pow pow

Когда Юнги приходит из мелкого магазинчика на углу, в котором ему время от времени делают скидку, потому что закупается он основательно, так чтобы не пришлось ещё какое-то время выходить на улицу, Намджун сидит со сложным лицом прямо в центральной комнате. Это странно, потому что обычно он не вылезает из своего кабинета до самого вечера, а сейчас время едва ли подкатывается к полудню, и Юнги сразу настораживается. Намджун не дёргается, когда он заходит внутрь, и даже не отрывает взгляда – значит, сидел и ждал. - Пришёл при- В коридоре что-то тяжело лупится о бетон – предположительно, дверь о стену – и Намджун прерывается на полуслове, оставив открытым свой невозможный огромный рот, став вмиг похожим на большую несуразную лягушку. Шелестящий звук шагов вырывается из коридора, и на секунду кажется, будто вместе с ним – ещё и ветерок, а потом оттуда вываливается взмыленный (что для него необычно) и взбешённый (к чему привыкли гораздо больше) Джин. Он кидает несколько листков факса прямо на маленький столик перед диваном, под который протянуты длиннющие намджуновы ноги, спрятанные в тёмную брючную ткань, и делает это с такой силой, что несколько из них валятся на эти самые ноги. - Намджун, какого чёрта? Он смотрит на Намджуна этим своим вам-стоит-поскорее-сдохнуть взглядом, зло нахмурив брови. - Приказ сверху, - Намджун переводит взгляд на Юнги, отвечая Джину и одновременно заканчивая то, что хотел сказать до его появления. - Ты ебанулся? - Все должны участвовать, иначе мы не сможем. - Ты же знаешь, что все, - он выдавливает это слово из себя с таким нажимом, что Намджун чувствует, как мнутся его барабанные перепонки, - не смогут, - и мечет взглядом в Юнги. - Ну и? Юнги не особо нуждается в объяснениях, он примерно догадывается, что случилось и что могло вызвать такую реакцию хёна, но Намджун, кажется, хотел посвятить его в детали, и против этого Юнги не имеет абсолютно ничего. Он очень даже за. - Пришло задание… - Вспомни прошлый раз. - Вспомни, - Намджун подбирает ноги и оборачивается к Джину, - чем это закончилось в прошлый раз. Мы чуть не обосрались. Я сказал, что нужны все, значит, ты сделаешь так, чтобы были все. – Он устало трёт переносицу, - что непонятного? - Ты же босс. Сокджин возвышается над ним нелепым громоздким манекеном, смотрит потерянно, весь такой домашний (на нём чёртовы тапочки в красно-зелёную клетку), и выглядит в общем и целом сбитым с толку. «Ты же босс», - говорит он. Если бы, блять, всё было настолько просто. Юнги в курсе, что они зависли на какой-то лестнице с отвратительно высокими ступеньками, обшарпанной и старой, с вонючими перилами, вымазанными следами затушенных сигарет. - Ваш босс. Но это не значит, что никому не подчиняюсь. Эта лестница пиздец какая длинная, и Юнги даже вообразить страшно, кто стоит на её вершине, кто на самом деле вершит человеческие судьбы. Они – даже не пешки, всего лишь инструменты в руках этих пешек. Юнги надеется, что они хотя бы вступили на эту лестницу, а не слепо ткнулись мордами в её основание. Никто из них не решает, на деле, кому жить, а кому умереть. Если честно, они и за себя-то не решают. - Намечается кое-какая заварушка, - Намджун снова смотрит на Юнги, и во взгляде его – одна только темнота. Намджун, кажется, переживает. – Охереть какая, на самом деле, поэтому вы все мне нужны. Ты нужен. Учитывая истерику Джина, Юнги предполагает, что в этот раз понадобятся явно не его компьютерные навыки и даже не навигационные. Но правда в том, что сейчас Юнги мало чем отличается от куска мяса, болтающегося на нитке туда-сюда, и всё, что он может, – это оказывать унылую поддержку из штаба, с которой справился любой бы не до конца отупевший человек. - Никто не анализирует лучше тебя, и ты нужен будешь не на дистанции. Юнги… хён, ты всё ещё хорош в рукопашном. Да, возможно, если вам нужна будет груша для битья. Юнги просрал свою жизнь, точнее, она выкинула его за борт своего чудного цветочно-розового парома, оставив бултыхаться в грязной ледяной воде. У Юнги парализовано не столько тело, сколько то, что должно быть внутри. Он хочет отказаться, забраться в своё огромное кресло с ногами и спрятаться. Сердце колотится и становится жарко, Юнги впивается пальцами в тонкую ручку пакета настолько, что целлофан начинает колоть кожу. Намджун будто бы нависает над ним, хотя сидит вот, смотрит снизу вверх, но Юнги чувствует такое давление, что дыхание перехватывает. Джин стоит рядом – и не помогает ну нихуя. Юнги смотрит на его открытую шею, на подбородок, чуть потемневший от дневной щетины, и понимает, что выше поднять взгляд не может. Джин