Пламя

Генрих часто задумывался о том, что если вдруг его мать приходится дьяволу дочерью, значит, он сам является его внуком. Но если со вторым жить ещё как-то было можно, то первое зачастую приносило множество неожиданностей и пугало. Какое-то время назад он вернулся в свой особняк, поскольку луврская суета ему безумно надоела, да и уже больше года жить во дворце не имело особого смысла, поскольку их отношения с Марго прекратились. Сегодня днём его решила посетить Анна. Но просто так прийти проведать сына было бы весьма странно в её случае, поэтому он, увидев её на пороге, сразу понял, что у неё есть какая-то цель. Должно быть, очередная идея. Нет, нельзя сказать, чтобы её мысли никогда его не устраивали. Герцогиня Немурская часто давала ему очень полезные советы, однако иногда то, что она думала сделать, пугало. Так произошло и на этот раз. – Мне недавно пришло в голову, что не мешало бы избавиться от Наваррского, – с ходу начала она. Генрих, который, когда ему доложили, решил принять её в гостиной, так и замер в руках с графином, из которого он наливал вино в два кубка, стоящих на небольшом столике. – Чем он вас вдруг начал не устраивать? Из уст других людей это могли быть просто разговоры, но, когда подобное произносила его мать, ясно было, что она может довести до конца то, что во что бы то ни стало решила исполнить. – Он меня с самого начала не устраивал, – заметила Анна, грузно опускаясь в кресло, наблюдая за тем, как напряглась спина Генриха под чёрной тканью колета. – Но мы не тронули его в Варфоломеевскую ночь. Теперь уже поздно думать о его устранении. – Никогда не бывает поздно от кого-то избавиться. Молодой человек резко повернулся к ней. – Не понимаю, зачем вы постоянно лезете в политику? Он уже порядком устал от её советов и советов дяди, который уже долгое время жил в Париже. Эти люди всегда поддерживали его, помогали, но слишком многого от него хотели. Именно они сподвигли его довести до конца свою месть Колиньи, а заодно попутно развязать ту страшную резню, они же толкали его на участие в новых войнах с гугенотами. Он понимал, что всё это необходимо для усиления его влияния, но как же надоело! Анна отчего-то рассмеялась. – Милый мой, я это делаю с юности. Как же жить, когда нет других развлечений! – И поэтому вы так легко готовы убивать людей? – А для тебя это сложно? Странно, что-то я подобного за тобой не замечала. – Но я воин. – В таком случае, считай меня переродившейся валькирией! Генрих протянул ей кубок с вином, отворачиваясь и устремляя взгляд на роспись на стене. Её сделали совсем недавно, когда он, решив немного осовременить своё жилище, пригласил модного в это время живописца, чтобы он расписал особняк, где посчитает нужным. В конце концов, герцог был весьма разносторонней личностью и искусство его тоже интересовало. – Как вам это? – он указал туда матери, страстно желая перевести разговор в другое русло. Она посмотрела, но особого восторга не высказала. – Неплохо. Но, мне кажется, ты занят не тем. Нельзя расслабляться! Ты должен продолжать укреплять позиции. В конце концов, Генрих, ты знаешь, чего мы втайне для тебя хотим. – Бросьте эти разговоры! – резко оборвал он её, бросая на женщину гневный взгляд. – Это государственная измена. И, хоть мы не в Лувре, я не желаю, чтобы подобное в моём доме произносилось вслух. Д'Эсте откинулась головой на спинку кресла. – Ты смешон, – фыркнула она. – И у тебя плохо получается изображать святость. Генрих поспешил отойти от неё к окну и упереться руками о подоконник, делая вид, что он увлечённо разглядывает улицу внизу. Росписи на стенах уже перестали быть достаточным