В глубине ночного неба ярко светили звезды. Между ними горела серебром луна. Пока она не была полной, нужно было подождать ещё пару дней, чтобы она полностью округлилась.
Вообще, для освещения принято использовать либо магические руны, как это было в королевском замке, либо специальные парящие шары, которые так же заполняли магией. Гораздо реже теперь в качестве источников освещения использовались горящие камни — особый природный компонент. В местах, где нельзя было использовать магию, чтобы не нарушить какой-нибудь ритуал, как, например, в подземелье возле лабораторий Фалека, вдоль стен располагали факелы.
В деревне оборотней предпочитали именно горящие камни. У них было ещё какое-то научное название, но Арахадор, осматривающий окружавшее его пространство, его в упор не помнил. Зато он точно знал, что камни спокойно можно брать в руки, они не давали тепла. Только светились ярким оранжевым светом, за что и получили своё название. Когда в комнате хотели создать полумрак, или же просто наступал день, камни прикрывали чем-нибудь плотным, не пропускавшим свет.
Впрочем, срок жизни у данного источника света так же был ограничен. В зависимости от размеров камень разрушался, осыпаясь пылью. Но это был длинный процесс: средних размеров камешек, с мужской кулак, мог служить около тридцати лет. И чем больше размеры, тем дольше процесс. В месторождениях, так называемых огненных пещерах, порода жила несколько тысячелетий.
Отведя взгляд от окон, Дор тихо вздохнул и, изо всех сил стараясь держаться ровно, отошёл в сторону от шумного дома Вожака, где происходило главное веселье. За домом тоже раздавался громкий смех — не только гости, но и все оборотни сегодня веселились. Шатиа, голос стаи, наконец подписала договор с Королём, позволив всем волкам принять участие в голосовании. И теперь стая Рассвета считалась официальной. Королевскими подданными. Волками, что защищает сам король.
В лесу раздался чей-то вой, тут же подхваченный несколькими голосами. Воин только тряхнул головой, пожалуй, только на нетрезвую голову осмелившись пожалеть, что он не волк. Иногда тоже хочется так завыть, высказывая небу всю накопившуюся боль. И тяжесть, что сковывает грудь, наконец исчезнет.
Чёрт.
Сжав руку, Арахадор отошёл дальше от домов, от яркого света костров, погружаясь в атмосферу ночного леса. Лунный свет не давал ему не заметить корни деревьев и ветви — всё же лес здесь оказался не такой густой.
Дальше, ещё дальше.
Арахадор просто шёл вперёд, закрывался руками от ветвей и даже не обращал внимание на зловещие шорохи листвы со всех сторон. И на холодный ветер, легко проникающий под рубашку. Остановился только тогда, когда голоса за спиной почти стихли. Разум и интуиция говорили, что тут ему нечего бояться. Нежить никогда не забиралась в аномалии, хищников тут больше не водилось, а оборотни не опасны для него, даже в не совсем трезвом состоянии. Прежний Вожак хорошо воспитал свою стаю, а Шатиа продолжила его путь.
Не долго думая, воин уселся на поваленное дерево, поднимая взгляд к тёмному небу.
Чёрт.
Он думал, что стоит выпить, и алкоголь заглушит его внутренние размышления. Но стало ещё хуже. Мысли, мысли, мысли. Построение возможного развития событий. Непонимание. И страх, грызущий откуда-то изнутри. Страх, сдавливающий лёгкие, сбивающий сердце с ритма.
Да твою ж!..
Облокотившись на колени, Дор опустил голову, пытаясь выровнять дыхание, простыми вдохами-выдохами успокаивая тело. Он даже не обратил внимание, когда из покрытых ночным полумраком кустов выскользнула крупная, поджарая золотисто-рыжая волчица. Оборотень остановилась в паре шагов, наклонив голову на плечо. Вильнула хвостом, подкралась ближе и села на поваленный ствол уже человеком. Только волосы взметнулись, укладываясь аккуратной волной обратно на плечи. Положила тонкую девичью ладонь на плечо воина, слегка сжимая.
Арахадор обернулся, выпрямившись. Невольно замер, потому что сломанным алкоголем взглядом он понял, что её разные по цвету глаза выглядят как-то совсем уж не реалистично.
Отвернувшись, он вновь уставился куда-то в сторону неба, вряд ли на самом деле видя его.
