Однажды в Хогвартсе

Предчувствия меня не обманули: Синистре (ах, простите, профессору Синистре) показалось мало обычной лекции, измочалившей мне весь мозг, потому что она постаралась втиснуть в одну лекцию материал на, вероятно, целый месяц. И вот моя преподавательница, бодрствующая, когда спят другие, дождавшись трёх часов пополуночи, заставила нас тащиться на Астрономическую Башню, дабы мы воочию увидели, как Венера зашла в созвездие Водолея. Ладно я, но чем Северус заслужил такую прогулку? Он тихо дремал, пристроившись на стуле, под скрип моего пера. Ему были безразличны градусы и кто с кем не уживается. Мне, собственно, тоже. На верхней площадке Астрономической Башни дул пронизывающий ветер. Лёгкие перистые облачка, на нашу с Северусом беду, плохо закрывали обзор, поэтому мы почти превратились в ледышек, прежде чем Синистра вспомнила, что кое-кому с самого утра ещё проводить занятия, а кое-кому – учиться. Утром ночные бдения дали о себе знать: Северус стаскивал меня с кровати за ноги, а потом ещё и залил холодной воды за шиворот, чтобы я не спал стоя. Он, конечно, тоже не был бодр – дрёма на стуле не могла заменить полноценный сон, – однако привычка вести занятия и после пыток Лорда сыграла ему на руку: едва ли человек, который плохо знал Снейпа, мог уловить разницу и предположить, что он не выспался. Завтракать я притащился в числе первых. Поздоровался с Лавандой и Парвати через зевок и, положив себе каши, сонно жевал, не забыв всё же о булочках для Гермионы. После бессонной ночи есть не хотелось. Мои друзья появились на горизонте, когда я натужно пытался влить в себя второй кубок тыквенного сока и обдумывал, во что лучше завернуть булочки – в пергамент или в старую газету. Гермиона хмурилась, за что-то отчитывая красного как вареный рак Рона, но, увидев меня, заулыбалась. Я похлопал рядом с собой, и Гермиона, радостно взвизгнувшая при виде булочек, плюхнулась на лавку. А вот Рон замешкался из-за тихого пересказа новостей Дину на ухо, и его со слизеринской изворотливостью потеснили близнецы, тут же принявшиеся за бекон. На наши протесты им было плевать – драку за место никто бы в Большом Зале не одобрил, а они этим и воспользовались. МакГонагалл начала приглядываться к нам, привлечённая разборками, хотя никто не повышал голоса, и нам ничего не оставалось, как сесть по-новому. Баллы, с таким трудом заработанные, просто так отдавать не хотелось, а МакГонагалл не щадила своих наравне с представителями других факультетов. – Что вам нужно? – зло пробормотал я, когда страсти немного поутихли, но близнецы будто и не видели моего настроения. – Мы соскучились, Гарри, – сообщили они, отсалютовав нашему декану кубками, и как ни в чём не бывало принялись есть. Гермиона пристально наблюдала за ними, подозревая, что дело нечисто, но, не заметив ничего предосудительного, занялась едой. Я ещё косился на мирно завтракавших близнецов – чтобы они что-то сделали просто так? Подозрительно это как-то. Но, поскольку Фред и Джордж просто ели, подтрунивая и не выходя за рамки приличий, мы расслабились, списывая их загадочное поведение на внезапные порывы творческих душ. Я, позавтракав настолько плотно, насколько это возможно, вполуха слушал сетования Невилла – что без меня в комнате стало пустовато и что стоило мне исчезнуть, как Рон захламил своими вещами и мою кровать, и всё вокруг неё. Рон бросился защищаться от, как он заявил, поклёпа, а Гермиона, воспользовавшись моментом, прочитала целую лекцию о взрослении и о связи между ним и порядком. Она постоянно – с первого курса – напоминала Рону о важности уборки. Мне попадало с другом