pow pow

Солнце светит Чонгуку прямо в глаза, и от этого не помогает даже опущенный автомобильный козырёк. Чонгук щурится, вглядываясь в прямую длинную дорогу, скользит взглядом по быстро проносящемуся мимо зелёному коридору и искренне не понимает, что он тут делает. Этот мальчишка на водительском сидении странный: он длиннющий, с лукавыми глазами и игривой улыбкой. Таким не получается доверять, даже если стараешься. Грунт мягко похрустывает под колёсами, потому что дорога не особо новая, скатанная, а Чонгук старается не смотреть в сторону водительского сидения. Он уже почти месяц «дома», и с тех пор, как они с Юнги каким-то странным образом поняли друг друга (на самом деле, то, что произошло между ними, гораздо глубже обычного понимания, это что-то слишком глубокое, замешанное на знании и сострадании, и со своим скудным эмоциональным фондом Чонгук просто не может этого объяснить), ему стало очень-очень интересно. Юнги рассказывает обо всём, о чём бы Чонгук ни спросил: оружие, приёмы, история. Иногда он понемногу рассказывает о своём прошлом, но пока что ничего конкретного не было, одни лишь крупицы: например, то, что они с Хосоком боевые товарищи, что знают друг друга как будто бы больше, чем целую жизнь, что едва не умерли вместе и всё такое прочее. В мыслях Юнги Хосока очень-очень много, но сам Чонгук его ещё ни разу не видел. На кого похож человек, способный настолько прочно войти в жизнь кого-то типа Юнги? Чонгуку интересно очень. - Хочешь кофе? Тэхён такой странный, он почти пугает. Вообще-то они все там довольно пугающие, и Чонгуку даже интересно, как он вписывается во всё это. Наверное, никак. Тэхён почти всегда улыбается, у него уже сломавшийся, мягкий и по-особенному бархатный голос, а ещё тёмные волосы с длинной чёлкой и родинка на носу. Чонгуку такие никогда не нравились – лукавые лисы – а жизнь слишком часто больно била его, чтобы пытаться доверять тем, кто доверия не вызывает. Чонгук видел, как Тэхён иногда заглядывал в кабинет к Джину, пока он там прятался, как что-то рассказывал ему и всё порывался остаться посидеть с ними, но Чонгук смотрел тяжело и как-то забито, и Джин просил его уйти. - Что ты делаешь? - Хочу подружиться, - просто отвечает Тэхён, отворачиваясь от дороги, улыбаясь и глядя прямо в глаза. У Чонгука сердце в пятки уходит, и он абсолютно точно уверен, это из-за того, что Тэхён отвернулся от чёртовой дороги (улыбка у Тэхёна ярче солнца, от такой точно ни один козырёк не помог бы, она выжигает в Чонгуке что-то очень важное – настолько солнечная). Чонгук ему не отвечает, даже когда Тэхён во второй раз спрашивает, припарковавшись на заправке. Тэхён покупает себе огромный карамельный латте со сливками, которых так много, что на стаканчик даже крышку невозможно надеть, а ещё он покупает длинную фиолетовую трубочку, плотную и блестящую, явно не одноразовую, и приносит Чонгуку ледяной шоколадный фраппучино с кокосовым сиропом. Чонгук берёт влажный стаканчик – пальцы сразу же начинает покалывать от холода – даже не задумываясь, а потом долго сидит с ним в руке, не шевелясь и слушая, как громко Тэхён потягивает свой латте через трубочку. - Сколько тебе вообще лет? - Семнадцать, - Тэхён снова отвлекается от дороги, поворачиваясь к Чонгуку и показывая ему победу двумя пальцами. - Ну ты и придурок. Тэхён улыбается. Его длинные пальцы всё ещё показывают Чонгуку «ви», а вторая ладонь сжимает плотный высокий стакан с кофе и придерживает руль одновременно. На дорогу Тэхён не смотрит. Охренеть, он походу вообще больной. - У тебя же даже прав нет. - Нет, - просто соглашается Тэхён, резко выруливая скосившую машину. Чонгук дёргается и сжимает стаканчик сильнее, пластиковая прозрачная крышка звонко цокает и раскалывается. Фраппучино почти совсем растаял, остались только небольшие ледяные крошки, смешанные с шоколадными – Чонгук сдаётся. Он только обхватывает трубочку губами, как Тэхён тычет ему в лицо своим стаканом. - Что? - Попробуй. - Я… - боже, это вдруг так сильно смущает. Чонгук чувствует, как его щёки становятся горячее, а Тэхён подбирается всё ближе, такой, казалось бы, навязчивый, но делающий это как-то по-особенному. – Я не хочу. С Тэхёном так сложно. Чонгук чувствует, как каждое чувство, каждая эмоция внутри него натягивается, он чувствует напряжение во всём теле. Что Тэхёну вообще от него надо? Утром он просто схватил Чонгука за руку и потащил на парковку. Может быть, стоило тогда