ОБРЕЧЕННЫЕ ЖЕЛАНИЯМИ

Утром я проснулась от громких голосов. Девица Феррен сидела перед зеркалом, а ее кузина наворачивала ей на голове какой-то замысловатый крендель. Обе были уже одетые. Я лежала на кровати и чувствовала себя так, будто я вчера обошла пешком все семь королевств, а когда попыталась пошевелиться, поняла, что и Эссос не остался без моего внимания. Мое движение не прошло незамеченным. - Доброе утро! –весело сказала девица Феррен: - Долго спишь, мы уже позавтракать успели. Давай, вставай, а то опоздаешь на состязание лучников. - Ага, - сказала я сиплым голосом. Обе девицы уставились на меня и одинаково покачали головами. - Ужасно выглядишь. Во сколько же ты вчера пришла? Все хорошо? - Ага, - повторила я, надеясь, что прозвучало это уверенно. Девица Феррен обернулась к зеркалу и оценила творение своей кузины. - На турнир сойдет. Но на пир нужно будет сделать что-то поинтереснее. Может, добавить свежих цветов? Только их нужно хорошо закрепить, чтобы они не отвалились. Я уже пообещала первый танец сиру Гавену. Точно. Пир и танцы. Об этом я совсем забыла за вечерними приключениями. Мои беды еще только начинались. Пока я ошалело сидела на постели, собираясь с силами, чтобы из нее выбраться, за девицами зашла служанка и сказала, что во дворе их ждет брат, чтобы проводить на турнир. Девицы упорхнули, а я сползла с кровати и на негнущихся ногах подошла к тазику, чтобы умыться. Холодная вода слегка привела меня в чувство. Я осмотрелась и увидела вчерашнее платье, которое вычистили служанки. Пожалуй, надену-ка я лучше его. Когда я спустилась во дворик, за столом в одиночестве сидела моя септа и изящно ела хлеб, отщипывая от краюхи маленькие кусочки. Я, пробормотав приветствие, принялась за еду. Помня вчерашний день, я постаралась наесться, как следует. На этом турнире не знаешь, когда тебе еще доведется нормально покушать в следующий раз. На третьем куске хлеба с маслом я поймала на себе удивленный взгляд септы. - Ты что же, не наелась на вчерашнем ужине в замке? Я предпочла набить себе рот хлебом и промычать что-то невнятное. Септа поморщилась. -Девушек, которые говорят с набитым ртом, никто не возьмет замуж. Это отвратительно выглядит и звучит. Прожуй, потом говори. Во дворик вбежал запыхавшийся старый слуга и сообщил, что отец слегка нездоров и не сможет сопровождать меня на состязание лучников. Если мы пожелаем, то можем посетить состязания вместе с септой. На вечернем пиру отец обещал присутствовать. Септа осуждающе посмотрела на меня, как будто это я не смогла встать после вчерашнего. - Я думаю, молодой девице достаточно одного дня для вульгарных развлечений. Раз уж вчера ты пропустила речь Праведного, то сходить в септу тебе не повредит. Я не стала возражать. Смотреть с септой состязание лучников и слушать ее сварливые замечания удовольствия не было, а город я хотела посмотреть. К тому же мне нужно было купить морских комков для мытья. Мы уезжали завтра, вряд ли мне представится другой случай это сделать. *** Чем ближе мы подходили к городским воротам, тем мощнее становились причалы и больше корабли. Толпа тоже прибывала. Такой пестрой публики не было даже на ярмарке. Голые по пояс грузчики, таскающие тюки и катящие по сходням бочки, чернокожие матросы, которые что-то кричали на незнакомом языке, толстые бородатые купцы в странных ярких одеждах, охранники с разным оружием со всех концов света, бойкие кухарки, торгующиеся с бронзоволицыми рыбаками, дочерна загорелые мальчишки, и множество другого, не менее необычного, народа. Ближе к воротам начиналась мостовая. Последний причал был огромный, с двумя молами, сильно выдающимися в море и широкой лестницей. Наверно, здесь швартовались особо почетные корабли. На воротах несли службу городская стража и люди Ланнистеров в красных плащах. Большая септа Ланниспорта стояла в конце центральной улицы, которая вела сразу от морских ворот города. Большая