Ветер прошуршал листьями деревьев, взметнул волосы и пробрался под одежду двоих, словно греясь там. Арахадор невольно поёжился и едва не вздрогнул от ровного голоса волчицы.
— Ты как?
И вновь тишина. Даже голоса и песни оборотней не доносились до этого уголка, повисая где-то на расстоянии.
— Не знаю.
Это оказалось самым честным ответом.
— Расскажешь?
Мужчина вздохнул, запустив пятерню в отрастающие волосы. Едва заметно дёрнул, словно пытаясь придти в себя.
Что ответить на такой вопрос?
Ветер взметнулся вверх, поднимая с собой неизвестно откуда взявшиеся лепестки каких-то цветов. Наверно, их принесло аж с другого берега ручья. В темноте было не разобрать.
— Представь себе, что ты ненавидела кого-то почти всю сознательную жизнь. Ненавидела его за то, что он родился таким… не таким, как все. За то, что когда-то подобный ему убил всю твою семью, оставив медленно, на протяжении многих лет умирать от не закрывающихся душевных ран. — Арахадор выдохнул, опуская руки. Взгляд застыл, словно он видел совсем другую картину перед собой. — А потом узнаешь, что всё это время он незримо защищал тебя. Что он готов на всё ради тебя. Подвергнуть свою жизнь опасности… или же, например, быть таким, каким тебе было удобней его ненавидеть.
— Но ты уже не ненавидишь этого человека, правда? — Шати улыбнулась, слегка наклоняя голову. Прядь длинных волос соскользнула с плеча, тут же развеваясь от шального потока ветра.
— Нет, я больше не могу. Словно…
— Словно с тебя спали все цепи, — понимающе кивнула она и тут же улыбнулась, наткнувшись на удивлённый взгляд. — Извини, Арахадор, но Фад и Бад мне всё рассказали. И я, пожалуй, вот что скажу тебе. Представь себе: всё, что мы пережили, все решения, которые мы приняли, — это цепи. Они затягивают всё туже. Кого-то быстрей, кого-то почти вечность. Но ты смог сбросить их, вновь выпрямиться и взглянуть на этот мир так, словно на тебе нет никаких обязательств. И поэтому ты так удивлён тому, что больше не можешь использовать как оправдание какие-то совсем дурацкие причины.
Вдалеке раздался вой. Шати вскинулась, нахмурилась. Приподнялась на ноги и тут же обернулась к поражённо молчавшему воину. Кажется, брюнет даже не заметил этого, осмысливая.
— Скажи, Арахадор, я могу сейчас оставить тебя, не боясь, что ты натворишь глупостей?
Ей пришлось прикоснуться к его плечу, чтобы воин, наконец, повернулся к ней. Вопрос, к счастью, повторять не пришлось. С трудом сфокусировавшись на волчице, Дор, наконец, кивнул. И тут же усмехнулся.
— Глупости — это то, что мне нужно. Но обещаю, что не сделаю ничего опасного для себя.
Да, пожалуй, это было самое искреннее, что воин мог ответить. Казалось бы: Шатиа не сказала ему ничего нового. Ничего из того, что он не смог бы сказать себе сам. Но озвученные слова оказались гораздо внушительней, чем если бы Арахадор повторил их про себя сотню раз, не отвлекаясь на сон и перекуры.
Рука сама нашарила в кармане папиросы, магическое огниво. Оставалось только порадоваться, что в аномалии многие магические артефакты продолжали работать.
В темноте вспыхнул огонёк, оседая на конце папиросы.
Луна скрылась за первым облаком, в воздухе вновь отчётливо запахло предстоящей грозой. Разум воина начал проясняться, ночной холод, до этого не ощутимый, делал своё дело. А запах леса не перебивал даже взвивающийся к тёмному небу табачный дым.
Выпрямившись, Арахадор рукой нашарил спрятанные под рубашкой амулеты, все три. Помедлив, он всё же вытащил наружу один, тот самый, что создал ему некромант.
Простая шестиугольная пластина с рельефом в виде какого-то неизвестного цветка. На одном из лепестков притаился острый шип-активатор.
Рука с силой сжала ранее ненавистный амулет, ладонь пронзила короткая боль. Разжав руку, Арахадор как-то задумчиво наблюдал, как капелька крови прокатывается по желобку, скатываясь к самой сердцевине пластины. И как постепенно разгорается едва видимый при дневном свете, но такой яркий ночью свет. Как будто внутри цветка распустилось пламя, пульсируя в такт биения сердца.
