Однажды в Хогвартсе

Ритуал нашей помолвки закончился задолго до отбоя. Ввиду того что я – один из женихов, наказание за нарушение режима вряд ли последовало бы, но у меня появились свои планы на вечер, и очень не хотелось бы отправляться спать, как малолетний ребёнок, вместо... Планы свои я, естественно, не озвучил бы и за вознаграждение (хотя и тут могли быть варианты) – вряд ли толерантность директора настолько толерантна. Мы вчетвером допили бутылку вина, которую припас Дамблдор к нашей помолвке, но тихий, почти семейный вечер никто не захотел портить придирками, что я-де молод для вина. Голова кружилась от алкоголя и фантазий, которые будоражили моё и так гормонально неустойчивое воображение. Я ни капельки не сомневался, что Северус поддержит мою инициативу, но стоило директору и Флитвику попрощаться и уйти, как я понял свою ошибку. Северус был не столько против, сколько ни на что не способен: беспокойная суббота выжала из него все соки. Его шатало от усталости и магического истощения, и я почувствовал себя чудовищем, которое только о себе и думает. Конечно, моей помощи он не принял – фыркнул как рассерженный книззл и, высоко задрав подбородок, ушёл в ванную переодеваться. В конечном итоге, выбирая из двух зол – идти в Гриффиндорскую Башню или же остаться с Северусом, чтобы выспаться рядом с ним, – я выбрал, на мой взгляд, меньшее. Разочаровался ли я? Немного, только Северус был в этом не виноват. Винить я мог судьбу-злодейку, которая исковеркала и ухаживания, и наши особенные минуты. Но я себя успокоил – у нас впереди ещё много хорошего, которое ждёт не дождётся, когда перейдёт в горизонтальную плоскость. Я задержался в ванной, решая кое-что наболевшее, а когда вышел, то обнаружил, что Северус уже спал непробудным сном. Я не удержался и почти невесомо поцеловал его в лоб, подкатился к нему под бок и улыбнулся, представляя, как буду провоцировать моего профессора. Ради такого к утру его усталость просто обязана рассосаться. Но моим планам всё время мешали. Если не Волдеморт – так близнецы, если не близнецы – так неизвестный писака… Словно весь мир ополчился на нашу пару и всячески вредил, то ли проверяя на крепость наши отношения, то ли просто так – из чувства противоречия. В этот раз в мои планы бесцеремонно втёрся Дамблдор. Он возник на пороге спозаранку, поднял Северуса с постели, забарабанив в дверь спальни как оголтелый, и проверил, а точно ли все приличия соблюдены, – по крайней мере, его настойчивое желание вытащить меня из-под одеяла и убедиться, что я в пижаме, виделось так. Северус всё понял, конечно, но извиняюще пожал плечами, украдкой поцеловал меня, сонного, в висок и ушёл, перед выходом напомнив, что до завтрака мне лучше показаться у себя в башне. Кляня всех тараканов в голове Дамблдора, я потащился в гриффиндорскую гостиную, позёвывая на ходу. Нет, определённо, воскресенье грозило превратиться в продолжение субботы. Почему я так решил? Это было несложно. В нашей факультетской спальне меня уже ждали непрошеные гости. Проглотив вопросы, которые им явно хотелось задать (это проскальзывало в заинтересованных взглядах), они попросили меня заменить ловца в скором матче со Слизерином. Да, МакГонагалл, как наш декан, чтила правила, но всё же иногда мухлевала, когда на кону стоял Кубок школы. Ну или хотя бы Кубок квиддича. Не скажу, что я её не понимал, – понимал, в конце концов, я тоже был азартен. Но при всём этом мне хотелось отказаться от такой чести: история складывалась препаршивейшая. После запрета незабвенной Амбридж никто не потрудился восстановить в команде ни меня, ни близнецов – зачем? Деннис Криви вполне неплохо управлялся со снитчами и мётлами. Но вот незадача: Деннис тоже коротал тот злополучный субботний день в Хогсмиде, только ему повезло меньше, чем мне и моим друзьям, и в ближайшее время он – пациент Помфри. И покинет ли Больничное Крыло до следующих выходных – дело спорное. А тренироваться надо. Мою не к месту разбушевавшуюся совесть немного усмирила робкая мысль: я хочу вернуться в команду, квиддич был моим главным хобби со дня первого урока полётов. Но, чёрт подери, я не хотел ни этой осады (на лице Вуда застыла