Экономка для лорда Грома

Нелли спешила к двери, как могла, несмотря на сонное состояние и совсем не молодой возраст. Было невдомёк, кто мог стучать в такой ранний час? Ещё даже не светало за окном. В дверь снова постучали, немного настойчиво; по не особо сильным и громким ударам женщина определила, что за дверью стояла особь женского пола, у них, мужиков, сил-то побольше будет, как и дури. И госпожа Фир не прогадала: у порога действительно стояла девушка, и кто? Её родная внучка! Женщина ахнула, приложив руку к щеке. Это было неожиданно увидеть её здесь. Нет, конечно, она ждала её возвращения, но так быстро? Испытания ещё ведь не закончились, и бабушка была уверенна, что внучка пробьётся в лучшие. А Эстерхен робко подняла покрасневшие глаза и натянуто улыбнулась, вяло подняв руку и махнув бабушке кистью. — Я вернулась, бабуль… — едва слышно произнесла она и всхлипнула, приводя Нелли в ещё больший шок. — Господи! Что же ты плачешь? Что случилось? — всполошилась женщина, вконец не понимая, что происходит. Она могла только предполагать. К её родной кровинушке плохо обращались? Кто-то обидел? Приставал? А может условия были жёсткие, что довели девушку до такого состояния? — Ну-ка, заходи в дом скорей! На улице холодно! — взяв Эстерхен за руку, женщина затащила её в дом и тут же закрыла дверь на замок, а юная Фир не могла сдержать слёз. Ей казалось, что все слёзы она пролила в карете, рыдая навзрыд от обиды на леди Грома, злости на соперниц. Да что там! Разочарование в окружающих тоже было немалым.

***

Девушка сидела на полу подле бабушки, светлая голова покоилась на её тёплых, уютных и мягких коленях, скрытых под подолом длинной до пола юбки. В комнате, пожалуй, стояла похоронная тишина, если бы не треск от горящих дров и еловых ветвей в камине. Голубые глаза, в которых, словно в зеркале, отражались то спокойствие, то нежность или радость теперь померкли, потеряли свою живость, яркость. Эстерхен почти до обеда рыдала, рассказывая Нелли причину своего возвращения. Женщина не могла спокойно смотреть, как терзается её родная девочка, у самой сердце бухало нещадно, щемило от обиды за неё. Эстерхен в жизни никогда бы ничего не украла — она точно знала, потому что хорошо воспитала её, смогла донести, что плохо, что хорошо. Госпожа Фир как могла, успокаивала её ласковыми словами, говоря, что ещё вернётся бумерангом к обидчикам, нежно гладила длинные светло-пепельные волосы, но это мало помогало — девушка была разбита. Тогда служанка принесла успокаивающий чай. «Эстерхен нужно поспать. Хотя бы немного. Совсем обессилила, бедняжка», — сказала она, и Нелли была согласна, тем более её внучка крепко потрепала себе нервы из-за такой подставы. Чай действительно помог. Через несколько минут Эстерхен устало сомкнула глаза, даже не думая переодеться во что-то удобное. Как приехала в красивом парадном платье, так и уснула в нём. В любое другое время девушка бы как минимум повесила бы его в шкаф, а было б настроение, даже погладила, постирала, но с таким скверным настроением она махнула рукой на помятый вид, запачканные от слёз пушистые накрахмаленные рукава. Было всё равно. Эстерхен проспала крепко до вечера и, проснувшись, долго не могла определить, где сон, а где реальность. До последнего хотелось верить своей богатой фантазии, тому, что всё произошедшее — сон. Пусть не из лучших, радужных. Проще было верить этому. Но нет. Боль, что отдавала в сердце, ясно давала понять: реальность здесь, всё случилось с ней, разбились мечты, желания, даже, как считала сама девушка, потерялся смысл жизни. «Ничего не хочу», — подняв голову с колен бабушки, юная Фир потёрла усталые тяжёлые глаза, они словно были свинцом налиты. Из груди вырвался горький выдох. Чуть прикусив нижнюю губу, Эстерхен медленно поднялась на ноги, глядя на завораживающий огонь, который теперь утерял свою таинственность, но отчего-то успокаивал. — Ты