Однажды в Хогвартсе

В пузырьке было что-то сильнодействующее, потому что даже поутру голова продолжала немного кружиться. Северуса в постели не оказалось, а на полу всё так же неряшливо валялась его пижама. Я сразу же позабыл о недомогании – скатился с кровати, запутался в одеяле и упал, до крови рассадив себе колено. Прихрамывая, ввалился в гостиную и не смог удержаться на ногах. Северус лежал на диване, неудобно изогнувшись и свесив с него руку. Он был бледен и напоминал своим видом мертвеца. Солнечный зайчик задорно плясал на узкой кисти. Рядом, почти закатившись под диван, валялся стандартный флакон, какими привык пользоваться на зельеварении и я. Пустой. Мысль о яде была первой и самой пугающей. Неужели и Северус – как мне казалось, несгибаемый – поддался слабости? Хотя долго ли я сам продержался бы рядом с Волдемортом? Не в силах подняться на ноги, я на четвереньках подполз к лежащему профессору. Рука Северуса, к которой я прижался губами, была холодна, но, слава Мерлину, совсем не трупным холодом. – Что? – Он пошевелился, отнял руку и сел на диване, заспанный и родной. Его волосы, так и не отмытые от защитного средства, свисали вокруг лица неряшливыми прядями. «Жив, жив!» – отбивало моё сердце, а я сидел на полу у его ног, вытирал слёзы облегчения и сам не верил своему счастью. – Мистер Поттер, пол холодный – вы заработаете себе несколько неприятных хронических болезней, если… – Северус не сдержал зевка, – продолжите сидеть на нём. – Почему ты спишь здесь? – и мои губы, и голос дрожали. Северус протёр глаза кулаками и снова зевнул, прикрывая рот ладонью с испачканной косточкой на запястье. – Вернулся поздно, не хотел тебя беспокоить, – ответил он, пряча взгляд. Я подполз ближе, не замечая боли в колене, и уткнулся лицом Северусу в живот, стискивая его в объятиях. От него пахло кровью, потом и каким-то антисептиком – противный, честно говоря, запах, но кто сказал, что любовь – это цветы, конфеты, прогулки под луной? Было бы странно любить кого-то только за то, что он пахнет гелем для душа, а не, предположим, драконьим навозом. А как же болезни? Не может же любовь длиться только, например, до банального пищевого отравления – лишь потому, что вид и вонь рвоты не ласкают взгляд и обоняние? Северус, конечно, был не рад такому проявлению моих чувств. Он спешно отстранился, подобрал пустой флакон и исчез вместе с ним в ванной. А я передвинулся на покинутый им диван, обнял вместо него брошенную мантию и закрыл глаза. Улыбка не сходила с моего лица. Я был готов идти с Северусом хоть на край света, только выспаться не помешало бы. На край света Северус не позвал – залечил колено, приговаривая, что в следующий раз я умудрюсь свернуть себе шею, и поторопил, потому что утренние занятия никто не отменял. Хотя, на мой взгляд, их следовало перенести, по крайней мере, на послеобеденное время. Северус, что вполне естественно, со мной не согласился. В Большой Зал мы пришли не последними, правда, завтрак был в самом разгаре. Я поздоровался с профессорами и направился к своему столу, где рыжим пятном выделялась шевелюра Рона. Гермиона, конечно же, была рядом и крутила головой, словно выискивая кого-то в толпе торопившихся перехватить что-то съестное. Заметив меня, она робко улыбнулась, и на её лице отразилось облегчение, что за одну ночь ничего нового — ни хорошего, ни плохого — не случилось. Поглощая нехитрый завтрак – булочки и сок, – я витал в облаках собственных мечтаний. В конце концов, должен у нас с Северусом быть хотя бы один нормальный вечер. Я грезил романтикой: совместная