предлогом, чтобы демонстративно отворачиваться. – Власть не даётся божественным правом, её берут силой. Это закон. Да и Валуа взошли на престол, не будучи любимыми сыновьями Карла Великого. – Но они его потомки, – заметил Гиз. – Здесь тоже всё относительно. Да и я сейчас не об этом, а о том, что Францией не обязательно должны править они. Посмотри на них! Вчера из Лотарингии вернулась королева-мать. Да она в ещё большем трауре, чем обычно! Отправила своего ненаглядного Анжу в Польшу и теперь ходит по Лувру как скорбный призрак. Я, конечно, будучи доброй подругой, – это было произнесено весьма иронично, – пыталась её поддержать, но даже мне это оказалось не по силам. Она просто в отчаянии. Но, надо сказать, этот её сынок из всей семейки, пожалуй, был единственным стоящим, потому что два других его брата... Ты сам видишь! И теперь, когда он далеко и в ближайшее время вряд ли вернётся – Валуа ослабли. Нужно этим пользоваться. Все уже заметили, что король болен. Возможно, ему осталось немного. Следующий претендент на трон в Польше, он даже не успеет вернуться, если кто-нибудь после смерти его брата решит взять власть себе. Алансон – вообще не проблема. Тот ещё дурачок, его и дважды не нужно будет просить написать отречение. Вот и все Валуа. А кто дальше? Тот, у кого больше силы и влияния. Единственное, на пути возникает Наваррский. Вот почему я и говорю тебе, что от него нужно избавиться. Крайне неудачно он является мужем дочери Генриха II и сестры короля. Это даёт ему лишние права на престол. А теперь подумай, если мы его уберём – путь будет свободен. К тому же, сможешь жениться на девчонке. Тогда у тебя будут все шансы стать королём. Генрих в упор посмотрел на неё. – Жениться на Марго? Анна закатила глаза. – Это всё, что ты услышал? – Да нет же, – отмахнулся он. – Я лишь хочу сказать, что хотя бы в этом ваш план уже невыполним. – Почему же? Мне ведь известно, вы были любовниками долгое время. – Вот именно. Были. Но она меня больше не любит. – Какая разница, – отмахнулась герцогиня. Ей явно было не до их душевных переживаний. – Просто нужно избавиться от Наваррца, – заключила она. – Остальное уже само приложится. Генрих вдруг резко ударил кулаком по стене, отчего она даже вздрогнула. – Хватит! – рявкнул он. – Мы потопили в крови пол Франции. Нужно остановиться. Да и вообще, как у вас всё просто! Пришёл, взял корону, надел и сел на трон – это так не работает. Вы разве не понимаете, что если погубить династию Валуа – нас ждёт не престол, а междоусобная война между сильнейшими семействами Франции за власть. А учитывая бушующие войны с гугенотами, если добавить ещё и это – страна просто рухнет. – Твой отец говорил так же, – вздохнула Анна. – Когда королева-мать была регентшей, ему постоянно представлялись возможности захватить престол. Но почему-то он так и не удосужился это сделать. Должно быть, очень уж ему было дорого благополучие нашей славной королевы! – Сколько раз я должен повторить, что запрещаю в таком тоне говорить об отце, – прошипел Генрих. – Речь не о нём, а о Наваррской. – И его трогать тоже запрещаю! – он уже не владел собой, потеряв терпение, выкрикивая слова. Ему не было дела до короля Наваррского, его совершенно не заботила жизнь этого беарнца. Однако сейчас Гиз вдруг подумал о том, что если он посодействует в убийстве того – путь к сердцу Марго для него навсегда будет закрыт. Она и без того кляла его, как последнего убийцу, но он всё ещё полагал, что однажды вернёт её. Поэтому убивать Наваррского пока что точно не собирался. Да и Карл всё ещё жив. Мало ли, что будет дальше? Он может излечиться от всех своих болезней и