Однажды в Хогвартсе

Я ожидал, что Снейп очнётся от своей меланхолии и выбросит меня за дверь вместе с вещами, – в конце концов, они были уже собраны. Он преподаватель, да и это вполне в его духе – всем своим видом напоминать о нашей с ним разнице. Но, как оказалось позже, я зря собирал вещи: пришлось перебрать половину сундука, чтобы найти пижаму, потому что Снейп решил всё по-своему. – Мне разделить кровати или от одной ночи не умрёте? – глухо спросил он, пряча взгляд. И я мямлил, чтобы придумать оправдание и для себя, и для него (ничего, конечно же, не вышло – лица выдавали нас с головой), но вместо «соседних купе в Хогвартс-экспрессе» кровать осталась одна. На незатуманенную голову ложиться в одну постель со Снейпом оказалось не то чтобы боязно, но определённо неловко. Но, будучи истинным гриффиндорцем (мне так часто это вбивали в голову, что я наконец-то поверил) и подавляя эту самую неловкость, я устроился в кольце его рук и затих. Чего-то не хватало… Снейп, предположительно, уже спал, а я никак не мог отправиться в гости к Морфею. Не надо было даже фантазировать, я и так понял, что без поцелуя уснуть не смогу, а попросить об этом Северуса – тем более. Вот в такой момент я пожалел, что не околдован неизвестным зельем: раньше так просто и органично выходило требовать положенного мне внимания. – Ну что вы сопите, Поттер? – проворчал за спиной Снейп и принялся укладываться удобнее, подсовывая замёрзшую ладонь мне под одеяло, но не убирая её с моего бока. – Поцелуй хочу, – пропищал я и сам не узнал собственный голос – комар пиликал громче. – Так в чём же дело? – зевнул профессор. – Целуйте и спите. Завтра вам придётся покинуть мои комнаты и вернуться к себе. Он, конечно, зевал весьма натурально, органично возился за спиной, а я не удержался от ехидной ухмылки: ну как же – мы просто спим, но спросонья напоминаем, что это последняя ночь… Очень непринуждённый шантаж! Но он подействовал. Я вывернулся из объятий Снейпа и приподнялся на локте. Свечи вспыхивали одна за другой, и вскоре я вполне смог различить выражение лица лежащего рядом человека. Интуиция меня не подвела: Северус хмурился, но в его глазах не было и тени сна. Он настороженно ждал, что я сделаю, – убегу с криками о помощи или это ему придётся отбиваться от домогательств. Краска поползла по моему лицу – воспоминания, как я к нему приставал, выстроились в рядок и бередили и без того переполненное гормонами тело. Нет, я был не готов бросаться в омут с головой, но это не означало, что проще отступить. Я протянул руку и взял ладонь Северуса, безвольно покоившуюся поверх одеяла. Меня переполняла благодарность за его терпение и благородство (боюсь представить, что со мной творил бы кто-то другой, – человек, необременённый моралью), поэтому я поднёс его руку к губам и поцеловал пальцы, потираясь щекой о холм Венеры. Невольно улыбнулся, вспоминая, как Трелони, злясь на наше хихиканье, предсказывала жизненные трудности тем, у кого явно выделялся бугор у основания большого пальца, не понимая, что в нашей спальне так называли совсем другую часть исключительно женской анатомии. Снейп выдохнул, но не торопился отстраняться. Я отпустил его руку и склонился над ним. Вместо благодарности меня накрыло волной вожделения, почти неотличимого от того, когда я был заморочен. Не разрешая себе сомневаться, я неловко прихватил его губы своими и почувствовал стыд, что за такое количество поцелуев, которое перепало мне от профессора, так и не научился целовать кого-то. – Простите, – расстроенно прошептал я, но Снейп не дал мне отстраниться. – Ты точно этого хочешь? – Я кивнул. В какое-то мгновение мы поменялись местами: я оказался лежащим на постели, а он – сверху. Поцелуй был сладок ещё и потому, что мог быть последним на долгие годы – с нашим-то с ним везением. Снейп… называть его так, наслаждаясь нежностью губ и опытностью языка, неправильно. – Северус, – прошептал я, когда он оторвался от моего рта и начал лихорадочно целовать то висок, то край брови, то переносицу, а его рука, пробравшись под пижамную куртку, ласкала сосок, внося в мои и так растрёпанные чувства полную сумятицу. Тихая спальня наполнилась будоражащими звуками возни, и как-то совсем незаметно пижама на мне распахнулась. Губы Северуса терзали мою грудь, а его рука, каким-то волшебным образом прокравшись в штаны, сжала мою