ванна с лепестками роз, постель, шёлковые простыни и признания. Банально, да, но влюблённые люди далеко не так оригинальны, как им хотелось бы. Кроме того, я не пробовал всего этого, поэтому мне и казалось, что романтика заключается в шёлке и лепестках. Ну ещё в серенадах, но петь я никогда не пытался, поэтому и не решился мучить слух Северуса своими жалкими потугами. Я верил, что вечер будет принадлежать лишь нам с Северусом, – по моему наблюдению, Лорд Волдеморт своих слуг собирал далеко не каждый день. Об уроках никто, конечно, не думал. Северус ещё не успел отставить чашку, как я вскочил, торопливо попрощался, чем снова вызвал приступы нездорового веселья за другими столами, но всё это не имело никакого значения. Для меня существовал только он. Я нагнал Северуса, когда он собрался выйти из зала, мне даже показалось уместным на краткий миг сжать его руку и сразу отпустить, принимая горестный вздох как упрёк. Но у дверей Северуса поджидала Синистра, которая преподавала нам астрономию. Я поздоровался и намеревался подождать его в сторонке, но он потребовал, чтобы я впустил седьмой курс Слизерина в кабинет и приглядел за ними, пока он решает возникшие проблемы. Причины ослушаться у меня не было, даже если я и искусал губы в кровь в остром приступе ревности. Я кивнул и медленно, едва переставляя ноги, пошёл к классу Зельеварения. Костерил про себя Северуса, отославшего меня от себя, Синистру с её неотложным делом и студентов Слизерина, которые, судя по обрывкам доносившихся от двух профессоров тирад, не нашли ничего лучшего, чем заниматься «непозволительным» на Астрономической Башне, где Синистра их и застукала. Из-за кипевшей в груди злости я и не заметил, как миновал два лестничных марша и оказался внизу, у запертых дверей кабинета Зельеварения. Возле него уже собралась толпа: кто перечитывал параграфы, предполагая проверочную работу, кто делал вид, что никакие проверки их гениальным мозгам не нужны. Я прошептал пароль двери и сделал приглашающий жест таращившимся на меня студентам. Да, забавно вспоминать, как я пришёл в этот самый кабинет, чтобы поговорить со Снейпом о побасенке, в результате соединившей нас. Как боялся его, как ненавидел в нём всё, начиная от ботинок, которые он собственноручно чистит по утрам, и заканчивая ужасной, как я считал в то время, причёской. И как сейчас каждая чёрточка, ненавидимая ранее, дорога мне особенно. Я погладил потемневшее от времени дерево и вошёл в класс последним. Меня оглушил царивший внутри шум. Вообще, если собирались слизеринцы с кем-то ещё, то тишины не могло быть по определению. Пока девушки выясняли отношения, кто кому наступил на мантию и кто из них кто в животном мире, я пробрался поближе к учительскому столу, даже не собираясь вмешиваться в разрастающуюся перебранку, достал учебник и принялся читать. В конце концов, мне предстояло варить зелье, а Северус не даст спуску никому – без исключения. В общем гаме было сложно понять что-то из прочитанного, слова, будто пугливые птицы, до цели не долетали. Я оторвал взгляд от нудного текста, чтобы сделать замечание слишком уж разошедшимся студентам, и остолбенел – надо мной с косоватой ухмылкой возвышался Флинт. Флинт. Третий лишний в наших с Северусом отношениях, описанных в историйке неизвестного автора. Капитан квиддичной команды и любимец девушек. Пафосно? Наверное. Мне всегда казалось, что ему нравится шумиха вокруг его имени по любому поводу, будь то получение «Тролля» по Трансфигурации или особенная жестокость во время квиддичного матча. Да и внешне он сильно