Однажды в Хогвартсе

Трансфигурация прошла нормально, если не считать взглядов трёх пар глаз, которые силились прожечь во мне с полдюжины дыр. Гермиона, как самая наблюдательная, быстро определила владельцев этих пламенных взоров. Малфой, Забини и профессор МакГонагалл, которая стояла позади всего класса и наблюдала, как усердно мы пытаемся постичь глубины её предмета. Ладно, с Малфоем было всё ясно. Скорее всего, надумал себе какую-то гадость и сходит с ума от ревности – может, рассказать ему, как лихо его декан умеет делать искусственное дыхание? Нет, лучше не провоцировать этого блаженного. Почему глазеет Забини, было уже не столь очевидным, но, может, он жалел о своём поступке? Хотя сожалеющие бешеным оборотнем не смотрят. Неужели ещё один – вожделеющий профессора зельеварения? Прямо страшно становилось: сколько у моего неприветливого жениха фанатов. Осталось организовать «Клуб анонимных любителей Снейпа», а мне, согласно молве, в нём председательствовать. По поводу МакГонагалл тоже всё было как-то неоднозначно. Вспоминая её умильные глаза в тот момент, когда история нашей «любви» стала достоянием общественности, я не обманывался: приверженность к правилам у неё такая же, как у моего жениха, – вечная! Она могла как подозревать нас со Снейпом в чём-то нелицеприятном и осуждать, так и пытаться понять, почему её «птенчик» ночевал не в спальне и до сих пор не наказан за это. Хотя, наверное, я излишне стал демонизировать людей. Может же она смотреть на мои нерасчёсанные волосы? Ах нет, Снейп меня причёсывал перед тем, как выпустить из своих комнат. Да мало ли у меня недостатков, помимо неаккуратной причёски! И тем не менее никто из этих троих со мной не заговорил. День прошёл более-менее спокойно: на Уходе за Магическими Существами я перестал замечать и Малфоя, и Забини – Хагрид рассказывал о драконах так, что я и дышать забывал. На следующем уроке всех околдовала усыпляющая магия голоса Биннса, и лишь постоянные тычки Гермионы спасали от крепкого и здорового сна головой на крышке парты. Я бы, конечно, уснул, невзирая на старания подруги, но Рон, ещё вчера списавший её домашнюю работу по Гербологии, поделился и со мной. Так что, пробираясь через болото уже перекрученных фраз Рона, я старался предугадать, как выглядел оригинал, и вяло сочинял нечто по мотивам передираемого. Мне повезло, что Гермиона успокоилась. Она посчитала, что я занялся конспектом нашего историка, иначе долгой лекции о вреде списывания было бы не избежать. Урока как раз хватило, чтобы закончить моё «чёрное дело». Но сонное состояние никуда не исчезло и после того, как мы вышли из кабинета. Словно Империусом, мы были порабощены дремотой. Гермиона пыталась нас расшевелить, для чего рассказала забавную историю из «Истории Хогвартса» об Обаятельном Болване Уилше Уилшестоуне, который мечтал создать первый магический цирк, а стал преподавателем Зелий и устраивал цирковые представления прямо на занятиях. Наверняка этого чудака любили все ученики. Гермиона так живо описывала, как профессор Уилшестоун остроумно обманул внезапно заявившегося на урок директора, что мы звонко расхохотались и вполне были готовы окончательно взбодриться. Однако приуныли, вспомнив, что повинность – очередное исследование для Снейпа – никто не отменял. Мало того что мы не увлекались предметом, так ещё и списать не удалось – Гермиона даже издали не показала нам своей готовой работы. А чтобы мы не передирали друг у друга, разделила источники – библиотечные книги – на две стопки. И (что ещё хуже) стояла над душой, как цербер над охраняемым люком. Да и её напоминание о том, что мне опять надо тащиться на встречу с профессором, не порадовало. Слишком быстро развивались события – мне бы подумать в тишине, осмыслить то, что уже случилось, а не выходило: нужно было куда-то идти и постоянно показываться на глаза жениху, будто я преступник, выпущенный досрочно, а он мой куратор. Я спустился к личным комнатам Снейпа, надеясь, что новостей нет. А их и не было, что подтвердил многообещающий оскал профессора, выложившего передо мной три самостоятельные работы по противопростудным зельям. Стал бы он обращать внимание на такие безобидные вещи, как списанные работы, если бы миру угрожала опасность? Думаю, нет. Пока он, разглаживая каждый пергамент, укладывал их рядком, я успел пожалеть, что мне никак не удастся перевести будущий – без сомнения – сложный разговор в другое русло. Да я был готов обсуждать политику Волдеморта, положительные и отрицательные стороны его мировоззрения