Однажды в Хогвартсе

Палочка легла в руку, словно ластясь к ладони. Старая знакомая. Ощущалась она совсем по-другому: ни тепла, ни искр, но скрытая мощь всё равно текла к кончикам пальцев, грозя выплеснуться, обжечь, а в последний момент отступала, покоряясь. – Что это со стражами? – неожиданно спросили за дверью. Я подскочил, заметался, зачем-то подхватил Думосбор и вместе с ним побежал к гобелену с Фениксом, пыхтя и переваливаясь с ноги на ногу. До ниши я добрался вовремя – громко возмущавшаяся ещё топталась на пороге кабинета, – поднырнул под красочную картину, едва не растянулся, споткнувшись о первую ступеньку коротенькой лестницы, и с удовольствием поставил Думосбор на пол. В ушах стучала кровь, дыхание вырывалось с хрипом. Я закрыл рот ладонью и застыл, прислушиваясь. Хлопнула дверь, всё та же женщина визгливо посетовала на «бардак, который лучше всего характеризовал покойника». Мужчина, вероятно, сопровождавший её, тихо оправдывался, будто он был виноват в творившемся бедламе. – Этому кабинету требуется генеральная уборка! Да-да, Корнелиус, раз уж вы назначаете меня директором, я хочу работать в чистоте и комфорте, а не… – (До меня долетел её брезгливый возглас и стук чего-то упавшего), – среди куриного помёта и сомнительной литературы. Давно пора было взять всё в свои руки. И тут меня осенило! Долорес Амбридж – вот кто терзал наши с министром уши. Никакого сомнения: тот же жеманный голосок, срывающийся на визг, если Жаба что-то требовала. Но не это заставило меня подавить желание заорать. Как? Как можно снова тащить в Хогвартс эту любительницу жестоких наказаний – после того, что она устроила в прошлом году?! Куда смотрит Фадж? А она? Неужели она забыла свою прогулку в гости к кентаврам? Но вопросы вопросами, возмущения возмущениями, а мне надо было как-то выбраться из директорского кабинета. Судя по шуршащим пергаментам, Жаба приступила к уборке, а я, недавно обозрев залежи директорских свитков, понимал: это очень и очень надолго. Мысли сворачивали к версии «выскочить, угостить Амбридж Ступефаем и сбежать», но, даже приложив её Обливиэйтом, я всё равно рисковал не доучиться до выпуска из школы. Мне ли не знать, как ревностно Фадж охраняет вверенных ему обществом всяких жаб. Да и бросать воспоминания Дамблдора, спрятав их так ненадёжно – за гобеленом, – не хотелось. Если бы директор планировал оставить их для всех, то, думаю, он бы сообщил кому надо. Я пошарил по карманам, надеясь найти хоть какой-то мусор, который можно трансфигурировать во флакончик, а вместо этого нащупал малфоевский Хроноворот. Дамблдор, как всегда, оказался осведомлённее всех. Прошептав: «Старый прохиндей!» – как когда-то назвал его Северус, я накинул цепочку Хроноворота на шею и крутнул колёсико один раз. Реальность завертелась, будто я оседлал конька в кружащейся карусели, и остановилась так резко, что меня затошнило. Превозмогая позывы, я подхватил Думосбор, набросил на себя мантию-невидимку и, тихо ступая, спустился вниз. В этот момент мой двойник ещё смотрел заготовленные директором воспоминания, только задница торчала наружу. Как ни велик был соблазн отвесить самому себе пинка, всё же я прошёл мимо, но пришедшая в голову мысль остановила меня на самом пороге кабинета. Я подошёл к столу, забрал блюдо с ромовой бабой, уменьшил его (палочка слушалась отменно) и спрятал в карман, а потом со спокойной душой направился в гостиную. Пока назначение Амбридж на должность директора меня не волновало – впервые в жизни я чувствовал себя почти всемогущим и бессмертным. Иллюзия, но она приятно грела выстуженное сердце. Зато Гермиона, услышав о личности исполняющего обязанности директора, бушевала. Она осыпала Жабу отборными оскорблениями и постоянно переспрашивала, понимаем ли мы, в какой переплёт попали. Понимали, конечно, но сделать ничего не могли – официально Амбридж ещё даже не вступила в должность. Представление состоялось за ужином. Фадж только появился в дверях Большого Зала, а волна возмущённого бормотания уже прокатилась, и к тому моменту, когда он громогласно