площадь перед ней была вымощена камнями двух цветов и напоминала гигантскую доску для кайвассы. Сама септа была сложена из белого камня, а ее круглый купол покрыт позеленевшей медью. На каждом из семи углов была поставлена полуколонна с резным навершием. Резными были горизонтальные балки и проемы больших окон. Более красивого и величественного здания я не видела еще никогда в своей жизни. Наша септа была деревянной, и до сего момента это казалось мне в порядке вещей. Белые украшенные резьбой двери высотой футов в пятнадцать были открыты, и через них в обе стороны шли люди. Мы вошли внутрь, и я оцепенела от восторга. В каждой из семи стен было высокое стрельчатое окно с витражами. Витражи были разного сюжета, который был посвящен тому из Семерых, чей алтарь и статуя стояли перед окном. И каждый был сделан в своем цвете, так, что при движении солнца освещение септы менялось в течении дня от синего до фиолетового. Вход был с севера, слева от него было синее окно Старицы. Сейчас все было залито холодным голубовато-зеленым светом от стороны Девы и Матери. На южной стороне находился алтарь Отца с желтыми витражами, а вечерние тона заката проходили через оранжевые окна Кузнеца и красные Воина. Увидев мой восторг, септа подобрела и снисходительно пояснила. -Эти витражи - дар лорда Герольда Ланнистера. Их делали целый год в Мире, а потом доставили на корабле и собирали еще почти столько же. Это было в год коронации Эйгона Пятого. Сир Герольд хотел задобрить Семерых, а то род Ланнистеров настигло чересчур много несчастий в это время. Септа выдала мне семь душистых свечей белого воска и велела зажечь их на всех алтарях. Народу в септе было много, и мы потеряли друг друга из вида. На алтарях Матери и Отца было сложно даже найти место, столько свечей уже горело. Я послушно исполнила то, что было велено, и вернулась ко входу. Старушка в белых одеждах септы и большим радужным кристаллом на длинной цепочке, распоряжающаяся свечными запасами, приветливо улыбнулась мне и сказала. - Вот эти свечи для особенных молитв, дитя, если ты имеешь в том потребность. Я имела потребность и взяла большую свечу. Она была такая толстая, что мои пальцы не сошлись на ней. Теперь мне нужно было решить задачу посложнее, к кому из Семерых мне можно было обратиться со своей просьбой. Если я рассчитываю найти какой-то хитроумный выход, мне, пожалуй, лучше помолиться Старице. Но, в любом случае, даже велеречивый отказ остается отказом и может обидеть брата лорда. А эта обида может отразиться на всей семье. Наверно, лучше сказать честно, что я не умею танцевать, но тогда, да поможет мне Матерь в моем позоре. Но у нее столько просьб в эти дни. Весь ее алтарь сиял, как большой костер, и на нем было полно толстых свечей, вроде той, что я сжимала в потной руке. Вдруг Матерь замается и забудет обо мне? Так рисковать я не могу. Вот бы танцы совсем отменили. Пригласили бы опять лицедеев с их огненным представлением, ведь их почти никто из богатых господ не видел. Или принц Рейгар опять решил бы спеть, похоже, поет он хорошо, всем понравилось. Или все музыканты съели бы чего-нибудь и не смогли вылезти из нужника… Без музыкантов - какие танцы? Мне еще ни разу не приходилось просить у Семерых что-то настолько нехорошее. И у меня оставался только один вариант, к кому из них я могу обратиться. Лиловое окно находилось в тени - на алтаре горело всего несколько огней, и весь этот угол был безлюден. Моя большая свеча здесь будет единственной. Я воровато оглянулась, не видит ли меня септа, зажгла свою свечу от пламени другой, поставила на белый полированный камень и мысленно прочла молитву. Свеча сразу разгорелась, осветила статую сильнее, и мне показалось, что из-под низко опущенного каменного капюшона блеснули глаза. Мне стало страшно. Если бы у меня был другой выход, я никогда бы не решилась на такое. И точно не решусь еще раз. Я отошла от алтаря как раз