***
Прошла неделя. Все эти дни Эмма не могла выбросить из головы ту ночь. Ей снилось, что Киллиан был рядом с ней, что также исступленно целовал, крепко прижимая к себе, а потом они долго лежали и разговаривали. Тогда она просыпалась, вся мокрая, тяжело дышащая. На деле же он не писал и не звонил, пропав из её жизни, оставшись лишь во снах и воспоминаниях, в очередной раз давая Свон понять, что все было ошибкой. Она могла бы порвать с ним всякие отношения, ограничившись тем, что между ними уже было, но в то же время понимала, что просто не сможет. У неё не хватит сил жить дальше без него. Ей было достаточно просто знать, что он рядом; но неведение приносило ей боль. Нормана дома практически не было. Он постоянно ссылался на свою новую работу, но это казалось девушке враньем: не мог же он практически круглосуточно там быть. И каждый раз она провожала его с такой радостью, словно выигрывала крупную сумму денег в лотерее. Но несмотря на получаемое облегчение, она постоянно ловила себя на мысли, что что-то не так. Все каникулы они виделись с Мэри Маргарет, устраивая походы друг к другу к гости и ночевки, заваливаясь на огромной куче подушек и одеял смотреть очередной фильм. Подолгу спорили о том, что будут смотреть: Бланшар, мечтательная и романтичная, настаивала на мелодрамах, которые не нравились блондинке, предлагавшей что-нибудь из фантастики или триллеров. Но одного Свон не сделала: она так и не рассказала брюнетке о том, что произошло в новогоднюю ночь, считая, что её это никак не касается. А по окончании каникул, подготавливаясь к школе, Свон решила сходить к матери на могилу. Поэтому, надев всю свою самую лучшую одежду, словно давая умершей возожность вновь любоваться своей дочерью, девушка отправилась на кладбище. Погода в тот день стояла совсем не зимняя: светило солнце, пусть и не дававшее ни капли тепла, а также отчетливо ощущалась не свойственная зиме атмосфера. Свон, закутавшись в свой теплый красный шарф, идя к автобусной остановке, наблюдала за людьми. Дети, как только стало чуть теплей, повыходили на улицу и теперь играли в снежки; взрослые же по обыкновению бурчали что-то о своих проблемах и приходе недолгой оттепели. Вокруг кипела жизнь, но блондинка живой себя не чувствовала. И вот спустя час езды она уже аккуратно шла между могилами, с каждым шагом замедляясь, словно оттягивая неизбежное. Она не была тут уже три с половиной месяца и почему-то чувствовала себя виноватой за это. Но именно в тот момент Эмма поняла, что со смертью мачехи она почти смирилась: думы о ней приходили все реже, как и кошмары, сопровождавшие её первое время, и это принесло ей какое-то облегчение. И вот, остановившись перед могильной плитой с высеченным на ней именем мачехи, она медленно положила букет желтых тюльпанов к подножию камня, собираясь с мыслями. — Привет, мам, — начала она, вновь и вновь пробегаясь взглядом по буквам на куске камня так, будто это чем-то могло помочь, — извини, что так долго не приходила. Ты знаешь, — она присела на корточки, неотрывно смотря на памятник, убеждая себя в том, что слова доходят до адресата, — многое изменилось. Я ведь уже рассказывала про папу, верно? — её губы дернулись в улыбке, а глаза начали слезиться. — Я ведь до сих пор не могу принять то, что он дважды пытался сделать. А еще не так давно он рассказал мне, что все то время, что я жила с вами, он ненавидел меня и что именно его ненависть является причиной такого поведения. Но потом, — она положила руку на памятник, опираясь на него, — он устроился на новую работу, и его попытки… домогательства прекратились. И вроде как все нормализовалось, но, — она закусила губу, впервые переведя взгляд куда-то в сторону, — мамочка, я боюсь. Боюсь того, что он может сделать. Боюсь, что он осквернит этим твою память, что перечеркнет все светлое, что было в нашей жизни. Мамочка, я очень боюсь, — её голос сорвался, и она впервые за долгое время зарыдала, опустив голову, прикрыв глаза. Её не волновали ни наверняка образовавшиеся