выделялся из основной массы учеников вообще и слизеринцев в частности. Чистокровные, в большинстве своём тонкокостные, выглядели как стайка балерин – того и гляди взлетят к потолку в изящном пируэте, Флинт же имел фигуру приземистую и мускулистую, как у рестлера. Пока другие пытались отрастить волосы, всего на доли дюйма не дотягивавшие до границы разрешённой длины (пересечь её означало принудительную стрижку под присмотром учителя), Флинт стригся коротко. Эту плебейскую стрижку, как и другие особенности, ему прощали – было заметно, что его уважали. Не знаю, за что, – такими откровениями никто не делился. – Чего тебе? – спросил я, не утруждая себя вежливостью. Может, Флинта и уважали, но не я. Не за что было. Да, некоторые девчонки находили его неотразимым, а парни пытались перенять уверенную медвежью походку и нагловатую манеру держать себя, но я навсегда запомнил, в каких выражениях он отзывался о Роне, когда того тошнило слизнями. – Поговорить хотел, – нагло ответил Флинт, усаживаясь ко мне поближе, прямо на учительский стол. – Вроде мы с тобой любовники, а перекинуться парой слов всё никак не удавалось – дедуля обязательно ошивается поблизости. – Любовники? – я подавился вздохом. – Не читай всякие бредни на ночь. Держи! – Я ткнул ему учебник по зельям и сложил руки на груди, как это делал Северус. – От этого пользы будет больше. Он покрутил книгу и положил на стол, не находя в ней ничего для себя интересного. – Ещё и ты мне ерунду подсовываешь, – Флинт скривился и отодвинул учебник подальше. – Я тут подумал – а ты не хочешь пойти со мной в субботу в Хогсмид? Прогуляемся, то-сё. Зайдём в паб, выпьем по кружечке. Вдруг что-то придёт в голову? – Не стоит, – отрезал я. – К тому же мне есть с кем выпить кружечку, если уж на то пошло. – Тебе не надоел ещё наш старик? – Флинт оглянулся на группу поддержки и, уловив какие-то их знаки, придвинулся ещё ближе. – Вместо того чтобы устроить такой лапочке променад по облакам, он тебя скучными книжками грузит. – Флинт, если у тебя мозги в яйцах, – прошептал ему я (такие вещи произносить во всеуслышание мне было стыдно), – то это не значит, что у всех так же. – Да ладно, не строй из себя мальчика-ботанчика, – глаза Флинта медленно наливались кровью. – Недотрога, мать твою. Ты можешь сколько угодно говорить, что Снейп тебя пальцем не тронул, давать интервью, как у вас всё невинно, но мне не рассказывай: нашему декану твои красивые глазки без надобности, он на редкость прагматичный дядя. Усёк? И стелешься ты под него, и хорошо, если только под него. У меня заполыхали щёки. Флинт, подражая мне, говорил тихо, поэтому остальные лишь тщетно тянули шеи в надежде что-то услышать, – на моё счастье, последняя фраза Флинта предназначалась только мне. – Запомни одно, малыш Гарри, – он наклонился так, словно собирался меня поцеловать, – когда-нибудь ты из-под него вылезешь, а там уже тебя встречу я. И я узнаю, проверю, импотент наш декан или нет. Он кривовато ухмыльнулся и, переваливаясь, потопал на своё место. Слизеринцы пытались выведать из первых рук, чем закончилась наша беседа, но Флинт, отряхиваясь от их любопытства, точно собака от дождя, молчал, мрачно уставившись в парту перед собой. Снейп ворвался в класс, кипя от гнева. Его взгляд, острый как бритва, полоснул по живописной группе «Флинт-Пьюси», а потом прошёлся по так и не успокоившимся девушкам. – Как я вижу, вы уже приготовились к контрольной?! – Ответом ему послужил групповой стон. – Тишина! Перья и пергаменты на столы, всё остальное убрать. Живее! Мисс Стоунер, спрячьте конспект