Однажды в Хогвартсе

Я ждал, пока Малфой вылечит все свои болезни и вернётся; эмоции понемногу блёкли, заменялись другими, и меня затягивало в рутину школьной жизни. К тому же Рождество, а за ним и рождественские каникулы, которые я планировал провести с Северусом, крёстным и моими друзьями, сулили немало приятных минут и невольно настраивали на оптимистичный лад. Конечно, Дамблдор пытался испортить ожидаемый отдых, подсунув Снейпу кипу бумажной работы, но не учёл, что свои обещания мой жених выполнял практически всегда. Особенно когда был стимул. Мало-помалу праздничное настроение охватило весь замок – от верхушек, к которым ушлые близнецы прицепили вымпелы с гербами факультетов, до подземелий, напоминавших грот Снежной Королевы. С потолка свисали гроздья сосулек, а каменный пол покрывала корка льда. Северус даже наколдовал песок, чтобы не упасть на слишком раскатанных участках. А уж сколько чернильниц было разбито и ссадин получено – не перечесть. Правда, я не заметил, чтобы кто-то из-за таких мелочей огорчался. В преддверии праздника даже проверочные работы не казались такими уж удручающими. Большой Зал обзавёлся огромной елью с тысячами сверкающих шариков и зачарованным снегом. Возле неё возвышалась целая гора подарков с пёстрыми бантами, которые эльфы разложат по носкам учеников и учителей на утро после Сочельника, а на столах во время обедов и ужинов появилась рождественская карамель, которую Рон любил особенно и умудрялся грызть даже на Зельеварении. Украдкой, конечно. Из-за карамели к рукам липли книги и даже домашние работы, поэтому учителя требовали очищать их перед сдачей. В факультетских гостиных не переводились вазочки с печеньем. Какого только не было! И миндальное, и песочное, и слоёное, с шоколадом, с изюмом, с имбирём, с джемом, с ванилью, с цукатами… Ароматы выпечки и специй витали в воздухе, а венки из падуба и еловых веток обрамляли толстые красные свечи, создававшие атмосферу предстоящих чудес. В общем, и без пояснений понятно, что я люблю Рождество особенной любовью. Наверное, есть в этой любви нотка сожаления, что до Хогвартса Рождество было временем несбывшихся мечтаний и опасений, что ты что-то сделал не так, раз тебе никто не приготовил ни подарка, ни сладостей. Поскольку Северусу ещё предстояло посадить своих подопечных на поезд, я остался в школе, а Гермиона и Рон уехали раньше – утро и день они проведут в Норе, а уже под вечер порталом перенесутся в особняк на площади Гриммо. За завтраком Дамблдор поздравил всех с наступающими праздниками, напомнил о порядке и наказаниях за шалости, но, как обычно, никто не воспринял его речь всерьёз. Те, кто оставался в Хогвартсе на каникулы, завидовали весёлой кутерьме, которую затеяли покидавшие школу. И в этом тоже было своё очарование. Мои вещи, уже собранные, ждали нашего отъезда. Прощание с друзьями прошло суматошно: как бы каждый из нас ни любил Хогвартс, но вырваться из него все были только рады. Я немного завидовал той лёгкости, с которой они уезжали. Мне же никак не удавалось избавиться от настойчивых мыслей. Поймите правильно: я как-то свыкся с тем, что сирота; отболело, забылось. От новости, свалившейся на меня, как омела, подрезанная Пивзом, – что моя мать не умерла на Хэллоуин восемьдесят первого, – закружилась голова. Но главное, что я вынес из своих мрачных мыслей, – любой ценой вызволить её из подвалов особняка Малфоев. Я нисколько не кокетничал, когда отзывался о себе как о мальчишке с куриными мозгами: план освобождения никак не хотел складываться, и я ждал удачного момента, про себя уговаривая мать потерпеть, словно она могла меня услышать. Снейп вернулся, когда я уже не знал, чем