вселенская скорбь), ни лицемерного половинчатого решения! Отказаться? Если бы! Видел бы кто послание МакГонагалл, где она уговаривала меня хорошенько всё обдумать и выбрать престиж своего факультета. Не решение по совести, а престиж. Тут уж впору завыть оборотнем, но я промолчал, затолкав доводы совести в надёжный угол, и согласился. Поэтому в воскресное утро были забыты учебники и не до конца написанные сочинения, а я парил над землёй как птица и упивался той призрачной свободой, которую дарил мне полёт. Не с самого начала, конечно. На квиддичное поле я шёл как на каторгу, и меня раздражало всё: скупые поздравления членов команды с наконец-то свершившейся помолвкой, яркое и тёплое солнце, безветрие и отсутствие причины, из-за которой можно пропустить эту тренировку. Но, едва оттолкнувшись от земли, я забыл обо всём. Да, я любил летать. Да, я любил квиддич. Да, я любил своих друзей, которые обосновались на трибунах и оттуда подбадривали нас своими выкриками и прошлогодними речовками. Настроение медленно поднималось, и уже час спустя я забыл о совести и морали и носился между игроками, ловил снитч, уворачивался от бладжеров и получал от этого подзабытое, но искреннее удовольствие. К сожалению, всё имеет свойство завершаться. Хорошее, правда, быстрее, чем плохое, поэтому то время, что я потрачу, дописывая домашние задания, будет казаться просто нескончаемым. Гермиона, человек в крайней степени ответственный, организовала Рона, и они понеслись в библиотеку – занимать самый удобный столик. Я же, предварительно смыв с себя пот и пыль в душе, побрёл вслед за ними. Жалко, что в мире магии домашние работы не пишут себя сами. Обдумывая эту мысль, я раскланивался со знакомыми портретами, принимая их замогильные шутки как должное. – Гарри… – вдруг прошелестел рядом чей-то голос. Я вздрогнул и опасливо огляделся – никого не видно и не слышно, только старый мельник распекал свою непутёвую дочь на самом дальнем пейзаже. Померещилось? Наверное. Я продолжил свой путь, сразу отметая слуховую галлюцинацию как чью-то не самую остроумную шутку. – Гарри… – донеслось снова. Да так, что на «послышалось» уже не спишешь. Меня взяла оторопь: не хватало ещё одного Ужаса Тайной Комнаты. Мало ли каких магических тварей тут могли оставить Гриффиндор и Когтевран. А если Пуффендуй говорящий сорняк какой-то приспособила? Я захихикал, вспоминая отрывок старого мультфильма о плотоядном цветке, поющем и танцующем степ. Меня не испортили маггловские изобретения – не успели, но иногда я жалел, что нельзя притащить телевизор в Хогвартс и показать тому же Рону механические чудеса магглов. – Гарри… – Я подскочил на месте: было впечатление, что мне шепчут прямо в ухо. Точно кто-то развлекается. Почему? Да уж больно голос манящий, обманчивый, соблазняющий неземным блаженством… Подозрительный, я сказал бы, голос – василиск так не шипел. От очередного шепотка по моей спине забегали мурашки, во рту собралась слюна, а в голове помутилось, словно я опять хлебнул Приворотного зелья. Но откуда бы оно взялось здесь, да и в отличие от прошлого раза я понимал – нечистое дело творилось вокруг меня. Моё родное тело, с которым мы не расставались со времени рождения, вдруг вознамерилось найти шептавшего, не обращая никакого внимания на протесты души. И все попытки вернуть душе бразды правления ровным счётом ни к чему не привели: ноги шагали размеренно и тяжело, будто подошвами ботинок я вздумал гвозди заколачивать, руки висели как плети. Одна радость – кисти рук и пальцы повиновались мне по-прежнему. – С вами всё хорошо? – участливо спросил с картины толстый монах, спрятав при моём приближении за спину большую кружку, по боку которой стекала пена. – Не знаю, – честно признался я. Монах, несмотря на его комплекцию, ловко извернулся, за ухо вытащил из-под хлипенького столика вихрастого мальчишку и что-то ему зашептал, тыча в меня похожим на свиную сардельку пальцем. Я и не заметил, куда исчезла его кружка, а может, она мне и вовсе померещилась. Мальчишка на картине внимательно выслушал святого отца, закивал и быстро, по-заячьи, попетлял по портретам куда-то к кабинету Дамблдора. – А вы постарайтесь