И в этот раз он заметил миг перемещения.
Амулет нагрелся и погас, а в паре шагов от брюнета всколыхнулись лепестки, взметнувшись хороводом в сторону неба. В центре материализовалась фигура.
Белые волосы взметнулись вместе с ветром, тут же укладываясь обратно. В одной руке зажат ритуальный кинжал, по запястью другой стекают последние капли крови. Глубокая, порывисто нанесённая себе рана затягивалась прямо на глазах.
Ветер подхватил лепестки, унося их прочь. Настороженный взгляд некроманта скользнул вначале в одну сторону, затем в другую, выискивая опасность. И только убедившись, что всё спокойно, Фалек обратил внимание на Арахадора.
— Извини. — Дор, наконец, выдохнул дым, который невольно задержал в лёгких вместе с воздухом, когда увидел реакцию на своё действие. — Просто я понял, что мне нужно срочно с тобой поговорить… пока я не передумал. А это единственный известный мне способ вызвать тебя.
— Тебя нужно спасать от одиночества? — Альбинос окончательно расслабился и выпрямился, как-то удивлённо разглядывая воина.
— Можно сказать и так. — Арахадор усмехнулся, но как-то невесело. — Хотя какое нахрен одиночество в деревне, полной пьяных оборотней?
Белёсая бровь изогнулась ещё больше. Услышать брань из уст Дора — редкое событие. Немного подумав, Фалек всё же прошёл к брюнету, устраиваясь на бревне так, как до этого сидела Шати.
— Ты понимаешь, что мне пришлось использовать достаточно много сил, чтобы пробиться в аномалию?
— Извини, — ещё раз произнёс Дор, поднимаясь на ноги и делая несколько шагов в сторону ручья.
— Ты пьян?
Арахадор с трудом подавил желание повернуться в сторону некроманта. Потому что он чувствовал, что больше никогда не увидит настолько удивлённого альбиноса. Но тогда сбился бы весь настрой, чего никак нельзя было допустить.
— Абсолютно. — Он всё же не стал этого отрицать. Выдохнул в воздух и тут же смял сапогом тлеющие остатки папиросы, чтобы не отвлекала. Сжал руку в кулак, надеясь, что этот жест останется незамеченным в ночной тьме. — Я просто хотел сказать тебе, что не испытываю ни капли той ненависти, что была ранее. Я сбросил все эти оковы. Только страшно, что для этого мне пришлось умереть. — Волнение куда-то ушло, осталась лишь лёгкость и желание, наконец, высказать всё. — Я больше не могу ненавидеть тебя за то, что ты не совершал. За то, что ты родился некромантом. И ещё… — Арахадор, наконец, повернулся, чтобы поймать непроницаемый взгляд алых глаз. — Тебе не обязательно жертвовать собой для того, чтобы спасти в очередной раз мою шкуру. Потому что если однажды ты действительно серьёзно пострадаешь из-за меня… я… мне будет сложно ненавидеть самого себя так, как я ненавидел некромантов раньше.
Обычная ледяная маска на лице некроманта треснула по швам. Эмоции сменяли одна другую. Недоверие, потрясение, осознание. По тонким губам скользнула усмешка.
— Спасибо, Арахадор, — едва ли громче ветра прошелестел голос альбиноса. — Ты прав, ради такого стоило прийти сюда.
***
— Я позабочусь о нём, — кивнул Тардор, принимая своего капитана. Черноволосый воин уже почти спал на ходу, на автомате передвигая ногами. Фалек только усмехнулся, но кивнул в ответ, показывая, что передоверяет свою драгоценную, но в конец охваченную алкоголем ношу оборотню.
И тут же пришлось отворачиваться, чтобы не показать оборотню искривившееся лицо. Проблема была в том, что Айрос никуда не делся и теперь продолжал язвительно комментировать происходящее.
Тардор задумчиво посмотрел вслед стремительно удаляющемуся некроманту. Оборотень даже не пытался понять, откуда беловолосый тут взялся и как встретился с почти неадекватным Арахадором.
Упомянутый в мыслях воин едва слышно застонал, пытаясь осесть на пол. Благодаря небо за свою силу, светловолосый волк удобней перехватил ношу за запястье и для верности второй рукой обхватил за талию, не давая упасть.