ягодицу. Я мог бы возмутиться, оттолкнуть, и думаю, что он больше ко мне не притронулся бы, но разве найдётся кто-то, кто в своём уме откажется от этих сладких, но запретных удовольствий? Северус, тяжело дыша, накрыл собой моё тело. И с жалобным полувздохом-полустоном я кончил — хватило лишь жёсткого поцелуя за ухом и ощущения твёрдости его члена. Он финишировал следом, сжимая мои бёдра с такой силой, что синяки были гарантированы, хотя я никогда не слыл неженкой. – Блэк убьёт нас обоих, – прошептал Северус, так и продолжая прижимать меня к постели и вздрагивая от затухающего удовольствия. – Он знал, на что соглашается, – возразил я, поглаживая его взмокшую спину. – Предполагалось, что я буду твоей ширмой, хотя бы защитником, а помолвка и наши отношения будут фиктивным. А вместо этого я веду себя как растлитель. И теперь пойми, кто из нас младший. Северус откатился в сторону, но лежал рядом, касаясь моей руки своей расслабленной ладонью. – А что не так с младшими? – пробурчал я, чувствуя какой-то подвох. – Ничего, – ответил он, заправляя одну особенно своевольную прядь за ухо. – Младшие чаще всего красивы и юны. Не скажу за всех – ситуации бывают разными, – но многие ещё два-три века назад воспитывали третьих и последующих сыновей так, чтобы они могли доставить удовольствие своему старшему супругу, были соблазнительными и грациозными. Так сказать, профессиональные младшие мужья. – А как можно быть соблазнительнее, чем тебя создала природа? – У меня в голове не укладывалось, что кому-то с детства пророчили участь постельной игрушки, – унизительной для любого парня. – Разные способы есть. Вы хотите о них услышать? – Я кивнул. – Ладно, потом не просите пощады, мистер Поттер, – он удобно устроился на боку, подпирая щеку кулаком. Я отвёл взгляд от мокрого пятна на его пижамных штанах, где остывала и моя доля удовольствия. – Это целая наука, призванная сыграть на человеческих слабостях. Одно время среди моих сверстников было модно доставать старые издания, посвящённые искусству соблазнения. Оттуда я и почерпнул эти сведения, потому что, как уже сказал, практика это достаточно давняя. Начнём с того, что таких мальчиков с детства обучали не воинским премудростям, а танцам, умению вести праздные светские беседы. Думаю, вы представляете, что, в общем-то, создавались некие полумальчики-полудевочки. – И это кому-то нравилось? – спросил я, представляя себя в женской одежде и вздрагивая от отвращения. – Вероятно, – понимающе ухмыльнулся Северус. – В конце концов, это было массовым явлением. Кроме танцев и болтовни, их обучали игре на музыкальных инструментах и просвещали в вопросах плотских удовольствий. Например, долгое время им пирсинговали соски. Или подкрашивали их кармином в красный цвет. – Зачем? Фу, вульгарно! – скривился я, но почему-то, представив себя с красными сосками и колечками пирсинга, почувствовал лёгкое возбуждение. – Именно поэтому вы так ёрзаете? – хмыкнул Снейп, поднимаясь с постели и отыскивая свою палочку. – Незагорелое тело, ещё и отбелённое специальными средствами, и яркие соски, по-моему, лучшее из того, что ещё можно попробовать и сейчас. А вот интересно, как бы вы сидели, мистер Поттер… – Гарри… – Хорошо. Гарри… – он словно перекатывал моё имя по гортани, отчего у него появился волнующий оттенок. – А интересно, как бы вы сидели на занятиях, если бы согласно веяниям того времени вынуждены были ходить с анальной пробкой? Где – вы и сами понимаете... – Как? – пропищал я, глядя на явно забавляющегося профессора округлившимися глазами. – Разве вас ещё не просветили друзья? По-моему, эти знания – нечто, схожее с моровой язвой – будто по ветру передаются. И обязательно в таком виде, что не знаешь, плакать или смеяться. – Нет, мы с друзьями находим другие темы для бесед… – Позвольте вам не поверить. Я точно помню, как Финниган с Томасом на зельеварении обсуждали каталог интимных товаров, и – не могу утверждать, но мне кажется, они хихикали как раз над страницей с анальными пробками. К сожалению, каталог остался в классе, в ящике стола. Зато я не жалел – ни за какие коврижки мне бы не хотелось любоваться интимными товарами в его компании. – Но как такое возможно? Это же нужно… в туалет… – Вам в деталях рассказать, как это делается? – Я замотал головой. Определённо, мне хватило и сказанного ранее, чтобы снова почувствовать, что