объявил, что Долорес Амбридж – новый директор, превратилась в свист. А потом какой-то второкурсник, вероятно, сильно пострадавший от её «заботы» в прошлом году, запустил в Амбридж яблоком. В один миг все онемели, яблоко упало на стол преподавателям, опрокинув чей-то кубок и расплескав его содержимое. МакГонагалл даже силилась что-то сказать, но Снейп усадил её обратно и демонстративно накрыл себя, её и сидящего рядом Хагрида Щитовыми Чарами. И тогда случилось то, чего не ожидал никто из Совета Попечителей и Министерства: в сторону преподавательского стола полетело всё, что было под рукой. Амбридж застыла, украшенная салатом, бордовая от возмущения и стыда. Фадж и не подумал достать палочку – он залез под стол и оттуда что-то кричал, но за свистом и улюлюканьем никто не услышал его угроз. Мы едва не сползли под лавку, хохоча во всё горло. Близнецы Уизли, из-за Амбридж учившиеся второй год на одном курсе (что сильно истощало их кошелёк), заколдовали глубокое блюдо – вместо салата на нём появились очистки и помои из кухни. Всё это вылилось на голову топающей и визгливо призывающей к порядку Амбридж. Она вылетела из зала, так и не поприветствовав нас на новом круге ада, в который, как понимали все мы, превратится Хогвартс под её чутким руководством в самые краткие сроки. Да, это была коротенькая передышка (никто не тешил себя иллюзиями, что бунтарство сойдёт нам с рук) перед тяжёлыми временами. Временами, где я окажусь между двух огней: молчание со стороны Волдеморта не успокаивало, наоборот, будоражило и понукало воображение выдавать самые зловещие фантазии, а то, что Амбридж обласкает нашу троицу за все грехи, мнимые и настоящие, даже не обсуждалось. Мы ждали этого с покорностью людей, которые уверены – они страдают за правое дело. Мы ещё шли по коридору, когда Гермиона, как по волшебству перестав смеяться, схватила нас с Роном за руки. – Вы представляете, что она сотворит с директорским кабинетом? Там же хранятся бесценные рукописи, подаренные школе. Книги, слишком… неоднозначные, чтобы их выставляли в библиотеке Хогвартса… Да мало ли что может быть там? Дамблдор, между прочим, один из выдающихся учёных! Она сглотнула, её рука дрожала. – Ты предлагаешь… – Рон понизил голос и почти прошептал ей на ухо: – Украсть? – Я бы назвала это по-другому: уборка кабинета перед вселением нового директора! – отрезала Гермиона. Как обычно, она немного исказила правду, чтобы нас не сильно душила совесть. – Ну-у-у-у… – Рон поёжился. – Разве что после отбоя – я ещё домашку не доделал… – Я… – Дух авантюризма боролся в нашей подруге с её приверженностью правилам, но всё-таки победил. – Дам тебе списать… – убито закончила Гермиона. Её плечи поникли. – Мне только вывод дописать, остальное я сам, – пробурчал Рон и повернулся ко мне. – Ты как? – Уборка кабинетов – это вообще моё призвание, – ответил я, улыбаясь. Мне казалось, что Гермиона права, стремясь сохранить наследие Дамблдора. – Не верите – спросите Снейпа. – Вместо ужина? – прошептала Гермиона. Мы кивнули (Гермиона, по-моему, удивилась кивку Рона – уж он-то никогда не отказывался от ужина и добавки) и огляделись: нашли место, где строить провокационные планы – в коридоре. На наше счастье, коридор был мало посещаем и потому пуст. *** Вместо библиотеки, которой мы отговорились кто от чего: я от компании Северуса, Гермиона от просмотра женского журнала, а Рон – от партии в шахматы, наша дружная троица отправилась на кухню. Добрые домовики снабдили нас не просто ужином – пиршеством, поэтому в Большом Зале мы появились лишь для того, чтобы создать себе алиби. Амбридж была на своём (точнее, директорском) месте и сверлила всех и каждого злым взглядом, словно надеялась таким образом проредить ученические ряды. Нас, удравших почти сразу, она проводила с такой ненавистью во взоре, что у меня чесалась спина между лопатками до самых дверей. А дальше была пробежка к коридорчику, где под Чарами отвлечения внимания лежали Карта Мародёров и мантия-невидимка. И после этого даже портреты и вездесущие призраки не поручились бы, что кто-то