вырваться из его захвата, может быть, стоило остановить его, как только Чонгук понял, что они уезжают из Сеула. Почему он этого не сделал? Ему же с самого начала не хотелось общаться с Тэхёном (на самом деле, ему ни с кем общаться не хотелось, просто так получилось, что каждый человек, оказывающийся в стенах «дома», был классным). - Тогда дай хёну попробовать свой, - он низко смеётся, легко и не напрягаясь, и звук этот получается таким светлым, таким приятным, Чонгук почти улыбается в ответ. Отпивая его фраппучино, Тэхён подмигивает – и после этого Чонгук снова старается не смотреть в его сторону. Такой странный, такой хитрый, ему точно-точно нельзя доверять. Кофе, кстати, очень вкусный. Чонгук вертит в руках стакан, отпивая через трубочку маленькими глотками, растягивая удовольствие. Он никогда такого не пробовал, эта штука, наверное, стоит целую кучу денег. Чонгук не уверен, что за неделю наедает стоимость этого кофе. Маленькие крошки льда остаются у него на зубах, холодят всё во рту и тают, шоколад остаётся тоже – Чонгук слизывает его с эмали языком, мажет по твёрдым подмёрзшим крошкам зубами и проглатывает. Он засыпает, даже не замечая этого, и просыпается только тогда, когда машина притормаживает. Снаружи густые и тёмные сумерки, которые ещё немного – и превратятся в ночь. Чонгук сразу же хочет спросить, где они и какого чёрта происходит, но понимание приходит раньше. Сука. Тэхён привёз его домой. Туда, к настоящему, тёмному и страшному. Чонгук видит, как в окнах привычно не горит свет, видит разворошённый мусорный контейнер под забором и чуть приоткрытые небольшие ворота. Наверное, матери нет дома. Чонгук почти переживает истерику внутри себя, когда в бедро ему упирается холодный твёрдый металл. Он испуганно опускает глаза – Тэхён тычет дулом пистолета и смотрит, совсем не улыбаясь. В Тэхёне плещется что-то тёмное и опасное, чего обычно даже и не видно, но Чонгук всё это время подсознательно чего-то такого ожидал. От пугающей неясности и растерянности у Чонгука на глаза наворачиваются слёзы. Он совсем не знает, что Тэхён задумал, как он вообще мог позволить себе расслабиться рядом с ним, потерять бдительность. Какой же он непроходимый тупица. Кто вообще позволил Тэхёну его забрать? Разве оттуда, где они обычно сидят, так просто выбраться? Боже, а что если Джин просто решил от него избавиться? Что Тэхён, блин, собирается делать? - Ты чего завис? – говорит он. А потом тянет мягко: – Хеей, ты плачешь? Чонгук смотрит огромными глазами, совсем не моргая, их даже щипать начинает. Тэхён немного расплывается перед ним из-за слёз, но это ничего страшного. Чонгука трясёт, он чувствует накатывающую истерику, совсем детскую, когда хочется просто сидеть на месте, задрав голову, и рыдать во весь голос, не думая ни о чём – но вместо этого Чонгук начинает нашаривать рукой дверную ручку. Страх накатывает на него неожиданной и сильной волной, сшибая все мысли и оттесняя другие ощущения – а Тэхён вдруг берёт и обхватывает ладонями его лицо. - Не переживай. Не плачь. Я помогу тебе. Мы подружимся. Всё будет хорошо. Чонгук замирает, глядя на улыбающегося Тэхёна перед собой. Тот стирает большими пальцами слёзы с его щёк, на деле размазывая их ещё больше, и шепчет с таким надрывом, будто собирается разрыдаться следом. - Зачем? Тэхён ещё крепче сжимает его лицо и закусывает свою губу. - Зачем ты меня сюда привёз? - Я помогу тебе через это перешагнуть, - он отстраняется, переворачивает пистолет рукоятью к Чонгуку и ждёт. – Это всё, - кивает на дом у Чонгука за спиной, - делает тебе больно. Ты должен с этим разобраться. Кажется, в этот момент Чонгук понимает, к чему Тэхён клонит. Он предлагает ему убить свою семью? Так что ли? - Это какой-то обряд посвящения? Ты шутишь? Я должен убить, - Чонгук обрывается резко на этом слове, давится сухостью во рту, и только сейчас осознаёт, насколько же он взволнован, насколько слаб и потерян и насколько не понимает, что вообще происходит, - свою семью? - Ты должен с этим разобраться, - продолжает талдычить Тэхён, не сводя с него взгляда. Он к Чонгуку сейчас близко-близко, так что слышно его дыхание, всё ещё отдающее горячей кофейной карамелью, - тебе станет легче. Я буду рядом, не бойся. Всё будет хорошо. Он сам вкладывает Чонгуку в ладонь пистолет. Тэхён действительно остаётся рядом: идёт до скромных небольших ворот следом, потом идёт по тонкой, поросшей с краёв травой, тропинке и