и влияние на рождаемость магов в каждом из кварталов прошлого года. Всё, что угодно, но только не слушать обманчиво спокойный голос профессора зельеварения. – Скажите, мистер Поттер, вам знакомы эти работы? – Он упёрся в стол кулаками и не мигая наблюдал, как я поднимал каждый пергамент и разглядывал его с самым серьёзным видом. Про себя я надеялся, что лицо меня не выдаст, – ведь мне было прекрасно известно содержание этих самостоятельных. Хотя… Это же Снейп! Если бы он не догадывался, рядом со мной стояли бы другие авторы работ. И была бы очная ставка. И были бы стаканы с Сывороткой Правды. И была бы – не сомневаюсь – МакГонагалл с успокоительным в дрожащих пальцах. Мою работу Снейп перечеркнул снизу и доверху одной жирной красной чертой, на работе Рона была такая же, но ещё и надпись красными чернилами: «Переделать, но в этот раз самому», – и целый ряд восклицательных знаков. Третья работа (многие будут удивлены, когда узнают, что мы списывали у Малфоя) оценена на «Превосходно», чему я, конечно же, ни капельки не удивился. – Это моя, а эта, кажется, Рона, – неуверенно начал я, словно мы не вместе их ваяли, шепотом выбирая варианты фраз, чтобы оставить смысл. – Правда? А не вариации ли это эссе некоего Драко Малфоя с шестого курса Слизерина? – уточнил Снейп вкрадчивым тоном, от которого меня начали одолевать неприятные предчувствия. По всем правилам – по его же! – он должен наказать и Малфоя. По крайней мере, Гермиону за то, что мы у неё иногда списывали, он наказывал, снижая оценку на балл или два. Но я бы предпочёл, чтобы Снейп не развивал тему: если выплывет, что работу Малфоя мы утянули, пока сидели в библиотеке, наказание будет суровее, чем сходить на несколько отработок и переписать самостоятельную заново. А мне тогда казалось, что получилось непохоже на оригинал. Как я обманывался! – Кто автор этих эссе? – настаивал Снейп, нависая надо мной ещё больше. Я старательно строил из себя идиота: пожимал плечами и при этом упорно глядел в пол, чтобы он с помощью Легиллименции не понял, насколько мы с Роном обнаглели. – Отвечать вы не хотите… Ладно! Доставайте пергамент и писчие принадлежности и пишите вопросы по этой теме. Оцените, сколько поблажек я вам делаю. Мне точно известно, что вы вдвоём с мистером Уизли нагло списали у мистера Малфоя, – я достаточно долго работаю в школе, чтобы не суметь распознать один и тот же текст, преподнесённый по-разному! Он сел на стул, потёр ладонью кулак второй руки и замолчал. Его разочарование чувствовалось в воздухе. Вот, казалось бы, какое мне дело было до разочарований Снейпа? Да, я списал, как списывал понемногу все шесть лет своего обучения: когда спасаешь мир от всяких Тёмных Лордов, решаешь вопросы несправедливости мироздания или участвуешь в сомнительных приключениях – что, в принципе, совмещает всё перечисленное, – как-то думать об эссе и не с руки. Нет, я понимал, что моя главная задача как ученика Хогвартса, – именно учёба, но мне не нравились зелья, всегда были занятия поинтереснее – вот и результат. – В старые времена в Хогвартсе за списывание подвешивали за руки и прилюдно пороли кнутом, – внезапно сказал Снейп, и я похолодел: не может же он, в самом-то деле, думать, что имеет право на такое?! – Жаль, что эти времена давно прошли. Я едва дышал, стиснув перо в мокрой ладони так, что оно могло переломиться в любой момент. Снейп сверлил взглядом ни в чём не повинную стену и молчал. Обстановка накалилась до предела. Словно услышав мои мысли, Снейп повернулся в мою сторону и заговорил – тихо и проникновенно: – Когда Альбус стал настаивать на нашей с вами помолвке, я противился изо всех сил. Я уже тогда считал, что вы не понимаете и не хотите понять, что своими поступками обрекаете многих людей на позор или неприятности. Вы эгоистично оцениваете всё произошедшее только со своей стороны, и даже возможность моего заключения в Азкабан вас не тронула. Конечно, я был готов сделать поблажку на ваш возраст и убеждение, что вы – сам за себя, а значит, никому ничего не должны – милосердия в том числе; однако я, ублюдок и змея, как вы называете меня за глаза, несмотря на все мои качества, иду вам навстречу и избавляю вас от позора прослыть чьей-то постельной зверушкой, а вас приходится ловить по всему кабинету и принуждать делать себе же добро. Я готов заложить весь свой сейф, что вы сейчас сидите и думаете, почему какая-то списанная работа воспринимается мною как трагедия мирового масштаба. Ведь так? Вы и раньше не брезговали сдавать мне списанное под видом