себя занять. Он оглядел меня со всех сторон, выпростал воротничок рубашки из-под мантии и привычно пригладил чёлку. – Пойдём, директор Дамблдор был так любезен, что открыл камин для нас. Не стоит испытывать его терпение. Я кивнул, молча удивляясь, что Дамблдор, образец безграничной доброты, мог переживать из-за такого пустяка, но послушно подхватил облегчённые вещи и потопал к камину. Дом Сириуса чем-то неуловимо напоминал своего хозяина. Наверное, дело было в том, что крёстный, по своему обыкновению, брался за всё и ничего не доводил до конца: в углу гостиной, в которой мы и очутились, прикорнула наполовину наряженная ель, а по полу растянулась бесконечной лентой разноцветная мишура, омела так и лежала пышным букетом на длинном обеденном столе, одну часть которого тёрла одинокая щётка, но ей не хватало направляющей магии хозяина, поэтому отчищенным оказался небольшой пятачок изрядно запачканной поверхности. Северус окинул царивший разгром недовольным взглядом и, сгрузив мне все свои пожитки и наказав заняться общими вещами (как бы подтверждая, что ночевать мы будем в одной комнате), принялся исправлять недоработки Сириуса. С ним дело сдвинулось с мёртвой точки: щётка бодро выписывала восьмёрки и круги по столу, блестящие игрушки занимали места на пушистых ветвях ели, а омела висела над каждым входом в гостиную. Я хихикнул, предвкушая, как воспользуюсь этим приглашением, и поскакал вверх по лестнице. С Сириусом я столкнулся, когда преодолел половину марша. Он вынырнул откуда-то из темноты и тут же полез обниматься, радостно скалясь. – А где этот?.. – спросил он, когда с объятиями было покончено. – Только не говори, что школьные коридоры ему милее тихого Рождества в кругу семьи! – Он внизу, заканчивает уборку, – хмыкнул я, представляя семейку с Северусом и крёстным в составе. – В какой комнате ты нас поселишь? – А разве ты не с Роном собирался жить? – промямлил Сириус, отчаянно краснея. – Я приготовил всего две комнаты: для вас с Роном и для Гермионы... – Ничего, – я натянуто улыбнулся. – До ужина время ещё есть. – Ты мне такую шутку испортил, – признался Сириус. Я пожал плечами, сдерживая вопрос, – зачем было звать того, кто тебе настолько неприятен. Заметив моё более чем прохладное отношение к своим выходкам, Сириус вздохнул и сдался: – Ладно занимай ту, которая приглянется, а я пришлю Кикимера её убрать. Пойду поприветствую твоё носатое сокровище… И уже совсем по-другому он стал спускаться вниз. Сколько бы я ни бывал в особняке на Гриммо, а выучить расположение всех его помещений или хотя бы систему, по которой они созданы, для меня оставалось чем-то сложным. С трудом отыскав ванную на предложенном к проживанию втором этаже, я принялся рыскать в комнатах рядом: сомнительно, что Северус захочет тащиться через весь дом для утреннего моциона. И таковая нашлась сразу за поворотом дополнительного коридорчика, который я до этого считал чуланом. Если бы я выбирал комнату для себя, то, безусловно, занял бы первую попавшуюся, но Северус, насколько мне известно, ценил комфорт. Найденное помещение помпезной мебелью напоминало зал для церемоний, правда, достаточно пыльной и поцарапанной; огромная, сплошь затянутая паутиной люстра ощетинилась оплывшими свечами, а эркер закрывали плотные шторы, отчего возникло впечатление, что меня забыли в музее на ночь. Но стоило впустить в комнату немного света, отдёрнув бархатный полог занавесей, как она преобразилась: тёмная мебель оказалась тёплого шоколадного оттенка, на стенах стал виден золотистый рисунок, а пыль уже не обезображивала заброшенное помещение. От пыли я всё-таки расчихался, распахнул окно, впуская ледяную свежесть, и