Пламя

В свои покои Маргарита вернулась за полночь. Она с облегчением скинула бальный наряд и прошла к алькову вглубь комнаты. Жюли поспешила подать ей свежую сорочку. – Как прошёл вечер, Ваше Высочество? – осведомилась камеристка. – Прекрасно! – счастливо вздохнула принцесса, опускаясь на мягкую перину. – Я так люблю балы! – Я слышала, вы сегодня развлекали гостей танцами? – Да. Всем безумно понравилось. Жюли с улыбкой воззрилась на принцессу. – Ваше лицо светится счастьем! Что-то произошло? – Нет-нет... Просто настроение такое замечательное! Сама не зная почему, Марго рассмеялась. Сейчас ей безумно хотелось бегать, веселиться, петь, танцевать. Но так же хотелось и спать. Она улеглась в постель. Перед тем, как погрузиться в царство Морфея, девушка подумала о своём новом знакомом – светловолосом герцоге. Его образ всё никак не выходил у неё из головы. *** В бальной зале почти не осталось людей. Только самые праздные дворяне всё ещё находились здесь, громко разговаривая, смеясь и выпивая. Музыканты давно уже замолкли. Из некоторых концов зала доносились поющие что-то пьяные голоса. В тени нескольких ниш стояли влюблённые, тихо беседуя. За последние полвека, прошедшие со времён правления Франциска Первого, нравы французского двора стали порядком развязнее. То, что ранее считалось неприличным, ныне без зазрений совести выставлялось напоказ. Придворные не скрывали своих разнообразных любовных связей, никто не стеснялся во всеуслышание обсуждать последние сплетни или же распускать грязные слухи, люди перестали быть богобоязненными. Наблюдался и избыток во всём, в деньгах, в алкоголе. Придворные жили в своё удовольствие, целыми днями купаясь в роскоши и погрязая в грехах. Генрих де Гиз вырос и воспитывался в подобной обстановке и сам был ничуть не менее порочным, чем остальные. Он слыл изрядным повесой, дуэлянтом, обольстителем. Несмотря на популярность в народе и военные успехи, за ним ходила слава не самого нравственного молодого человека. Но иногда от всего этого становилось тошно. Например, сейчас был один из таких моментов. Поспешно покинув зал, он вышел на улицу, взяв с собой кубок вина, которое расслабляло и заменяло любое общество. Ночь была тиха. Ни малейшего дуновения ветерка не чувствовалось в воздухе, правда, уже похолодало. Герцог вздохнул, всматриваясь в ночь. Впереди за воротами виднелся густой безграничный лес, шуршащий своей листвой, которая склонялась перед тёплым летним ветерком, пробирающимся даже в самые далёкие заросли. Где-то там, среди одиноких холмов, где никогда не ступала нога человека, паслись дикие животные, так же живущие своей жизнью, неведомой людям. Под звёздным ночным небосклоном бесконечно простирались благословенные земли Франции, которые сейчас, несмотря на раздирающие их войны, оставались спокойными, невозмутимо-величественными. Природа не принимала страсти людей, а, напротив, старалась не видеть их, не чувствовать на себе. Сзади послышались шаги. – In vinо veritas*, – тихо хмыкнули позади Генриха. Он обернулся. За ним стоял молодой человек, достаточно высокий, с рыжими волосами и весёлым волевым лицом. – А, это ты, Эжен. – Да, я. Захотелось подышать свежим воздухом, – ответил молодой человек. Это был друг и верный соратник Гиза, граф Эжен де Бланше. Вместе они были и под Орлеаном, вместе и воевали в Венгрии. Годами их дружба была закалена. Сам Эжен был из достаточно древнего дворянского рода. Отец Эжена некогда являлся правой рукой герцога Франсуа де Гиза, отца Генриха, поэтому молодые люди знали друг друга с самого детства. Куда бы молодой Гиз ни отправлялся, друг следовал за ним. – Как тебе первый день при дворе? – поинтересовался Эжен. – Хм... Немного