заодно. Да, эта тысячу раз слышанная лекция была бы невообразимо нудной, если бы не близнецы: их комментарии испортили и проповедь Гермионы, и нелепые оправдания Рона, превратив завтрак в шумный и весёлый балаган. Как обычно, слизеринцы смотрели на происходящее неодобрительно, а пуффендуйцы и ученики Когтеврана – с завистью: у них не бывало шумных и весёлых завтраков. Но как только Северус поднялся со своего места, я привычно попрощался и, сам посмеиваясь над своей торопливостью, побрёл за ним. Северус, вероятно, несколько пообвыкнув за эти два нелёгких дня, ждал меня сразу за дверями Большого Зала и мирно беседовал с Вектор, иногда кивком отвечая на приветствия учеников. Заметив меня, он пожелал ей доброго дня, я – тоже, чтобы не выглядеть на его фоне невежливым, и мы вместе начали спускаться в подземелья. Погружённый в свои мысли, я не сразу обнаружил неприятные симптомы. Они не были новыми, но проявились внезапно и уж никак не вписывались в моё дремотное состояние. Я огляделся по сторонам, чтобы схватить Северуса за руку – на людях он такого не позволял – и прошептать, приплясывая на месте: – Северус, мне тут надо… Он кивнул, не слушая окончания, – наверняка мой вид говорил сам за себя. Я сорвался с места, как спринтер по сигналу пистолета. В животе будто пикси в квиддич играли. Все мысли, кроме одной – скорее выпустить их на свободу, – исчезли. Туалет в подземельях был таким же «уютным», как и всё остальное: с тёмного потолка за шиворот капала вода, а от шипения и всполохов внезапно загоравшихся факелов я не раз подпрыгивал на месте. Нет, времени рассматривать знакомый до последней трещинки «кабинет необходимости» у меня не было, моя цель призывно белела фаянсом в темноте. Однако… – А вот и наш Гарри! – Со спины меня обхватили чужие руки. От неожиданности я вскрикнул и постарался вырваться. – Тише-тише, – принялись успокаивать меня знакомые голоса, а потом в поле зрения попал Джордж. Я успел заорать: «– Отпу…» – как он бросился на меня и, плотно прижавшись всем телом, закрыл мне рот ладонью. И только сглотнув собравшуюся слюну, я ощутил, как по пищеводу скользнуло нечто, похожее на конфету, – приятно-кислое. Удивительное дело, но спазмы в животе утихли. – Что вам нужно? – промычал я в руку, закрывавшую мой рот. Вопрос прозвучал настолько невнятно, что Джордж слегка отодвинул ладонь и переспросил. Я повторил с заметным раздражением, всё ещё надеясь, что это глупый розыгрыш, на какие близнецы были щедры. Но что-то мне мешало поверить в такую версию. Что бы это могло быть? Может, рука Фреда, которая так и норовила залезть мне под рубашку? Или пальцы Джорджа, поглаживавшие моё бедро? Я фыркнул – тоже мне… герои-любовники. – А это интересный вопрос, Гарри… – Фред щекотно дышал мне в ухо и наверняка думал, что его хриплый шёпот меня возбуждает. Он, вероятно, не понимал, что хватание и удерживание в туалете, где пахло не совсем скверно, но не розами, и уж точно музыка не играла, не могло возбуждать. К тому же в сравнении с Северусом они бы проиграли, будь их даже четверо. – И ответ на него мне тоже хотелось бы услышать… – Я похолодел и шумно сглотнул – голос Северуса, полный ярости, не оставил и малюсенького шанса, что он не увидел эту двусмысленную сцену: я, зажатый между двух мужских тел. – А пока отпустите мистера Поттера, неровен час, вы его задушите! Если с одной частью близнецы, возможно, были согласны, то вот отпускать меня они не собирались. Фред, наоборот, притиснул меня к себе так, словно собирался раздавить. – Я не думаю, сэр, что к вам это как-то относится, – Джордж, удостоверившись, что я не вырвусь из