Темные аллеи

Возвращаться — плохая примета, Дым от прошлого ест глаза, И дурманит собой до рассвета Тот, которого так нельзя…. И влечет за собой, в туманы, Поцелуев украденных боль, Мы похожи на сильно пьяных Проигравшихся ночью в ноль. Провожает до перекрестка, Не прошу ни любви, ни совета. Я же знала, что все непросто: Он — моя плохая примета. (Е. Печенкина)

      Хлопнула дверь, и Алиса вздрогнула, пролив несколько капель чая из чашки на стол, быстро оборачиваясь на голоса напарников.       – О Лиса, ты на работе! — Серж удивленно поднял брови, бросая на диван куртку и доставая из-за уха сигарету, — а мы уж думали устроить маленький хаос, курить в кабинете и есть на газете курицу-гриль.       – Алиса, зачем ты пришла? — Коля ласково потрепал ее по плечу, присаживаясь на соседний стул, — тебе нужно восстановиться после вчерашнего, прийти в себя.       – Я в порядке. Пацаны, если буду сидеть дома, расклеюсь и вправду разболеюсь, не хочу, — она слабо улыбнулась.       – Ты уже знаешь? Про Воронова?       – Знаю, — резко ответила капитан, надеясь, что никто не заметил запылавших щек и ушей.       – Мда, не повезло. Великая карьера накрылась медным тазом, — Серж присвистнул.       – Так, — Коля сложил руки на груди, хмуря брови, — ежу понятно, это дело не так просто, как кажется. Известно, Горыныч насолил всем, кому мог. Его длинные руки прикрутили весь нелегальный бизнес, я уже не говорю про море мелких дельцов. Мне даже жаль парня, никто ему не поможет, краевого прокурора сняли.       – Думаешь, ты один это понял? — Серж отвесил напарнику щелбан, — мои гаврики отзвонились. Блатные подтягиваются в город. У Кружальского мега-сходка и банкет. Что же они празднуют, дай угадаю? А, наверное, выход из игры козырного туза!       – И то верно. Никто не подумает, зачем заму прокурора один миллион русских деревянных, когда у него одна тачка за четыре таких.       Алиса подошла к окну, всматриваясь сквозь выцветшие жалюзи на соседнее обшарпанное здание. Изолятор. Руки мелко задрожали, в глазах защипало. Она не слышала напарников, погруженная в свои мысли.       Голова шла кругом после бессонной ночи. Мысли, как осколки цветного стекла, крутились в голове, не желая складываться в единый рисунок. Личный сорт героина. Выстрел. Звонок в дверь. Я люблю тебя, Алиса. Как со всем этим разобраться? Как определить, где истина, а где ложь? Как жить дальше? Сделать вид, что ничего не произошло?       Изолятор… Зайти туда не так просто. Бронированная дверь, затем дверь решетчатая, служебная собака обнюхает, дежурный обыщет. Крутая лестница вниз, под землю, прочь от обычной жизни. Яркие до рези в глазах лампы, сырость и плесень в коридоре, камеры — узкие клетушки, затхлый воздух, одно маленькое окошко под потолком, деревянные нары. И одиночество, абсолютное, давящее со всех сторон.       Оказаться в тюрьме — как это, капитан почти знала. Помнила свои мысли и чувства, когда маячила перспектива заехать на «кичу». Жулики знают, что за преступление следует наказание, и рано или поздно их ждет камера, и оказываются в какой-то степени подготовленными. Сотрудник правоохранительных органов, еще вчера стоявший по другую сторону, вдруг оказывается за бронированными дверями, наравне с убийцами и ворами, один на один со своей бедой.       Преступник не столь порицаем обществом, как попавший за решетку правоохранитель. Словно падший ангел, запятнавший свои белоснежные крылья. Взятка — вещь особо презираемая. Сотрудник, запятнавший себя подобным, лишается всех былых заслуг и всякого уважения, становится изгоем, которому ни один уважающий себя человек руки не подаст.       Он там. В этом гадком, грязном месте. Алису раздирали противоречивые чувства, обида и жалость, желание залепить пощечину и крепко обнять, утешая…       Телефон опять светился, отображая звонок на бесшумном режиме. Артем. Он звонил вчера, писал что-то в Вотс Ап, звонит и теперь. Она попыталась представить себе его образ — и не смогла. Казалось, со дня первого свидания прошли годы, настолько стерлись из памяти те эмоции и померкли краски. Жаль парня, но говорить с ним сейчас нет желания, потому что нельзя объяснить, что с ней происходит.       