непривычно. Последний раз я был здесь достаточно давно. Совершенно другая энергия, чем в провинции или где бы то ни было, – задумчиво ответил Генрих. – Ты планируешь надолго здесь оставаться? – Точно не знаю, но, скорее всего, да. Мы уже порядком повоевали. Свои позиции нужно теперь укреплять при дворе. – Да. Ты прав, – согласился Бланше. – Мне кажется, король стал поувереннее себя чувствовать, – сказал Генрих. – Пожалуй. Помню, в самом начале он и двух слов связать не мог, стоял подле королевы-матери, как безвольная кукла. – Да он и сейчас безвольная кукла, – усмехнулся Гиз, – зато могущество королевы всё увеличивается. Екатерина Медичи – вот истинный правитель. – Иногда мне кажется, что она дьявол во плоти. – Да так и есть! Ещё мой отец некогда говорил это. – И столько лет, а она всё ещё сильна, – продолжал поражаться Эжен. – Змея, одним словом, – рассмеялся Генрих. – А как тебе её дочь? – поинтересовался Бланше. – Принцесса Маргарита? – уточнил молодой человек. – Да. Герцог улыбнулся и перевёл взгляд на лес, который стал ещё темнее и уже не казался столь спокойным. Появилась какая-то едва различимая угроза в темноте далёкой чаши. – Красива. Как-то по-особому пленительно красива, – ответил Генрих, вспоминая мраморные черты, нежные маленькие руки и шёлковый водопад пронзительно чёрных волос – всё то, что обладало не то жгучей, не то леденящей красотой, поскольку слишком уж много было противоречий между этой внешностью, подобной изображениям античных богинь, и, напротив, живыми горящими глазами, в которых вспыхивало всё то, что жестоким богиням явно было неведомо, а именно – бесконечная жажда жизни, наивность, свет. Маргариту де Валуа можно было читать, поскольку она не скрывала ничего. Но в то же время в ней была какая-то непостижимая загадка. Это и привлекло Гиза. – Правду о ней говорили, – промолвил Бланше. – Ты, я заметил, с ней танцевал? И как? Пустышка, как ты любишь называть многих придворных дам? – О, нет! - возразил Гиз. – Наоборот, очень приятна в общении. Она Валуа, друг мой. А в их жилах хоть золото, хоть яд, но никак не глупость. – Вижу, друг мой, ты впечатлён! – рассмеялся Эжен. – Уж в женщинах-то здесь недостатка нет. На этом разговор о принцессе был исчерпан, по крайней мере, пока что, и Гиз быстро переключился на другие мысли, более насущные. – Что правда – то правда! Кстати, о женщинах, – с хитрой ухмылкой Генрих вынул из складок камзола небольшой листок, – мне сегодня это передала очень даже милая барышня. – Как всегда! – Бланше возвёл глаза к небу. – С тобой вечно так! Отбоя нет от поклонниц! Сегодня, увидев тебя, дамы чуть в обморок не попадали. Гиз самодовольно усмехнулся, а затем развернул послание. – Ммм... – протянул он, прочитав его. – Нужно будет как-нибудь заглянуть к ней! – Развратник! – пробурчал друг, на что герцог лишь рассмеялся. *** На следующий день с утра Маргарита решила посетить мать в её покоях. Она облачилась в синее бархатное платье, Жюли соорудила ей элегантную причёску, и принцесса направилась к аппартаментам королевы. У Екатерины Медичи в прихожей всегда толпилось множество людей. Она имела штат прислужников, нескольких фрейлин, нескольких пажей, а также большое количество шпионов, соглядатаев и прочих. Все они верой и правдой служили королеве-матери. Марго всегда чувствовала себя немного неуютно, проходя к королеве. Здесь царила обстановка немого повиновения и благовейного ужаса перед правительницей. Сейчас принцесса, как всегда, немного поёжилась, прежде чем открыть дверь. Всё же сделав это, она прошла мимо собравшихся людей и постучала в дверь будуара матери. На пороге появилась камеристка, которая, завидев Маргариту, почтительно поклонилась и пропустила