понять, что не так, – толстый монах не отставал, расталкивая своим кругленьким телом в коричневой сутане зазевавшихся людей, и шумно сопел. Я хотел огрызнуться в ответ, да не успел: моё тело на повороте зацепило доспехи. – Замечательно! – радостно воскликнул я, получая по макушке шлемом. Если бы я ещё мог объяснить, что хорошего в голове, которая, казалось, разваливалась на куски, и в цветных пятнах, хороводами кружившихся перед глазами. И надежда, что от удара всё встанет на свои места, развеялась как дымок от свечи. Чуда ведь не случилось. Я пытался совладать с собой, в конце концов, свернуть куда-то, а не шагать к выходу из Хогвартса. Не получалось. С ног до головы я покрылся липким потом от ужаса, и тотчас же меня озарила идея. Придумать было легче, чем сделать. На очередном повороте моё неуклюжее тело снова зацепило доспехи и само споткнулось о выпуклый нагрудник: я растянулся посреди коридора, каким-то невообразимым образом затормозив падение ладонями. К тому же очки соскочили с носа и, цокнув по камню, брызнули в стороны фейерверком осколков. Палочка выпала из кармана, покатилась и, натолкнувшись на преграду, остановилась совсем рядом с пальцами левой руки. В отличие от тела она слушалась идеально – Заклинание Приклеивания прочно сроднило меня с каменным полом. Зов не утихал, я, вопреки воле, старался ползти навстречу звавшему, но чары близнецов придуманы на совесть: моё своевольное тело крутилось волчком вокруг приклеенной руки. И до выхода оставалось всё так же далеко. Когда я уже мысленно поздравил себя с отличной идеей, дыхание перехватило – грудь сдавило, будто на меня рухнул великан. Мир изменился прежде, чем я успел выдохнуть. Моё состояние напоминало полёт без метлы – полная свобода. Никаких тоннелей или темноты не было, я видел и коридор, и разбросанные вокруг части доспехов, и даже паучка, качавшегося на паутинке от сквозняка перед моим носом. Мне стало легко. А голос всё звал и звал. И, устав сопротивляться, я потянулся к нему… Первое, что я осознал, – мне неизвестно, где я нахожусь и как сюда попал. Вокруг всё было незнакомо: помпезная комната с чересчур ярко вызолоченной лепниной и множеством дорогих мелочей вроде серебряных канделябров и зеркал в тяжёлых рамах. Эта обстановка напоминала будуар давно упокоившейся любовницы давно упокоившегося короля, реконструированный музеем, который я когда-то, ещё в начальной школе, посещал вместе с классом. А ещё в комнате был камин. Такого камина я не видел никогда в жизни. Вот его я бы назвал настоящим произведением искусства. На белом мраморе с еле заметным розоватым оттенком и хрустальными прожилками с невиданной мной ранее искусностью высекли сцену охоты на единорога: дева в длинном платье протягивала руки, словно умоляя о чём-то, люди с сетями укрылись за деревьями. Единорог был изображён настолько реалистично, что я бы не удивился, если бы он встал на дыбы и раздул и без того широкие ноздри. У него, что странно для мраморного изваяния, были глаза живого существа, и мне виделся укор в его взоре. – Гарри… Я почувствовал, что тот, кто звал меня, находится совсем близко. И я, весь горя смутным предвкушением, пошёл сквозь камин, чтобы наконец встретиться со своим искусителем… – Почему твои древние побрякушки не действуют, Люциус? – Это первое, что я услышал, минуя стену. Меня окатило удушливой волной ужаса, когда я понял, что стою в комнате неподалёку от Лорда Волдеморта. Если он обернётся, то непременно меня заметит. Рядом с ним в какой-то нелепой и униженной позе застыл старший Малфой, сжимающий в ладонях медальон. На медальоне неизвестный умелец выгравировал существо со злобной рожей. – Артефакт утверждает, что он здесь, мой Лорд! – Малфой склонился ещё ниже, почти завязываясь в узел. И это гордый чистокровный? – Где? – Волдеморт заозирался, я заиндевел от страха, но взгляд Темнейшества скользнул по мне как бы сквозь. – Люциус, ты решил меня разыграть? Уверяю, тебе мои игры не понравятся. – Простите, мой Лорд, это старинное изобретение – я им пользуюсь впервые… – Малфой, казалось, был готов просочиться сквозь пол от ужаса. Его лоб блестел от пота, а медальон так и норовил выскользнуть