Пламя

Дю Га погиб. Погиб нелепо, у себя в особняке. Его окровавленное тело нашли в ванне, которую он принимал в момент убийства. Причины неизвестны. Убийца неизвестен. На следующее же утро после происшествия весть облетела двор, а потом и весь Париж. Надо сказать, опечаленных этим событием было немного. Разве что король и миньоны, последние вряд ли искренне, ведь теперь каждый из них имел шанс занять место Дю Га подле Его Величества. Генрике же действительно страдал. Каково это: вдруг потерять друга, любовника, того, кто всегда был рядом? Ему были известны все плохие качества Луи, более того, он не считал его хорошим человеком, но, в отличие от многих других, Дю Га был исключительно верен ему и, при всём своём эгоизме, бескорыстно и по-настоящему любил своего короля. Генрике задавался единственным вопросом: за что? Сначала произошедшее с Марго, теперь смерть Дю Га. Ему казалось, что судьба противостоит ему. К тому же, печальные подозрения тяготили душу короля. Повсюду шептались, что предполагаемый убийца – маркиз де Витто, у которого всегда случались стычки с Дю Га, который славился многими убийствами, на которого указывали улики. Однозначных доказательств не было, но Генрике был почти уверен в его виновности. По крайней мере, многие факты указывали на это. А Витто был в свите герцога Анжуйского. И вполне логично отсюда последовала мысль, что Франсуа причастен к убийству. Это стало ещё одним ударом для Генрике. Но, несмотря на все подозрения, нужно было выяснить наверняка. Именно поэтому он вызвал брата на разговор. Анжу, придя в кабинет короля, откуда были выставлены все свидетели, вёл себя расслабленно и даже дерзко. Он будто и не стремился ничего отрицать. – Витто твой человек! – с нажимом произносил Генрике, в упор смотря на Франсуа. – Мой, – пожимал плечами тот. – Так тебе известно, это его рук дело? – Всё может быть. – По твоему напущению? – Казнишь за это наследника престола? Герцог Анжуйский поступал неразумно, не стремился скрыть вину. Таким образом, он будто пытался самого себя оградить от ужаса, который охватил его, когда он осознал, что сделал. Убить человека... Это уже не игры, не интриги, а настоящая человеческая жизнь. Он помнил, как после вчерашней вести о смерти королевского фаворита у него душа встрепенулись, сознание поразило ощущение того, что уже ничего не исправишь. Он помнил и лицо Марго, вбежавшей к нему в покои, истинный страх в глазах, с которых вдруг спала пелена безумия. "Неужели это всё мы?!" – вскричала тогда она, тотчас падая в обморок на роскошный персидский ковёр. И Франсуа теперь знал: да, это они. И им теперь жить с этим дальше. Когда они принимали решение о мести, оба пребывали в полусумасшедшем состоянии, но теперь, когда страсти успокоились и рассудок вернулся, пришло осознание трагедии и испуг перед карой небесной, а, в первую очередь, перед собственной совестью. Теперь уже ничего не будет, как прежде, потому что они убийцы. – Ты мне не брат... – прошептал Генрике. – Мой брат никогда бы так не поступил. За что? И в этот момент Франсуа совершил ещё одно преступление. Сделал самое жестокое, что теперь можно было. – А тебе известно, что твой драгоценный Дю Га сделал с Марго? Уж не знаю как так вышло, но он обесчестил её! – выпалил принц, не думая о том, какую боль эти слова принесут. Генрике замер. Он вспомнил про ночь с Марго, затем, про то, как рассказал обо всём Дю Га. Теперь картина окончательно собралась воедино. Он сам был виноват во всём! Король опустился за стол и уронил голову на руки. В Лувре появился ещё один сломанный человек. Франсуа, смотря на него, попятился. Что он наделал? Теперь ему казалось, что душа каждого из них искажается в витражных стёклах на окнах Лувра, переворачивается, ломаясь и чернея. Как же легко оказалось все разрушить! Понадобилось лишь связать несколько человек, каждый из которых совершил своё преступление. – Уходи. Просто исчезни, – раздался голос Генрике. Анжу, недолго думая, выскользнул за дверь, затворяя её. Он оказался слишком труслив для того чтобы остаться и попытаться что-нибудь исправить. "Католический Париж – это ад", – подумалось ему. – "Генрике меня теперь не простит. До этого прощал всё, но то, что я сделал сейчас – вряд ли. Мне остаётся одно: писать письмо Наваррскому. Если