Дурсли слишком тщательно оберегали нас с Дадли от всего запретного. – Неужели совсем неинтересно? – Он склонился надо мной. Я заворожённо смотрел ему в глаза и не мог ни мотнуть головой, ни кивнуть – словно парализованный. Он еле заметно улыбнулся и почти невинно поцеловал меня в уголок рта. – А теперь в душ и спать, – и добавил в сторону: – Первый раз, когда Рита Скитер пишет правду… Я засмеялся, но послушно сполз с постели, чтобы очистить пижаму от пятен, попить водички и заснуть со спокойной душой. *** Утро напоминало похороны. Мы не разговаривали. Мы даже не смотрели друг на друга. В такой обстановке и у человека с железной выдержкой сдали бы нервы. Хорошо, что я сложил вещи заранее, потому что нервами такой крепости просто не обладал. Снейп – чужой, холодный и отстранённый – вызвал эльфа и приказал перенести мой сундук в гриффиндорскую спальню. И только когда я был готов выйти за порог, намереваясь забыть всё, что происходило в стенах этих комнат, и никогда сюда больше не возвращаться, он остановил меня, вцепившись в плечо. Мы всматривались в лица друг другу, а потом Северус пригладил ладонью вихор на моей макушке и как-то неожиданно мягко сказал: – Вы всегда можете прийти сюда, Гарри. Я надеюсь, вы так и сделаете… Он ушёл первым, будто стремясь мне доказать, что доверял. А может, ему было неловко говорить такое мальчишке, который почти вдвое его младше. Моё появление с сумкой и готовым к обучению вызвало за гриффиндорским столом бурю эмоций. Меня поздравляли, пожимали руки, но однофакультетники всё равно косились в сторону Снейпа, который на это представление смотрел из-за своего преподавательского стола и делал вид, что ему ни капельки не интересно. Гермиона снова плакала – на этот раз, как пояснила она, от радости, но я принципиальной разницы не увидел. Неловко – насколько умели это делать – мы с Роном принялись ухаживать за ней. Правда, непринуждённой застольной беседы у нас не вышло, но своего мы добились: слёзы у Гермионы высохли, и она тихонько хихикала над очередным нашим «непринуждённым» перлом. Радость исчезла быстро, и большое, светлое помещение Большого зала наполнилось чуть ли не электризующимся напряжением: на завтрак явились близнецы Уизли. Вы думаете, они были озабочены, хмуры? А вот и нет: на их веснушчатых лицах, чуть более бледных, чем обычно, сияли улыбки, которые они расточали направо и налево. Снейп не просто помрачнел, казалось, будто он вобрал в себя темноту всех хогвартских углов. Он был не просто зол – вне себя от ярости. Новости в школе всегда распространялись слишком быстро, поэтому как минимум половина учеников и все учителя уже знали о произошедшем в туалете, и взгляды, которыми одарили близнецов, нельзя было назвать благожелательными. Однако им, как я уже говорил, это нисколько не мешало: они уселись достаточно близко от нас и, то и дело дёргая кого-то из соседей по столу просьбами передать то кетчуп, то соль, то сахар. – И ничто их не заботит… – пробормотал Рон и бросил солонку, метя прямёхонько в лоб Фреду, вместо того, чтобы передать её через Симуса, как полагалось воспитанному юноше. – Спасибо, братишка, – как ни в чём не бывало отозвался Фред, перехватывая её на лету. – Ты, как всегда, мил, когда дело касается правил. Прямо видно, что вы с Перси родственники. Рон расцвёл бордовым румянцем, но продолжил бормотать: – Я не доносил – нечего мне приписывать чужие заслуги. – Никогда не подозревал в тебе бездны литературного таланта – это же надо так расписать обо всём матери, чтобы её Громовещатель орал четверть часа до хрипоты, а потом и полной потери голоса, – продолжал наседать Фред. Он улыбался, но терзал несчастную оладью так, что близсидящие морщились и вздрагивали, – бедный фарфор под его ножом пищал, как пытаемый живодёром щенок. – Так вам и надо! – Рон запихивал еду, чтобы поскорее уйти из зала и не оправдываться в том, чего не делал. Я, кстати, в этом не сомневался – Рон всегда старался разобраться с ситуацией сам, не прибегая к помощи родителей. Он считал, что это не по-мужски. Правда, я не понимал, как он надеялся одержать верх над двумя старшими братьями. – Вас и так взяли на поруки, а вы продолжаете пакостить. Хорошая репутация у нашей семьи будет из-за вас. – О как! Он уже и о репутации вспомнил. Я же говорю… – Это написала я, – громким и очень похожим на интонации