Воронов одной фразой перевернул всю жизнь. Она знала, что уже никогда не будет той Алисой — девушкой, в душе которой долгие годы был полный штиль и пустота. Неведомый ураган подхватил ее, словно пушинку, и унес в страну Оз — в царство хаоса и абсурда, там небо и суша поменялись местами, когда заместитель Озерского межрайонного прокурора сказал, что любит. Солгал, или сказал правду, как русская рулетка, — любой вариант вышибет мозги….       – Лично мне интересно на это посмотреть, кэп, ты с нами? — вывел ее из задумчивости голос Сержа.       – На что посмотреть? — она устало пожала плечами.       – На Кружальского и на блатных. Поехали, что ли, все равно до обеда делать нечего.       *****       Служебную десятку пришлось прятать в кустах довольно далеко от места, многие знали транспорт оперов. До ресторана Кружальского «Матильда» шли окольными путями, путаясь в лабиринтах дворов частных домов.       Перед старым гаражом, исписанным неприличными словами, напарники остановились. Коля нагнулся, жестом указывая на свою спину.       – Ну, лезь, Алиска.       – Куда, туда? — капитан с сомнением смотрела на ветхую крышу.       – Туда, туда. Не бойся, выдержит. Это гараж дяди Толи, он шифера накидал, отличный наблюдательный пункт получился.       – И часто вы тут ошиваетесь? — капитан с помощью Сержа залезла на спину напарнику, кряхтящему от напряжения, и подтянулась вверх, морщась от боли в синяках. Парни ловко последовали за ней.       – Часто. Сан Саныч — фигура интересная.       Устроившись на нагретом солнцем металлопрофиле, полицейские наблюдали за двором ресторана сквозь дыры в шифере. К помпезному крыльцу с колоннами и лепниной каждые несколько минут подъезжали шикарные автомобили, охранники бдительно осматривали местность на предмет посторонних, вечеринка будет закрытая — сразу понятно.       – А это что за птица? Вроде всех местных я уже видел. — Коля придвинулся ближе.       Алиса проводила взглядом неприметную темную машину, беспрепятственно проехавшую на территорию двора. Напрочь тонированные стекла, замазанные грязью номера. Сам Кружальский вышел встречать этого гостя.       – Не может быть! — ахнула Алиса.       Хозяин ресторана обнимал прокурора Разина, как старого друга, фамильярно похлопывая по спине.       – Все ясно. Воронов уникальный тип — насолил не только криминалу, но и своему начальству, — шептал Серж, — пошли отсюда, я увидел, что хотел.       Всю дорогу назад капитан не произнесла ни слова, угрюмо обдумывая положение Воронова. Хуже и быть не может — против него влиятельный преступник и собственный начальник. Теперь понятно, что прокуратура не заступится за него, наоборот, с удовольствием провернет вонзенный в спину кинжал.       Напарники высадили ее возле Отдела, поехав по каким-то делам.       Алиса встала около главного входа, подняв глаза вверх, на серое здание — полиция, вглядывалась в цветные баннеры, огоньки бегущей строки, триколор России, развевающийся на ветру, и не могла войти. Ком в горле мешал вздохнуть полной грудью. Ее работа, ее храм. Неотвратимость, справедливость, незыблемость правосудия — вот во что она верила, с самого первого дня, когда ребенком впервые увидела бронированные двери с двуглавым орлом МВД и людей в форме. Но найдет ли Воронов правосудия для себя? Или его уже осудили, заочно? Признали виновным по всем статьям…       Собрав в себе силы, она переступила порог Отдела, быстро дойдя до своего кабинета. Первым делом подошла к окну, раздвинув пальцами планки жалюзи, жадно вглядываясь в непроницаемые стены изолятора. Что он сейчас делает? Воображение рисовало высокого мужчину, сидящего на нарах, сколоченных из грубых необработанных досок, прислонившись спиной к стене. Он тоскливо всматривался в тусклый свет единственного запыленного окошка, горестно вздыхая. На рубашке, когда-то бывшей белоснежной, темнели бурые пятна…       Его что, били?! Капитан встрепенулась, пораженная собственным мыслям. Если он сопротивлялся задержанию, то вполне возможно. Ледяные мурашки пробежали по спине. Нет, вряд ли, он же действующий заместитель прокурора. В желудке противно захлюпало, Алиса вспомнила, что время обеда и утром она толком не завтракала.       