объятий Фреда, наконец отнял руку от моего лица и развернулся к профессору, высокомерно задрав голову. – Неужели? – яростно прошелестел Северус. Я поёжился: чем он злее, тем тише звучал его голос. В тот момент он едва перекрывал звонкое щёлканье падавших с потолка капель. – То есть то, что мистер Поттер – мой жених, это мелочь, не достойная даже упоминания? Нет, право, молодые люди, вы превзошли Долгопупса в наивности! – Жених? – выкрикнул Фред. – Это теперь так называется? Он схватил меня за руку так, что затрещали кости, и продемонстрировал мою кисть Северусу со всех сторон. Его не останавливали ни ярость, проступившая на лице профессора, ни палочка, которую тот извлёк из кобуры. Даже до Джорджа дошло, что одними выкриками дело не закончится. – У Гарри даже кольца нет! Не стыдно, господин профессор? Или лучше называть вещи своими именами? – Откройте только рот, – предупредил Северус. – Скажете, Гарри просто так за вами собачонкой бегает? – Точно-точно, братец! Опоили какой-то секретной разработкой – и вуаля! Гарри, который вас ненавидел, признаётся в любви при всём честном народе. Подозрительно, не находите? – Нет, – единогласно ответили мы с Северусом. Он-то в чём виноват? Это же я признавался. Сам, без принуждения, и ничем Северус меня не опаивал – ему моя влюблённость скоро совсем дыхание перекроет. И днём, и ночью мы с ним вместе – впору начать сходить с ума. – Уизли, насколько мне известно, вы пока ещё студенты, а не авроры, и объяснять вам что-то, кроме учебного материала, я не обязан. Так что отпустите мистера Поттера и ступайте на уроки, или же я воспользуюсь своим положением преподавателя и накажу вас за срыв учебного процесса. – А вот и угрозы, братец! Знаете, профессор, нам плевать на баллы и на уборку замка… Ничего нового для нас в этом нет. Моя возня (а я боролся с крепкой хваткой Фреда) привлекла внимание, но это было даже к лучшему: не очень приятно, понимаете ли, чувствовать себя предметом меблировки, о котором говорят в третьем лице и всё решают за него. Может, какому-то стулу или софе в стиле Людовика Четырнадцатого это бы и польстило, но пока я мог говорить и мыслить трезво, отстаивал свою точку зрения. – Гарри, – торжественно изрёк Джордж, игнорируя угрозы Северуса и искры, сыпавшиеся с кончика его волшебной палочки, – в отличие от профессора Снейпа мы хотим предложить тебе брак… – Спасибо, ешьте сами! – сдавленно ответил я, трепыхаясь в руках Фреда. – Точно опоил… – прошептал Фред, а Джордж кивнул: – Что-то очень сильное. – Отпустите! – поняв тщетность своих попыток вырваться, заорал я, а следом за мной и раздразнённое эхо. – То есть по-хорошему вы не понимаете? – И это было последнее предупреждение из уст Снейпа. От его невербального заклинания наша троица разлетелась по туалетной комнате: Фред к кабинкам, шумно приложившись об одну из них, Джордж в другую сторону – хорошо, что по пути приключилась стена, а я остался на месте, ещё не веря собственному счастью. Должно быть, кроме плодовитости, Уизли выделялись среди остальных семей отличной выживаемостью: Рон не разбился на Фордике (я не в счёт – все говорят, что у меня феноменальное везение), Джинни пережила василиска, а теперь и близнецы, которым ни стены, ни крепкие деревянные дверцы оказались нипочём. Они приближались, каждый со своей стороны, с палочками наготове. Немного помятые и припорошенные пылью, но по-прежнему намеревающиеся отстаивать свою точку зрения дуэлью. – К двери, Гарри… – скомандовал Северус, и я повиновался, пятясь. В моей руке, как и у всех остальных участников этой сцены, была зажата палочка. – Надеетесь, что вы, учитель