заходит в дом следом за Чонгуком. Внутри пахнет кисло и затхло, застоявшийся запах алкоголя и закусок вызывает лёгкую тошноту. Чонгук оборачивается к Тэхёну, смотрит на его лицо долгое-долгое мгновение – тот застывает тоже, смотрит точно также. У Тэхёна глаза большие и тёмные, и почему-то сейчас, в тёмной глубине мира, в котором вырос Чонгук, они кажутся ему такими красивыми. Мутный свет гостиной, скрывающийся под абажуром, слабо отражается в глазах Тэхёна, зажигает в них что-то, от чего Чонгук чувствует себя странно и непривычно. Он ощущает тягу, и это с ним впервые. Чонгук никогда ни к кому не тянулся, никогда никем не интересовался – но сейчас, когда лукавый таинственный прищур глаз Тэхёна начинает вдруг казаться ему таким простым и понятным, Чонгук ощущает дикий интерес. Тэхён не раздражающий – он интересный. Ему можно доверять, но он очень, очень опасен, вот что понимает Чонгук. Он шепчет: - Ты прав. Мне надо с этим разобраться, - нет-нет, он этого не скажет. Неа. Не сегодня. - «Спасибо, хён» - ты это хотел сказать? – Тэхён поправляет тонкую тёмную шапку дулом пистолета и тихо хохочет. – Я таким не заморачиваюсь, так что и ты не парься. Дальше Тэхён за ним не идёт, но Чонгук чувствует его взгляд между своих лопаток, как тёплую, поглаживающую ладонь. Чонгук находит отца на кухне: тот полулежит на столе, заставленном стеклянными бутылками из-под соджу раздражающего зелёного цвета. Это всё сломало его, Чонгука, жизнь. Он заглядывает в спальню, убеждаясь, что матери нет дома, смотрит на такой привычный беспорядок, и ему вдруг начинает казаться, что он никуда не уезжал, не сбегал, что не прошло месяца – будто бы Чонгук просто вышел в магазин за бинтами или за успокоительным. Он пинает стул, на котором сидит отец, сильно, пытаясь выплеснуть всё то, что накипело. Когда тот поднимает голову и начинает пьяно озираться по сторонам, Чонгук отходит на пару шагов назад. Боже, Тэхён был прав: ему так больно. Это просто невыносимо. Господи, пожалуйста, пусть всё это прекратится. Отец поворачивается на щелчок курка, который оглушающе падает в тишину между ними, – Чонгук разглядывает его опухшее, очень-очень красное в дурацком свете торшера лицо, и срывается вдруг. У него трясутся руки и очень хочется плакать – и Чонгук плачет. - Малой, ну и где ты был? Чонгук слышит тихий шорох ботинок Тэхёна из другой комнаты, всё ещё чувствует его взгляд, и вдруг понимает – дома. Всё это время он правда был дома, в неприметном здании из потёртого кирпича, с плоской крышей и плотной, тихо открывающейся дверью. С вязью коридоров и вечно раскиданными проводами, с продавленным диваном и тощим пугающим хёном за своими компьютерами – вот где дом. Большой светлый кабинет и красивый надёжный Джин – это всё его дом. Дурацкий Тэхён и ещё кто-то, кого Чонгук пока даже не знает – дом. А здесь ему просто надо закончить кое-какие дела. В голове от этих мыслей проясняется, и Чонгук слабо дёргает уголком губ, проходя мимо дверного проёма, в котором стоит Тэхён. Это так странно – упирать дуло оружия в лоб родному отцу. Чонгук даже и не думал, что когда-либо сделает такое, правда, даже не предполагал и не допускал и сотой доли процента такой возможности. - Просто день себя куда-нибудь. Уйди из наших жизней, ладно? Прошу. Оставь её в покое. И меня. Всех… Тэхён появляется из ниоткуда, как только у Чонгука срывается голос. Он дерзко наклоняется над отцом, закидывая руку на спинку стула, и ухмыляется. Это оно, мельком думает Чонгук. То самое, что казалось в Тэхёне таким опасным, но Чонгук почему-то совсем не пугается, он просто принимает это, как обычно принимают то, что твой друг по-дурацки шутит или постоянно опаздывает. Просто особенность, черта. Она совершенно не мешает и не отталкивает – она просто делает человека таким, какой он есть. - Хей, ты его слышал, да? Он ничего тебе не сделает, но, если завтра, или через неделю, или через десять лет я вдруг решу заехать сюда в гости и увижу тебя, - Тэхён взводит курок и… боже, щёлкает дулом по носу отца Чонгука, - будет бум. Один. Маленький и тихий. Никто не заметит. Когда они выходят из дома, Тэхён смеётся громко и ярко, гораздо ярче любого фонаря на этой тихой улице, гораздо ярче любого солнца – ярче чего угодно, что Чонгук в этой жизни видел. Осознание того, что перед ним открывается новый мир, настигает неожиданно – примерно в тот момент, когда Чонгук понимает, что Тэхён крепко держит его за руку.