бы поужинала, — посоветовала Нелли, с болью в сердце глядя на мрачную внучку. Ей хотелось бы вернуть ту весёлость, лёгкую беспечность, видеть вновь улыбку на слегка побледневших и потресканных губах, слышать задорный звонкий смех. Такой она любила её, а не ходячим привидением. Женщине даже казалось, что девушка действительно полупрозрачная. — Не хочется, — шумно вздохнула Эстерхен, мотнув головой. Отвернувшись, она мелкими и ленивыми шагами прошла к окну и, коснувшись плотной занавески тыльной стороной ладони, отвела в сторону, чтобы посмотреть на улицу. А на родную деревню уж давно опустилась ночь, навевая сон на всё вокруг. В небе ярко мерцали звёзды, светила бледно убывающая луна, и в свете ночных светил, в том числе и фонарей, серебром блестел белоснежный снег, который так резал в глаза днём. «Наверное, морозно», — девушка обхватила себя одной рукой за плечо и вновь вздохнула, склонив голову набок. — Хоть бы чаю попила, согрелась да спать пошла, — женщина сложила руки на животе, пряча ладони в широких рукавах тёплой кофты, которую сама же и связала. Нелли всё надеялась, что внучка сдастся и хотя бы несчастный чай попьёт, в её случае хоть что-то, а там, может быть, и аппетит придёт. Не зря ведь говорят: «Аппетит приходит во время еды». — Ну-у… — протянула та задумчиво, понимая, что надо бы чего перекусить, а то загонять так себя — себе же вредить. Она уже хотела сдаться и идти на кухню, но вдруг в небе прогремел гром. «Гром зимой?» — девушка искренне недоумевала и повернулась к бабушке, считая, что послышалось, но Нелли даже привстала с кресла-качалки, тоже не понимая, послышалось ей или нет. — И ты слышала, Эстерхен? — женщина поднялась с кресла и поспешила к внучке, схватившейся за сердце. — Д-да… — тихо пробормотала она, и вдруг яркая вспышка молнии с грозой осветила всё небо, напугав обеих Фир чуть ли не до смерти, самая старшая аж вскрикнула от пугающей неожиданности, младшая же подскочила на месте, прижимая руки к груди, в которой так колотилось маленькое сердечко. Эстерхен вспомнила, что когда-то в толстой и потрёпанной старой книге «Изучаем природу» она наткнулась на интересный параграф, где писалось о необычном явлении — снежная гроза, но в их местности такого никогда не наблюдалось. А тут — трах-ба-бах! — гром да ещё и какой силы. Нелли нахмурила брови и покачала головой. — Не к добру это. Девушка изумлённо взглянула на женщину, хлопая ресницами: с чего бы грому зимой означает быть плохому? Свой вопрос она озвучила, и госпожа Фир пожала плечами, с задумчивым видом приблизившись к окну. В этот момент вновь прогремел гром, и Эстерхен могла поклясться, что в нём отчётливо слышала рёв, он был таким пугающим, мучительным, грозным, а следом, через пару мгновений, вспыхнула молния. — Гром зимой — плохая примета, — внезапно сказала Нелли, а на вопросительный взгляд немного оживших глаз пояснила, — считается, что погода будет плохая, ветер злой, в других случаях — к войне. — К войне? — переспросила Эстерхен, думая, что только этого и не хватало, но тут же мотнула головой, полагая, что это просто слишком редкое снежное явление в их местности. — К войне, — согласно кивнула женщина, замечая, как на улицу вышли соседи, чтобы получше рассмотреть такую странность природы. Некоторые тыкали пальцем в небо, попутно обсуждая с кем-то погоду, кто-то был в ужасе, другие смотрели на такую картину не без восхищения. Сама же Нелли не желала более смотреть на то, как продолжают озарять тёмное небо вспышки молнии, и, поправив вязаную кофту, вновь спрятала ладони в широких рукавах и не спеша покинула Эстерхен, пожелав ей приятных сновидений. Девушка кротко кивнула, пожелав того же и бабуле, и вернулась к тому, что происходило за окном. Вдруг белая вспышка озарила всё вокруг, и различить, где земля, укутанная снегом, а где небо, стало невозможным. Всё слилось воедино. От такой режущей глаза яркости