своего? – Да, сэр, – мой голос был так же тих, как и его. И это ответ на оба его вопроса. Впрочем, он и так об этом знал – зачем ему моё подтверждение? – Дело совсем не в том, что вы с мистером Уизли стащили работу Драко и нагло присвоили её себе, чуть исправив формулировки. В конце концов, каждый день кто-то из учеников списывает чью-то работу и ждёт, что за чужой труд ему перепадёт хорошая оценка. А преподаватели делают вид, что идиоты, и прощают. А потом снова и снова жалуются друг другу в учительской на наглецов вроде вас, которые вместо того, чтобы оценить доброту своих учителей, продолжают делать из них недоумков. Дело в том, что вы – мой жених. Вы понимаете, что произойдёт, если Драко – а он вам этого вовек не спустит – узнает о случившемся? – Наверное, постарается сделать ответную гадость?.. – Нет, Поттер, он мелочиться не будет. В его работе, в первой её части, упоминаются рецепты, которых нет ни в одной из книг хогвартской библиотеки, – Драко использовал для эссе редкие издания из их семейной. То есть доказать, что работа списана, – проще простого. Как бы вы с Уизли ни переставляли слова, а смысл от этого не поменяется – рецептура уникальная! А теперь напомните мне параграф правил Хогвартса для учеников по поводу списывания. – Исключение без права восстановления и занесение причины исключения в характеристику… – Сложно не знать эту часть – Гермиона её постоянно цитирует. – Параграф шестьсот двадцать пять, пункт четыре… Губы пересохли, и я слизал с них свои горчащие тревоги. – А теперь давайте порассуждаем, что будет, если я проигнорирую этот инцидент? – Перед моим носом на стол упал пыльный том правил школы. От удара пыль взвилась плотным столбом. Я фыркнул – глаза запорошило ею, а потом оглушительно громко чихнул. – Ищите! Я долго просматривал оглавление. Наверное, в этом толстенном томе были собраны все случаи за более чем тысячелетнюю историю школы. Наконец я нашёл раздел «Неуставные отношения» и параграф, соответствовавший, как оказалось, подобной ситуации. Прочитал про себя и сглотнул. – Вас должны уволить без выходного пособия, если вы не доложите о нашем правонарушении. Но это несправедливо! – закричал я, стискивая в ладонях книгу до белых костяшек. – Вот именно! Несправедливо, что моему жениху настолько безразлична моя жизнь, – а заметьте, у нас с вами неземная любовь! – раз он позволяет себе подобное. Мне продолжить, что сделают такие, как Рита Скитер, с нашими репутациями? Ладно, вы опять разграничиваете нас на себя и меня. Видимо, я вам безразличен не только как жених. Вам всё равно, что останется от моей репутации, что я вряд ли смогу найти высокооплачиваемую работу, что, в конце концов, я такой же пострадавший в этой истории с любовным романом, но вы продолжаете видеть во мне своего обидчика. Но скажите мне, вас не волнует собственное будущее? За вашей спиной нет того, кто поможет в трудную минуту, нет отца, который передаст семейный бизнес в ваши руки, нет нормального крёстного, который подал бы жалобу в Аврорат на клевету в ваш адрес. И с какой характеристикой вы выйдете из школы? «Был пойман на списывании»? То есть тупой, как тролль. И какова причина, что профессор Снейп, имеющий звание мастера в нескольких областях, обратил на вас внимание? Постельные навыки? Очевидно, да! Что ж вы краснеете, Поттер? Вы же взрослый человек. Уже почти женатый к тому же. – Не надо… – стоило сказать, что добивать поверженного неспортивно, но, видимо, по мнению Снейпа, исключительно педагогично. Ведь он продолжал развивать тему домыслов, озвучивая такие грязные подробности, что казалось, – у меня и пальцы на ногах полыхают румянцем, а не только лицо или шея. – Что мне делать? – я прервал поток изобличительных подробностей, всё ещё не осмеливаясь поднять на профессора взгляд. Но чувствовал: он удовлетворился тем, что я дал ему выговориться. – Вы здесь, при мне, напишете эссе исключительно самостоятельно, – отрезал Снейп. – А потом вернётесь в гостиную, отведёте в сторону своего дружка и вправите мозги ему. Его работа должна попасть ко мне до завтрашнего урока Зелий, иначе всё, что останется ему в жизни, – это стать уборщиком вольеров в зоомагазине! И пусть только мисс Грейнджер сунет в его работу свой нос, и я задам ей такую тему для исследования, что она вовек не напишет её выше «Тролля», а, к моему глубокому сожалению, если среди оценок учащегося есть «Тролль» по самостоятельной работе, то на высший балл он претендовать не может. Это понятно? Неужели он такой гад, что испортит Гермионе оценку