Молли голосом заявила Джинни, поднимаясь со своего места. – Маме полезно узнать, что её дети выросли подлецами. Пусть не удивляется потом, от кого на старости лет получит нож в спину! Джинни переступила лавку и, откинув за плечо туго заплетенную косу, пошла к выходу. Ей вслед неслись аплодисменты. Братья проводили чеканившую шаг сестру удивлёнными взглядами. – Нежданно-негаданно! – присвистнул Джордж, принимаясь за завтрак. Фред, немного более злопамятный, чем брат, ехидно ухмыльнулся: – А что, Рончик, ты уже трусишь и матери донести? Многие, кто не знал Фреда и Джорджа близко, думали, что они прикольные и остроумные. На самом деле это не так: близнецы, как и Перси, не считались с чужим мнением и обладали поистине маниакальной дотошностью. Наверное, для изобретателей скрупулёзность – хорошее качество, но лёгкости в общении оно не добавляло. – Не угомонитесь, я напишу вашей тётке Мюриэль! – вступилась за друга Гермиона. В отличие от Рона, который терялся, когда речь заходила о нём, Герми умела постоять за себя и других. Малфой, вероятно, подумал о том же, потому что с мрачным видом потёр челюсть. – А я вообще перестану с вами вести любые дела, – подключился я, надеясь, что они заметят завуалированную угрозу и Гермионе не придётся заступаться за всех одной. – О, только не ты, наш нежный рыцарь, – едко прошептал Фред, поджимая губы. Джордж дёрнул близнеца за рукав мантии и просто посмотрел ему в глаза. Фред сразу успокоился, уткнулся в свою тарелку и молча продолжил жевать всё то, что успел туда натащить. Больше никто не проронил ни слова – мы закончили завтрак в благостной тишине. Представители других факультетов, которые, затаив дыхание, следили за развитием беседы за нашим столом, тоже принялись завтракать, переключив внимание на более обыденные вещи – вроде уроков и несделанных домашних заданий. *** По дороге в теплицы мы, пользуясь тем, что никто не присоединился к нашей компании, обсуждали то, что другие знали только по сплетням, – дуэль Снейпа и близнецов. Конечно, мне как очевидцу выпала роль рассказчика, и мы даже немного притормозили, чтобы я успел поведать всё. Рон сопел, опустив голову: когда дело касалось его семьи, он всё принимал на свой счёт, а Гермиона ахала на самых неожиданных поворотах непридуманного сюжета. – Да, Джинни сделала доброе дело, давно надо было этих обалдуев наказать! Ты не подумай чего, Гарри, но мама против такого брака... – Я понимаю, мои родственники тоже вряд ли нормально восприняли бы такую помолвку, – и тут я вздохнул, не сумев удержаться. Рон нахмурился, а Гермиона приподняла брови в немом вопросе. – Ты любишь его? – внезапно спросил Рон, глуповато кривясь. Хотя мы давно выяснили, что он неглуп и способен на неожиданные и при этом верные выводы, но выражение его лица всегда так обманчиво. – Это было приворотное, Рон! – своим всезнайским тоном ответила ему Гермиона. Рон пожал плечами и предложил ускорить шаг, чтобы не опоздать. Слегка пожухшая трава щедро делилась росой, ботинки и низ брюк стали влажными, а под подошвами невежливо чавкала грязь. Я молча поспешил за друзьями. В конце концов, она сказала правду – Приворотное действительно было. Но после того как оно исчезло, что осталось? Почему мне так важно было почувствовать этим утром, что Северус тоже не хочет, чтобы я уходил? А я всерьёз подумывал сделать непонимающий вид и никуда не переселяться совсем. Может, Рон увидел то, что боялся увидеть я? Я споткнулся перед самой теплицей от настигшего меня озарения. Я ведь и правда его… Раздался удар гонга. Я поторопился забросить сумку под чары профессора Стебль и настроился слушать её пояснения. Смущающая мысль так и осталась недосказанной. Гербология прошла как обычно – туманно. Профессор Стебль не наказывала за рассеянность, она готова читать лекции и для одного Невилла, но на экзамене, конечно, спросит со всей неумолимостью. Поэтому я периодически выныривал из марева своих мыслей, всеми силами стремясь показать, что всё-таки слушаю, и обречённо ковырялся в земле, которая пахла перепревшим драконьим навозом. Мои потуги профессор оценила пятью баллами и даже слова не сказала на то, что я перемазался с ног до головы. Впрочем, о чём это я, – профессор Стебль сама не блистала чищенной шляпой или аккуратным маникюром. *** К обеду мы вернулись в замок. Кое-как отмывшись от налипшей земли и