Фир крепко зажмурила их, прикрывая ладонями, но даже так продолжала ощущать, как свет окружает её, а потом всё резко прекратилось с раскатом грома. Небо окрасилось в иссиня-чёрный цвет, вновь засияли ночные светила. Вскоре народ разошёлся. Они бурно обсуждали произошедшее — это было удивительно, необычно и даже страшно. Эстерхен смотрела, как улицы родной деревни снова становятся безлюдными, начинает завывать свою песню ледяной ветер, кружа падающие снежинки в вихре вальса. Шумно выдохнув, девушка задёрнула на окне шторы и не спеша направилась к себе в комнату, думая о том, что с последним раскатом грома отчётливо слышала крик. А на следующий день в деревне была ярмарка, и Эстерхен решила остаться дома, бабушка, покачав головой, отправилась с прислугой. Девушка, воспользовавшись тем, что одна, наслаждалась тишиной. Она то лежала на кровати и читала книгу, то ходила бездумно по комнатам. В одной из комнат Фир задержалась. Эта комната будто была специально создана для ткачества: стояли самопрялки, на столах лежали веретена, корзины на полу были наполнены шерстью или клубками готовой пряжи, которая шла на вязание. На стенах висели шерстяные платки, серые и белые, полотно с незаконченной картиной — её Эстерхен делала уже довольно долгое время. По её задумке на полотне должны были красоваться два рыцаря во всеоружии, один с большим молотом, другой с мечом, и всё на фоне природы. Эстерхен присела у одной из прялок. Эта была прялка-гребень, которая состояла из доски, являющейся гребней, и донца, куда гребень вставлялся. Рядом, на небольшом круглом столике из дерева, лежало веретено. К гребню было привязано обработанное льняное волокно — кудель, а от него тянулась тонкая кручёная шерстяная нить, смотанная на веретено. Взяв его в руки, девушка чуть нахмурилась, припоминая, как там нужно было. Но руки всё помнили сами: тонкие пальцы осторожно вытягивали нить из кудели и скручивали, наматывая на веретено. Работа была тяжёлая. Стоило чуть переборщить с натяжением нити — она рвалась, а если ослабить — нить выходила грубой, неровной, толстой, в то время как должна получиться тонкая, ровная, прочная. За прядением Эстерхен не заметила возвращения бабушки и прислуги, те в свою очередь перепугались, что девушка куда-то пропала, и едва не подняли тревогу. Но, благо, прислуга услышала, как кто-то напевает в одной из комнат, и привела к приоткрытой двери Нелли. Обе вздохнули с облегчением и даже залюбовались работой Эстерхен, а та на столько увлеклась прядением, что не слышала скрипа полов, шушуканья. Девушка была в себе, в своём мире. Вырвалась она из него, когда поняла, что в комнате стемнело, и не хватает лучины. С мыслями, что продолжит завтра и сейчас ужасно голодна, Фир отложила веретено, на которое только-только намотала пряжу, и покинула комнату, прикрыв за собой дверь. В нос сразу ударил запах чего-то жаренного, и девушка крепко обхватила себя руками за живот, когда тот недовольно заурчал, требуя еды. Желудок прям-таки сворачивало от голода до тошноты. Спустившись вниз, Эстерхен чуть ли не вбежала в столовую, как раз Нелли размышляла вслух стоит ли звать внучку с её отсутствием аппетита. — Стоит! — вскрикнула девушка и обняла охнувшую от испуга женщину. Завидев, что это внучка, она с облегчением вздохнула и мягко улыбнулась, радуясь, что та вновь приходит в себя. По-быстрому организовав стол, старшая Фир не могла нарадоваться тому, с каким аппетитом внучка уплетает жареную картошку с лучком и квашеной капустой. Эстерхен чуть ли не мурчала, как кот, объевшийся сметаны, пока уплетала ужин, и казалось, что вместо желудка у неё бездонный колодец. Потом вместе с бабушкой она пила чай с пирогом, половину умудрилась съесть сама. А после, когда ужин подошёл к концу, девушка взвыла, поглаживая живот: — Я наелась! Нелли рассмеялась и нежно проела рукой по спутанным светлым волосам. — Это хорошо. — На месяц