приближался к директорскому кабинету. Нам помогал, казалось, и Хогвартс: горгульи без сопротивления уступили путь, двери кабинета распахнулись сами. Мы осторожно вошли внутрь и замерли. Да, рука Амбридж уже была видна в окружающей обстановке: те свитки, что сверзились мне на голову, лежали в куче посередине комнаты, книги стопками стояли у камина – должно быть, она собиралась превратить всё это добро в пепел и развеять по ветру. Гермиона ахнула, зажала рот рукой, в глазах её стояли непролитые слёзы. А я с ненавистью смотрел на кружевные салфетки и тарелки с играющими котятами, которые сменили чудаковатые фигурки и приборчики на каминной доске. – Время… – прошептал Рон, и Гермиона кивнула. Из-под мантии показалась её рука с палочкой, и портреты – Гермиона прошептала извинения за непочтение к столь уважаемым людям – получили мощный Конфундус. Рон, спрятавшись под мантией с картой в руках занял наблюдательный пост у входа на лестницу, а мы с Гермионой принялись наводить порядок. Я, конечно, надеялся уменьшить сокровища нашего почившего директора и распихать по карманам, но, обозрев масштабы «сокровищницы», сильно засомневался в способности моих карманов вместить в себя столько всего. Гермиона оказалась куда более прагматичной: она приготовила помятую табакерку, которую, похоже, присвоила на уроках Трансфигурации. – Гермиона, я думаю, что её будет мало… Но моя подруга подмигнула мне и с задором прошептала: – Это мы ещё посмотрим. И правда, я ещё не видел настолько прожорливой вещицы: содержимое пяти книжных шкафов она проглотила всего лишь за половину минуты… Я заглянул в неё и обомлел: вся внутренняя часть как две капли воды походила на комнату, в которой мы находились. И свитки с книгами не падали в общую кучу, а рассортировывались по шкафам, но с куда большим порядком, чем царил при жизни Дамблдора. Мелкие вещицы вроде определителя врагов я собирал в зачарованный Гермионой же мешочек, который, как она объяснила мне шёпотом, имел одно замечательное свойство: подавлял любой магический фон. То есть начни Амбридж искать похищенное, ни Чары, ни другие артефакты ей просто не помогут. Пока ещё мы не обговаривали, где будем хранить «честно сохранённое». Даже адреналин, бурливший в крови, не заглушал голоса разума: в ученических спальнях ничего оставлять нельзя. Выручай-комната тоже не подходила для этого: спрятать там легко, но вот отыскать при случае – практически невозможно. Когда последняя безделушка исчезла в мешочке, а последний свиток занял своё место в табакерке, мы с Гермионой переглянулись и заторопились к выходу, сожалея про себя, что кабинет больше никогда не будет таким, как прежде. Гермиона, правда, посетовала на необходимость оставить Амбридж гобелены, но забирать ещё и их?.. – Молодые люди, обновите чары, – проскрипела вдруг старая карга на одном из портретов. – Вам всё равно, а нам ещё перед этой… оправдываться. – Да, конечно, мэм, – пробормотала Гермиона, снова заколдовывая портреты, которые понемногу начинали двигаться и, естественно, могли узнать кого-нибудь из нас. Мы подошли к порогу кабинета, когда на нас налетел Рон. Я ударился лбом о его подбородок и сдавленно ругнулся. – Тс-с, – Рон втащил меня, а потом и Гермиону под мантию, приложил палец к губам, призывая молчать, и потянул нас к стенке возле самого входа. Мы замерли, задерживая шумное дыхание. – Да что с этим кабинетом не так?! – раздался снизу вопль Амбридж. Ему вторил мужской бубнёж. – Проклятый Дамблдор и проклятые дети! Вы запомнили, мой дорогой Гораций, – близнецы Уизли должны быть пойманы на чём-то недостойном: хороша же я буду в роли директора, если отменю свои прошлогодние декреты?! Названный Горацием забормотал что-то неразборчивое. – А Поттер? Поттером займусь я лично! – ответила Жаба, входя в кабинет. С нашего места было прекрасно видно, как распахнулись её глаза и она охнула, схватившись за сердце. Она торопливо прошла на середину комнаты, потрогала идеально чистый стол и вдруг завизжала, будто её режут: – Гораций, зовите сюда профессоров! Меня ограбили! Гораций, который