из дрожащих рук. – Так покопайся в дневниках своего предка, Люциус, если не хочешь, чтобы от тебя самого только дневники и остались! – Волдеморт злобно вцепился в подлокотники кресла, и мягкая ткань разошлась под его когтями. Люциус сглотнул, глядя на изувеченное антикварное кресло, но замахал палочкой, добиваясь от медальона нового цвета. – Мне жаль, но артефакт утверждает, что здесь находится душа Поттера… – неуверенно сказал он. Стараясь не паниковать, я принялся себя осматривать. В самом деле? Душа? А что же тело? Если я думал, что больше испугаться невозможно, то мне удалось опровергнуть свои же мысли – страх бывает разным, но пределы его, как и глупости, найти сложно. Если бы я мог, то уже сполз бы в обморок: невыносимо понимать, что ты, вероятнее всего, не вернёшься в родное тело и что делать – не знаешь. – Душа? Какая прелесть! – Лорд захохотал, шлёпая по подлокотникам кресла ладонями. – Ни Северус, ни этот старый дурак Дамблдор не подозревают, что мы обошли их хитрости. – Северус, мой Лорд? Но он же предан вам… – Люциус побледнел ещё сильнее, становясь похожим на белую фарфоровую статуэтку, лишь с той разницей, что статуэтки так не тряслись от страха. – Предан, никто и не спорит. Но я поторопился дать позволение на его помолвку с Поттером. Я надеялся, что он сможет привести ко мне мальчишку. Однако Дамблдор… – Волдеморт выдёргивал из порванной обивки пух и бросал в свободный полёт. – Этот старый прохиндей выбрал такой ритуал, что Северус, будучи моим верным слугой, тем не менее станет защищать своего жениха от любого посягательства ценой своей жизни. Жаль, всё это всплыло уже после помолвки, иначе я бы скорее принял Северуса-парию, чем позволил участвовать в этом ритуале. Так что там душа Поттера? – Она здесь, в этой комнате… – уже смелее отозвался Малфой, увереннее взмахивая палочкой. Злобный медальон позеленел, словно Люциус трансфигурировал чернёное серебро в старую медь. – Великолепно! Тело без души сражаться не станет. Отмщение за моих слуг, поцелованных дементорами! Вот она – справедливость! – Волдеморт снова захохотал. – А знаешь, мой скользкий друг, Людвиг подарил мне перстень самого Слизерина. Красивый, прекрасно дошедший до нас сквозь века. Но есть маленькая загвоздочка – души в нём нет! Ты понимаешь меня? Я, запаниковав – уж очень прозрачный намёк сделал Лорд, – попробовал выйти так же, как вошёл, но стена, пропустившая меня, снова стала неприступной твердыней. Мои ладони ощупывали её обивку, но лазейки не было, единственный выход – это побороть притяжение или уничтожить артефакт, чего моя душа без тела сделать не могла. Я прижался к преграде спиной и застыл, разглядывая эту парочку. Малфой, взирая на Волдеморта, как на божество, сказал: – Да, мой Лорд, но не слишком ли много чести душонке какого-то мальчишки обитать в такой реликвии? Не поручился бы, но в его вопросе послышалась ревность. Волдеморт ухмыльнулся – он, видимо, пришёл к такому же выводу: – Насколько я помню, ты – охотник. Правда, Люциус? Малфой прошептал, незаметно стряхивая со своего плеча примостившуюся пушинку: – Да, мой Лорд. – А куда ты деваешь свои трофеи? – Разговор походил на словесный секс: интонации, словно бархат, ласкали слух. Но, будь я в комнате целиком – не только душа, но и тело, – сомнительно, что почувствовал бы хотя бы тень возбуждения: любовный акт, озвученный так, обещал больше боли, чем удовольствия. – Вывешиваю в Малом Трофейном зале, мой Лорд. Ценные в центре, остальные – ближе к углам… – В этом-то всё и дело, Люциус. Ценность трофею придают не рога или копыта, а усилия, которые мы вынуждены были приложить, чтобы заполучить свой приз. Не думаю, что ты загонял хотя бы одну свою жертву пятнадцать лет, как я. И потому этот, как ты называешь его, мальчишка, достоин не просто стать жемчужиной моей коллекции – ему самое место вечно красоваться на моём пальце. Волдеморт достал из складок мантии массивный перстень и бросил его на чайный поднос, морщась от звона. Я вытянул шею, стараясь рассмотреть предлагаемое сокровище, – моя душа без очков прекрасно всё видела. И как-то я не смог разделить восторгов Лорда: перстень сложно было назвать изящным