её вовнутрь. Оглядев комнату, девушка увидела Екатерину, которая стояла около камина, спиной к вошедшей. На королеве, как обычно, было чёрное платье – цвет, который она всегда носила после смерти супруга в знак траура. Гордая осанка, руки сложены впереди. Наконец мать обернулась и внимательно посмотрела на дочь. На её губах появилась лёгкая улыбка. – С добрым утром, дорогая, – кивнула она. – С добрым утром, матушка, – Марго присела в реверансе. – Проходи, пожалуйста, – Екатерина указала ей на одно из стоявших здесь кресел, а сама опустилась в другое. Марго присела на краешек. – Чем же я обязана этому визиту? – мягко спросила королева. – Мне захотелось навестить вас, – улыбнулась Маргарита. – Это похвально! Я рада, когда мои дети вспоминают обо мне. Как тебе вчерашний бал, дорогая? – О! Это было прекрасно! А как вам, матушка? Вы остались довольны? – Вполне. Благо, на этот раз никаких конфузов! После этих слов принцесса вспомнила, как на прошлом балу, ещё в Париже, произошла драка. Какие-то два подвыпивших дворянина поспорили о чём-то и выяснять кто прав решили не в другом месте, на шпагах, а прямо здесь, на кулаках. Вот шуму-то было! При этих воспоминаниях Марго не удержалась и хихикнула. Это не укрылось от внимания Екатерины. Девушка тотчас прикусила губу, испугавшись того, что мать разгневается за неподобающее веселье, но на удивление королева тоже улыбнулась. – Ну да, – кивнула она, – ты поняла, о чём я. В такие моменты Маргарита видела в Екатерине не жёсткого расчётливого монарха, а человека, свою мать, которая, несмотря ни на что, любила своих детей. Многие говорили, что королева не умеет любить, но юная принцесса знала, что это не так. Их взаимоотношения не были идеальны. Марго часто не слушалась приказов, Екатерина часто делала вещи, которые девушка понять не могла, но они всё прощали друг другу и были одной семьёй. Не часто, но время от времени им удавалось поговорить, побыть вместе. Принцесса очень любила такие моменты. И Екатерина тоже, хоть и редко в этом признавалась. Ей нравилось общаться с дочерью, она была безумно похожа на неё. Тот же пытливый ум, тот же несгибаемый характер. Но в то же время в отличие от рано повзрослевшей флорентийки, Маргарита была романтичной, мечтательной. Она не привыкла к трудностям и тяготам, хотя, по мнению королевы, если они и настанут – Марго со всем справится. Они ещё поговорили некоторое время. Затем пришёл герцог Алансонский, который сообщил, что король хочет пообедать вместе с ними. Тогда все трое направились вниз, где их поприветствовал Карл. Вся семья была в сборе, не хватало только герцога Анжуйского, который в это время оставался на осаде, так как принял на себя главнокомандование войсками. *** После обеда было решено отправиться на прогулку. Маргарита зашла в свои покои, чтобы взять тёплый плащ. Затем она спустилась вниз, где все собирались. Здесь присутствовали король, Франсуа, королева-мать, сама Марго и некоторые придворные, в том числе и её дамы. Как только принцесса вышла на улицу, она тут же увидела спешившего поприветствовать её герцога де Гиза. Девушка приветливо улыбнулась, протягивая ему руку для поцелуя. – Я уже успел соскучиться по вашей улыбке, Ваше Высочество, – произнёс он. Только она хотела поблагодарить его за комплимент, как вдруг позади раздался голос герцога Алансонского: – Добрый день, герцог! Генрих обернулся к принцу и склонил голову в знак почтения. – Добрый, монсеньор. – Вы, как я вижу, решили все комплименты расточить за один раз? – с нотками злости произнёс он. – Не стоит делать этого, а то потом ничего не останется. – Благодарю за заботу, – парировал Гиз, – но, поверьте, здесь нечего опасаться. Ваша сестра – это та, на которую стоит потратить все комплименты, и этого всё равно будет мало. К тому же, – в его взгляде уже читался вызов, – мой запас неиссякаем. Франсуа сжал зубы. – Что ж... Вы меня успокоили. А теперь, позвольте нам вернуться к королю. Любезная сестра, – он обратился к Марго, предлагая ей руку, – прошу вас последовать за мной. Она взяла его под локоть и, уходя, улыбнулась Гизу, а он улыбнулся в ответ. Когда они отошли на почтительное расстояние, девушка с негодованием воззрилась на брата: – Зачем ты так разговариваешь с герцогом? – Как так? – раздражённо спросил принц. – Задиристо! – А что, я должен, расплываться перед ним в любезностях? Маргарита фыркнула. – Ты невыносим! Что такого Гиз тебе сейчас сделал? Он был учтив. – А ты не видишь? – герцог Алансонский резко остановился. – Он пытается подлизаться к тебе! Я не потерплю такого отношения к своей сестре! – Да что ты такое говоришь? – воскликнула Марго. – Ничего подобного он не делает! Просто не все такие хамы, как ты! Она отвернулась. Юноша насупился. Дальше они следовали в молчании. Впереди принцесса увидела Карла и Екатерину, идущую с ним под руку. Жена короля Елизавета была крайне болезненной и набожной женщиной: она не любила принимать участия в придворных увеселениях и предпочитала проводить дни в своих покоях за вышиванием или с молитвенником, поэтому сегодня её снова не было со всеми. Мать и сын вели какую-то беседу. По обрывкам фраз, доносящихся до них, Марго и Франсуа сделали вывод, что разговор идёт о политике. Тогда молодые люди решили не мешать и продолжили свой путь в молчании. Прервал его Алансон: – Ладно, – выдохнул он, – хватит нам дуться друг на друга. – Ммм... – неоднозначно протянула Маргарита, всё ещё не поворачиваясь к брату. – Ладно-ладно, – сдался он, – хорошо, я извиняюсь. – И? – девушка повернулась к нему, смотря в упор. После недолгой паузы Франсуа, наконец, процедил: – И больше не буду так разговаривать с Гизом. – Вот и хорошо! – довольно воскликнула Маргарита, ощущая превосходство. Но мысленно Франсуа решил не опускать руки. С сестрой, несмотря на то, что они были крайне дружны, у них часто бывали размолвки, в которых они старались одержать верх друг над другом. На этот раз принц собрался так просто не сдаваться. "Хорошо", – подумал он, – "на этот раз, сестрёнка, ты победила. Но когда-нибудь я ещё проучу этого выскочку!" Вскоре неподалёку молодые люди заметили, собственно говоря, самого Генриха. И тут Франсуа вспомнил один интересующий его вопрос и жестом подозвал последнего к себе. – Что ты делаешь? – не поняла принцесса. – Хочу кое-что спросить. Молодой человек подошёл к ним. – Вы что-то хотели, милорд? – Герцог, помнится, у вас была сестра, прелестнейшее создание? – проговорил принц. – Да, – кивнул Гиз. – Отчего же она не украшает французский двор? – Этот год Мари провела в Лотарингии, дома. Матушке нездоровилось, и сестра решила быть подле неё. Но вскоре она прибудет ко двору, – ответил Генрих. – Я рад слышать это. Надеюсь, что в скором времени нам представится счастливая возможность лицезреть мадемуазель. Процессия шла по аллее, которая находилась за замком. Здесь было создано некоторое подобие парка: высажены несколько стройных аллей, а также обустроены прекрасные клумбы, поскольку некоторые придворные садовники были взяты с собой из Парижа. Снова обратив взор к матери и брату, герцог Алансонский увидел, что Екатерина зовёт его к себе. – Вот, – кивнул он в ту сторону, – нас зовут. Пойдёмте, сестра. Но Маргарита отпустила его руку. – Нет-нет, – сказала она, – это вас зовут. Идите к ним, а я не буду вам мешать. Мне хочется взглянуть вон на те розы, – девушка указала на находящуюся неподалёку