лучшей школы Британии, отсидитесь за спиной директора? Что вас не тронут за растление несовершеннолетнего? – подзуживал Фред, цедя сквозь стиснутые зубы ранившие, как осколки стекла, слова. – Возможно! Чиновники и не на такое способны… – Но имейте в виду… – подхватил Джордж, пружинисто продвигаясь ближе, – этот мир богат не одними чиновниками. Благодаря прессе даже чиновники слетали вверх тормашками со своих кресел… – И вы слетите! – Фред сделал выпад, и луч первого атакующего заклинания прорезал полумрак комнаты. – Вы мне угрожаете? – Северус ловко ушёл с линии обстрела, вернув заклинание его владельцу. Я прижался спиной к двери в комнату и шептал проклятия тому часу, когда Гермиона предложила мне обучать учеников защите. Близнецы атаковали вместе, надеясь, что Северус даст слабину перед их количеством. На его стороне были не только знания, но и долгая практика: дуэль только началась, а братья тяжело дышали, хоть и пытались сопротивляться. Первое достигшее Снейпа заклинание он остановил Щитовыми Чарами, а от второго увернулся, попутно отправляя Чары Ошеломления в сторону Фреда. Лишь по несчастливой случайности его не задело. Нет, я никогда не мог различить близнецов, но на днях на уроке Чар Фреду спалили чёлку, что бросалось в глаза даже в полумраке туалета. Джордж, чьё заклинание Северус отбил, зарычал, надеясь перевести внимание профессора на себя: – Зачем? Угрожать вам было бы неосмотрительно, поэтому мы дали интервью Скитер… – Кретины! – зашипел Снейп, и Фред, проскользнув ему за спину, метнул в него Инкарцеро, выпрямляясь и – по лицу было видно – поздравляя себя с прекрасно законченным поединком. Однако Северус ловко ушёл с линии атаки, верёвки оплели умывальник вместо человеческого тела, и внезапный Ступефай, сотворённый Снейпом, сбил Фреда с ног. Джордж упустил момент нападения, бросившись к брату, и мне осталось уложить его рядом с ним, спелёнатым, как дитя. Северус скупо кивнул мне, как бы благодаря за помощь, хотя, я в этом не сомневался ни капельки, он великолепно справился бы сам. Он подошёл к лежавшим на полу близнецам, присел и вырвал из их рук палочки. – Почему каждая тупая домохозяйка считает, что имеет право влезть в нашу жизнь и вытереть об неё свои вымазанные в дерьме ноги? Запомните, господа, – как бы вам ни хотелось и что бы вы ни доказывали, но мистер Поттер признан магией моим суженым. Второе: я могу спустить дерзость, но нападение на преподавателя – это гарантированное отчисление. И последнее: в кои веки я согласен с Долорес Амбридж – вы, может, и смышлёные в проказах и розыгрышах, но в открытом противостоянии вы абсолютные ничтожества. У вас есть время подумать о своём будущем – пока не закончатся мои занятия. На Северуса было страшно смотреть: бледное, как маска Пожирателя, лицо, горящие праведным огнём глаза и оскаленные зубы под по-волчьи вздёрнутой губой. – Была бы моя воля, вы бы никогда в своей жизни не увидели бы Хогвартса! И я сделаю всё, чтобы так и случилось. Он отлевитировал их в пыльную комнатушку по ходу нашего движения, запер там, использовав незнакомые мне заклинания, и так же молча схватил меня за запястье и потащил к классу Зельеварения. – Северус… – Мы не обсуждаем произошедшее, – зло выдохнул он. – И давайте договоримся, Гарри… Северус резко повернулся ко мне и наклонился практически к самому лицу. И… я невольно попятился назад. Ещё минуту назад «любимый» и «Северус» непостижимым образом превращался в «профессора Снейпа». – Даже так? – он усмехнулся, но в его гримасе было больше горечи, чем радости. – Что ж… Я рад, что не ошибся в этот раз. Не смею вас задерживать, мистер