дико озирался на пороге кабинета, был нашим профессором ЗОТИ Слизнортом. От вопля Амбридж он вздрогнул, но послушно потопал вниз, мы же гуськом потянулись за ним. – Клянусь небесами, здесь не обошлось без Поттера! – донёсся до нас уже не визг, а рёв Жабы. *** Мы благополучно миновали горгулий и, только завернув за поворот коридора, наконец-то облегчённо выдохнули. – А теперь… – Гермиона деловито сложила мантию и отдала её мне. – Нам надо показаться в общественных местах. – В библиотеке… – обречённо вздохнул Рон, который хоть и прекратил списывать, но счастья от этого не испытывал. – Я к Северусу, – и тут меня осенило: – А что, если отдать сокровище на хранение ему? Гермиона поморщилась: – Жаба тоже так решит. А вот… – она наклонилась к нам поближе, – что, если спрятать у Слизнорта? – Ну да, – подхватил Рон. – В нём никто не усомнится, он же правая рука нового директора! – А вы подумали, как мы ему подложим, а потом заберём? Тогда легче в Выручай-комнате… Но голос разума твердил мне, что, на самом деле, это отличная идея. – Пока я оставлю у Снейпа, а там посмотрим. Я рассовал позвякивающий мешочек и табакерку по карманам. Гермиона кивнула, схватила Рона за руку и потащила к библиотеке, а я свернул к лестнице. *** Северус был один. Подперев голову кулаком, он черкал в пергаменте, судя по стопке рядом, это были домашние задания. Заметив меня на пороге, он бросил перо и поднялся. Резкие движения, бледность лица, прищуренные глаза – всё указывало на то, что мой жених пребывал не в самом лучшем расположении духа. – Поясни, будь добр, где ты уже успел поучаствовать, что новый директор поминает твоё имя через слово? – накинулся он на меня. Потом понял, чем может закончиться его эскапада, и спросил строго, но уже куда мягче: – Ваша спальня, а также спальня девочек шестого курса сейчас обыскиваются. Мне бы хотелось знать, почему моего жениха обзывают вором. – А ты? – только и смог спросить я. – А меня отстранили, Гарри. Я, оказывается, могу быть пристрастен. Он фыркнул и добавил: – Обыском мне за семнадцать лет работы преподавателем заниматься не приходилось. Просто интересно, что ты такого у неё спёр… – Кабинет, – буркнул я. – Мы украли кабинет Дамблдора. Северус поперхнулся воздухом. Потом нервно оттянул воротничок, пригладил волосы, потёр переносицу. – Да-а-а, я понял: если за дело берутся гриффиндорцы, то они не мелочатся. Куда вы дели украденное? Я достал мешочек и табакерку. Снейп покрутил и то и другое, заглянул внутрь, и было заметно, что остался доволен. – И куда вы собирались это деть? – Он приподнял бровь и выжидающе посмотрел на меня. Ноздри его раздражённо трепетали. – Ты же не надеялся поставить это нам на каминную полку и забыть? Нет, гриффиндорство – это диагноз, и его надо лечить! Поттер, вы понимаете, что натворили? – Северус… – Что «Северус»? Амбридж большую часть всего этого пустила бы по ветру, но из-за пропажи она с чистой душой перекрыла все камины и вызвала невыразимцев. Они собираются заблокировать Выручай-комнату! Ты подумал, как я буду выбираться, если меня вызовут? Он замер истуканом, но затем, видимо, что-то для себя решив, вернулся за стол и уже спокойнее продолжил: – Нет, сам поступок я одобряю: у Альбуса были по-настоящему ценные книги и свитки. Даже если бы их не было – память о директоре не хотелось бы банально выбросить на помойку, но сразу после вашего «пищевого бунта»… Моргана, за что ж ты так не любишь свою дочь?! – вдруг засмеялся он, потом опять нахмурился: – Но спрятать всё равно нужно… – Мы думали подкинуть их Слизнорту. Он Жабе всячески благоволит… – Гарри, воздержись, будь добр, от прозвищ – я как-никак преподаватель! – он поморщился. Мне стало неловко: Сириус так и не смог выучить его имя и постоянно припоминал Сопливуса. – Но идея отличная, чувствуется работа мысли мисс Грейнджер. Ладно, давай сюда, Слизнорт попросил зелье от переедания, у меня как раз будет возможность… – А тебя не обыщут? Могут заставить вывернуть и ишачий мешочек… Он даже не отругал меня за то, что прервал его на полуслове, а просто