так легко соглашается с Намджуном, стоит тому стать серьёзным. Намджун просто говорит «приказ», и Джин отвечает «ты же босс». Так легко. - Лучше всех, - говорит Намджун, и Юнги ведётся, как тупая девка. Он думает – а вдруг я действительно ещё на что-то годен? Вдруг я смогу хоть что-то? И втайне надеется – вдруг я смогу вернуть себя. Юнги потерялся в стрёмной смеси жалости и ненависти к самому себе. Это чувство просто отвратительно, в конце концов, как вообще возможно жалеть и ненавидеть что-то одновременно? Сочувствовать, сопереживать и думать «ах, бедняжка, кто же тебе поможет», а в следующую секунду – «ну почему ты там не сдох». Юнги думает, что на самом деле он сдох там, понизанный осколками и погребённый под тяжёлым жилистым телом Хосока, и жить ему не хочется чуть меньше, чем совсем, а потом вдруг появляется Намджун с серьёзным, ни капли не шутливым лицом, и говорит, что хён лучше всех в рукопашке, что хён ещё довольно неплох. Намджун выталкивает изо рта это своё «хён», и у Юнги сердце скребётся в груди, как загнанная в угол мышь. Он говорит так же тупо, как и чувствует себя: - Окей, - пожимает плечами и походит к столу, спихивая на него пакет. Его окей – больше «я хочу убежать отсюда», чем реальное согласие. Намджун ему доверяет, а Юнги ради Намджуна готов вроде как на всё. Намджун как хирург, только намного круче: он сшил и склеил разъёбанную эмоциональную анатомию Юнги, и пусть осталась куча шрамов, пусть Юнги теперь эмоциональный урод, без Намджуна всё равно было бы в разы хуже. Без Намджуна ничего бы не было вообще. Юнги не чувствует себя обязанным, нет, он просто… просто чувствует, что Намджуну даже объяснять ничего не надо, даже просить не надо, достаточно всего лишь сказать – и он сделает. Такой же тупой и преданный, как дворняга. Вау, Юнги тошно от себя (в подкорке его сознания такие люди всегда вызывали уважение, идеальные машины для исполнения приказов). Юнги сложный и простой одновременно: он не любит, когда им играют, и не любит играть кем-то. Приказы в этом смысле ментально прекрасные, их суть похожа на искусство – такая красивая и простая – просто делай, что говорят. Не думай и не чувствуй. Делай. Настолько сложно, что в сущности своей проще некуда. Вот как нравится Юнги. Юнги чувствует напряжение позади себя, и понимает, что они тоже всё понимают. Все, блять, всех понимают. Устроили тут притон униженных и оскорблённых со взаимной любовью и пониманием, с отсутствием лишних вопросов и прочим дерьмом. Живут, как в летнем лагере: ой, ребята, погода хорошая, давайте сегодня поедем на море, но только ближе к вечеру, а то Тэхёну с Чонгуком наркокартель выпотрошить нужно, без них же совсем не то. Не хотите киношку посмотреть? Хосок захватит снэков с пивом, ему как раз по пути будет от поставщика. Юнги находит в себе силы обернуться к дивану. Намджун и Джин – огромные (не столько физически, сколько в плане воли) и крепкие, два нерушимых столпа, на которых всё их общее дерьмо, разделенное на семерых, держится. Юнги не знает, если честно, откуда те друг с другом знакомы, как друг друга нашли и как организовали всё это. Ему и разницы-то особой нет. Они оба застыли напряжённо и не сводят с Юнги взгляда. Напряг разрывается громыханием входной двери и ором Тэхёна. Его низкий голос грузно отскакивает от стен, ничего не понятно, пока он не влетает в комнату и голосит, как на распевке: - Эй, печенька! Намджун с Джином дёргаются, как один нелепый разросшийся организм – вроде и раскинулся на охуенно большое расстояние, но рефлексы работают как надо. Тэхён лыбится, как умалишённый – у него реально не все дома, если уж совсем откровенно – и стоит точно с таким же пакетом, какой притащил Юнги. На нём разношенный свитер с катышками и глубоченным воротом, который скосился немного в сторону из-за того, что Тэхён зажевал один рукав пластиковыми ручками пакета. - Печенькааа. В коридоре слева щёлкает замок и совсем не слышно шагов, но Юнги знает, что сейчас… - Эй, детка. Чонгук подходит к Тэхёну сбоку, звонко чмокая его в щёку рядом с ухом, тот раскрывает свои коровьи глаза широко, будто его оглушило, и не понятно, от чего больше: от этого звука или от ощущения двух пальцев Чонгука на виднеющемся в широком вырезе свитера 노츄*. - Серьёзно? – Намджун фыркает, ржёт урчаще, запрокидывая голову. Джин отмирает где-то рядом с ним, и Юнги, пока никто ничего не успел испортить, повторяет: - Я понял. Я сделаю. Он уходит в глубь коридора, слыша, как за спиной у него валится на пол тяжёлый, набитый жратвой пакет. *노츄 - "ночху" - кликуха Чонгука, которую он чаще всего использует как свой тэг в твиттере