процарствовать ещё лет двадцать. – Я тебя не понимаю, – поджала губы Анна, медленно поднимаясь с кресла. – Вам и не нужно. Просто оставьте свои безумные идеи и не смейте ничего предпринимать без моего ведома. Конечно, произнесено это было грубо, но Генрих уже утомился от её бесконечных советов и требований. – Поговорим, когда ты придёшь в более адекватное состояние, – холодно сказала она и поспешила удалиться. Гиз тотчас налил себе ещё вина. "Сумасшедшая женщина!" – в сердцах подумал он. В окне герцог увидел, как Д'Эсте садится в карету, поджидающую её у дверей и кучер начинает гнать лошадей. Сейчас он был очень рад тому, что, наконец, останется в абсолютно пустом доме и сможет насладиться одиночеством. Однако судьба не хотела над ним сжалиться. Стоило ему взять в руки книгу и устроиться на кушетке перед камином, как раздался стук в дверь. Генрих тихо простонал, проводя рукой по волосам. "Какого дьявола?!" – вздохнул он, тем не менее приказывая войти. Новоприбывший оказался гонцом из Лувра, который передавал приказ лично от короля срочно явиться к нему, поскольку Его Величеству необходимо обсудить какие-то вопросы по поводу недавних крестьянских недовольств, вспыхнувших в Лотарингии. Разумеется, в очередной раз, в деле были замешаны протестанты. Гиз с этим восстанием уже разобрался, однако королю зачем-то понадобился подробный отчёт о том, что там происходило. Генрих недовольно поморщился. Как же ему не хотелось выходить на улицу, где было сыро и холодно, ехать в Лувр, наполненный предпраздничной глупой суетой. "Опять он играет во власть!" – подумал Гиз о короле. Карл часто устраивал показные мероприятия или же беседы политического характера, которые, по сути, не несли в себе ничего нужного и содержательного, но создавали видимость того, что в стране король всё держит в своих руках. Генрих в ужасном настроении приказал запрячь ему коня и пошёл переодеваться из домашней в одежду пригодную для посещения Лувра. *** Между тем, дело близилось к рождественскому балу, во дворце полным ходом шли приготовления. Марго до сих пор радовалась рождеству, так же как и в детстве. Пожалуй, она была одна из немногих, кто по-настоящему был в предвкушении праздников, поскольку для большинства это значило лишь очередные растраты. Юная Валуа же совершенно не брала это в голову. Она собралась в своём будуаре вместе с Анриеттой и несколькими придворными дамами. Они выбирали себе ткани для платьев, обувь и аксессуары. По просьбе Маргариты Карл пригласил купцов и торговцев всем этим великолепием, позволив дамам не скупиться в средствах. Король до сих пор пытался искупить свою вину перед сестрой за то, что произошло между ними больше двух лет назад, а она всё забывала сказать ему, что уже давно его простила. Марго и не знала о том, что его до сих пор мучает чувство вины. И вот теперь по всей комнате были разложены коробки, свёртки, на диванах и креслах манили к себе отрезы тканей разных цветов, свезённые со всего мира. Здесь были и шёлк, и бархат, и парча, и атлас. Сундуки, шкатулки – всё это заняло практически всю гостиную. – Эти туфли просто созданы для тебя! – заявила герцогиня Неверская, всовывая Марго в руки коробку с парой прелестных синих туфель из атласа с бантами на невысоком каблучке. – Мне нравится! Но, боюсь, что синие могут не подойти к платью, которое мне должны сшить на бал. – А какое ты хочешь? – полюбопытствовала Анриетта. – Я выбрала ту ткань, – Маргарита указала на сложенный в стороне тёмно-зелёный бархат. Герцогиня подскочила к нему, внимательно рассматривая. – Может лучше что-нибудь поярче? – Взгляните на это, Ваше Высочество! – придворный