в сумку, иначе, клянусь, я распылю его. Ученики активно зашуршали пергаментами. С помощью заклинания Северус раздал свитки с вопросами, причём один из таких плюхнулся прямо передо мной. Отвечая по мере своих возможностей, я не раз ловил на себе косые взгляды Флинта, очевидные настолько, что Северус гаркнул: – Мистер Флинт, потрудитесь смотреть в свой пергамент, а не поедать глазами мистера Поттера! Конечно, он интереснее, чем контрольная работа по темам, которые вашим выдающимся мозгам чужды... Я всеми силами старался не обращать внимания на выволочку, устроенную Северусом, но слова, как надоедливая мошкара, пробирались в уши и кусали, лишая меня нужного хладнокровия. Я злился, как ни странно, больше на Северуса – если бы я не знал, что меня ему навязали, то решил бы, что он ревнует. И эту ревность видели все: Пьюси кривил губы, словно сдерживая смех, Флинт сжимал и разжимал кулаки, даже когтевранцы занимались не проверочной работой, а слушали Снейпа, затаив дыхание и уже с интересом рассматривая мою скромную персону. Наверное, я никогда не ждал окончания урока с таким нетерпением, едва ли не отсчитывая пробегавшие секунды. Самое лучшее, что мог бы сделать Северус, – заткнуться, но даже самый бесшабашный смельчак не сказал бы ему об этом. Я не слишком продвинулся, отвечая на вопросы, – мысли никак не сворачивали в сторону Зельеварения, и гонг оказался благословением небес, никак не меньше. – Сдать пергаменты, и все свободны. Те, кто написал ниже проходного балла, будут переписывать свою работу в субботу вместо отдыха в Хогсмиде. Прошу отнестись к этому серьёзно – подобные вопросы обычно бывают в заданиях по ЖАБА. Вас, мистер Поттер, это тоже касается. Пусть я не собирался в субботу покидать замок, но меня задело, каким тоном Северус мне об этом сообщал. Я едва дождался, когда за последним вздыхавшим студентом закрылась дверь. – Зачем? Зачем ты так? – Взвился я с места и застыл, уставившись на собственные подрагивающие ладони. – Знаешь, Северус, иногда я тебя ненавижу. Он сел рядом со мной (почти так же, как Флинт, – на край стола) и вдруг пригладил хохолок волос на моём затылке ласковой ладонью. – Мы поговорим об этом позже – и о любви, и о ненависти. Я даже выслушаю твои претензии, если не засну раньше, чем ты их озвучишь. К вечеру я прокрутил в мыслях не меньше двух дюжин вариаций одного и того же разговора и всё равно был недоволен: воображаемый Северус с ловкостью ушлого политика уходил от ответа, и дальше беседа протекала по сценарию «глупый мальчик и уставший наставник, которому задают, в общем-то, не нужные никому вопросы». Мою задумчивость Северус оценил как благословение, тогда как Гермиона, Рон и Невилл всеми силами пытались вытянуть из меня её причину. – Всё хорошо, – отвечал я, думая, что наверняка такой ответ меня бы взбудоражил ещё больше. К четвёртому уроку, последнему в этот перегруженный эмоциями день, я решил, что, бесспорно, мне не мешало бы выйти из замка и прогуляться, но без надзора Северуса. Последнее уточнение и обрадовало, и немного напугало меня. Разве оно не доказывало, что приворот был только в сознании наших учителей и Северуса, а не на самом деле? Да, это были всего лишь мысли, но я, оставив Рону свою сумку, выскочил во двор – прямо под проливной дождь – и несколько минут носился вокруг фонтана как угорелый, напугав до слёз своих друзей. – Мы верим тебе, верим, – увещевала меня невесть когда прибившаяся к нашей компании Джинни, всеми силами затаскивая под узкий козырёк над вечно закрытой дверью, которая отгораживала подвалы школы от