу, и ей не было холодно, как волкам не бывает холодно даже самой суровой зимой. Но с тех пор многое изменилось. С тех пор она носит одежду и капюшон, закрывающий уши, с тех пор она любит вино и яблоки, а ещё любит расчёсывать хвост — человеческие слабости. — Зайди-ка ненадолго, — кто-то позвал её. Женщина с мозолистыми ладонями приоткрыла дверь соседнего дома. Хоро подошла ближе, и что-то коснулось её ладоней. Дымящая кружка, а внутри — вода. Горячая вода. — Ты можешь переночевать здесь. На улице ты замёрзнешь насмерть задолго до утра. Внутри было намного теплее. Впервые за долгое время Хоро ощутила робость. Пока они с Лоуренсом добирались сюда, она представляла, как им окажут небогатый, но сердечный приём. Но сейчас ей, несправедливо осуждённой, но всё же предательнице, не должны были предлагать кров. — Я знаю, откуда вы приехали, — негромко сказала хозяйка. — Новости здесь разлетаются мгновенно. К сожалению, наш городской судья недавно скончался от истощения. Он никогда не отличался крепким здоровьем. Его предупреждали, просили покинуть это место… Но разве в других лучше? Разве в других угощают каждого встречного бродягу? Хоро пожала плечами. — Мы не сделали ничего плохого, — сказала она. — Я сказала, что наш судья отошёл в мир иной к большому сожалению — и не только потому, что любая смерть печальна. Просто он был справедливым человеком — до последнего дня. А теперь… вашему другу может угрожать опасность. — Его будут мучить?! — мгновенно вскинулась Хоро и быстро отставила кружку, чтобы не сорваться перед тем, кто впервые за это мучительно долгие день проявил к ней подобие доброты. — Не знаю. Но сейчас ты ничем ему не поможешь. Уже ночь… ты не сможешь уйти далеко. Правда, я не знаю, поможет ли тебе утро… Ночь — это ерунда. Волки всегда выходят на охоту по ночам. — Спасибо. — Не будешь раздеваться? У нас тепло. Чего нам всем хватает — так это тепла. Хоро было уже не просто тепло, а жарко, но нельзя было снять ни широкой шерстяной юбки, ни головной накидки, потому что звериные уши и хвост — не то, что стоит показывать гостеприимным хозяевам. — В наших шахтах есть ещё уголь. Он не очень хорошего качества… да и везти его далеко. Поэтому продавать его не удаётся, да и шахтёров больше нет — все слишком слабы, чтобы лезть под землю. Но у нас ещё есть запасы. Мы умрём от голода гораздо раньше, чем от холода. Хоро прикусила губу. Весь этот монолог не требовал высказанного сочувствия, да и трудно было найтись с ответом. Хоро ушла на рассвете, не попрощавшись. Они так и не представились друг другу. Ей вовсе не обязательно было покидать город, чтобы вызволить Лоуренса. Достаточно было выпросить встречу с ним и быстро впиться зубами в его руку при первом удобном случае. Лоуренс просил никому не причинять вреда, но он — это совсем другое дело. К тому же, она будет очень осторожна. — Я должна узнать у своего друга, как попасть в гильдию, — объяснила она сторожам. — Я попробую добраться туда и заставить их возместить вам ущерб… что-нибудь придумать. Но сначала мне нужно узнать… куда направиться. Двое мужчин переглянулись. — Не заходи внутрь, — сказал один из них. — Стой на пороге. — Он открыл дверь с такой осторожностью, как будто Лоуренс стоял за ней, готовый к отчаянному прыжку. Но тот сидел в дальнем углу своей камеры, нахохлившись и скрестив ноги. Кажется, он даже дремал, потом неловко пошевелился, вскинул голову, и Хоро увидела красное. Кровь на лице Лоуренса и кровавую пелену, заставшую ей глаза. Они будут его мучить? Не мучить, просто срывать злость, вымещать своё отчаяние. — Не подходи к нему. — Странным чутьём стражники почувствовали опасность их контакта. Хоро брыкалась, когда её оттащили назад — и, кажется, рычала. Лоуренс смотрел на неё печальным внимательным взглядом — и его взгляд был светлым, несмотря на то, что один глаз совсем заплыл. — Не надо, — прошептал он. — Не делай того, о чём мы оба пожалеем. — Что ты хотела узнать? Узнавай — и уходи, — сказали ей. Хоро прочистила горло. — Как добраться до знакомых из твоей гильдии? — почти буднично спросила она. Лоуренс качнул головой. Что ещё задумал этот упрямец? — Ты до них не доберёшься, — сказал он. — Не одна. Значило ли это, что он сомневался в ней? И почему он так упорно не хотел, чтобы он превращалась в волчицу, выносливую и сильную, способную спасти обоих — снова? Она ведь могла бы всё исправить, могла бы… — Что мне делать? — спросила она. Она не помнила, когда в последний раз так покорно и так всерьёз спрашивала у кого-то совета. Лоуренс попытался ответить, но вместо ответа закашлялся, и несколько капель крови — как они пригодились бы Хоро! — совались с его губ. Только сейчас она заметила, как странно он прижимал правую руку к груди и как странно — мелко и часто — дышал. Красное снова замерцало перед её глазами. Она бы с удовольствием откусила каждую руку, которая ударила Лоуренса, но обещание всё ещё продолжало связывать её. Хоро не стала калечить наяву. Только в тяжёлых снах делала это снова и снова — всю ночь; под кровом той, которая опять дала ей ночлег и которую Хоро пощадила в своём кошмаре. Наутро её разбудил гвалт. — Лучше не выходи сейчас. Хоро отступила, осторожно закрывая распахнутую было дверь. Тон приютившей её хозяйки вдруг стал особенно серьёзным. — Что там случилось? — Последнее зерно… — Женщина колебалась, но почему-то осталась неожиданно мягка. — У нас были очень скромные запасы. На самый чёрный день, как будто предыдущие были недостаточно черны. Тот, кто его хранил, с самого утра устроил переполох… Он говорит, что зерно испортилось, сгнило… Вот. — Она протянула несколько чёрных зёрен. — Он вынес всё на площадь в доказательство того, что не намолол тайком муки. За окном кто-то истошно выкрикнул «заразил, всё заразил, проклятый колдун!», и Хоро опрометью выскочила наружу. Лоуренс зачем-то вывели на улицу и потащили прочь; его проволокли совсем близко от Хоро, почти возле её ног, и она успел встретить его беглый взгляд — строгий и разочарованный, как будто Хоро в чём-то его подвела.