помрачнел и принялся теребить прядь волос. – Могут, – кивнул он. – Скорее всего, так и сделают при встрече. – Так, может, по-другому? Ты относишь зелье, а я под мантией-невидимкой прячу улики в комнатах Слизнорта? Снейп кивнул, потирая мочку уха. – Только прячь среди ингредиентов на самой нижней полке – Слизнорт к ним и так даже не подходит, а уж на нижнюю полку с его пузом никогда не залезть. Но я тебе этого не говорил… Я кивнул с самым серьёзным видом, а затем рассмеялся. *** Наверное, я не самый плохой ученик по Прорицаниям, потому что стоило нам – Северус шёл впереди с колбой, полной зелья, в руках, а я сзади под мантией-невидимкой – дойти до комнат Слизнорта (он под предлогом ревматизма занял светлые апартаменты на третьем этаже), как наряд авроров во главе с зыркающей голодным оборотнем Амбридж преградил нам путь. – Простите, профессор Снейп, – тоненько прощебетала Жаба, – но вы, как лицо, отвечающее за мистера Поттера, должны помочь следствию. – В чём заключается помощь? – Его голос мог соперничать холодом с арктическими льдами. – Следствию нужно увериться, что вы не помогаете вору и не прячете серьёзные улики! – звонко, на весь коридор, ответила Амбридж. – Обыскивайте! – Мисс Амбридж, это переходит уже всякие границы! – вполне натурально возмутился Северус, но мне услышалось в его словах скорее любопытство, чем настоящая ярость. – Вы обвинили моего же… мистера Поттера в воровстве, не предоставив никаких доказательств. Фактически вы опорочили его светлое имя. За весь срок обучения мистера Поттера никогда не обвиняли в таком… даже заочно. Если он виновен, будьте так любезны, предъявите документы, которые бы санкционировали весь тот беспредел, что творится в ученических спальнях. И этот обыск тоже. Во что вы втягиваете меня? Меня, человека, которого даже министр Фадж не смог признать пристрастным по отношению к моему жениху! Его пылкая речь возымела действие: авроры стушевались. Если портреты не дали показаний, то всё дело о нашем участии в обворовывании директорского кабинета шито белыми нитками. А если Снейп зол… Уж если я побаивался его в таком состоянии, то у авроров наверняка поджилки тряслись. Жаба бешено вращала глазами и всё больше надувалась от распирающей её злости. – Что вы стоите? – заверещала она, топоча ногами. – Я, в конце концов, здесь директор! – Не имеем права… – пропыхтел один из авроров, седой, но ещё не старый. – Ордер… Второй, по-видимому, стажёр, переводил испуганный взгляд с Амбридж на напарника и обратно и сильнее сутулился. Жаба наставила пухлый палец на седовласого: – Значит, я должна делать всё сама?! – И, не дождавшись ответа, принялась закатывать рукава розовой мантии повыше. Северус стоял спокойно, демонстрируя презрение к власть имущим. Амбридж это не смутило: она подошла к Снейпу вплотную и запустила пухлые ручки ему в карманы. Ничего противозаконного в карманах не нашлось, собственно, в них и не было ничего. Северус не зря слыл педантом и аккуратистом – лимонные дольки в его карманах не обретались. Жаба сердито засопела и принялась ощупывать Северуса с ног до головы. Я в ночных ласках был не так усерден, как она в желании уличить Снейпа в недозволенном. Я заскрежетал зубами – со стороны всё выглядело банальным лапаньем. Северус подумал, вероятно, так же. – Мисс Амбридж, вы решили подарить мне комплект эротического белья и боитесь ошибиться размером? Амбридж сально ощерилась и ни капельки не покраснела. – Это стандартная процедура, – заявила она с самой сладкой из своих улыбок, но руки убрала. – Я прошёл её? Или будут ещё какие-нибудь… пособничества следствию? – Надо сказать, что Северус даже положения тела не поменял – зелье в его колбе не колыхнулось. – Вы свободны, Северус, – елейно ответила Амбридж. – Но я жду вас к себе – на утверждение учебных планов. – А в них что-то изменилось? В середине года? – Я вам всё расскажу, – с придыханием ответила Амбридж. Я со злостью констатировал, что она клеит моего жениха у меня на глазах. Впрочем, даже будь я видимым, не уверен, что это как-то отразилось бы на её поведении.