чересчур любознательных студентов. – Только не суйся под дождь, а то твой жених нас вместо рогатых жаб выпотрошит. – Не выпотрошит – он добрый, – смеялся я, позволяя Гермионе высушить меня и невинно пострадавшую от ливня Джинни. – Я к нему! *** Окрылённый вскрывшимися фактами, я нёс Северусу порцию черничного пудинга, которую выпросил на кухне специально для него, и оказался не готов к тому, что, приблизившись к двери учительских комнат, услышу крики. С бьющимся где-то в горле сердцем я открыл дверь и достал палочку, впрочем, не выпустив из рук поднос. Увы, планировка комнат сводила на нет мои потуги выяснить, кто напал на Северуса. Так что, положившись на удачу, я выкрикнул заклинание, ориентируясь на визгливо звучавший голос. Как оказалось позже, в комнате, кроме Северуса, находился мой крёстный. Он успел отреагировать, поэтому луч, отражённый аврорскими чарами, прошёл куда-то вверх. По прихоти судьбы, не иначе, мой Ступефай сбил с люстры две зажжённые свечи, и они, так и не погаснув в полёте, свалились на ругавшихся. Северус чертыхнулся, сбив рукой и огарок, и огонёк, а Сириус завертелся на месте, по-собачьи мотая кудрявой головой. – Прекрасная импровизация, Гарри, – оценил мой поступок Северус, поливая крёстного потоком воды. Не из-за надобности – свеча скатилась с его буйной головы, не нанеся ей урона, – а просто из любви к Сириусу и искусству. Я ожидал как минимум драки, но крёстный, отмахнувшись от профессора неприличным жестом, направился ко мне. – Как ты, малыш? – Улыбка его была кособокой, и от неё за милю разило беспокойством. Он опустился передо мной на колени, отставил в сторону поднос и взял меня за руки. Его сочувствующий взгляд скользил по моему лицу, будто он не мог его вспомнить и теперь торопился насмотреться на несколько лет вперёд. Значит, Дамблдор решил, что дела у меня дрянь, раз разрешил Сириусу проведать меня в комнатах его злейшего врага после Волдеморта. Я сжал ладони крёстного – после ванны Северуса они были холоднее льда. – Не простуди мне жениха, Блэк! – Северус обдал Сириуса таким Высушивающим, что мне в лицо пахнуло жаром, забрал поднос с пудингом из-под ног и принялся изучать десерт с увлечённостью истинного естествоиспытателя. – Всё хорошо, – пробормотал я, немного оторопев от такого приёма. – Всё правда хорошо, Сириус. – Дамблдор сказал, что с тобой приключилось досадное происшествие, – крёстный гладил большими пальцами тыльные стороны моих ладоней. – Иногда мне хочется плюнуть на всё и забрать тебя из школы. Поскитались бы по миру... – Именно, Блэк! – подал голос Северус из-за стола, где вполне бодро поглощал десерт. – Сломал свою жизнь – передай опыт крестнику. – Послушай, Снейп... – зарычал Сириус, едва повернув к нему голову. – Я не так часто вижу крестника, чтобы заниматься твоей сопливой персоной. Так что свали куда-нибудь! – Чтобы ты его в припадке своего раскаяния украл? И потом ищи вас непонятно в какой канаве, – спокойно рассуждал Северус, дирижируя ложечкой. Сириус от такого беззаботного тона начал тихо рычать. – Ну да, чистоплюи вроде тебя привыкли к отделанным мрамором залам! А по сути так же ползаете в грязи и целуете чужие подолы! – Сириус! – укоризненно окликнул я разошедшегося крёстного. Северус подхватил тарелку и вышел, оставляя нас одних, однако не преминул скорчить издевательскую гримасу. – Неужели свалил?! – фыркнул Сириус, поднялся с пола и потянул меня к дивану. – Жду не дождусь, когда всё откроется и тебе не надо будет жить с этим. – Зачем ты так? Знаешь, он не так плох. Да-да, не смотри на меня как на