Поттер. – А я… Я потянулся к нему рукой, но так и не рискнул прикоснуться. Он мягко перехватил моё запястье, погладил второй рукой наливающиеся синяки на нём и тихо ответил: – Моя дверь по-прежнему открыта для вас. И, развернувшись так стремительно, что его мантия хлопнула меня по ногам, Снейп исчез за дверью класса. А я остался стоять и недоумевать, что же мне делать дальше. На уроки не пойти – стыдно признаться, но я не мог вспомнить, что у нас по расписанию, идти вслед за Северусом – незачем. *** Казалось бы, Хогвартс – воистину огромный замок. Этого не понять тому, кто ни разу не входил под его сень. В нём множество комнат, коридоров, ниш и тупиков, но уединиться, чтобы подумать и чтобы ничего не отвлекало, – негде. Бегать и искать заброшенный класс – это по меньшей мере найти приключения на пустом месте: многие кабинеты были зачарованы чем-то заковыристым. В одном случае ты окажешься заперт на пару часов, в другом – получишь клешни вместо рук или ещё что-нибудь этакое. Кроме того, такие классы не отапливались, и стучать зубами, оплакивая свои горести, тоже как-то не с руки, а тепло одеваться – это снова же породить уйму вопросов у встречных. Выручай-комната, конечно же, никуда не делась, но, насколько мне известно, к ней чуть ли не очередь выстраивалась. Пусть на дворе и не весна, но влюблённых всё равно хватало. В библиотеке кто-то обязательно подсядет и спросит, почему ты не читаешь. Да и мадам Пинс обычно выгоняет бездельников взашей. Они оскорбляют её чувство прекрасного. На Астрономической Башне, как и вокруг школы, было сыро и промозгло после недавнего дождя. Может, стоило попытать счастья на кухне? Нет, это оказалось дурной идеей. И понял я это, как только открыл дверь. Домовики, радостно вереща, за руки втянули меня внутрь, усадили на табурет и налили чаю. Маленький столик – уж неясно, для чего он – вмиг оброс бисквитами, тостами, джемами и печеньем. А внимательные эльфы неотрывно смотрели мне в рот, поминутно спрашивая, не хочу ли я ещё чего-то. В такой обстановке невозможно рефлексировать, в такой обстановке невозможно даже просто нормально попить чаю: под пристальными взглядами кусок в горло не лез. Да и сама атмосфера кухни не располагала к раздумьям: в огромных котлах булькало, стучали ножи и пестики, а на закопченной полке восседал старый эльф, сморщенный, как клубень прошлогоднего картофеля, и отдавал приказы остальным. За ними интересно наблюдать, но в помещении было жарко, насыщенные запахи готовившейся еды кружили голову, а на шаткий табурет, где сидел я, то и дело кто-то натыкался. Конечно, это не нравилось главному шеф-повару, и не раз я ловил на себе осуждающий взгляд его выцветших глаз. Когда я всё-таки собрался покинуть кухню, меня чуть ли не силком одарили корзинкой с провизией. Добби насовал в неё эклеров, подмигивая и шепча, что их готовят специально для учителей, но и на них всех этого лакомства не хватает. После такого заявления мне стало неудобно отнекиваться, так что корзинка покинула кухню вместе со мной. В коридоре я долго смотрел на свою ношу, и змея на слизеринском поле школьного герба навела меня на странную идею. Не сказать, что она была блестящей, – нестись с едой по канализационным трубам, чтобы пообедать в коллекторе, но она отличалась от привычного сценария. В конце концов, в Хогвартсе можно посидеть в каком-нибудь тупичке, пыльном и в меру холодном, но мне хотелось ещё раз спуститься в Тайную комнату, отговариваясь раздумьями и желаемым одиночеством. Но в результате получилось неплохо: еду в корзинке я защитил чарами, хотя одежда выглядела и пахла просто