освежившись, мы забросили вещи в башню и спустились вниз, в надежде тихо пообедать, а для этого надо было обогнать близнецов. Дин, опоздавший на урок и наказанный не только баллами, но и пожёванной домашней работой по Трансфигурации, шёпотом рассказал, что в замок приезжали министр и глава Попечительского совета. Но, судя по цветущим лицам близнецов и воистину похоронному – Снейпа, их не исключили. А ещё они просили передать, что брат первым поплатится за своё предательство по отношению к семье. Не то чтобы мы испугались, но встречаться с Фредом и Джорджем, когда они обижены на весь мир, – не самое интересное приключение. Меня распирали любопытство и злость. Я не желал близнецам ничего плохого, но всему должен быть предел, и нападение на Снейпа, бесспорно, оставило этот предел далеко позади. Кое-как перекусив, чтобы муки голодного желудка мне не мешали, я поторопился к Северусу: уж он как очевидец мог подробно рассказать, почему близнецов не исключили, а придумывать сплетни и вовсе не имел привычки. Правда, профессор мог просто-напросто не захотеть делиться со мной информацией, но я надеялся, что у меня есть один маленький туз в рукаве, который мне поможет. Коридоры были пусты и сумрачны – основная часть обитателей Хогвартса обедала, а хмурая погода делала день похожим на вечер. Перед самым поворотом я внезапно наткнулся на министра в сопровождении двух авроров в гражданском. Однако я ничуть не сомневался в их профессии – выправку видно издалека. Министр на их фоне выглядел невзрачно и потерянно. Он мял в руках свой зелёный котелок, но тем не менее остановился и, глядя на меня в упор, нерадостно улыбнулся. – А вот и причина всех наших бед, – сказал он под понимающее хмыканье авроров. Взгляд одного из них откровенно скользил по мне, отчего появилось ощущение, что я упал в клубок гигантских слизней. – А так и не скажешь, – пробасил разглядывавший меня аврор. – Может, и его – тоже? Мало ли как повернёт… – Мы не имеем права, – укорил его министр. С каждым мгновением его улыбка становилась всё более кислой. – Но… Что «но», я так и не узнал. Мне на плечи легли чужие ладони, и тихий, но довольно-таки властный голос пророкотал над ухом: – Контракт Гарри Поттера невозможно аннулировать – такие глупости, которые вы мне написали в письме, дорогой Корнелиус, не принимаются Уставом Школы как причины для его аннуляции, а следовательно, об отчислении мистера Поттера не может быть и речи. Что касаемо волнений, то он к этому не имеет никакого отношения – мальчик всю неделю находился в Хогвартсе и замок не покидал. Я могу предоставить множество свидетелей. А почему ты не обедаешь, мой мальчик? – обратился ко мне директор Дамблдор. – Я уже поел. Спасибо, сэр, – пробормотал я, не совсем понимая, при чём тут мой контракт и за что меня собирались исключить. Уж я-то ни на кого не нападал. – А теперь ищешь Северуса? – От присутствия Дамблдора даже коридор, продуваемый всеми сквозняками, становился уютным. Министр поморщился, словно имя профессора Снейпа как минимум дурно пахло, а авроры похабно усмехались. Я кивнул, с вызовом глядя на троицу, которая уже причислена мною к числу если не врагов, то недругов. – Его задержала профессор МакГонагалл, но, думаю, он где-то неподалёку. Тебе лучше дождаться его возле входа в комнаты, – ласково продолжил Дамблдор, похлопав меня по плечу. – Пойдёмте, Корнелиус, не стоит попытку арестовать меня превращать в выступление. В конце концов, это может сильно уронить ваш авторитет в глазах общественности. Министр злился от бессилия, вымещая бурю своих негативных эмоций на котелке. Бедный головной убор быстро потерял форму под его руками. – Тогда вам лучше добровольно покинуть пост… – Я ахнул, Дамблдор сильнее нажал мне на плечи. По бегающему взгляду Фаджа было понятно, что он сам в шоке от собственных вырвавшихся слов, поэтому он попытался спасти ситуацию: – Хотя бы отстраниться на время… – Боюсь, что не вы, Корнелиус, и не толпа бездельников, которые сегодня устроили фарс возле Министерства, выбирали меня на эту должность, а глава Совета Попечителей ясно выразился по поводу моей отставки – они против… Последние слова Дамблдора немного меня успокоили. Почему-то казалось, что пока он – директор, ничего плохого не произойдёт. Наверное, это интуиция, тайное знание или просто желание быть хоть в ком-то уверенным в этой школе.