свихнувшегося. Могло быть гораздо хуже... – Гарри, хуже, чем этот соплежуй, быть не могло. Ты просто его плохо разглядел. Хочешь, я научу тебя чарам микроскопа? Я рассмеялся в ответ на ужас, прозвучавший в голосе крёстного. Стоило ли переубеждать Сириуса? Насколько я знал его, это была бы бесполезная трата слов и времени: мнение крёстного, если он в чём-то уверен, единственно правильное. И баста. – А если бы это был Фадж? – попробовал я перенаправить мысли Сириуса на других – менее ненавистных ему – людей. Крёстный расхохотался, ударяя себя по коленям. – Фадж давно женат, Гарри. Но это мог быть Дамблдор! – плутовато заметил он. – Или Перси Уизли... – Перси? Не-е-ет! Министерский документооборот и любовь? – засмеялся я, но тут же переспросил, невольно мрачнея: – Сириус, а правда можно поверить в нашу любовь с Дамблдором? Сириус повалил меня на диван и защекотал. Я завизжал и принялся отбиваться. Не знаю, сколько мы возились, но он не отпускал меня, пока я в изнеможении не раскинулся на диване растаявшей медузой. Потом подтащил меня к себе и уложил головой на свои колени. Вид у него был задумчивый. – Знаешь, какой-то безмозглый дуралей, конечно же, поверит. Есть такая категория людей. Их хлебом не корми, дай в какую-то чушь поверить. Но, видишь ли, Дамблдор слишком стар, чтобы заглядываться на молоденьких мальчиков. Даже если бы он и влюбился в тебя, то чем бы он мог тебя прельстить? Конфетами? Или благородной сединой? О-о-о, эта чудная борода – она не даёт мне спать ночами-и-и-и! – завыл он на манер какой-то из песен Селестины Уорбек. Я захихикал, представляя лицо Дамблдора, если бы он это услышал. – Блэк, если всё так серьёзно, поспеши признаться – завтра может оказаться поздно! – Северус пару раз хлопнул, отдавая дань прекрасному голосу крёстного, сел на другой конец дивана и раскрыл книжицу в чёрном переплёте. – Всенепременнейше! – обнадёжил его Сириус, отвесив пародию на поклон, поскольку я так и лежал головой у него на коленях. – Послушай, Снейп, а какие у тебя планы на Рождество? – Сириус, ты моего жениха, случайно, отбить не пытаешься? – хихикнул я и надул в притворном гневе щёки. Сириус ущипнул меня за нос, чем свёл все мои ужимки до хихиканья. – Мне тоже так показалось, – приподнял бровь Северус. Я скорчился от смеха, глядя на ошалевшее лицо крёстного. – Да ну вас! Сидите в этой школе безвылазно. А так бы повеселились, как взрослые мальчики... – он не успел договорить, а я уже висел у него на шее и орал: – Хочу! Сириус замер, ожидая, что ответит Снейп. От его решения зависело, смогу я чуть ли не впервые в жизни насладиться этим праздником в кругу семьи. – Северус, можно? – просяще протянул я, умоляя про себя Сириуса промолчать и не вставить какую-то свою остроту. Северус показательно закатил глаза, а потом нехотя выдавил: – Ладно, готовь берлогу. – Ура! – заорал я, подпрыгивая на диване. Сириус подскочил, обнял меня и, на ходу попрощавшись со Снейпом, перекинулся собакой. Несколько кругов он навернул по гостиной, гавкнул – удивительно, но не вцепился в мантию или штаны Северуса – и вылетел из комнат вон. Северус так и сидел, отрешённо глядя куда-то в пол. Я сначала сел рядом, а потом, заметив, что он не очень-то и увлечён чтением, прижался к его боку. – Ты и правда не против провести Рождество у Сириуса? Мне показалось, что Северус не ответит. Что он вообще сделает вид, что не слышал моего вопроса. Тем неожиданнее получился его ответ: – А должен? – Вы не ладите, и всё такое... – Гарри, ладим мы или нет – это наши проблемы и наши взаимоотношения. Тебе нравится, когда