уж в семье у меня ничего не вышло, я возвращаюсь в игру. И больше не желаю играть на этой стороне". Вот так быстро пришло к нему решение. И один участник ушёл из драмы, неся за собой поверженное знамя. Однако страдать дальше остались остальные. *** Марго шла по коридору, с самой неискренней из своих улыбок кивая приветствующим её придворным, и знала, что это уже не она. Марго умерла. Давно. Та Марго никогда бы не поспособствовала убийству человека. А эта Марго... Чёрт её знает. Королева Наваррская остановилась перед зеркалом в большой галерее. Из отражения на неё смотрела незнакомая девушка. Бледная, уставшая, измождённая, уже не очень-то красивая. Осталась только та самая пугающая красота, которая когда-то была лишь частью её образа. Теперь же она казалась самым настоящим демоном. Она пошла дальше, ощущая тяжесть в каждом шаге, будто что-то тянуло её к земле. Путь её шёл в одну из гостиных Лувра, куда в записке попросил её прийти Гиз. Но внутри уже ничего не ощущалось, будто было всё равно. Маргарита настолько устала, что теперь уже казалось неважно, что там у них будет с Генрихом. Когда она вошла, он уже был здесь. Стоял прямо, как всегда, разве что не взглянул, когда она вошла. Некоторое время висело молчание, а затем он неожиданно проронил: – Я подумал... И решил, что прощаю тебя. Марго усмехнулась. Он прощает. Как смешно! Как будто кому-то от этого станет легче, как будто это смоет её прегрешения, как будто это вернёт их прежние отношения. Когда он ушёл, казалось, что случился конец света. Но теперь, когда он возвращался, ей уже было всё равно. Должно быть, они слишком много раз сходились и расходились, слишком много страдали. А почему он прощает? Значит, она изменила ему с собственным братом и с его фаворитом, как Генриха уверили, а он легко прощает. И это любовь! Маргарита чувствовала, что подобные мысли нелепы, ей обычно несвойственно делать такие странные выводы, однако сейчас её душу наполняло нечто безумное. – Я тоже натворил немало, – пояснил Генрих, – но ты давала мне шанс. Он не смотрел ей в глаза. Значит, это неискренне. Но тогда зачем? Марго замерла, заставила комок боли внутри сжаться до неимоверных размеров, только чтобы позволить ей сделать нормальное лицо, не искажённое муками. – Спасибо, – прошептала она. Наверное, это так же неискренне. За что благодарить? Всего лишь очередное унижение. Но унижения для неё уже не страшны, она прошла их все, как круги ада, одно за другим. Так зачем же всё это происходит? Ответ пришёл быстро. Ровно в ту минуту, когда дверь распахнулась и на пороге возник герцог Майенский. – Ваше Величество! Вот так встреча! – наигранно воскликнул он. Делал вид, будто такая неожиданность – встретить сестру короля в одной из гостиных Лувра. Марго тотчас напряглась. Если он пытается что-то изобразить, значит, что-то скрывает. Должно быть, ему было известно, что она здесь будет. Скорее всего, у них был договор с Генрихом, который должен был привести её сюда. А, учитывая, что он только что попытался наладить с ней отношения – им явно что-то было от неё нужно. Картина сделалась ясной. Неожиданно Марго начала видеть то, о чём раньше и не подумала бы. Розовая пелена упала с глаз, она обнаружила в людях плохое. Переведя взгляд на Генриха, королева обнаружила, что тот прячет глаза. – Полагаю, у вас есть ко мне какой-то разговор? Давайте начистоту, – обратилась она к братьям. – Я не знаю. Карл попросил меня устроить вам встречу, – честно признался Генрих. – В таком случае, я вас слушаю, – Маргарита повернулась к Майену. Тот несколько промедлил, а затем вкрадчиво произнёс: – Думаю, вас не удивит то, что я знаю, какую роль вы играете в амбициозных планах моего брата. Вам прекрасно известно, что его могущество даст силу и вам. К тому же, насколько я понимаю, вы любите его. Марго подняла брови. Он говорил дерзко и без утайки. Она взглянула на Гиза. Сейчас было сложно сказать, играет ли она всё ещё роль в его планах на будущее. Однако он не подавал голоса, ничего не отрицал. Значит, герцог Майенский говорит верно. Внутри Маргарита вдруг ощутила какое-то облегчение, ведь теперь можно надеяться, что для них с Генрихом ещё не всё потеряно. Но размышления её прервало продолжение речей Карла: – Из всего этого я могу заключить, что вы на