Runaway, Baby

      Мун со скучающим видом брела вдоль витрин, редко останавливаясь около какой-нибудь для рассматривания приглянувшейся вещицы, но, осознав, что это совсем не то, что она ищет, снова продолжала свой путь. Ей удалось вырваться из дворца, чтобы купить подарки для предстоящего праздника. Каких трудов стоило ей уговорить матушку отпустить ее одну!       Баттерфляй перебирала в голове список тех, кому нужно было приобрести подарок, который в общем-то, не был таким уж длинным: сестры Пинкертон, Понихэд, Ривер, Тоффи, и ей хотелось что-нибудь подарить своей гувернантке. Люсиль однозначно заслужила что-то кроме похвалы за хорошее воспитание принцессы.       Если с подарками для Йохансена и единорожицы Мун разобралась довольно быстро (хорошо, когда знаешь чьи-то интересы, сразу понимаешь, в какой сфере лучше всего искать подарок). А вот что делать с остальными? Внезапно внимание принцессы привлекли пара золотистых гребней в витрине какого-то маленького ювелирного магазинчика. О, они будут прекрасно смотреться в темных кудрях Пинкертон!       Зайдя в ювелирный, девушка огляделась. Здесь было невероятно уютно: приятный глазу желтый свет светильников, прекрасное сочетание оранжевых тонов с красными. Единственным, кто сейчас был здесь помимо нее — пожилой мужчина, наверное, продавец. — Извините, я хотела бы приобрести те гребни, что лежат у вас на витрине, — обратилась Баттерфляй к нему. — А для кого вы их покупаете, леди? — неожиданно спросил мужчина. — Возможно, присмотрите что-то еще, не спишите так, осмотритесь как следует.       Мун не стала перечить ему. Может быть она и правда найдет что-то лучше. Но почему он просто не продал ей гребни? Обычно так делают, когда с вещью что-то не так. Идя вдоль застекленных полок, она все не видела ничего, что бы привлекло ее. Пока не наткнулась на прелестнейшие кулоны. Такие обычно носят парочки, они ассоциируются с тем, что связь между ними неразрывна и сильна.       Но какая связь может быть сильнее, чем связь сестер-близнецов?       А те гребни Баттерфляй все-таки купила. Уж больно симпатичными они были. И колечко для Люсиль. — Знаете, юная леди, у этих гребней не самая приятная история. Я бы на вашем месте еще несколько раз подумал, — перед тем, как пробить чек, произнес продавец.       Мьюнианка вышла абсолютно счастливая из магазина. Список сократился до одного человека, это было самым сложным, но все же последним.       И что же ему подарить? Что вообще может быть нужно кому-то вроде Тоффи? Что-то из украшений дарить она не хотела, почему-то ей казалось, что монстру нужно нечто более теплое и домашнее, чем какая-нибудь цепочка или перстень.       Шарф? Свитер? Ленту для волос?       Вдыхая морозный воздух, стараясь не думать о том, что порядком замерзли ноги, да и вообще вся она начинала мерзнуть, принцесса понимала, что ее больше ничего не привлекает из того, что лежало на витринах. Она замерла среди потока прохожих, достала один из гребней и стала его разглядывать. Позолоченный, с драгоценными камнями. И с загадочной историей.       Баттерфляй чуть не умерла от страха, когда чьи-то руки опустились на ее плечи. Резко сунув гребень в карман, девушка развернулась. — Детка, что это ты тут забыла? Думал, ты не решишься в одиночку убежать из дома, — усмехнувшись произнес Рабен. — Я и не сбегала… — пробурчала она в ответ. — Я подарки покупаю… — О, значит и ты в предпраздничной суете. Не найдется для меня минутки?       Мун было хотела сказать, что только что планировала посвятить ему пару-тройку часов своего времени, но ящер уже ушел. Быстро нагнав его и привычно схватив под локоть, девушка шла за ним, понятия не имея, куда они идут и зачем.       