Блэк задаёт бестактные вопросы о нашей с тобой жизни? – Я отрицательно мотнул головой. Северус коснулся губами моего виска. – В одном он прав: я занимаю всё твоё время. Ты толком не общаешься ни с друзьями, ни с ним. В своё оправдание скажу, что во многом виновата моя загруженность, но раз уж выпала возможность выползти и из подземелий, и из школы, то я только поддержу это предложение. К тому же Блэк, чтобы угодить, наверняка пригласит твоих друзей. – А тебе не будет скучно с нами? – С Блэком? – хохотнул Северус. – Скорее вам наскучит смотреть изо дня в день, как мы собачимся. Он замолчал, перевернул страницу и снова замер. Мне же хотелось продолжить беседу, и я задал самый идиотский вопрос из всех возможных: – Что ты читаешь? Снейп заложил книгу пальцем, на обложке не было и намёка на название – просто гладкая чёрная кожа. – Сам как думаешь? – хмыкнул он. – Книгу по чёрной-пречёрной магии, – попробовал отшутиться я. Северус засмеялся, ловко бросил книгу на стол и обнял меня. – Выдумщик. Не понимаю, почему меня сразу норовят записать в чернокнижники? Книгу по, как ты говоришь, чёрной-пречёрной я бы даже на территорию школы не внёс. – Ну а всё-таки, что там? Ужасные яды или леденящие кровь ритуалы? Это же та книга, которую я принёс тебе в Больничное Крыло? Он кивнул. – Всего понемногу. И яды, и ритуалы, и жизнеописание одного из моих предков не самого праведного образа жизни. Чтение не для людей, полных максимализма. – Хочешь сказать, не для меня? Ну хоть интересно? – Ни для кого из студентов – не только для тебя. Мисс Грейнджер, какой бы умной она бы ни была, я тоже не подсунул бы этот труд. Интересно? Не очень, но поучительно. По крайней мере, понятно, почему никто из моих предков не умер своей смертью. – Прямо так и написано, почему? – Не забивай голову глупостями, Гарри. Тебе ничего подобного не грозит. – А тебе? – Он попробовал встать, но я не дал ему, обнимая изо всех сил. – А я уже привык к мысли, что старость – непозволительная роскошь для меня. Поднимайся – вот-вот придёт профессор Синистра, и тебе лучше прочесть последнюю пройденную тему. А мне – посмотреть, написал ли мистер Флинт достаточно для того, чтобы просидеть субботу за Зельеварением. – Тебе не кажется, что ты перегибаешь палку? С Флинтом? Он гневно раздул ноздри и раздражённо мотнул головой. – Мне кажется, что пока ещё я учитель, а не ты. Это раз. Второе: дело не во Флинте, Гарри. Совсем не в нём. Если я не могу отстоять что-то или кого-то, кто принадлежит мне, значит, я слаб... – А слабых деканов не уважают, ты это хотел сказать? – Я выпрямился, разорвав ставшие неуютными объятия. – В том числе. Но я не прощу себе, если кто-то из этих больших и отвергающих авторитеты детей причинит тебе вред. А они постараются это сделать. Флинт, невзирая на твой достаточно вежливый отказ, начал тебе угрожать. Потому что он привык получать всё и сразу. – Но я могу сам разобраться со своими обидчиками! – возразил я с горячностью. – Разве? Гарри, я не собираюсь с тобой спорить, выставлять тебя слабым или глупым. С кем-то справишься, с кем-то – нет. Но так я точно буду уверен, что Флинт с дружками не сунутся проверять, насколько я успел тебя развратить. Закончили разговор! Я кипел от негодования: возможно, я и не самый могущественный маг, но и Флинт – не Лорд Волдеморт. Но озвучить свои аргументы не успел – в дверь постучали, и Синистра, пребывавшая в неведении, о чём мы разговаривали, потребовала достать пергамент и записывать новую тему. Со вздохом я повиновался. Романтический вечер, кажется, снова откладывался.