— Идём уж, капитан, — беззлобно проворчал он, втаскивая мужчину в дом Шати, чтобы в итоге расположить его на какой-нибудь подходящей горизонтальной поверхности.
Небо медленно светлело. Гроза закончилась, решив уступить место рассвету.
***
«Конечно, сорвался, чуть стоило услышать зов, спасатель недоделанный, — не переставал ворчать Айрос, всерьёз занявшийся обучением юного некроманта. — А кто тебя спасать будет, если что? Сам же только начал восстанавливаться после того кривого ритуала…»
— Я всё сделал правильно, — огрызнулся Фалек вслух. Подслушивать всё равно было некому. Оборотни спали, а все, кто прибыли вместе с Дором, находились в доме Шати. Это беловолосый узнал просто на всякий случай. — Всё же получилось в итоге.
«Да-да, — в голосе покровителя некромантов скользнула насмешка. — А то, что ты забыл про ещё цепочку рун и в итоге распылил зазря энергию, как от ритуала, так и свою… это так, пустяки. А если бы затянул, ещё бы и ауру вытянул подчистую».
Фалек промолчал, только фыркнул. Всё же тут покровитель был прав. Одна ошибка, и Фалек уже был бы мёртв от истощения, потому что вытянул бы не только всю свою магию из пока не раскачанного резерва, но и неприкосновенный запас ауры. И даже личом или призраком не получилось бы возродиться. В лучшем случае зомби. Первого, самого несамостоятельного уровня. Оправданий было много, начиная с банального, что он просто ещё многому не научился, и заканчивая тем, что он переволновался за исход ритуала и просто позабыл почти всё, оставив в голове только самое важное, по его мнению.
В лесу взбудораженно запели первые проснувшиеся птицы. Трели были подхвачены в разных уголках чащи, сигнализируя начало нового дня. Но спать почему-то не хотелось, несмотря на то, что эти сутки некромант так и не ложился. Всё же организм мага был выносливей по умолчанию. А уж что говорить про некромантов, что вообще стали отдельной расой?
Фалек усмехнулся, прекратив слушать фоновое ворчание Айроса. И тут же остановился, распахнув глаза. На крыльце одного из домиков сидел малыш, которому едва исполнилось чуть больше года. Он весело смеялся, играя с небольшим магическим светлячком, размахивал руками и даже не обращал внимания на предрассветный холод.
Малыш был беловолосым.
Короткие белые волосики топорщились во все стороны, а в алых глазах читалась лишь радость и любовь к этому миру, который ещё только предстояло исследовать.
Фалек столько слышал о Каэстли от Арахадора, невольно расспрашивая воина о единственной любви своего теперь уже побеждённого врага. Но он представлял всё как-то иначе. И уж точно не мог подумать, что, родив некроманта, женщина будет продолжать его любить так, как любит своего ребёнка любая другая мать. А в то, что этот малыш любим, верилось сразу. Достаточно было только посмотреть, как он радостно тянет ручки к вышедшей вслед за ним женщине. Как она улыбается, когда сын показывает ей творение своей магии — маленький сгусток света, ведущий себя, как маленький светлячок.
Из дома вышла молодая девушка оборотень, и Каэстли передала ей на руки своё сокровище, позволяя отнести обратно в дом. И только тогда повернулась к некроманту, разглядывая его в ответ. Сам же Фалек не мог пошевелиться.
Как же… необычно.
Фалек помнил, как вела себя его мама. Как она ненавидела маленького альбиноса за то, что он родился таким. Как гоняла его, как пса, не доверяя даже большую часть работы по дому.
А эта женщина в своё время убила отца своего малыша. За что?.. Разве не за то, что он тёмный?..
Сейчас перед ним стояла исхудавшая, измождённая женщина, едва ли не шатавшаяся на ветру. Нахмурившись, Осит потянулся к ней магией, пытаясь понять. И вновь распахнул глаза, не веря в происходящее.
На поляну выбежали первые волчата, предпочитая бегать на двух ногах. Они безбоязненно пробежали прямо перед некромантом, явно даже не подозревая, что многие ненавидят и боятся таких как он. И это только окончательно убеждало Фалека в нереальности происходящего. Правда, лёгкое прикосновение к плечу оказалось вполне реальным. Тонкая женская ладонь оказалась тёплой.
— Что ты сделала?.. — только и произнёс он, вновь и вновь перепроверяя свои ощущения. Но всё оставалось неизменным: мать и дитя связывала прочная магическая нить, откачивая жизненную силу из женщины и передавая её мальчику. Медленно, постепенно и наверняка болезненно для донора.