или привлекательным. Скорее всего, ценность ему прибавляло то, что когда-то сам Слизерин носил его. Потускневшее серебро, полустёртые узоры и камень, мало напоминающий драгоценный. Обыкновенный булыжник, прикрытый слоем лесного мха. Я бы прошёл мимо и никогда не обратил внимания на него, если бы он валялся у меня под ногами. Неприглядная тюрьма, с какой стороны не посмотреть. – Как скажете, мой Лорд. Малфой принялся шаманить над ощеренной мордой своего артефакта. Я с содроганием ждал, что будет дальше. И минуты не прошло, как злобная морда на медальоне засветилась, и я оказался внутри сети, потянувшей меня к столику и злополучному перстню. К слову, никакой красоты я в нём так и заметил, но внезапно мне захотелось взять его в руки – вдруг вблизи он выглядит по-другому. И с каждым ударом сердца сеть затягивалась туже, а притяжение становилось всё неумолимее. Я сопротивлялся, рвал крепкие ячейки дрожащими пальцами, искал, где у неё слабое место, и не находил. И вдруг в какой-то момент я понял, что меня тянет, как тянуло Одиссея к поющим сиренам, но не настолько, чтобы окончательно потерять голову и, наплевав на здравый смысл, пойти на зов. – И долго ты собираешься тут торчать, Поттер? – проворчали позади. – Северус! Профессор стоял чуть правее меня, и его фигура могла бы принадлежать привидению, потому что она была прозрачна и красиво серебрилась на фоне тёмно-синих штор. Я успокоился – теперь понятно, почему у Малфоя не получается меня завлечь: от живота Северуса к моему тянулась магическая нить толщиной с добрый корабельный канат. А уж с нами двумя Малфою и его злобному артефакту ни за что не совладать. – Ну что там, Люциус! – торопил своего слугу Волдеморт, отбивая по оголившемуся дереву подлокотника чёткий и зловещий ритм. – Силён мальчишка! Ну что ж, помогу тебе… Лорд поднял обе руки к своей голове, закрыл глаза, и передо мной исчезло всё. Ни комнаты, ни людей, вот только что окружавших меня. Ничего! Кромешный мрак и пустота. – Гарри! Гарри! Гарри! Зачем ты сопротивляешься? – прошипел рядом слишком знакомый голос. – Что тебе наша с Дамблдором война? Покорись мне, и я исполню любое твоё желание, каким бы невозможным оно ни казалось тебе. Я игнорировал Волдеморта, который, по-моему, ходил вокруг меня кругами, но по-прежнему не видел. Старания уничтожить поглотившую меня тьму были тщетны – она плотно заволокла всё, что находилось дальше моего носа. Наверное, будь сейчас я не душой, а телом, – мучился бы от тошноты, сердце бы колотилось и слабели бы колени. А так я упорно концентрировал все знания и силы, чтобы скрыться в очередной раз и оставить Волдеморта с носом, коль своего ему не досталось. – Гарри! Ну почему ты такой невоспитанный? – Поттер! – настиг меня новый окрик Северуса, и я с радостью и надеждой устремился туда, откуда он прозвучал. – Гарри! Ты же понимаешь, что никуда не денешься от меня? Зачем же эти прятки? – шипел Волдеморт. – Поттер! Я долго буду тебя ждать? – злился Северус. – Я тебя не вижу! – попробовал отозваться я. – Ах вот ты где, Гарри! – возликовал Волдеморт. – Зато слышишь, иди на голос, – отозвался Северус. Но в этом уже не было надобности: тьма разошлась – неожиданно, как и появилась. Как в фильме про неудачников, я оказался стоящим между Снейпом и Волдемортом. И они оба, несомненно, чётко видели меня. – О, Северус! Ты решил побаловать нас своим присутствием? Не стоило утруждаться. Волдеморт царственно выпрямился: от его фигуры в метущей полы мантии веяло чем-то жутким, гнетущим. Северус ощутимо вздрогнул, но всё-таки упрямо заявил: – И всё-таки я задержусь. Тёмный Лорд засипел как рассерженная гадюка, его шея на мгновение раздулась и снова опала. Отвратительное зрелище! Словно скрестили человека и кобру, создали новое магическое существо с разумом где-то посередине родительских особей. – Это следует понимать как твоё намерение сменить сторону? – Волдеморт сыто ухмылялся: его мелкие зубки напоминали акульи. – А как же она? Ты бросишь её мне на потеху? Так, Северус, я не пожалею – и не надейся. Я буду кромсать её медленно и каждое утро присылать тебе кусочек твоей бывшей возлюбленной. Ты у нас умный колдун – вот и