нашей стороне и мы можем рассчитывать на вашу поддержку. – Но вам следует помнить, что я ещё и королева Наварры, жена короля Наваррского, а также сестра короля Франции, – прервала его Валуа. – Ваш муж покинул вас, предал, вновь принял сторону врагов короны. Думаю, вам не стоит о нём даже вспоминать. А вот ваш брат... Об этом я и хотел поговорить. До нас дошли вести о том, что он хочет наладить мир между католиками и протестантами. Опять. Такими темпами ересь никогда не будет уничтожена! Однако Его Величество слишком мягок, он не может решиться уничтожить гугенотов. Ему следует в этом помочь. Ни для кого не секрет, что вы имеете на него влияние. Вы должны убедить его склониться на нашу сторону, на сторону католиков. Понимаете меня? Пора положить конец междоусобицам во Франции. Марго нахмурилась. Должна? Но отчего же? Она никому ничего не должна! – Прошу прощения, но я не участвую в политической жизни. Генрих, – она вновь повернулась к своему возлюбленному, – почему ты сразу не сказал об этом своему брату? Ты же всё прекрасно знаешь. Гиз хотел было что-то сказать, но Майен не позволил, тотчас промолвив: – Всё, что я сейчас говорю, сказано от лица нас обоих. В первую очередь, я прошу вас сделать это ради интересов Генриха. Вы ведь хотите стать королевой Франции? Маргарита вздрогнула. Она вдруг почувствовала, что просыпается от долгого сна. Королевой Франции? Но кто же будет королём? – Вы хотите отобрать престол у моей семьи?! – вскричала она. Так вот к чему всё шло! И это длится уже столько лет, но ей и в голову не приходило задуматься. Блеск, роскошь, безумства веселья, свет наивности, сияние беззаботности – всё теперь слилось в чёрную массу и угрожало Марго своей пустотой. Как много, оказывается, она не видела! – Я же говорила, что не принимаю ничью сторону. Я не буду способствовать узурпации трона моего брата, не буду этому препятствовать. Я не стану выбирать сторону! – твёрдо произнесла она. – И я прошу вас оставить меня. Лицо Карла исказилось в гневе, Генрих продолжал молчать. – Вы обязаны нам помочь! – прошипел Майен, сбрасывая маску любезности. – Иначе, поверьте, мы не побоимся Бога и устроим вторую Варфоломеевскую ночь! Хотите утопить страну в потоках крови? В конце концов, мы не просим вас об измене короне и своей семье. Пока что нам просто нужно расположение вашего брата. Пускай он будет на нашей стороне. Большего сейчас не нужно. – Но как только он примет вашу сторону, потеряет возможность искать поддержки у протестантов, в случае чего. Вы получите всю власть, над страной, над ним. Он окажется в безвыходном положении, а вам ничего не будет стоить устранить его и занять престол. Всё стало для неё ясно как божий день. – Не стоит так много думать, это до добра не доводит. Если вы нам сейчас не поможете, потом сильно пожалеете, – угрожающе сказал Карл. – Ваша семья ходит по острию кинжала. Когда она сорвётся, у вас есть шанс упасть вместе с ними. Поздно играть в благородство, спасайте себя, принимайте сторону силы. Тогда вы останетесь на вершине. Что бы вы не говорили, вам не хочется терять власть и своё положение, вы тщеславны, как все сильные мира сего. Статус королевы – это то, без чего вам уже никак. Однажды вкусив плод власти, уже никогда не сможешь отказаться от неё. Поэтому я бы на вашем месте старался её удержать, а также спасти себя, потому что никто не знает, как всё обернётся. – Вы мне угрожаете? Да как вы смеете! Марго вновь взглянула на Генриха, ища поддержки, но он молчал. Он оставил её одну. – Уходите! – воскликнула она, пытаясь скрывать испуг. – Я уйду, но мои слова вы не забудете. Советую вам над ними подумать. Сказав это, герцог Майенский удалился. Маргарита судорожно вздохнула, ощущая тошноту. Слишком много эмоций и переживаний. Ей вдруг захотелось просто провалиться, исчезнуть. Сильнейшая слабость охватила тело. – Ты видел это и ничего не сказал... – раздался в тишине её голос. – Господи, мне кажется, что я в каком-то кошмарном сне. Что с нами стало? Генрих не оправдывался, не просил прощения, ведь это уже никому не нужно. Он даже не смотрел ей в глаза. Просто подошёл, глядя куда-то на стену, за неё, чисто машинально привлёк к себе, вдыхая аромат её волос, и прошептал, щекоча дыханием шею: – Это пройдёт. Мы все когда-нибудь проснёмся. Марго