клумбу. – Полагаю, герцог сопроводи́т меня туда, – она вопросительно взглянула на Гиза. – Конечно, Ваше Высочество, – согласился он. – Вот видите, Франсуа, вам не о чем беспокоиться, идите. – Что ж... В таком случае оставляю вас с герцогом, – кивнул он. По лицу принца было видно, что он совсем не хочет оставлять Маргариту с Генрихом, но пришлось. Он ушёл, а молодые люди остались вдвоём. Марго только этого и дожидалась. Оперевшись на предложенную Гизом руку, она пошла за ним к клумбе. – Герцог, – обратилась она к нему, когда они отошли от людей, – я бы хотела извиниться перед вами за несдержанность моего брата. От чужих глаз молодых людей скрывали ветви росшей здесь же ивы с продолговатыми белёсыми листами, которые поблёскивали под палящими дневными лучами. – О, не извиняйтесь, прошу вас! – воскликнул Генрих. – Это не стоит того. – Но тем не менее. Примите извинения. – Конечно, принимаю, – улыбнулся он. – Поймите, Ваше Высочество, – здесь нет ничего такого, мы с вашим братом всего лишь не в самых лучших отношениях. – Вот это-то меня и печалит, – вздохнула Марго. – Вот как? – изогнул бровь Генрих. – В таком случае я обещаю вам приложить все усилия для того, чтобы грусть не касалась вашего прекрасного лица! – О, это было бы крайне великодушно с вашей стороны! – немного кокетливо улыбнулась принцесса. – Ладно, пойдёмте, иначе люди неправильно поймут наше уединение, – произнесла она. – Да, нужно возвращаться, – с лёгким сожалением подтвердил Гиз. Вскоре они вновь присоединились к процессии. Никто не заметил их отлучки, а если и заметили, то не подали виду. *** – Марго! Марго! – раздался голос герцога Алансонского. Девушка распахнула глаза и подскочила на постели и испуганно огляделась. – О мой Бог! Франсуа! Это ты! – облегчённо выдохнула она, увидев брата. – Что случилось? Зачем так кричать? – Вставай быстрее! – Только не говори мне, что ты пришёл лишь затем, чтобы разбудить меня! – Да нет же! – в голосе юноши слышались нотки волнения. – Просто Генрике приехал! – В смысле, Генрике? – не поняла принцесса. – В прямом. Наш брат здесь. – Ох... – девушка поднесла руку ко рту и в глазах её отразился страх. – Что-то произошло? Последний человек, прибытие которого она ожидала среди ночи – это Генрике. Обычно он являлся с пышностью, средь бела дня, в золотых одеждах. – В том то и дело, что я не знаю. Поднимайся скорее, и побежали вниз. Я жду тебя в прихожей. Как только за принцом закрылась дверь, Маргарита начала судорожно собираться. Она поспешно накинула первое попавшееся платье и, не завязывая волос, бросилась к выходу. Молодые люди в мгновенье ока миновали несколько коридоров, лестницу, зал и выбежали на улицу. Было ещё совсем рано. Солнце только-только поднималось, окрашивая облака в розовато-кровавый цвет, а затем прорезая их слепяще золотыми лучами. После вчерашней прогулки все отошли ко сну достаточно поздно и сейчас были абсолютно невыспавшимися, из-за чего судорожно протирали глаза и сдерживали зевки. Прямо перед входом в замок стоял герцог Анжуйский. На нём всё ещё было пыльное военное обмундирование, он держал за поводья белого коня. Его высокая, чуть худощавая, но неплохо сложенная фигура в ночной тьме выглядела внушительно, длинные чёрные волосы были небрежно завязаны на затылке в хвост, лицо, которое обычно было предельно бледным, по дороге обветрилось. Чертами Генрике во многом походил на Маргариту. Оба Валуа обладали красотой, носящей отпечаток какого-то неуловимого рока, было в их неотразимых чертах нечто отчасти пугающее. Молодой принц всех поражал своей утончённостью и изящными манерами. Также он имел безупречный вкус, отчего его неизменно модные туалеты не могли не производить впечатление. При