соберешь свою ненаглядную обратно. Поможешь ему, Гарри? Как-никак твоя мать! Я ожидал чего угодно: угроз, обещаний пыток, какого-то особо опасного проклятия, но услышанное огорошило меня настолько, что всё, на что я был способен, – это стоять и хватать ртом воздух, пусть и не нуждался в дыхании, а в голове, создавая полный хаос, заметались обрывки мыслей. Моя мать? Здесь? Но ведь она мертва?.. А если нет? Почему Северус не запротестовал? Неужели всё-таки жива?.. – Северус? – прошептал я, и это было единственное, что мог спросить. Но он стоял, бесстрастно глядя на Волдеморта, и молчал. Я боялся даже представить, что творится в его разуме. – Разве Северус не рассказывал нашу с ним историю? Я бы с удовольствием просветил тебя, но ведь я поклялся молчать, – Волдеморт прижал к своему рту ладонь, делая громадные глаза. Такого отвратительного паяца сложно было и представить. Наигранность его слов вкупе с манерностью жестов… Меня от него тошнило. – Ну что ты, Гарри, не расстраивайся, – ты, наоборот, должен быть польщён: любовь всей жизни Северуса меркнет перед твоими прелестями. Ну же, Северус, скажи, кто из них тебе больше нравится в постели? – Лорд картинно хлопнул себя по лбу и театрально оскалился в намёке на благожелательность. – Прости меня, Северус, спрашиваю глупости. Конечно же, Гарри лучше: свеженький, порывистый и неистовый. А что взять с вечной узницы? Долохов говорит, что она даже не различает своих любовников, – лежит бревно бревном. – Не смей! – не выдержал я, бросаясь к Волдеморту с кулаками. Снейп перехватил меня на полпути – он отнюдь не нежно стиснул мои запястья (несмотря на то что и я, и он – ментальные проекции, а не люди из плоти и крови) и процедил: – Возьми себя в руки! – Тебе правда безразлично, что с ней станет?! – закричал я, стараясь поймать его всё время ускользающий взгляд. Что же он за человек? Безучастный. Невозмутимый. Не человек – ледяная скульптура! – Ответь, Северус! – Я больше не стану повторять, Поттер! Возьми себя в руки! – членораздельно, будто перечисляя список ингредиентов для зелья, произнёс он. – Напомнить, где ты находишься? Я сглотнул что-то подозрительно похожее на слёзы и начал считать вдохи и выдохи – приём, который всегда мне помогал на уроках зельеварения. Сила, с которой Снейп удерживал мои руки, понемногу передавалась и мне. Но пусть он не ждёт, что я не задам свои вопросы позже, правда, тешить жадно приглядывавшегося Волдеморта никто не собирался. – Успокоился? – мирно спросил меня Снейп. Волдеморт разъярённо смёл со столика поднос, который зазвенел громко и торжественно, словно погребальный набат. – Значит, ты выбрал. Поздравляю, Северус! – издевательски поклонился Лорд. Он сжал пальцы в кулак. Я бы пропустил эту мелочь, если бы мой взгляд не был прикован к валяющейся безделушке, которую прочили мне в вечное обиталище. А так я оказался готов: Волдеморт махнул рукой в нашу сторону, и перстень Слизерина пулей устремился к нам. – Цените, я дарю вам вечность – одну на двоих, – засмеялся Волдеморт, но рано: я даже не понял, как мне удалось толкнуть Северуса на пол и самому упасть на него. Перстень врезался в стену, да так, что камень просыпался тускло-зелёным песком, а серебро сплющилось в комок. – Нет! – Волдеморт заметался по комнате, натыкаясь на мебель. – Пора возвращаться, – Снейп стиснул мою руку сильнее. – Давай же, напрягись. – Я-то тут при чём? – пробормотал я, послушно стараясь нащупать хоть что-то в этой реальности, за что можно зацепиться. – Твоя душа привязана к телу – ты можешь найти путь к нему даже в глотке у дементора, – зарычал Северус. – Гарри, если мы отсюда не выберемся, то тебе некого будет учить любить. Вот что значит правильно подобрать аргументы! На самом деле, я уже чувствовал отклик, когда Северус учил меня уму-разуму, поэтому в перемещение нас затянуло на полуслове. Но я успел увидеть, как в нашу парочку летел поднос и как Волдеморт с яростью отбросил со своего пути ничего не понимающего Малфоя. *** В сознание я пришёл так же, как обычно просыпался, – сразу и недовольным, что меня разбудили и не дали досмотреть странный сон. Но, судя по потолку, запаху лекарств и белой ширме