А Евгений? Его кормили? Она вспомнила, как однажды зашла в изолятор, содрогнувшись от омерзительной вони. Поинтересовавшись, чем это несет как из преисподней, заглянула на источник запаха в эмалированный жбан с обедом для заключенных. По цвету это был борщ, но на поверхности плавали пельмени, слипшиеся макароны, гречка и еще какие-то огрызки. Убежав на свежий воздух, несколько минут боролась с тошнотой: мда, преступников кормят помоями, Воронов, как и любой нормальный человек, есть это не станет.       Да успокойся уже, — твердил разум, — Алла давно притащила ему все, что нужно, и конечно еду. Он лежит себе на чистых простынях, дрыхнет, или кроссворды разгадывает. Папа Скворцовой наверняка развел бурную деятельность, нанял лучших адвокатов, будущего зятя вытащат на свет Божий за считанные часы. Может, в эту самую минуту судья уже отменяет меру пресечения в виде ареста. Он выйдет, уволится из органов, и забудет про Озерный, как про страшный сон.       Успокоенная этими мыслями, капитан вышла на обед. Сидя за столиком в самом темном уголке, не торопясь пила кофе. Настроение немного улучшилось, действительно, чего переживать? Вчера он испытал стресс, и был пьян, а спьяну чего только не наговоришь. Он предлагал поехать к нему. Блин, блин, блин! Не надо об этом думать!! Но мысли уже ступили на скользкую дорожку, не желая отступать. Алиса представила, как едет с ним в его мерсе, любуясь на сильные руки на руле. Заходит в квартиру — потрясающее место, ведь все вещи имеют его запах. Он резко оборачивается, не пряча искаженное от страсти лицо, подхватывает ее на руки, зарываясь носом в шею, несет по комнатам, опуская на широкую постель….. Стоп, стоооп!!       Алиса вынырнула из фантазий, опасливо поглядывая по сторонам. Лицо пылает, руки мелко дрожат, расплескивая кофе на хлопковую салфетку, груди тесно в бюсте. Стыдно, товарищ капитан, укоризненно напоминает внутренний голос. Человек с пьяных глаз наговорил чепухи, о чем непременно раскаялся, протрезвев, а ты уже мечтаешь оказаться в его кровати!       Действительно, мечтаю, бессовестно откликнулось сердце. Интересно, как это — быть в постели с мужчиной, в котором восхищает абсолютно все, от кончика носа до ботинок? С таким, как Воронов, невыносимо красивым, совершенным, обманщиком, чужим женихом?       Капитан попыталась вспомнить, когда хотела секса, и поняла, что никогда. Всегда думала, что это не ее стихия. Ее — это работа, творчество, друзья. Подсознательно догадывалась, что всему виной первый и единственный раз, когда кроме ослепляющий боли и стыда не чувствовала ничего. Тот, первый, чье лицо почти стерлось из памяти, забрал девичество без единой ласки, грубо сломав хрупкую преграду, чрезвычайно довольный собой.       Конечно, самое время мечтать о заместителе прокурора. Саму вчера чуть не застрелили, а он и вовсе в тюрьме. Отлично, Карл, романтика!       Придя на работу, пожалела об этом. Встать и уйти не давало щемящее чувство тревоги, казалось, дома будет совсем невыносимо, произойдет нечто ужасное, и она не успеет прийти на помощь… ему. Время тянулось, как резиновое, заниматься делами невозможно, сидеть, уставившись в стену — тоже вариант так себе. Напарники, слава Будде, так и не появились, никто не лез в душу с сочувствием и расспросами.       Минуло восемь, закончилась планерка, опера разбежались по домам. Никому и в голову не пришло, что в здании кто-то остался. Алиса вышла на улицу, задрожав от холодного воздуха. Нет, хватит! Эту пытку неизвестностью надо прекратить! Ноги сами понесли к соседнему мрачному зданию.       Возле двери изолятора курил Саша, дежурный по камерам, веселый прапорщик чуть старше ее.       – Привет! — Алиса остановилась рядом, морщась от сигаретного дыма.       – Привет! — отозвался мужчина, — а ты чего еще не дома?       – Преступность не спит, и я тоже, — пошутила девушка, — что у вас сегодня, тяжелый день, да? — закинула удочку, в надежде получить сведения, не выдавая своего интереса.       – Да нет, с чего бы это? Обычный день, — пожал плечами дежурный.       – А ваш особый клиент? Прокурорский. Наверное, весь день к нему посетители толпами бегают.       – Воронов который? Его ночью закрыли, в два часа, и с тех пор никто к нему не приходил.       – Никто… — повторила Алиса, не веря ушам, — вообще никто? А Скворцова??       – Никто — значит никто. Ни один человек.       – Его кормили сегодня?! — капитан едва владела собой, хотелось стукнуть по голове этого Сашу.       – Ну, от баланды отказался. Чая, правда, просил, мы не дали.       – Не дали? Вы не люди, что ли?! У вас человек скоро сутки как без еды, — а вам все равно!       – Не положено нам чаями поить преступников, — буркнул Саша, — он мне кто, родственник, что ли? Не хочешь баланду — сиди голодный, хозяин барин.       – Я не понимаю, я просто не понимаю! — Алиса накрыла ладонью горящий лоб, — почему Скворцова не пришла! Я-то думала….       – Знаешь, — Саша стряхнул пепел, задумчиво разглядывая собеседницу, — я давно работаю, и очень часто вижу, как человек, оказавшись за нашими дверями, оказывается совершенно никому не нужен. Эти стены выносят приговор всему — любви, дружбе. Вот и этот прокурорский, на свободе был нарасхват, а сейчас сидит даже без зубной щетки…       Алиса бросила странный взгляд на дверь с решеткой, и побежала к выходу. Через дорогу круглосуточный магазин. О Боже, он не ел почти сутки!! Сегодня придется обойтись бутербродами, а завтра принесу что-нибудь из кафе.       Залетев в павильон, схватила корзину, кусая губы от волнения. Что взять? Колбаса, сыр, хлеб, чай, конфеты, зубная щетка, паста, влажные салфетки, бумажные полотенца, хмм, никогда не носила передачки, спрошу, что еще надо.       – Что ты делаешь? — устало поинтересовался внутренний голос, — тебе это надо?       Подбежав к изолятору, нетерпеливо нажала на кнопку звонка, смотря прямо в камеру. Дежурный должен увидеть в монитор и открыть.       – Алиса, — рявкнули из-за двери, — что случилось?       – Ничего не случилось. Передачка для арестованного.       – Не положено, поздно уже.       – Слушай, открой по-хорошему, — злость вспыхнула как от спички, капитан знала, что если сейчас — прямо сейчас, ее не пустят внутрь, утроит скандал, разборку, разорется, как базарная баба. — Я сейчас пойду к Ильинскому, возьму пропуск, и буду ходить каждый час, фиг вы подрыхнете! Я серьезно!!       За дверью возмущенно засопели, переговариваясь. Наконец, звякнул затвор, и высунулась недовольная физиономия Саши.       – Ладно, заходи. Только тихо. И сдался же тебе этот фраер!       – Если бы не этот фраер, я бы сейчас сидела у вас, в соседней камере. Он вырвал меня из лап комитета, дело не из простых, знаешь ли.       Саша удивленно покосился на собеседницу.       – Я не знал. На, возьми, пригодится, — протягивая старую, но чистую кружку и кипятильник. — И все же это плохая примета, менту носить передачки прокурорскому.       Сердце в висках стучало так громко, что заглушало гулкие шаги в пустом коридоре. Перед дверью камеры номер три силы и решимость оставили ее, руки дрожали так, что в пакет пришлось вцепиться, чтобы не уронить.       Глухой скрежет металла, капитан шагнула внутрь узкого, тускло освещенного помещения. Деревянные нары с застиранным казенным бельем, стол, стул, умывальник, туалет — вот и все убранство.       Он сидел на старом стуле под лампочкой, и что-то писал в блокноте. В глаза бросились мятые черные брюки и белая рубашка, — слава Богу, без бурых пятен. Жадно вглядываясь в его лицо, она с облегчением отметила отсутствие видимых признаков побоев.       – Алиса? — Воронов встал, занимая собой почти все пространство, — я не ожидал….       – Евгений Иванович, здравствуйте. Я знаю, вы не ели весь день. Сейчас уже поздно, и я принесла, что нашла, — затараторила капитан, изо всех сил пытаясь скрыть смущение, — бутерброды, чай, — выкладывала на стол покупки, стоя спиной к нему, — еще туалетные принадлежности, посмотрите и скажите, что еще нужно, я принесу.       Он смотрел и улыбался, не говоря ни слова.       – Все здесь, в пакете…. — она замолчала, оборачиваясь, не зная, что еще сделать или сказать.       – Я даже не мог надеяться, что ты придешь! — в его голосе чувствовалась такая искренняя радость, что она не могла не улыбнуться в ответ.       – Это все мелочи. Вы попали в беду….       – Если у тебя есть немного времени на заключенного бывшего заместителя прокурора, садись сюда — он показал на постель, — тут чисто.       Алиса секунду поколебавшись, все же сняла куртку и села на нары. Он пододвинул стул и сел напротив нее, положа руки на колени. Его пальцы чуть подрагивали, и она поняла, что он сильно волнуется.       – Ужасное место, да?       – Да. Мне жаль, что вы здесь оказались.       – Ты. Пожалуйста, называй меня на ты.       – Евгений Иванович….       – Женя. Прошу тебя, — он смотрел на нее, не отрываясь.       Алиса кивнула, решив, что спорить сейчас неуместно. Женя. Позже, когда останется одна, распробует всю сладость это имени.       – У меня забрали ремень и шнурки. Думают, совершу суицид.       – Вы… ты же не станешь этого делать, правда? — Алиса обеспокоенно подалась вперед, пытаясь прочесть ответ в синих глазах. К сожалению, такие случаи нередки. Мужчины часто кончают жизнь самоубийством, заключение способно сломать психику.       – Я не делал того, в чем меня обвиняют. Это подстава, очень грубая, но неплохо продуманная. Мой адвокат завтра вылетает из Израиля, скоро он будет здесь, а пока я сам пишу жалобы и ходатайства, — он кивнул на блокнот. — Я не сдамся, никогда. Ты мне веришь? — последние слова он почти прошептал, потемнев лицом.       Как же не верить, после увиденного? Прокурор города обнимается с главным жуликом! Тут какая хочешь вера в правосудие и справедливость пошатнется.       – Я тебе верю, — твердо сказала Алиса, глядя в глаза.       Он вглядывался ей в лицо так же внимательно, как и она в его, ища ответы на важные для себя вопросы.       – О Боже, — Воронов выдохнул, закрыл глаза ладонями, опуская голову.       – Ты мне веришь, это для меня сейчас главное. Мне так стыдно перед тобой, Алиса…       – За что тебе стыдно? — капитан поглядывала на дверь, преодолевая порыв выбежать из камеры. Разговор переходит на слишком болезненные темы.       – Я накинулся на тебя со своими признаниями, совершенно не подумав, что чувствуешь ты. Только оказавшись за этими стенами, понял, насколько неуместно было явиться к тебе домой. Я и вправду дурак, потому что раньше не показывал, как много ты для меня значишь.       Алиса молчала, пытаясь правильно понять услышанное. Он и правда что-то чувствует, или это галлюцинации, сон, обман?!       Ободренный ее молчанием, Воронов продолжал, не замечая разметавшихся по лбу волос и своего громкого голоса.       – Ты можешь злиться на меня, или ненавидеть, видит Бог, на это есть причины. Я совершал поступки, мотивы которых тебе не были понятны, и я объясню все, прямо сейчас. Может, больше возможности не будет. Ты выслушаешь меня? Это все, о чем прошу!       Алису била дрожь, губы пересохли от волнения и сладкого ужаса, затопившего все сознание. От его слов зависит, будет ли она и дальше жить как раньше, или потеряет покой… и себя заодно.       – Я выслушаю тебя, Женя, — произнесли онемевшие губы.       Он широко раскрыл глаза, в которых читалась и мольба, и облегчение, и решимость.       – Я хотел оградить тебя от всего плохого, и боюсь, столько наворотил. Я восхищался тобой с первой секунды, как увидел. Маленькая девушка, а столько отваги! Генералы заискивали передо мною, а ты не боялась, всегда говорила в лицо только правду. Много ли в моем окружении таких людей? Ни одного, поэтому и натворил столько ошибок. Хотел тебя уволить, но лишь для того, чтобы взять в прокуратуру. Знать, что сидишь в безопасности, в кабинете за стеной, а не носишься по городу за очередным маньяком. Ильинский беспокоился за тебя, а я погибал от отчаяния и бессилия. Злился на весь мир, ведь твою красоту видел не только я. Все эти мужчины вокруг тебя, Алиса, мне хотелось убить каждого, вот такие постыдные мысли в моей голове. Ты презираешь меня, имеешь полное право, — он опустил глаза.       