свалил наши с Северусом вещи на давно не чищенный матрас. Если честно, я не решился колдовать без разрешения, но Сириус обещал мне помощь Кикимера, так что с лёгкой душой я отправился на поиски крёстного. В гостиной было безлюдно, зато всё остальное готово к празднованию: и полностью украшенная ель, и омела, и отскобленный стол, на котором подмигивал свечками рождественский венок. Кроме гостиной, местом массового сбора в доме Блэков могла служить лишь кухня, поэтому я пошёл к ней. Северус и крёстный сидели друг напротив друга и грели руки о чашки с чаем. Третья чашка, приготовленная для меня, стояла возле руки Снейпа. Я уже думал войти, когда до меня донеслись обрывки их беседы. Предметом разговора, по-видимому, был я. – …хотел поблагодарить тебя… – Конец фразы заглушил громкий звук — Северус шумно отхлебнул чай. – Он мне, Сопливус, тоже не чужой, чтобы ты меня благодарил, – в голосе Сириуса сквозила угроза. – Дамблдор хоть как-то объяснил, как такое вообще могло произойти? – Ты же знаешь… – Как обычно – напустил туману?! – перебил Снейпа крёстный. – Или же делает всё, чтобы не разводить панику. – Кто будет паниковать? Гарри наверняка даже не задумывается, как и почему его душа вышла из тела. А уж о том, как мы её возвращали, я и не заикался – в его возрасте все мальчишки впечатлительные. Мне не хочется вытаскивать его из петли… – Думаешь, он впадёт в крайности? – Думаю, что я не хочу этого даже знать. Ему и так испоганили всё детство пророчествами и смертями, пусть юность пройдёт без них. – Жаль, что ты не предсказатель… – промямлил Сириус. По его голосу мне стало понятно, он не верит в счастливое будущее в мирной стране. – Погань безносая его в покое не оставит. – Не оставит, – эхом отозвался Северус. – Но и надоедать, когда на нём твоя булавка, не сможет. Пока единственное, что Гарри снова видел глазами Тёмного Лорда, – это наказание твоего племянника за самодеятельность. А уж тогда Тёмный Лорд так злился, что мне казалось – он из собственного тела выпрыгнет… Сириус беззлобно фыркнул: – Какой он мне племянник? Малфоевские у него и кровь, и морда… Связалась Нарцисса на свою голову с этим… – Ты прекрасно знаешь, что у неё не было другого выхода: или Малфой, или Булстроуд. – Да, выбор старики предоставили небогатый, – Сириус вдруг закашлялся и прохрипел, вероятно, сильно обжёгшись: – Они с тёткой сравнили уровни магии у нашего поколения и у своего, после этого Нарциссе запретили оставаться наедине с моим братцем. – Интересные вещи всплывают, – хмыкнул Снейп. – В нашем узком кругу все ожидали, что твоего брата обвенчают с мужчиной постарше. – Семейка Атридов, мать её! – прошипел Сириус. – Реджи тётка предлагала какого-то чистокровного француза, но братец видел одну Нарциссу, с детства только её своей невестой и представлял. Знатные скандалы учинял, когда разговоры свернули в сторону мужского брака. Лез куда погорячее – подвиг ради прекрасной дамы совершать. И вот тебе результат: Малфой, гнида склизкая, жив, пусть и ползает у ног безносого, а Реджи уже сколько лет в могиле… И этот момент я выбрал, чтобы чихнуть. Задушевная беседа двух врагов прервалась. Пришлось входить и делать вид, что подслушивать под дверью – «как вы могли обо мне такое подумать?!» – я не стал бы. Снейп догадался сразу, что все мои гневные взгляды – ничего не стоящая комедия, а крёстный усадил меня рядом с собой и придвинул причитающуюся кружку. Разговор закрутился вокруг праздников и больше к семейным тайнам не сворачивал, чему я, безусловно, был не очень рад. *** Рождество оказалось именно таким, каким я его и воображал в своих мечтах: шумным, весёлым и многолюдным. Хоть мы и собрались маленькой