рядом, я никак не мог находиться в гриффиндорской гостиной, а вот в Больничном Крыле – почти со стопроцентной вероятностью. – Он очнулся… – прошелестели рядом. – Хоть что-то хорошее, – вздохнули. – Значит, амулет работает. – Северус! – Я вскочил, понемногу понимая, что сном и не пахло, мне удалось вернуться, а вот Северус мог потеряться по дороге. – Со мной всё в порядке, и орать не обязательно, – проворчал он из-за ширмы, и вскоре я уже наблюдал, как он с трудом ковылял к моей постели. Орать, конечно, было необязательно, но вот новостей очень хотелось. – А теперь нам надо поговорить, – многозначительно стиснул кулаки я. Снейп побледнел, будто я пустил ему кровь этой одной фразой. – Поппи, мне передали зелья из госпиталя – может, тебе стоит посмотреть на них? – пробормотал Дамблдор. И без Легилименции стало ясно, что он прекрасно понимал, о чём пойдёт речь. Из меня были готовы излиться словесные нечистоты в адрес всех присутствовавших, включая Помфри, которая испуганно посмотрела по очереди на каждого из нас и судорожно кивнула, соглашаясь на предложение директора. Они всё знали и уже давно, но никто не соизволил сказать об этом, словно Лили Поттер не моя мать, а так – ещё одна знакомая, подкармливавшая меня в детстве конфетами. Дверь Больничного Крыла негромко хлопнула, и мы остались с Северусом один на один. Как бы мне ни хотелось устроить ему настоящий семейный скандал, но я не мог не отметить, что ему было сложно стоять. – Присядь, ты едва на ногах держишься, – вполне миролюбиво начал я. – Мне и так хорошо. Непонятно, что он пытался мне доказать: что он стойкий солдатик, которому нипочём путешествия разума и выходы из собственного тела, или он думал, что, глядя на меня снизу вверх, будет похож на виноватого, но смотрелась его бравада абсурдно. – Сядь, я, в конце концов, не Волдеморт, чтобы проверять твою неуязвимость! – рявкнул я, а дальше из меня выплеснулось и всё остальное: – Скажи мне, Северус, почему вы все – ты, Дамблдор, министр – все! – считаете, что я как минимум игрушка, которую можно не брать в расчёт, если случается нечто серьёзное? Почему? Ладно, министр – мы никогда не были с ним близки. Ладно, Дамблдор – у него это, по-видимому, стиль жизни. Но ты, Северус?! – А что я, Поттер? – принял эстафету ора Снейп. – Я не обязан вытирать тебе сопли! Я не обязан каяться в грехах! Да, сделать так, чтобы не полоскали твоё имя на всех углах, меня попросил Дамблдор! Я никогда этого и не скрывал! – Зачем? Зачем меня опекать и обелять перед обществом, если вся моя жизнь похожа на жизнь шахматной пешки, которая ходит первой и так же первой умирает?! – Я шумно втянул в себя воздух, после длинной тирады в горле заклокотало. – Я перестал быть для вас человеком. И уже давно. – От меня ты чего хочешь? – раздражённо спросил Снейп. – Или ты думаешь, что после твоих воплей я вдруг стану рассказывать тебе всё? Нет! Ты не дорос, Поттер, до информации, которая и опасна, и секретна! – То есть сражаться я дорос, а знать, за что, – нет? – Пока ещё ты учишься и воюешь с нами, – Снейп устало сел на край кровати. – И мне нервы треплешь. – Ну конечно, я же – Вселенское Зло! – Не передёргивай – тебе такого никто не говорил, – он потёр виски. Ссора затухла, даже не разгоревшись как следует. И я не почувствовал удовлетворения от нашего разговора. – Раз ты не собираешься делиться со мной информацией, может, хотя бы скажешь, когда планируется вытаскивать мою мать из плена? Северус молчал, и мне не понравилось то, что я понял. – Никогда… – ответил я вместо него. – А как же ваша дружба, о которой мне прожужжал все уши Слизнорт? Была ли она? – Не суй нос куда тебя не просят! – вскочил Снейп. – Если бы была хоть малейшая возможность её вытащить, я бы своей жизни не пожалел! – Это всего лишь слова, Северус, – теперь уже я ощутил себя безмерно уставшим. – Нет, не слова: Тёмный Лорд готов обменять её лишь на тебя… – Так меняй! – Мы стояли так близко, практически нос к носу, что я заметил панику в его застывших чертах. – Нет! – Снейп не кричал, но лучше бы кричал: каждый звук, сорвавшийся с его губ, был подобен удару молотка, заколачивавшего гроб моей матери. – Я скажу страшную