по Зельям из-за помощи Рону? Я задохнулся от возмущения. – Не лопните от злости, Поттер! Вы не ребёнок и обязаны понимать, что есть вещи, которые никто за вас не сделает. И школа должна научить вас этому как можно раньше. – Конечно! Это не Рите Скитер сражаться с Волдемортом! И не школьным правилам! А что говорит закон по поводу всяких Тёмных волшебников?! – Поттер, угомонитесь, – Снейп поднялся со стула и подошёл к окну, за которым догорали последние лучи заката. – Пока ещё, кроме пророчества, никто не призывает вас с кем-либо воевать. Так что лучше учитесь и думайте головой прежде, чем во что-то ввязываться. Особенно если это связано со слизеринцами. – Да куда уж нам до слизеринцев?! – хмыкнул я, сжимая челюсти. Извечная вражда факультетов сгустилась, как тени по углам. – Слизеринцы, Поттер, в своём подавляющем большинстве хотят вам навредить. Улавливаете? Кроме того, чтобы нарушать правила безнаказанно, они заучивают их наизусть. А вы можете похвастаться такими знаниями? – он испытующе посмотрел на меня. – Нет, Поттер, вы помните лишь то, что вам вдолбила мисс Грейнджер или же недоговорили другие. В остальных случаях вы, по-видимому, необучаемы! Книги возьмите в шкафу у окна. – Спасибо, сэр. Снейп, конечно, вытрепал мне все нервы, но ведь не повёл к директору. И я дал себе зарок больше никогда не списывать. Услужливая совесть подсказала мне, что такая работа уже лежит в моей сумке – та, что я ваял на Истории Магии, – и мне стало так себя жалко: сколько труда пропадёт зря. Но обещания надо выполнять, даже если дал их самому себе. С тяжёлым вздохом я нашёл в указанном шкафу книги по целительству и классификатор зелий, уселся за профессорский стол, потеснив его пергаменты, и принялся за работу. У Снейпа были свои занятия, но иногда он делал вид, что проходит мимо, и заглядывал в моё эссе. У него оказалось отличное зрение: он несколько раз указал мне на орфографические ошибки и дал пару советов по написанию самостоятельных выводов о возможности или невозможности приёма того или иного зелья. Стол, который я оккупировал, словно открыл во мне второе дыхание, – я закончил эссе в рекордные сроки, при этом не увеличивая почерк. Обычно мне не хватает длины до заданного. И я под конец начинаю укрупнять буквы, чтобы всё выглядело прилично и этот недостаток не бросался преподавателю в глаза. В этой работе такой хитростью я не воспользовался, наоборот – мне пришлось уменьшать расстояния между строками, чтобы вместить свой окончательный вердикт: Бодроперцовому – да, остальным – категорическое нет. Снейп бросил все свои дела и уже не притворялся, что оказался за моим стулом случайно, – он дочитывал выводы поверх моей головы, и по тому, как он кивал, продвигаясь взглядом по тексту, мне стало ясно, что меньше, чем «Удовлетворительно», он мне не поставит. – Конечно, будь вы стажёром-целителем, я бы поспорил об идеальности Бодроперцового, но вынужден согласиться – с работой вы справились на «Превосходно». Однако я сниму с вас балл, Поттер, и вы прекрасно понимаете, за что… Я согласно кивнул, но не перестал смотреть на Снейпа с абсолютно счастливым выражением лица и широченной улыбкой. И – надо же! – заметил тень улыбки и у профессора, которую он тут же спрятал за суровой гримасой. – Не понимаю, Поттер, зачем вы списываете, если можете и сами? Мне странно это говорить, но вы справились даже лучше вашей эрудированной подруги. – Вы хвалите меня, сэр? – Я удивился как нервному пожатию плеч, так и порозовевшим скулам Снейпа. – Почему бы и нет. Я считаю, что у вас есть достоинства, которыми можно восхищаться. Он, конечно, сделал вид, что комплименты в мой адрес – вещь, обыденная до зевоты. А я не нашёл ничего лучше, как поддеть профессора: – Это вы не о моих успехах в зельеварении говорите? Сэр. Снейп покосился на меня, но вместо остроумной реплики в ответ с его губ сорвалось шипение, черты лица застыли, а взгляд остекленел. Я не успел спросить, что же произошло, как шрам словно огнём опалило. – Мне пора, – голос Снейпа стал глух, а движения будто сковала невидимая цепь. – Напомните своему другу о его долге. Идите! Он довёл меня до двери, вручил сумку, совершенно неожиданно привлёк к себе и коснулся губами виска. – Смотри по сторонам в оба и береги себя, Поттер. Я остался стоять посреди коридора, глядя, как спешно Снейп идёт к лестнице, как исчезает за поворотом его высокая фигура, и даже не смог прошептать ему вслед: «Удачи!», – хотя очень хотелось её пожелать нашему несгибаемому профессору. На глаза наворачивались слёзы.