компанией, каждый день у нас кто-то гостил: Дамблдор принёс с собой огромный поднос выпечки хогвартских эльфов, МакГонагалл снабдила печеньями в форме тритонов с шоколадными крошками и зёрнами, Уизли вообще освободили Кикимера от готовки, а фейерверк, устроенный во дворе дома близнецами и Биллом, вызвал столько восторгов, что уложить нас спать оказалось задачей не из лёгких. Всех подарков и вкусностей и не припомнишь. Зато прекрасно помнился шок, с которым смотрел на нас крёстный, когда мы «совершенно случайно» оказались под омелой вместе с Северусом. Правда, из гостиной вылетел не только Сириус, но и Рон с близнецами. А Снейп, гад, ещё и ухмылялся – он-то прекрасно знал, как отреагируют присутствующие. Молли хихикнула в кулак, а Гермиона долго смеялась, закрывшись фолиантом, но подрагивавшие плечи её выдавали с головой. И, как всё хорошее, праздники внезапно закончились. В день отъезда мои друзья ходили как в воду опущенные, Сириус вздыхал, снова предчувствуя затяжное одиночество. Даже Северус, по которому мало что можно угадать, не задирал крёстного и тоже выглядел подавленным. И только Кикимер сиял как начищенная медная кастрюля: ещё бы, грязнокровки и предатели крови (а он не упускал случая нас так обозвать) перестанут марать особняк благороднейшего семейства своим присутствием. Сириус не удержался и швырнул в противного домовика вилку, но стереть улыбку с его морщинистого лица так и не удалось. Я не отставал от других: и завтрак, на который подали мой любимый пирог, был не в радость, и натужные шутки – тем более. Закончились безоблачные деньки нашего с Северусом существования – почему-то понимание этого словно витало в пыльном воздухе нашей общей комнаты. Я складывал вещи в сундук и то и дело дотрагивался до суровых мантий своего жениха, проверяя их на материальность, не иначе. Перед самым выходом Северус вдруг прижал меня к стене и поцеловал так, что у меня подогнулись колени. – Пора. Он отстранился, будто и не терзал мои губы с неутолимой жадностью минутой ранее. Мы подхватили каждый свои вещи и вышли, оставляя лучшее Рождество в прошлом. *** После возвращения в школу мне понадобилось не менее недели, чтобы снова влиться в размеренный режим. Учился я средненько, но в отличие от того же Рона вполне стабильно. Так что вечером четверга, вместо того чтобы коротать время с друзьями в библиотеке, я вспомнил о приглашении Хагрида на чай. Конечно, лучше было бы пойти вместе, но Рон успел получить «Тролля» по Трансфигурации, и Гермиона всеми силами старалась помочь ему его исправить. При таком положении дел я только мешал: Рон смотрел на меня, как на человека, который может изменить всё к лучшему так, чтобы ему не приходилось заучивать формулы преобразования и махать палочкой строго по заданной траектории. Погода радовала хотя бы тем, что на землю лёг тонкий снежок, и подмёрзшие тропки стали вполне проходимы. Я без труда спустился к сторожке, постучал, но вместо ответа дверь тихонько заскрипела и понемногу открылась. В хижине Хагрида было пусто, даже Клык, обычно дожидавшийся хозяина дома, куда-то подевался. Я громко позвал великана, но отозвалось лишь эхо. Пожав плечами и засунув руки в карманы, я обошёл сторожку кругом, надеясь застать Хагрида за плотницкими работами и понимая, что это глупость: после захода солнца великан предпочитал читать у камина, ходить в лес или кормить животных в загонах, в большинстве – ночных хищников. – Клык, а ну пошёл отсюда, – донеслось издалека, должно быть, от загонов. – Тупая зверюга… Радостно вскинувшись, я припустил туда мелкой трусцой. Уже на самом подходе к загонам, когда я собрался окликнуть Хагрида, на меня напали. Повалили