торговец тканями показал королеве Наваррской прекрасный аскамит оттенка тёмного винограда, расшитый нитями цвета белого золота. – Эту ткань я привёз из Венеции. Она просто необыкновенна! Марго задумалась. – Пожалуй, это мне нравится ещё больше, – заключила она через пару секунд. – Можно будет расшить корсаж небольшими аметистами, которые показал мне сегодня с утра наш ювелир. Торговец почтительно кивнул. Внутри у него всё ликовало, поскольку эта ткань была самой дорогой, что он принёс, и продать её королеве было очень выгодно. – Можно так же сделать ажурные рукава а на плечи накинуть лёгкую газовую накидку такого же цвета, – предложил он. Идея была с восторгом принята. Придворные дамы внимательно прислушивались к их разговору с Марго и восхищённо ахали, представляя подобное великолепие. – А я хочу платье из этой ткани, – Анриетта показала на золотисто-оранжевый дамаск под цвет её волос. – Да-да! – подхватил торговец. – Замечательная ткань, прямиком с востока. Герцогиня мечтательно закатила глаза. Восток... Интересно было бы побывать там. Говорят, мужчины на востоке имеют по сотне жён, а живут они в великолепных золочёных дворцах, где стены от пола до потолка украшены драгоценными камнями, а полы устилают редкостной красоты ковры, которые ткут невольницы. – Тогда юбку можно сделать из парчи, – Маргарита указала на серебристую парчу. – Пожалуй, – согласилась её подруга, спускаясь с небес на землю и отвлекаясь от своих мечтаний. – Какая прелесть! – ей на глаза вдруг попалась лента цвета августовского заката. Марго радостно выхватила её из рук Анриетты. – Она же идеально подойдёт к моему новому розовому платью для завтраков! – Постой, его для тебя шили из того самого Китайского шёлка? – Да-да, именно! – Но я думала из него ты закажешь вечернее платье. – Нет, для вечернего он был слишком светлым и лёгким. – Но для рождественских праздников, мне кажется, одного нарядного платья тебе не хватит! Валуа задумалась. – Возможно, ты права. Тогда я возьму ещё тот зелёный бархат, который хотела вначале. Неверская вырвала из рук какой-то проходящей мимо фрейлины золотистую бахрому. – Тебе, милочка, она не подойдёт к цвету кожи, возьми лучше такую же серебряную, вон там лежит, – бросила ей герцогиня. – А ты, Марго, просто обязана именно с этим в сочетании заказать наряд из того бархата. Королева взяла у неё бахрому, внимательно её оглядывая. – Что ж, если ты так настаиваешь, – согласилась она. В это время дамы нашли среди вороха тканей принесённый торговцем ларец с брошами. Раздались их восхищённые восклицания. – Что там? – осведомилась Маргарита. – Только посмотрите на это великолепие, Ваше Величество, – повернулась к ней одна из девушек с горящим от восторга взглядом. – Хочу эту, – Марго выхватила брошь с переливающимися золотистыми отблесками голубоватыми опалами, расположенными на золотом каркасе в форме цветка. – Прекрасный выбор, мадам! – подхватил торговец. – Работа Толедского ювелира. Ему сегодня безумно везло. Маргарита выбирала самые дорогие вещи. Хотя эта французская принцесса всегда желала самое лучшее, обладая тончайшим вкусом и тягой к роскоши. Обслуживать её было величайшим счастьем для любого торговца. К тому же, смотря на неё, окружающие её придворные дамы тоже бросались во все тяжкие в выборе нарядов, стремясь не отставать от неё, главной законодательницы мод в Париже. – А мне кажется, вам бы также подошла и эта, – одна из дам подала ей изящное изделие из переплетений серебряных веток, на которых были расположены несколько чёрных жемчужин в окружении бриллиантов. Вещь была выполнена крайне искусно. Смотрелась не вычурно, но