вовремя, септа уже начала меня искать. Она была какая-то восторженная и просветленная и, слава Матери, не стала меня ни о чем расспрашивать. *** На причалах с лотков на колесах босоногие мальчишки торговали разными ракушками. Некоторые были печеные, в раскрывшихся от жара черных раковинах виднелась бело-желтая мякоть. Другие были вообще сырыми. Мальчишки ловко раскрывали раковину коротким ножом и плескали в нее что-то из бутылочки, на которую указывал покупатель. Неужели, это могут есть люди? И, судя по хорошей одежде, явно не с голодухи. Септа родилась в Ланниспорте и, конечно, знала все про дары Закатного моря. Она объяснила мне, что все это очень вкусно, а сырые ракушки, которые назывались острым забавным именем – устрицы, вообще, деликатес, который можно попробовать только рядом с морем и только в некоторые периоды года. А если повезет, внутри устрицы может попасться настоящая жемчужина. Около одного парня постарше было много покупателей. Он стоял в теньке от борта корабля и громко расхваливал свой товар короткими стишками. На корабле сидело человек пять голых по пояс матросов, которые ели ракушки, бросая пустые скорлупки прямо в воду. Когда мы подошли ближе, парень как раз обслуживал супружескую пару. Муж был пожилой полный пышно одетый, скорее всего, торговец, а жена его была очень симпатичная и молодая, лет двадцати, не старше. Из-под головной накидки из тончайшего пурпурного шелка с серебряной каймой было видно очень красивое ожерелье. Рядом с парой стоял высокий широкоплечий мужчина в кожаном проклепанном дублете, на поясном ремне его висели меч и кинжал. Телохранитель стоял спиной к морю, и глаза его внимательно скользили по людям на причале. Мальчишка одну за одной ловко вскрывал устрицы и громко декламировал. -Устрицы, устрицы! Не дадут молодке хмурится. Съешь штук пять, Всю ночь будет стоять! Матросы с корабля грохнули. Пожилой супруг рассмеялся и бросил на прилавок серебряную монету. Молодая женщина хихикнула, прикрыла краем накидки рот и бросила короткий тревожный взгляд на охранника. Тот угрюмо посмотрел на мальчишку, но ничего не сказал и вернулся к наблюдению за народом. Моя септа охнула и, схватив меня за руку, потащила прочь. Я ничего не понимала, видимо, стишок септе чем-то не понравился. Септа возмущенно сказала. - Нам нужен просто торговец устрицами, а не бесстыдный скоморох. Мальчик, у которого септа решила остановиться, молча улыбался, но ремеслом своим владел преотлично. Септа взяла полдюжины устриц. -Вот, хороший мальчик, - похвалила его септа: - Делает свое дело и держит язык за зубами. Рядом с лотком на большой тумбе, к которой привязывали корабельные канаты, сидел загорелый худой старик в широкополой соломенной шляпе, который плел какую -то корзинку из веревок. Он усмехнулся и сказал септе. - Если бы он смог сказать хотя бы «спасибо», м’леди, это было бы чудо. Мальчик бросил на старика сердитый взгляд и вернулся к открыванию устриц. - Он немой, бедняжка? – септа дотронулась до кристалла на своей груди: - Я буду молится за него. - Мы все молимся за него, сестра. – старик снял шляпу и поклонился септе:- Он не с рождения немой. Бедный парень ходил в море со своим отцом и старшим братом в конце зимы. Его нашли одного в лодке, которую выбросило на берег после трехдневного шторма. Мальчишка почти замерз и больше не сказал ни слова с тех пор. Куда подевались его отец с братом никто не знает. Его мать слегла и не встает с тех пор, а у него еще две младшие сестры. Друзья отца дают ему подзаработать, и вся семья живет только этим. Мальчик опять сердито посмотрел на старика и протянул септе ее устрицы. - Немного уксуса. - велела она. Я с подозрением смотрела на нее, как она будет это есть. Но септа ловко, словно с маленькой тарелочки, втянула содержимое раковины, вздохнула с наслаждением и принялась за следующую. Как оказалось, за мной внимательно наблюдали. Старик с интересом спросил