на землю и облизали всё лицо и уши, при этом повизгивая и виляя не столько хвостом, сколько всем корпусом. – Кого ты там ещё пугаешь, трусливая псина? – ласково отозвался Хагрид, выходя из уже налившихся густой синевой теней. – А, Гарри. Привет. Он нервно улыбнулся, обтёр широкие ладони куском полотна и подал мне руку. На полотне слабо светились пятна. Я, отплёвываясь и оттирая лицо от липких собачьих слюней рукавом мантии, поднялся. – Может, этого… чайку? – предложил Хагрид, прикрывая холстину и воровато поглядывая через плечо. – Ты опять кого-то прячешь, – вздохнул я, осторожно заглядывая ему за спину. Никого не было ни видно, ни слышно. – Не дракона хоть? Хагрид отвёл глаза, опуская косматую голову, Клык нырнул в темноту, и скоро тишину вечера развеял его заливистый лай. – Клык! Оставь его в покое. Кому сказал, глупый пёс! – Хагрид кинулся вслед за ним, а я увязался следом. Клык лаял на самый дальний загон и при этом всё равно вилял хвостом, будто хотел показать нам своего необычного друга. – Хагрид, кто это? Лесник схватил Клыка за ошейник, стараясь оттянуть его подальше. – Знамо дело, кто… единорог это… – и он цыкнул на заливающегося лаем пса. Я заглянул в загон. И правда, у самой дальней стенки, под навесом из зелёных веток старой ольхи лежал белоснежный единорог. Он ничем не напоминал тех красавцев, что иногда пробегали возле самой кромки леса, давая хоть издалека полюбоваться их грацией и красотой. Единорог безвольно раскинулся на охапке соломы, его голова с витым, будто бы хрустальным рогом запрокинулась, а судорожно приподнимающийся бок смутно отливал серебром. – Кто это его так? – я тронул Хагрида за руку. – Какой-то зверь напал? – Если бы, – он говорил тихо, всё время суетливо поглаживая гладкое дерево загона. – С лесным зверьём единорог и сам справится, а магические существа его не трогают – кровь проклята, а шерсть и волосья можно и на кустах собрать. С людьми, Гарри, договориться сложнее всего. Зверьё, поди, делает, что заложено природой: убивает, чтобы есть, спаривается, растит потомство… ему нет дела до золота или лалов необыкновенных. А кентавры или русалки живут в гармонии с природой, а главное – в гармонии с собой. Один человек не ведает, что творит. – Опять тёмная магия? – прошептал я, вспоминая мёртвого единорога и Квиррелла, жадно сосущего его кровь. – Иногда тёмная душонка и без магии вреда наделает. Пойдём, я напою тебя чаем, а ему немного морковки настругаю – может, хоть её он есть станет. Мы молча дошли до сторожки. Клык, отпущенный добрым Хагридом, крутился неподалёку, то фыркая на лесных мышей, то прислушиваясь к звукам засыпающего леса. Хагрид вошёл в сторожку первым, вытер ноги о половик и кивнул мне, приглашая. Он сразу же подкинул дров в прогоревший очаг и повесил закопченный медный чайник над полыхнувшим огнём. Вытащил для меня табурет, а сам сел на второй и озадаченно поскрёб бороду. – Неужели у кого-то рука поднялась на такую красоту? – возобновил я прерванную беседу. – Поднялась, Гарри, поднялась. Гоблины и кентавры живут кланами, чтобы делиться знаниями, а люди, сбиваясь в стадо, становятся похожими на баранов иль маленьких детей – ни запретов им, ни мысли разумной. – Подожди… это единорог из Хогсмида? – Я вскочил, переполненный благодарности, схватил ручищу Хагрида обеими ладонями и затряс. Он покраснел, отнял руку, прокашлялся. – Он. Пришлось оглушить парочку самых воинственных, чтобы не дать бедняжке окочуриться. Чайник плеснул в огонь кипятком, и Хагрид налил мне чёрного, как дёготь, чая в двухпинтовую кружку, не меньше. А сам достал из-под стола корзину с овощами и принялся чистить морковь. – Да, – нарушил молчание я, вспоминая