умопомрачительно (в плохом смысле). Но и для этого маги придумали чары. Змеи охотно отозвались на моё шипение, изумруды на их шкурках по-прежнему загадочно поблёскивали, а я, полный мыслей и предвкушения, вошёл в огромный зал, который скромно именовали Тайной комнатой. Тогда, на втором курсе, мне было некогда рассматривать здешнюю обстановку: всё моё внимание занимало чудовище. Теперь же я шёл по длинному парапету, с трёх сторон окружённому водой, и дивился, как торжественно, помпезно, но в то же время печально всё это великолепие смотрится. На стенах комнаты не было факелов, но я не рисковал свернуть себе шею: сквозь отверстия в потолке лился дневной свет. Я был готов приписать это магии, но, приблизившись к стене, зажмурился – меня ослепил луч, отражённый большой полированной металлической пластиной. Наверное, Слизерин знатно поломал голову над этой хитроумной системой освещения. Здорово, но Тайная комната больше напоминала музей вроде Луксора в Египте: невообразимо огромные колонны, змеиные головы, на которых можно рассмотреть каждую чешуйку, – всё это показывало упадок былого величия. Или мании величия, что тоже возможно. Пикник в Тайной комнате получился в своём роде уникальным. Да и вовсе не пикником, если уж говорить честно. К не самому уютному антуражу добавились останки василиска, которые ни у кого не вызывали аппетита, кроме, вероятно, крыс. Тот редкий случай, когда еда схарчила своего едока: змеиное тело, которое возвышалось над водой, какие-то мелкие обитатели тоннелей обглодали почти до косточек. И только голову, находившую на самом краю парапета, не тронули – даже крысы поняли, что она по-прежнему опасна. Я поёжился: голова лежала так, что создавалось впечатление, будто она смотрит на меня с укоризной. Мол, мало того, что ты лишил меня жизни, так ещё и пришёл полюбоваться и поесть над моими останками. Я поёжился, но всё же подошёл ближе. Странно, но остов великого змея ничем не пах – никакого тебе зловония разложения, да и амбре канализации сюда не доносилась. А дальше получилось совсем бездумно: я наколдовал себе плед, уселся рядом с головой, спустил ноги с парапета и, достав из корзинки эклер, принялся жевать. Со стороны это смотрелось, наверное, отвратительно. Мне же было всё равно – я всё ещё находился в шоке. Вокруг стояла такая тишина, будто я оглох. Даже вода не капала. Чтобы разогнать эту давящую тишину, я заговорил. Поначалу мой голос звучал странно, глухо и низко, его подхватило эхо, и комната наполнилась потусторонним гулом. Разговаривать с самим собой – первый признак помешательства, поэтому я избрал собеседником всё ту же голову василиска. – Знаешь, это всё непривычно, – говорил я ей с набитым ртом. – Люди, события – голова кружится от этих всех недомолвок и увёрток. Ну как, скажи мне, я мог догадаться, что близнецы на что-то рассчитывают? Голова, естественно, молчала, но ответа мне и не требовалось. – Они могли похлопать меня по плечу или обнять, но так делают практически все Уизли. И не только они. Что ж их всех сразу, не разбираясь, записывать в мои поклонники?! Бред! Рона я вообще не представляю своим воздыхателем. По моему мнению, Рону и Гермионе, в конце концов, никуда друг от друга не деться… Я слизал крем с губ и пальцев и согласился, что за такое пирожное стоило побороться: нежное, податливое тесто, и крем не только сливочный на вкус, а ещё и ванильный, бадьяновый и даже капельку клубничный. И, конечно же, я потянулся за следующим эклером. – Нет, ну правда, как теперь относиться к Биллу, например? Он учил обнаруживать проклятия и меня, и Рона. Обнимал одной рукой, а второй отрабатывал