Женщина улыбнулась, молча приглашая некроманта прогуляться. Она заговорила только тогда, когда они вышли за пределы деревни.
— Зачем вы пришли сюда, некромант?
— Официально — это делегация для заключения договора с деревней оборотней, — пожал плечами Фалек. Даже Айрос затих, не давая комментарии. Но альбиноса не оставляло ощущение, что сейчас он может узнать что-то важное.
— А неофициально? — заметила недомолвку женщина, чуть наклоняя голову на плечо.
— Арахадор — тот воин, что прибыл сюда, — узнал о тебе в ходе некоторых событий.
Каэстли кивнула, не стала больше допытываться. Они остановились на небольшой поляне, на которой играли дети. Пять малышей бегали, кричали, резвились, а на границе стояли двое взрослых, которым было что рассказать друг другу.
Но как подобрать слова?
***
Рассказанное Каэстли больше походило на дрянную легенду. Одну из тех, что рассказывают друг другу по ночам, чтобы познать чувство страха.
Когда-то давно один из идиотов-магов решил покорить Хаос. Создал защиту для себя, в амулеты накачал энергию. Но не учёл только один факт: Хаос нельзя покорить. Хаос — не разумное существо, чью волю можно подавить. Это бешеная энергия, подчиняющая, пожирающая, сводящая с ума.
В месте, где Хаос столкнулся с жизнью того мага-неудачника, выросло дерево. Огромное, мощное, фонящее магией разрушения. Нежить в округе оживилась, начала сползаться к нему напитываться силой.
В то время ещё не гоняли некромантов, обучали их. И, получив поддержку от покровителя Айроса, больше полусотни некромагов провели особый ритуал, запечатывая границы расползающегося чистого Хаоса.
Их создали для того, чтобы побеждать порождения Хаоса, но победа над самой энергией не светила и тысяче магов. Поэтому их хватило только на то, чтобы поставить такую мощную печать, что она держалась до сих пор.
Оказавшись внутри действия печати, любой попадал под её действие. Люди сходили с ума, начинали грызть глотки друг другу, становясь лишь пищей для нежити, стоило им провести там чуть больше четверти луны. Некромантам было проще — их мощь не подпускала к себе разрушения гораздо дольше. Но Эйр прожил там много лет, этого срока хватило для того, чтобы озлобленный на весь мир некромант перестал различать желания свои и Хаоса.
Каэстли смогла продержаться рекордный срок. Пока однажды не сорвало все ограничения. Она помнила, как взяла в руки нож, готовясь помочь любимому, а в следующие мгновения вонзала лезвие в доверчиво открытую спину мужчины.
А самое страшное было в том, что она чётко знала — это её собственное желание, усиленное в сотни раз Хаосом. Она словно потеряла над собой контроль. Психическое состояние оказалось усугублено беременностью, а Хаос своё явно не собирался уступать.
Она не помнила, как добралась до границы Леса, почему нежить её не тронула. Очнулась, только когда её схватил за плечи какой-то оборотень из этой стаи, проезжавший мимо по счастливой случайности.
С ней остались лишь боль от осознания случившегося, страх за будущего ребёнка… и эти осколочные знания, подаренные касанием Хаоса.
Наверно, каждый соприкоснувшийся с этой безумной энергией узнавал это, но Каэстли просто оказалась единственной выжившей. Любовь к ребёнку победила желание уничтожать всё, включая себя.
И эта же любовь убедила её провести этот последний в жизни ритуал — слияние с сыном. Боясь, что всё произошедшее может плохо повлиять на малыша, она направила разрушение своего духа в правильную сторону. Хаос приказал ей убить себя. Она решила отдать всю свою энергию сыну, разрушая свою душу без шанса на возрождение.
Хаос победил.
Хаос проиграл.
По договору, Каэстли больше никому не расскажет эту историю, особенно Арахадору. Чем отвлечь воина, Фалек придумает. А через определённый срок Шатиа отвезёт осиротевшего альбиноса к королю. И начало задуманного Айросом будет положено.
Некроманты вновь будут частью этого мира. Они вновь научатся жить, а не выживать.
Смогут ли несколько человек провернуть такие перемены? Почему бы и нет? Особенно с учётом того, что это поможет спасти этот мир.