Малфоя, так и норовившего выиграть нечестно. – Люди – паршивые создания. – Нет, Гарри, по-настоящему скверных людей немного, – он отнял тесаком верхушку корнеплода с кучерявой ботвой. – Глупых много. А по-настоящему плохо, что глупые и скверные умеют сделать хуже и не таких уж паршивых. – Как Малфой? – пробурчал я, выхватывая из-под руки Хагрида кусок моркови и с наслаждением им захрустев. На язык брызнул сладкий сок, который я запил чаем. – Не лучше и не хуже многих, – мотнул головой Хагрид. – Драко ещё мальчишка. Избаловали его, но пока всё ещё можно это исправить… не злой он, кажись. Я фыркнул – мне ли не знать Хорька. И если он не злой, то кто тогда? – А Люциус? – спросил я и под укоризненным взглядом утащил второй кусок. – А что Люциус? – Хагрид дочистил ещё одну морковину, отделил от неё треть и откатил ко мне поближе. – Знаешь, Гарри, есть люди, которые ищут себе короля. – Как это? – я шумно отхлебнул чая, тёмного, но пахнущего, как изысканная пряность. – Вот они вроде умные и способны на поступки, а не могут без того, чтобы ими не руководили. Люциус же был совсем другим, пока жил старый Абраксас. Учился хорошо и не задирался чрезмерно. Не без обычных мальчишкиных драк, но и не забияка. Вот квиддич, как ты, любил. Загонщиком был. А как старый Абраксас помер, так и завертелось… – А может… – я тоже смутился, вспоминая вырезку из газеты, которую показывал нам Дин, – может, он партнёра встретил. Он же вейла… Хагрид даже перестал чистить овощи. Его косматые брови поднялись высоко над округлившимися глазами. – Гарри, ты где ерунды этой набрался? Откуда, поди, в чистокровном маге кровь магической расы? – А почему нет? – Я придвинул к себе пустую корзинку и принялся в неё складывать очищенную морковь. – Делают вид, что чистокровные, а на самом деле – нет! Люциус уже в школе с пузом был – скажешь, ветром во время матча надуло?! – Поверь мне, Гарри, – тяжко вздохнул Хагрид, сметая ковшеобразной ладонью очистки в ведро, – нет в Малфоях вейловской крови. Это я тебе как полувеликан говорю – мы такие вещи чуем за милю. И скажу сразу, чтобы ты не мучил себя дурными мыслями, чушь это всё про беременных мужиков. Чушь! Не кровь надо иметь, а пи… – он стушевался, а я прыснул в кулак. – Ну ты понял. Не кровь ребёночка-то носит. Хагрид тяжело поднялся, подхватил корзинку, цыкнул на Клыка и пошёл к загонам. Я прикрыл дверь и побежал за ним. – Хагрид, а Хагрид, а если не Малфои, то кто, по-твоему, плохой человек? – Кузина крёстного твоего, Беллатриса. Вот уж воистину паршивая овца в чистокровном семействе. Жили у меня два лукотруса – мелкие, вертлявые козявки. Так эта Белла подстерегла, поймала их и ручки-ножки им переломала. А потом добила. Мол, не нравилось ей дерево, на котором они жили. Дракучая Ива ей, видите ли, платье испортила. Дрянь-девчонка. Единорог устало поднял голову, когда мы вошли в загон, раздул ноздри, жалобно взвизгнул. Хагрид, не задумываясь, что рог единорога – это не просто украшение, а и смертельно опасное оружие, плюхнулся рядом с раненым животным. Осторожно приподнял его, сгибая по очереди все четыре ноги, а я подвинул нервно косящемуся зверю корзинку. Должно быть, мы с ним были чем-то похожи, потому что единорог, не мешкая, сунул в неё морду и захрустел морковкой. Я протянул руку и погладил его возле рога, отвёл от тёмных глаз длинную чёлку. – Я бы не смог убить его… – прошептал я. – И не надо, – грустно отозвался Хагрид. – Вряд ли он выдюжит – раны глубокие, не закрываются, а зелья у меня нет. – Так почему ты молчишь? – Я вскочил на ноги, и единорог, захрипев, попытался вскочить тоже. Хагрид прижал его к земле, успокаивающе гладя по вздрагивающей