пассы. А потом точно так же показывал Рону – у того ничего не получалось с первого раза. Нет, если так думать, то можно подозревать всех, включая Трелони. Она никак не успокоится – думает, что я умру в скором времени, и постоянно лезет меня утешать. Наверное, она действительно не понимает, что её благовония разят сильнее Ступефая. Вода у моих ног подёрнулась мелкой рябью. Когда я пришёл сюда сражаться с чудовищем, её уровень был повыше – она даже немного заливала парапет, на котором я с комфортом расположился. Не сказать, что она очень уж прозрачная, но мне было видно, как вокруг такого же изъеденного тела под водой вьётся стайка существ, похожих на саламандр-альбиносов. Даже понимание того, что я жую свой эклер, а они жуют дохлого змея, не вызывало у меня омерзения – я сам себе казался заторможенным. Я откусил ещё кусочек пирожного и бросил взгляд на голову. Сладкое, наверное, действительно способно на чудеса: она мне стала даже симпатична – лежит, косит провалом глазницы и молчит. И я признался ей в самой потаённой своей мысли: – Мне кажется, Дамблдор понимает, что такие сложные времена, как нынешние, одиноким людям вроде нас со Снейпом лучше переживать вместе. Это, наверное, ненадолго – скоро я закончу школу, поселюсь с Сириусом в его доме и буду считать иначе, но сейчас мне не хочется ничего менять. Самое глупое, что я понимаю, – Снейп мой учитель, мои чувства к нему – подделка, а он всё равно мне дорог. Может, зелье подействовало потому, что я… На последнем слове я вдруг застопорился. «Люблю» жгло губы, но сказать его непричастному, даже неживому созданию мне показалось неправильным. А Снейпу? С зельем было проще – подошёл и потребовал причитающееся. А что мне теперь говорить ему? Отлично бы прозвучало: «Простите, профессор Снейп, но я уже привык к поцелуям на ночь – давайте не прерывать сложившуюся традицию!». – Я схожу с ума, – мрачно сообщил я, роняя остаток эклера в воду и наблюдая, как юркие амфибии в мгновение ока разорвали его на части. Они таскали кусочки друг у друга изо рта, стараясь удрать от конкурентов подальше, когда что-то им перепадало. Несмотря на плед, зад у меня всё же замёрз. Я с кряхтением поднялся, уничтожил плед чарами и кивнул напоследок останкам змея, словно хорошему приятелю: – Приятно было повидаться. И тут я понял, что не взял самое главное – метлу, и как выбираться отсюда, просто не представляю. – Добби, – робко, но с надеждой позвал я, однако никто не появился. Паника накрыла меня с головой, неимоверным усилием я заставил себя встряхнуться: Слизерин, может, и был гением, но сомнительно, что ему нравилось измазываться в дерьме, вылезая из туалета раз за разом. Значит, был, по крайней мере, ещё один ход. Сложность в том, что я понятия не имел, где его найти. Может, пошипеть? Я посмотрел в упор на колонну, всю увитую змеями, и скомандовал: «Откройся!». Нигде и ничего не двинулось и даже не загудело. Гробовая тишина накрыла всё вокруг – моё частое дыхание казалось слишком громким для этого застывшего места. Слава Мерлину, я не запаниковал – просто не успел: чарующая музыка полилась с потолка, и яркий, словно язычок жаркого пламени, Фоукс вспорхнул под высокий свод. Дежавю! Правда, вместо шляпы у него в когтях был свиток пергамента, но и роскошное оперение, и песня остались прежними. Фоукс быстро снизился, бросил пергамент мне в руки, а сам, будто на жёрдочку, спланировал мне на плечо. Для такого фантастического существа он был ощутимо тяжёлым – плечо заныло сразу, но я гладил его тёплые перья и не чувствовал неудобств от счастья, что мой обглоданный крысами скелет не украсит Тайную