разводы от туши, ни что бы то ни было еще, ей просто нужно было выговориться. Но Эмма достаточно быстро взяла себя в руки, и, вытерев слезы с щек руками, вновь посмотрела на камень. — И ещё… я запуталась. В нашей школе появился парень, его зовут Киллиан, и мы вроде как подружились, но… я знаю, что он хочет большего от меня, — она, встав на ноги, закусила губу. — Но я не знаю, чего сама хочу. Не знаю, как реагировать на его действия. Ничего не знаю, — она глубоко вздохнула. — Я очень скучаю, мама. Выговорившись, Эмма еще долго стояла у камня, будто чего-то ожидая. Ответов? Того, что что-то изменится? Того, что кто-то придет? Возможно. Но девушку окружали только памятники, голые деревья, поднявшийся вскоре ледяной ветер и медленно падающие с неба снежинки.***
— Как же быстро пролетели каникулы, — буркнула Мэри Маргарет, стоя на пороге школы. Свон, усмехнувшись, дружески похлопала девушку по плечу, отвечая: — Слушай, все не так уж и плохо. Думай об этом как о, — она задумалась, посмотрев в сторону, — как о перспективе скорого окончания школы. Не кисни! — с этими словами Эмма вошла в здание. И хотя она уже не в первый раз за утро успокаивала Бланшар, на душе у самой было паршиво. Она совершенно не была готова к встрече с Киллианом, хоть и ждала её, да и вообще ко всему. Так что, успокаивая подругу, она в большей степени пыталась успокоить себя. Две недели каникул прошли настолько стремительно, что сейчас всем школьникам казалось, будто учеба и не прекращалась. Это угнетало, но и давало какой-то стимул к обучению, ведь начало второго полугодия предвещало скорые летние каникулы, которые были уж точно приятней всего остального. Подростки, веселые и улыбающиеся, общались друг с другом, а Эмме, проходящей мимо них, становилось все хуже. А Бланшар, словно чувствуя напряжение подруги, в какой-то момент взяла её за руку. Подойдя к своему шкафчику, Свон сняла сумку и быстро стала разгружать вещи, по какой-то непонятной причине торопясь. Сверившись с расписанием и проверив, все ли взяла, Эмма, поправив сумку, закрыла шкафчик и собралась было идти в кабинет, но тут же остановилась: к ней подходил Киллиан. Замерев на месте, она лишь смотрела в его глаза, по которым, оказывается, успела настолько сильно соскучиться… Без слов и приветствий он обнял её за талию, прижав к себе, и коснулся губами её губ в требовательном поцелуе. Она машинально прикрыла глаза и ответила на поцелуй, но через несколько секунд, опомнившись, коснулась ладошками его груди и отстранилась, облизнув губы. — Привет, — слишком тихо сказал он, по-прежнему держа руки на её талии. Она, открыв глаза, жадным взглядом рассматривала его: ставшие родными глубокие голубые глаза, припухшие губы… весь он был таким желанным, красивым. — Привет, — прошептала она, также отмечая, что он побрился. Но, отгоняя свои мысли по поводу того, как она по нему скучала, она серьезным голосом констатировала: — Ты меня поцеловал. — Да, — усмехнувшись, произнес он, хотя радостная улыбка его превращалась в напряженную. — Что-то не так? — Все не так, Киллиан, — она не отстранялась от его объятий, словно не имея на это сил, но и продолжать не хотела: ей было непонятно действие парня. Да и вообще их отношения на данном этапе, и ей хотелось лишь разобраться со всем как можно скорее. — То не пишешь и не звонишь, то набрасываешься с поцелуями. Это не правильно. — Да, — он медленно отстранился посмотрев ей в глаза, но руки от талии не убрал. — Ты права. Я не должен был… — Киллиан, — она коснулась рукой его щеки, также посмотрев в глаза. — Не надо сейчас себя ни в чем винить. Давай, черт, давай просто поговорим после школы. Я не готова ко всему, что может сейчас случиться, и мне немного стыдно за то, что было на вечеринке, но, — она непроизвольно провела большим пальцем по его губам, — я не хочу терять тебя. Просто… Договорить ей не дал прозвеневший звонок. Джонс, осмотревшись, как-то чересчур спокойно, как показалось блондинке, усмехнулся и произнес: — После школы, так после школы, Свон.