шумно выдохнула, упираясь взглядом потухших васильковых глаз в шрам на его щеке, пальцами зарываясь в его волосы. – Надеюсь на это. Очень. Но она не видела перед собой ни малейшего признака надежды. Должно быть, это и есть ад, когда впереди лишь беспроглядный мрак. *** Перед входом в Сен-Жермен л'Осеруа толпились придворные. До мессы ещё оставалось полчаса, однако все уже были здесь. Небывалый ажиотаж вызвали последние происшествия. Каждый стремился первым узнать ещё какие-нибудь новости. И убийство королевского фаворита, и слухи о прекращении войны – всё это обсуждалось и обрастало новыми подробностями. Вскоре появился король, который вёл под руку королеву. Отойдя от гибели Дю Га, Генрике вдруг понял, что нужно больше внимания уделять супруге. В глубине души, даже не отдавая себе в этом отчёта, он пытался таким образом забыть Марго, Луи и всё, что терзало его. Но Луиза утешения не приносила, чего он старался не показывать, относясь к ней нарочито трепетно. – У меня есть для вас подарок, – обратился он к ней, когда они поднимались по ступеням церкви. – Лучшим подарком для меня является благосклонность моего супруга, – кротко отозвалась она. Генрике улыбнулся, а затем извлёк откуда-то нить прекрасного розового жемчуга. – И всё же позвольте вам это преподнести. В печальных глазах королевы зажглись огоньки счастья. – Вы так щедры! Право же, не стоит баловать меня такими редкостями, тем более, что это так дорого. – Ах, сущие пустяки, – отмахнулся король, собственноручно застёгивая украшение на тонкой шейке. Крупные жемчужины переливались на солнце. В этот момент, Генрике совершенно случайно подумал о том, что на Марго они смотрелись бы лучше, поскольку Луиза становилась блёклой на их фоне. Королева Наваррская же была будто создана для того, чтобы носить жемчуг, ведь чёрные волосы оттеняли бы его перламутровое сияние, а белая кожа сама была жемчужной, вся будто светилась изнутри... Тотчас он пришёл в ужас от своих мыслей, старательно начиная их отгонять. Он не должен думать о сестре! Всё это в прошлом, всё это окутано трагедией. Уже месяц Генрике старался не вспоминать ни о ней, ни о предавшем его и погибшем Дю Га, поскольку в этих воспоминаниях было слишком много боли. Король знал, что где-то там покоится тело того, кто, несмотря ни на что, любил его безумно и погиб не только из-за своих грехов, но и из-за его ошибок, отчего даже толком неясно, как к нему относиться. Знал он и то, что неподалёку наверняка должна стоять Маргарита, которая по слухам опять вернулась к Гизу, которая, в любом случае, никогда не будет принадлежать ему. И обо всём этом нужно было не думать. Иначе рискуешь сойти с ума. Генрике вновь взглянул на Луизу. В её глазах он видел преданность и любовь. Только вот нужна ли ему её любовь? В этот момент чья-то крепкая рука легла на его плечо. Раздался бодрый голос: – Ваше Величество, простите меня, что опоздал! Я никак не мог найти свою шляпу. Генрике вдруг почувствовал облегчение. Вот кто его отвлечёт. – Сен-Мегрен, друг мой, – губы его сами сложились в искреннюю усмешку, – у тебя сотни шляп! – Но мне нужна была именно эта, поскольку, – миньон указал на шляпу, которая красовалась у него на голове, – перо на ней подходит к вашей перевязи, а я считаю, что необходимо сочетаться со своим королём! Валуа рассмеялся. Этот весёлый беззаботный юноша последние несколько недель скрашивал его отчаяние. Сен-Мегрен умел заставлять забыть о проблемах. Чем-то он был похож на Дю Га. Тотчас позабыв о Луизе, Генрике опёрся на его руку и пошёл в церковь, увлекаемый радостной болтовнёй Сен-Мегрена. Придворные, устремившиеся за ними, принялись перешёптываться. – Неужели у короля новый фаворит?! – поражённо промолвил Бюсси, шедший подле герцога Анжуйского, который, надо сказать, уже долгое время планировал отъезд, решив принять сторону короля Наваррского и прекратив всяческое общение с собственным братом. – Ещё один содомит на наши головы! – пробормотала одна из придворных дам королева-матери. – Как бы не повторил печальную судьбу Дю Га, – усмехнулся Эжен, сопровождающий Гиза, ведущего под руку Марго. При упоминании этого имени она вздрогнула и побледнела, однако Генрих, увлечённый своими мыслями, этого не заметил. Вскоре все скрылись в церкви. Месса началась.