изысканно. Пожалуй, она была воистину идеальна. Однако увидев её Маргарита едва заметно вздрогнула. Чёрный жемчуг в окружении бриллиантов. И столько воспоминаний... Беззаботное счастье, бал, тысячи свечей, отражающихся в серых глазах напротив, отчаянное биение её собственного сердца, вступающее в дуэт с её громким смехом, стремительный танец и тихий шёпот:"Просто скажи одно слово". Тогда она его сказала. А что теперь осталось? Снова сильнейшая боль пронзила её внутри. Столько времени она пыталась делать вид, что всё в порядке, иногда ей даже удавалось отвлечься, но любое, даже самое мимолётное воспоминание о Нём выбивало её из колеи. – Мне не нравится, – слишком резко сказала она, отбрасывая брошь обратно в шкатулку так, словно она была из раскалённого металла. – Как жаль. Она ведь так необыкновенна, – вздохнула девушка, которая нашла её. Кажется, это была как раз-таки одна из фрейлин Марго. Окружающие её поддержали. Маргарита поспешила натянуть улыбку, хотя и получилось фальшиво. – В таком случае, я тебе её дарю, – произнесла она. Девушка начала рассыпаться в благодарностях, но королева её не слушала. – Как можно скорее приступайте к изготовлению того, что мы сегодня заказали, наряды должны быть готовы в кратчайшие сроки, чтобы успеть к праздникам, – обратилась она к костюмерам, швеям и всем тем, кто должен был заняться гардеробом придворных дам. – Выбирать мы продолжим завтра, потому что сейчас я не очень хорошо себя чувствую и нуждаюсь в отдыхе. Конечно, все были не очень довольны, что такое приятное занятие нужно прервать, но слово Маргариты – закон. Девушки начали удаляться с почтительными поклонами, торговец со своими помощниками – спешно собирать свой товар. – Можете пока оставить здесь, – остановила его королева, – поскольку мы продолжим завтра с самого утра. Он был только рад. Когда все ушли, с Марго осталась лишь Анриетта. – Что с тобой? – обеспокоенно осведомилась она. – Всё в порядке, – отмахнулась Марго. – Я хочу прогуляться. – Ладно, как скажешь. Королева Наваррская выглядела так расстроенно, что с ней было лучше не спорить. – Я хочу пройтись одна, – дополнила она. – Прости, мне просто нужно кое-что обдумать. Это уже было вдвойне странно и внушало опасения. – Но, дорогая, ты точно хорошо себя чувствуешь? – Да. Не беспокойся. – Можно я зайду вечером? – Конечно. Анриетта, хоть и не перестала переживать, всё же ушла. Марго осталась совсем одна. Она задумчиво провела рукой по сваленным на небольшом диванчике тканям, ощущая под пальцами их мягкость и прохладу. Шёлк скользил глаже, кружево же чуть щекотало кожу. Потом взгляд Маргариты упал на оставшийся незакрытым ларец с брошами. И снова у неё перед глазами возникли те чёрные жемчуга, которые лежали здесь. И хотя сейчас брошь уже была унесена фрейлиной, она всё ещё, казалось, присутствовала здесь. "Нет, так больше нельзя", – подумалось Марго. Она бросилась к выходу, попутно надевая зимние ботинки и накидывая тёплый плащ с меховой подбивкой. Поплотнее натянув капюшон, Марго вышла в коридор и кинулась в сторону лестницы, откуда быстрее всего можно было попасть на улицу. Ей необходим был воздух, она просто задыхалась. Выбежав из Лувра она стремительно понеслась вглубь сада, будто пытаясь убежать сама от себя, от своих навязчивых мыслей и непроходящих чувств. Снега этой зимой не выпало, под ногами была лишь мокрая грязь, которая сейчас наверняка пачкала её юбки, но ей было всё равно. Маргарита бежала вперёд, в голове сумасшедшим хороводом взвивались воспоминания. Она не сможет так дальше, нужно всё это прекратить. Она пыталась забыть, но никак не выходило. Значит, остался один выход – сдаться. Но кем она после этого будет? Хотя что толку скрывать, Марго была лишь слабой женщиной, так зачем пытаться присвоить себе силу, которой нет? Слишком поздно она почувствовала, что наступает подошвой в скользкую грязь, из-за чего нога её начинает ехать вперёд. Маргарита просто не смогла удержаться и, пошатнувшись, начала падать. Только не это! Твёрдая и холодная земля, об которую ей предстоит сильно удариться, дай Боже, чтобы ничего не сломать... Вот-вот она должна была её коснуться. Но почему-то у Марго возникло чувство, что она висит в воздухе. Потом она ощутила чьи-то руки, крепко её держащие. Несмело королева приоткрыла глаза, которые зажмурила, начиная падать, и, увидев лицо держащего её человека, тихо вскрикнула, подумав, не привиделось ли это ей. Но нет, Генрих де Гиз был настоящим. Он держал её всего в нескольких сантиметрах от земли, так удачно спас от падения. Хотя удачно ли? Какое-то время она поражённо смотрела на него. Вот и ожил объект её кошмаров. И он слишком близко. Генрих аккуратно поднял её и поставил на землю, продолжая держать, не разрывая зрительного контакта. – Осторожнее, – хрипло произнёс он. И при звуке его голоса внутри у неё что-то взорвалось. Что-то сдерживаемое больше года, что уже не могло оставаться там. Не в силах себя контролировать, Марго стремительно бросилась ему на шею, обвивая руками, утыкаясь лицом ему в грудь, начиная плакать навзрыд. Сорвалась, не выдержала. Гиз был шокирован, но всё же приобнял её. Он догадывался, что, возможно, однажды она сдастся, но не думал, что это произойдёт сейчас. – Тише, Марго, всё хорошо, – прошептал он, успокаивающе поглаживая её по спине, сжимая в своих объятиях. Ничего уже не важно. Главное, что сейчас она с ним. – Я с тобой. Мы вместе. Всё в порядке. А Маргарита всё никак не могла успокоиться. Всхлипывая, она пыталась прижаться к нему ещё сильнее и вдыхала такой родной запах. Как она жила без него всё это время? – Я больше не могу, – вымолвила она, снова заходясь рыданиями. – Только не плачь. Всё позади, – он сам плохо понимал, что говорит ей. Просто теперь всё вдруг перестало казаться пустым. Жизнь снова обрела значение. Девушка подняла на него своё заплаканное лицо. – Позади... – эхом повторила она. И что же, они снова будут вместе? Не смогли друг без друга? Марго просто не могла больше притворяться. – Если ты меня сейчас не поцелуешь, мне кажется, я задохнусь, умру, – она выразила именно то, что было у неё сейчас на душе. Действительно, казалось, что сердце разорвётся, потому что Генрих стоял сейчас рядом, смотрел на неё и, кажется, был настоящим, а не очередной галлюцинацией. – Ты уверена? – спросил он. Потому что если она вдруг опять передумает, он просто не вынесет этого. – Да. Маргарита не умела думать, когда эмоции захлёстывали. Чувства всегда брали верх в её натуре. Зато она умела, ни секунды не медля, бросаться в омут с головой, только потому что так в данный момент подсказало ей сердце. Она опять говорила ему "да". Хватит мытарств и мучений, пора принять его и себя. И он поцеловал. Сначала осторожно, нежно, заново пробуя на вкус те губы, которые так и не смог забыть, а потом уже отчаянно, вкладывая в поцелуй всё, что томилось полтора года. И Марго же знала, что если он её поцелует – обратной дороги уже не будет. Но сейчас она не жалела. Можно думать о спасении душ, о том, что рядом не может находиться такой человек, как он, о том, что она не может любить такого. Но разве всё это имеет хоть какое-то малейшее значение, если без него она не может быть счастливой? – Ты совсем замёрзла, – Генрих оторвался от её губ, сжимая руки. – Я так много хочу