комнату на этот раз. Коротенькая записка ожидаемо была написана почерком Дамблдора: «Гарри, мой мальчик, раз уж ты всё равно спустился в Тайную комнату, не будешь ли любезен захватить для Северуса несколько клыков?». Как только я дочитал послание, письмо исчезло, а вместо него появились перчатки и мешочек из драконьей кожи. Словно понимая, что мне будет неудобно рвать зубы у василиска с ним на плече, феникс спустился на пол. Змеиные зубы выдёргивались легко, но звуки, с которым они покидали высохшую плоть, были отвратительны. Я с облегчением сбросил три – на всякий случай – в мешочек и… не смог удержаться от смеха. Фоукс, заметив корзинку с провизией, бочком подобрался к ней и, пока я занимался прикладной стоматологией, с удовольствием расклёвывал большое краснобокое яблоко. *** Полёт сам по себе вещь неприедающаяся, а на хвосте феникса, когда ты словно прилипаешь к его перьям и ничего не весишь, – это захватывающе. Фоукс вынес меня в туалет Плаксы Миртл и, вскрикнув напоследок, исчез в вспышке света. А я, вымыв руки (не покидало ощущение, что на них остался яд), вернулся в комнаты Снейпа. Я не был уверен, что профессор позволит мне задержаться хотя бы на одну ночь. Поэтому не мешало бы собрать вещи, чтобы быть готовым к просьбе вернуться в Гриффиндорскую башню. Снейп за эти дни ничего не говорил мне о том, что их можно найти везде, – от спальни до лаборатории, он просто снёс всё в гостиную и сложил стопкой на стол. Я сгрёб книги вперемешку с конспектами, но всё это посыпалось из рук, когда мой взгляд остановился на исчёрканном пергаменте, придавленном чернильницей. «Я, Северус Тобиас Снейп, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю… зачёркнуто… недвижимое имущество… зачёркнуто… свой дом… зачёркнуто… коттедж и банковский сейф своему жениху Гарри Джеймсу Поттеру… зачёркнуто… даже если брак не будет заключён… зачёркнуто…» Зачёркнуто, но мне удалось разобрать слово «никогда» в конце. Я сел на подлокотник дивана и перечитывал завещание Снейпа снова и снова, будто искал некий глубинный смысл, пытаясь угадать, что же там оказалось вымаранным. Таким меня и застал Снейп – сидевшим на боковине и мусолившим черновик его завещания, а у моих ног так и продолжали лежать учебники вперемешку с конспектами – мне до них не было дела. – Я смотрю, стоит вам вернуться в своё обычное состояние, как вы опять суёте нос куда вас не просят! – Он швырнул на стол сложенную трубочкой газету и исчез в лаборатории. Газета привлекала внимание заголовком «Спецвыпуск». Я развернул её, а сердце замерло – наверняка опять нападения и жертвы волдемортовского террора. Потому что я не понимаю, что может быть важнее человеческих жизней. Но, вопреки всему, я снова почувствовал себя наивным дураком… Нет, когда близнецы говорили об интервью, как оказалось, они не пугали и не угрожали. «Министерство покрывает педофила!» – пульсировала передовица. Я отбросил газету обратно на стол, налил виски в стакан – на этот раз не полный, а только наполовину – и робко постучался в лабораторию. На стук никто не ответил. Я помялся под дверью и внезапно решил: пусть он меня обольёт своим сарказмом с ног до головы, но я всё равно войду. Постучав ещё раз для очистки совести, я уже не ждал ответа, а смело вошёл внутрь. Снейп сидел за рабочим столом на высоком табурете. Сгорбившись под свалившимися на него обязательствами, он напоминал раненого богомола, которого почему-то бросила птица. Я поставил стакан на стол и обнял его со спины. – Мы справимся, – сказал я и ему, и себе. – Вместе мы со всем этим справимся. И улыбнулся, почувствовав, как его ладонь накрыла мою.