этом он на удивление, был прекрасным полководцем и человеком с острым тонким умом. Подле принца стояли два молодых человека: один – невысокий и коренастый, которого звали граф де Келюс, а второй – ростом с Анжу, без головного убора, из-за чего в лунном свете отливали его рыжие короткие волосы, имя которого было Дю Га. Оба они тоже были в военном обмундировании, по дороговизне не уступающим обмундированию Его Высочества. За их спинами стояли ещё пятеро. Все они являлись так называемыми "миньонами", ближайшими соратниками герцога Анжуйского. Позади них стояли остальные люди из его внушительных размеров свиты. Рядом с братом уже находился Карл. Марго и Франсуа подбежали к ним. – Что произошло?! – обеспокоенно спросил принц. Король и герцог Анжуйский посмотрели на него. Карл рассмеялся: – Ровным счётом ничего. Ты зря так переживаешь. – Протестанты на какое-то время отступили, – ответил Генрике, – выдалась передышка, и я решил провести какое-то время здесь, в замке. – Ах, – выдохнула Маргарита. – Слава Богу! А-то мы страшно перепугались! Герцог Анжуйский лишь взглянул на сестру насмешливым взглядом. Отношения у этих двоих были весьма сложными. С некоторых пор Генрике, с которым раньше они были буквально лучшими друзьями, переменился к ней. Марго не знала причин неожиданной холодном и брата. Возможно, причина была в том, что у них было слишком много сходств. Юную принцессу обожали все вокруг, ничего от неё не ожидая. С него же требовали и каждый день он стремился доказывать, что достин наибольшего. Ему была свойственна какая-то злая ироничность, которая могла пугать. Война, в которой он доблестно принимал участие с раннего возраста, оставила на нём свой след. И смотря на этого утончённого, совсем молодого принца, многие видели в нём человека, уже умудрённого жизненным опытом. До войны Генрике был совсем другим, это Марго помнила хорошо. К тому же, роль в не лучших отношениях брата и сестры играли и его фавориты, возникшие несколько лет назад. Между Дю Га и Маргаритой вечно вспыхивали конфликты, они просто не переносили друг друга. Она нередко вспоминала, что до появления этих господ Генрике вёл себя с ней совершенно иначе. В детстве они были самыми близкими людьми. Однако сейчас это осталось в прошлом. И нынче Маргарита чувствовала обиду на отчего-то оставившего её брата. И, наконец, тот странный случай несколько лет назад... Нет, Марго не станет об этом думать. Брат был пьян. И точка. Франсуа тоже не слишком хорошо ладил с Анжу, который был любимчиком матери, чем вызывал зависть младшего. Будучи на этот момент девятнадцати лет от роду, он сильно отличался от несколько инфантильных братьев и сестры изощрённостью, неоткрытостью. Командовал войсками, принимал участие в управлении государством, помогая матери. Никто точно не знал, чего он добивается, чем живёт, о чём думает. Этот человек был умён, старался держаться всё при себе, скрываясь то за высокомерием, то за скептицизмом. В нём было гораздо больше от Медичи, чем в прочих детях Генриха II. Он со своей изворотливостью был способен продумывать наперёд все военные и политические ходы. Генрике мог очаровывать иностранных послов и в то же время устрашать многих из своего окружения. Его миньоны славились как изрядные пьяницы, дебоширы и те ещё развратники. Каких только слухов о них, да и о герцоге Анжуйском ни ходило. Одним словом, французский принц был фигурой загадочной. Маргарита вздохнула и посмотрела вслед уходящему брату, а затем перевела взгляд на Франсуа. – Не знаю, как ты, но я пойду дальше спать, – сказала она. – Разумное решение, – согласился он. – Я, пожалуй, последую твоему примеру. ------------------------------- *(Лат.) Истина в вине