сказать тебе, но здесь холодно. Ты должна согреться. Он без слов повёл её в сторону Лувра. Всё равно, что их могут увидеть, к тому же, они оба в плащах да и на улице в такую ужасную промозглую погоду никого нет. Они быстро добрались до её покоев, которые она совсем недавно покинула. В другое время, увидев беспорядок, царящий в будуаре, Генрих не приминул бы пошутить что-нибудь про разорение казны, но сейчас он попросту ничего не замечал. Поспешно стащил плащ с Марго, она дрожала от холода и недавней истерики. Подхватил её на руки, понёс в спальню, на ходу избавляя её от ботинок и платья. Вся она была холодной. И как можно было успеть так замёрзнуть? Хорошо, что поспешно покидая свои покои, Маргарита забыла отдать приказ потушить камин, и сейчас он ярко пылал, согревая помещение. Валуа, оставшуюся в одной сорочке, Гиз опустил на ковёр перед ним. Сам он тоже поспешно скинул верхнюю одежду, устраиваясь рядом и прижимая её к себе. Она по-прежнему дрожала. Какое-то время они просто молча сидели, смотря на потрескивающие в огне дрова. Всё произошло так быстро и спонтанно, что оба пребывали в некотором смятении. Наконец, Марго обернулась к Гизу. Его взгляд тотчас утонул в её чёрных зрачках, где медленно начинала возрождаться жизнь от его тепла. – Я не думала, что мы снова будем сидеть вот так вот рядом, – призналась она. – Нет нужды объясняться сейчас. Просто согрейся, – промолвил он. Марго откинула голову ему на грудь. Должно быть, она немного сошла с ума. Однако Маргарита уже разрушила границу, которая их разделяла всё это время. Нельзя теперь было поставить её обратно. К тому же, они не вытерпят ещё одной разлуки. Пора уже признать очевидное, просто высказать его и жить дальше, как и раньше, вместе, а там будь что будет. – Мне резко стало так нестерпимо больно, что я поняла, насколько ты мне нужен. Позволь я всё-таки выскажу всё, что должна, пока у меня остались хоть какие-то силы, – Марго вновь повернулась к нему, чтобы один-единственный раз сказать ему, что должно, и больше не возвращаться к объяснениям. – Помнишь, ты спрашивал, люблю я тебя или выдуманного мною прекрасного рыцаря? Так вот, я люблю тебя. Я люблю убийцу. Того человека, который сейчас передо мной, который на всё готов ради своих целей и который способен быть жестоким и бесчувственным. Я прощаю тебя не потому что ты пытаешься этого добиться. Это не смывает пролитой тобой крови. Я прощаю тебя, потому что никак без тебя не могу. Я слабая и зависимая от тебя. И знаешь, если ты вдруг проклят, я проклята вместе с тобой. И если когда-нибудь тебе понадобится убить меня, потому что я окажусь у тебя на пути – я сама вложу кинжал в твою руку. Я твоя, и у меня нет сил жить без тебя. Ты меня уже погубил. Она произнесла это на одном дыхании, взволнованно глядя на него. А он молча принял. – Не обещай мне ничего. Просто будь со мной снова, – прошептала Маргарита, целуя его и ощущая, наконец, как её беспокойство и тяжесть на душе отступают. Она вновь поступала безрассудно, неправильно, но почему нельзя пойти по этому пути, если он приносит облегчение? А Генрих снова ощущал уверенность и спокойствие, ведь всё встало на свои места. Возлюбленная с ним. Он всё же дождался этого, она простила, она возвращается. И, главное, она любит его, несмотря ни на что. Родные объятия, которых оба ждали столько дней и ночей, тепло, исходящее от огня – это всё, что нужно, чтобы в этом большом и холодном мире почувствовать себя счастливым хоть на какое-то время. К тому же, когда человек ни один – он всегда становится сильнее и куда более способен бороться со всеми испытаниями, которые подкинет ему судьба.