для тебя вещь: никакая Лили не стоит твоей жизни! И мне неважно, согласен ли ты на обмен, – я не согласен! Его слова сопровождали и, казалось бы, преследовали меня от дверей Больничного Крыла до берега Чёрного озера, куда я сбежал, чтобы не броситься на Снейпа с кулаками, потому что был готов даже на такое. Порывистый ветер рвал на мне мантию, а мелкий снежок пытался остудить слишком горячую голову. Значит, ни Северус, ни директор не хотят занимать свои многоумные головы такой мелочью, как жизнь моей матери. Что ж… Нашим недозрелым умам уже приходилось спасать и Сириуса, и философский камень – значит, снова придётся нарушить правила. Стоя на берегу, я отчётливо понимал, что в одиночестве и под усиливающимся снегом решения принимаются быстрее. Я утёр со лба налипшие снежинки и поёжился – мокро и холодно. Уверенность, что место, в котором побывала моя душа, это семейное «гнездовье» Малфоев, не покидала меня. А кто знает поместье Малфоев лучше, чем сам Малфой? Логично. Значит, надо принудить Хорька работать с нами в команде. Каким образом и чем это грозило, рановато было прикидывать. Но с вейлами вообще нужно держать ухо востро. Неизвестно, какие особенности они приобретают, принимая наследие. Может, видеть сквозь мантии-невидимки и стены. Правда, если судить по младшему Малфою, то, кроме заносчивости и апломба, они ничем не выделяются. Если вы думаете, что вот так – раз, два и всё готово! – у меня родился план захвата особняка, то ничего подобного. Я вообще не блистал в составлении планов – как говорила Гермиона, я был страшен своей импровизацией. Но одно дело – лезть в запретный коридор, который находился в школе (и то я прекрасно помню, к каким последствиям это привело), а совсем другое – найти фамильный особняк, пробраться туда незамеченными и вывести оттуда живого, но, возможно, неходячего человека. Тут был нужен не просто набросок плана, а чётко и поминутно разработанная стратегия. И надо же такому случиться, чтобы, возвращаясь в школу, я столкнулся с Драко Малфоем, – и к тому же в таком месте, где почти никто не ходил. Неожиданная встреча стёрла с его лица обычную презрительную усмешку, а глаза, наоборот, алчно загорелись, словно он с моего прозвища – Золотой мальчик – думал отскрести немного золота себе на мелкие расходы. – О, Поттер! – Малфой тянул гласные так старательно, что несложно догадаться, – он тщательно подбирал слова, а следовательно, ему что-то от меня было нужно. – Сегодня день, когда исполняются желания. По крайней мере, у меня. – Несказанно рад, – пробурчал я в ответ, протискиваясь мимо. – Не так быстро, шрамоголовый, – он схватил меня за руку. – В твоих силах сделать этот день и вовсе незабываемым! – Вот ещё! – я освободился и фыркнул: – Оставь свои извращения при себе. И не надейся: умирать и дарить тебе Северуса я не собираюсь. – Кто о чём, – оскалился Малфой. – А если я о тебе говорю, а Снейп от меня и так никуда не денется? Уж ты мне, прости за откровенность, и в подмётки не годишься. – Так что ж ты на меня своё внимание обращаешь, если я прах на твоих бесподобных стопах? – Тут бы взять и уйти, но слово за слово – не бросишь же недосказанный спор на половине? – Иди куда шёл, Малфой! – Я знаю, чего ты боишься, Поттер, – гнул свою линию он. – Ты боишься, что моё предложение покажется тебе слишком заманчивым, чтобы не согласиться… – Ты придурок? Что ты можешь предложить мне? – снова фыркнул я, будучи уверенным, что не бывает на свете ничего заманчивого, чем мог бы обладать наш несравненный. – Пари?! – невинно посмотрел на меня Малфой. – Пари? – переспросил я и развернулся к нему спиной: на этом конструктивный спор можно было закончить. – До свидания, Малфой! – Пари на жизнь твоей матери! – оглушила меня спокойная тирада Малфоя, как не могло бы оглушить заклинание. Я обернулся, но он прошёл мимо, успев прошептать мне в ухо: – Если ты проиграешь в следующей квиддичной игре, то позволишь мне переправить себя к Тёмному Лорду, а если выиграешь, я помогу тебе с матерью… Согласен? Он весело помахал рукой, а я не мог сойти с места, словно меня парализовало и приклеило к земле. Я кивнул, не замечая, как сильно бьётся моё сердце.