Алисе хотелось ущипнуть себя. Это все он ей сказал?! Ей?! Да, вроде в комнате никого нет. А вдруг это не по-настоящему? Вдруг пули Шороха все же пробили бронежилет, и остывающему телу снится сон, прекрасный и почти невозможный? Как можно презирать этого мужчину, невыносимо прекрасного, каким-то чудом выделившего из толпы серую мышь Алису Иванову?       – Я не презираю тебя, — капитан запиналась, борясь со слезами, грозящими вот-вот покатиться по щекам.       Он решительно встал, но лишь для того, чтобы сесть рядом с ней. Судя по всему, признания давались нелегко и ему, на девушку пахнуло жаром, пряным запахом пота и одеколона.       – Я вчера сказал, что люблю тебя. Я не откажусь от этих слов, даже если безразличен тебе. В моей жизни было достаточно испытаний, приму и это.       Алиса закрыла глаза, все еще не веря в реальность происходящего.       – Я видел тебя с тем мужчиной на байке, ты была по-настоящему счастлива, это не скрыть. Какую боль я пережил! Потом спасла меня от пуль, и новая надежда рождалась так мощно, сметая все на своем пути. Самоуверенный глупец явился к тебе на порог, услышать то, что заслужил, — Воронов печально улыбнулся, рассматривая свои руки.       – Твой отказ. Слишком сильный удар. Они следили за мной, давно, но безуспешно. Вчера мой разум был болен, я поддался отчаянию, в эти минуты слабости меня и подловили. И вот, я здесь.       Алиса закусила губу. Не прогони она его прочь, хотя бы выслушай — он не оказался бы в этой кошмарной ситуации. Чувство вины, жалости, нежности — смешались в огненный коктейль, медленно ползя по венам к самому сердцу, с которого только что содрали кожу.       – Женя, я… пока не знаю, что сказать. Это все очень неожиданно, честно. Я и представить не могла, что ты обо мне думаешь.       – Я понимаю. Уже поздно, ты ранена, иди скорее домой. Твоя машина все еще в ремонте? Вызывай такси сейчас, при мне, а то не сомкну глаз от беспокойства.       Капитан вызвала местное такси, вставая с постели. Он все еще сидел, знакомый лихорадочный румянец на щеках, блестящие глаза. Алиса испытала острый стыд. Вчера он не был пьян и говорил искренне, о, пойми она это раньше!!       – Женя, поешь и отдохни. Это был длинный день. Я приду завтра. Что тебе принести?       – Спасибо, что выслушала. Мне стало намного легче, — Евгений протянул руку. Алиса смотрела в синие глаза, испытывая острый приступ глупого счастья. Затаив дыхание, нежно провела кончиками пальцев по широкой гладкой ладони. Он опустил глаза, явно наслаждаясь прикосновениями.       – Если не сложно, привези мне немного вещей, бритву, белье, спортивный костюм. Ключи вместе с другими вещами в камере хранения изолятора, ты знаешь. Живу я на Островского, дом восемь квартира три.       – Такси приехало. Надеюсь, тут нет клопов, — капитан пыталась шутить, отвлекаясь от желания броситься ему на шею.       – Клопов, похоже, нет, но в той дыре возле умывальника явно обитает какой-то зверь. Ночью мы с ним познакомимся. До завтра, Алиса, — Евгений грустно улыбался.       Она вышла за дверь, закрыв ее на засов. Вот так и жизни разделилась на «до» и «после».       Забрав у Саши ключи от квартиры Воронова, решила поехать туда утром. Быстро вышла из Отдела, найдя глазами своего таксиста.       – Алиса! — кто-то позвал ее из темноты. Обернувшись, увидела Артема, выходящего из-под арки.       – Эй, привет! Я уже два часа тут стою. На звонки не отвечаешь, я слышал, в тебя стреляли, беспокоился…       – Привет, — устало поздоровалась капитан, совершенно не желая продолжать разговор. Когда в душе бушует девятибалльный шторм по имени Женя, не до любезностей с другими мужчинами.       – Со мной все в порядке, не стоило беспокоиться. Я занята, очень занята, извини.       – Довезти тебя до дома?       – Вон мое такси заждалось.       – Когда тебе можно позвонить? — Артем сделал шаг ближе.       – Никогда. Извини.       Отъезжая, бросила взгляд в боковое зеркало. Он все еще стоял под фонарем, провожая взглядом машину. Хороший парень, но сердцу не прикажешь. Оно осталось там, в мрачной камере изолятора, подаренное на долгую память синеглазому пленнику.