шее. – Так, поди, где вам взять ингредиентов-то? Единорог настороженно смотрел на меня и принюхивался. – Где рецепт? – Я и не пытался подойти ближе – не хотел пугать и без того нервное животное. Хагрид кое-как, одной рукой достал из кармана обрывок пергамента и протянул мне. Я пробежался взглядом по корявым строчкам. Рецепт был достаточно сложен для меня, но Гермиона, у которой на счету числилось Оборотное зелье, наверняка смогла бы его приготовить. – Попрошу Гермиону, – сказал я Хагриду и, махнув на прощание, поторопился обратно в замок. *** Вернулся я как раз к ужину. Мои друзья были уже за столом в Большом Зале. Рон понуро ковырялся в запеканке, а Гермиона с таким остервенением резала стейк, что я не мог не хмыкнуть: ни в чём не повинное мясо расплачивалось, скорее всего, за выходки Рона. – Как успехи? – преувеличенно бодро спросил я, усаживаясь рядом и только сейчас понимая, что готов съесть целого буйвола, причём с рогами и копытами. Рон в ответ скорчил кислую мину, продолжая терзать еду в своей тарелке. – Может, что-то бы и вышло, если бы кое-кто пялился не на Малфоя, а в книгу, – сказала, как топором отрубила, Гермиона, нацелив на Рона вилку. – Но нет, шпионские игры у нас на первом месте. – Малфоя? – из всего сказанного я услышал лишь это. Моё сердце сделало кульбит вслед за желудком, а еда потеряла всю притягательность. – У меня что-то с дикцией? – ответила Гермиона. Её ноздри гневно раздувались, а пушистые волосы на затылке задорно встопорщились, придавая сходство с птицей, на гнездо которой посягнул молодой книззл. – Да, Гарри, Дра-ко Мал-фой зашёл в библиотеку, получил по списку большую стопку книг и вышел. А Рон сначала сполз под стол, потом чуть ли не на четвереньках проследовал за ним к выходу из библиотеки. Дальнейшего цирка я уже не видела, поскольку занималась Трансфигурацией, а не следила за всякими… Но вместо того, чтобы поддержать её воспитательные потуги, я попытался спрятать неуместную улыбку: – Значит, наш принц вернулся. Перед самым сном, улучив момент, когда в гостиной практически никого не осталось, я подошёл к Гермионе. Она сидела, закопавшись в одну из самых толстых книг, какие можно было только себе вообразить. Мне даже стало жаль её колени, на которые приходился основной вес талмуда. В отличие от меня, уже готового отправляться в царство Морфея, она была одета в школьную форму. – Ты что-то хотел? – не отрываясь от чтения, спросила она. – Гермиона, ты не могла бы мне помочь с зельем? – вопросом на вопрос ответил я и пожалел: Гермиона подняла глаза. Никто и никогда не спрашивал её, как ей удаётся столь блестяще учиться и при этом ещё успевать помогать другим. И вот, глядя в её красные от недосыпа глаза, я понял, насколько для неё драгоценно время. – Но у тебя было нормальное зелье… – она наморщила лоб, тщетно пытаясь сообразить, когда я успел напортачить. – Это не для уроков. Прости, зря отвлекаю тебя… – я развернулся, чтобы пойти в спальню. В конце концов, мог и сам попробовать. – Гарри, – она схватила меня за руку. – Покажи. Я, колеблясь, отдал ей пергамент с каракулями Хагрида. Она бегло просмотрела рецептуру. – Я не смогу… – Да, прости… – Я выхватил обрывок. Она с нажимом договорила фразу, на которой я её прервал: – У меня нет ни травы барвинка, ни драконьей крови… – Я попрошу у Снейпа… – Но он может его сварить, а не просто одолжить компоненты… – Да, но ты – моя подруга… Гермиона захлопнула книгу, сняла её с колен и ткнулась лбом мне в плечо. Она улыбалась так солнечно, словно я признался ей в любви. – Спасибо. Если достанешь ингредиенты, я сварю тебе это зелье. Я кивнул и чмокнул её в пушистую макушку. Странные они, эти девчонки!