вперёд наелась. — Ну, — нахмурилась женщина, — глупости какие. — Серьёзно, — попыталась заверить Эстерхен, весело улыбаясь. На душе было спокойно. За прядением у неё было достаточно времени, чтобы привести свои мысли в порядок, разложить всё по полочкам, наконец, прийти к верному решению. И девушка считала, что лучшего решения, кроме как двигаться вперёд и искать себе супруга — нет. В конце концов, ей уже восемнадцать лет, а девичий век короткий. Свои мысли она озвучила бабушке, и та одобрительно кивнула головой, тут же напоминая об одном из поклонников, с которым будет обеспечена и счастлива. — А любовь потом придёт. Главное, он любит тебя, — рассуждала Нелли, подперев ладонь под подбородок. Вдруг улыбка тронула её губы. — До сих пор помню, как летом он завалил тебя цветами. Вся прихожая в них была, уже не знали, во что цветы ставить! — Ну-у, — тянула Эстерхен, — может быть… — Ты хорошо подумай на этот счёт. Госпожа Фир продолжила бы тему с ухажёрами, свадьбой, о потомстве, но раздался протяжное гудение. Обе Фир переглянулись и поднялись со своих мест, направившись к окну. Однозначно, этот звук шёл с улицы, и они не ошиблись. Эстерхен даже открыла окно и выглянула наружу. Голубые глаза широко распахнулись от удивления: по улице расхаживали глашатаи и рыцари, привлекая к себе всё внимание. — …весь мир вчера был ослеплён вспышкой молнии! — говорил один глашатай, а девушка пропускала всё мимо ушей, с интересом их разглядывая. В некоторых лицах она узнала придворных Тонитрус, и это ей совсем не нравилось. Настроение тут же сошло на нет, и неважно, что явились они по важной причине, которую Эстерхен слышать не желала. Но, к счастью или сожалению, когда она собиралась закрывать окно, услышала. Громко и ясно: — Наследник Тао, лорд Грома пропал без вести! — Ч-чего? — от такого известия Фир чуть не выпала в окно, но вовремя ухватилась за подоконник и была поймана бабушкой за талию. Глаза так и лезли на лоб от шокирующей новости, а челюсть мечтала встретиться с полом, но чудом удерживалась девушкой. «Да чтоб этот и пропал?! Да вы шутите!» — Эстерхен отказывалась верить в такое, ведь этого просто не могло случиться с таким парнем. Почему-то ей думалось, что этот Рен не так прост, а увидев на мгновение, как он на мечах дерётся с одним парнем, так, ради тренировки, не сомневалась, что достаточно силён. А он взял — и пропал! И главное после чего? Нападения! И по словам глашатая «несчастный лорд» находится чёрт знает где, раненный, а то и вовсе при смерти. У Эстерхен была пара вопросов: кто напал, зачем и почему за этим наглецом, чьи руки так шаловливы, не следили? Почему-то ей казалось, что всё не так просто, возможно, попал в какую-то передрягу. Не зря же прислуга во дворце все уши проговорила, что у Рена Тао весьма вспыльчивый характер, чуть что не так — дуэль. Может, кто проучил эту морду. Младшая Фир так и осталась за размышлениями, пока её бабушка причитала, что она была права, тот гром был неспроста. Теперь она всерьёз считала, что может развязаться война из-за пропажи лорда Грома. «Будущего лорда Грома», — хотела поправить девушка, но решила промолчать, вновь окунаясь в свои мысли. А время шло. Поиски пропавшего Рена Тао активно велись, но всё было безуспешно. Доносились иногда слухи, что леди Грома была очень расстроена, да так сильно, что отбор закончился раньше нужного времени, а в экономки выбрано две девушки, Рената и Гретта без особой тщательности. Эстерхен было обидно от этого. Рената ведь ничего не умела делать, за неё всё и всегда делала прислуга, так что каким образом она вообще умудрилась продержаться дольше ней, а не вылететь в первый день — оставалось загадкой. Зато тётя радовалась, что её дочка смогла добиться своего и уже радовалась, что Рен Тао в их лапах, но — какая досада! — он пропал. В этом Фир видела некоторую справедливость, хотя парня было немного жаль. Совсем чуть-чуть.