меня. - А вы, что, не любите устрицы, м’леди? Я призналась, что узнала об их существовании буквально только что. Старик заволновался. -Как же так, м’леди, быть в Ланниспорте и не попробовать устриц… Мальчишка, услышав это, покопался в кучке раковин, выбрал самую большую, ловко ее открыл и подковырнул внутри, сбрызнул уксусом и подал мне с улыбкой. Я неуверенно взяла ее. Раковина была толстой шершавой и тяжелой, а ее содержимое напоминало соплю. Я с ужасом посмотрела на мальчишку. Он ободряюще кивнул. Я, подражая септе, взяла раковину двумя пальцами и поднесла ее ко рту. Пожалуй, глаза лучше закрыть. Устрица резко и свежо пахла морем. Я осторожно втянула ее, немного подержала на языке и проглотила. Вкус был неожиданный, ошеломляющий, одновременно соленый, горький, кислый, ни с чем не сравнимый. Я открыла глаза и посмотрела на раковину. Ее внутренняя сторона была необыкновенной красоты, гладкой, глянцевой в радужных разводах перламутра, отражающего солнечные лучи. Я с облегчением рассмеялось. Есть устрицы оказалось, действительно, вкусно и интересно. Мальчик тоже рассмеялся и открыл мне еще одну. Я спросила его о ноздреватых комках для мытья. Он кивнул, порылся внизу тележки и достал пару. Старик снисходительно объяснил, что называется это - губка, и живет она на дне моря. Я попросила достать еще одну. Когда подошла пора рассчитываться, мальчик показал жестами, что наш пир стоил три медных звезды. Я дала ему серебряного оленя и остановила, когда он начал набирать сдачу. Мальчик очень обрадовался, поклонился и приложил руку к сердцу. Старик тоже поклонился мне и сказал. - Да благословит вас Матерь за вашу доброту, м’леди. Мы отошли от причала, и септа сказала. - Сострадание к нуждающимся – дело, угодное богам, дитя мое. Милосердных девушек охотно берут в жены, поскольку доброта – это главная добродетель женщины. Но нужно понимать, что серебро даром не дается, и все хорошо в меру. Пары звезд было бы достаточно. Я хотела ответить, что для семьи, где двое маленьких девочек, мать не встает, а работает один мальчик, который разучился говорить, и сто оленей будет мало, но сдержалась. Ругаться и выслушивать, что меня никто не возьмет замуж, не хотелось. *** Когда мы подошли к дому рыбника, там стояла странная суета. У ворот была повозка, на которую грузились сундуки, сновали слуги. Во дворе под сосной сидели старшие женщины Ферренов. Мы поздоровались и прошли в нашу комнату. Девица Ферренов в сердцах кидала в сундук какие вещи. Ее кузина сидела на нашей кровати и всхлипывала, а септа ее утешала, гладя по голове. Девица увидела нас, уперла руки в бока и гневно заявила. - Вы уже слышали эту кошмарную новость? Королевский двор уезжает. Все, конец турнира, ни пира тебе, ни танцев. – она повернулась к своей кузине: - Хватит скулить. Слезами тут не поможешь, только распухнешь вся, как будто тебя покусали пчелы. Я почувствовала, как пол уходит под моими ногами и, чтобы не упасть, села на кровать. Потрясение было таким сильным, что я не могла говорить. От моей свечи Неведомому не прошло и пары часов. Может, не зря Семерым строят такие богатые храмы? Если мольбы оттуда доходят гораздо быстрее и исполняются гораздо охотнее, чем те, которые посылаются из бедной деревенской септы из бревен, почерневших от времени. -Вы уезжаете? – спросила я очевидное, просто, чтобы что-то сказать. Девица Ферренов возмущенно воскликнула. - Конечно! Что здесь еще делать? Феррены собрались очень быстро. Мы с септой вышли их проводить и повстречали самого лорда Феррена, который заехал за своими женщинами. Он узнал меня, передал привет отцу и пообещал заранее послать ворона с сообщением о дне свадьбе его дочери, чтобы мы могли приехать. Я обняла и расцеловала девиц на прощание. Кузина заплакала, а девица сказала, что мы скоро увидимся на ее свадьбе. Мы покинули Ланниспорт на следующее утро. Как знать, доведется ли мне когда-нибудь увидеть его снова?