Не прошло получаса, как они оказались в одном из многоэтажных домов, у двери квартиры. — Добро пожаловать в мою скромную обитель, — галантно пропустив даму вперед, Рабен запер дверь. — Не королевские хоромы конечно, но меня все устраивает. Располагайся, я чай приготовлю.       Его квартира была просторной и довольно уютной, обставленная со вкусом, но не броско. Елка, украшенная шарами и гирляндой, пара украшений, все было здесь так обычно, как у всех людей в Новый Год. Она ожидала увидеть типичную квартиру избалованного деньгами родителей мальчика, но оказалась в месте, где невольно начала чувствовать себя «как дома».       Ее внимание привлекла полка с пластинками. Самые разные исполнители, включая и тех, что любила сама Баттерфляй. Похоже, монстр слушал в основном то, что имело глубокий и зачастую очень непонятный смысл, но и не брезговал чем-то вроде Bruno Mars.       На комоде стояла пара рамок с фотографиями. Мун не удержалась и подошла, дабы разглядеть их получше.       На первом фото был сам Тоффи. Видимо, это был семейный портрет, на котором он выделялся своей принадлежностью к другой расе. Люди вокруг него улыбались натянуто, искусственно, лишь женщина рядом с Рабенам не выглядела так, словно ее силком притащили для того, чтобы сделать этот снимок.       Второе фото — портрет человекоподобной женщины-ящерицы. Темно-фиолетовая кожа ее едва ли не сливалась с цветом , а длинные черные волосы были убраны уже знакомыми принцессе гребнями. Мун не обратила на это внимание, лишь завороженно смотрела на фотографию. Женщина на ней не была лишена какой-то красоты, которая шла словно изнутри, а не снаружи. — Это моя мама, — голос Тоффи был как всегда равнодушным. — Сколько тебе было, когда она… — Пять. пить чай.       Поначалу они сидели молча. Молчание это было не таким приятным, как раньше, оно было гнетущим и тяжелым, так и подталкивая кого-нибудь начать разговор. Но ни Мун, ни Тоффи не решались заговорить. Да Рабен, в общем-то, и не думал об этом. Ящер привык, что разговаривает всегда Баттерфляй.       Но в этот раз Мун отчего-то боялась что-либо спрашивать. Ей хотелось знать о нем больше. Вся информация, которой она обладала, заключалась в том, что в детстве Тоффи Рабен потерял обоих родителей, был усыновлен семьей состоятельного чиновника, имел талант практически ко всему, за что бы не брался, любил музыку. На этом заканчивались ее познания. Сам он о себе не рассказывал. Может не хотел, а может просто все еще не доверял принцессе так, как она доверяла ему.       Наконец-то Тоффи решил разрушить тишину, напрягающую их обоих. — Слушай, ты никогда не говорила о своем детстве. Может расскажешь что-нибудь? — Мне особо и рассказывать нечего… Давай так, ты задаешь какой-то вопрос о моем детстве, а потом я? — Ну давай, — дело принимало интересный оборот. Похоже, Мун серьезно настроилась на то, чтобы разузнать о нем хотя бы что-то новое. — Я начинаю. Какие самые приятные воспоминания из твоего детства?       Мун замерла. Счастливые воспоминания. Счастливые. Те, к которым она не возвращалась годами, не желая тормошить собственную душу, причинять себе боль мыслями, что эти краткие моменты счастья никогда больше не повторятся. — Их немного. Общение с кузенами и кузинами до того, как их завербовали в ряды леди и джентльменов, поездки к родственникам, все стандартно. — Неужели ничего такого запоминающегося? — Теперь я задаю вопрос. — Хорошо, хорошо, валяй. — Какой была твоя мать?       Конечно, такой вопрос его огорошил, но виду он не подал. Лишь ухмыльнулся. Не как раньше, не со злобой, не ядовито, не с насмешкой. Задумчиво и ласково. — Она была очень худой. Очень. На фото этого незаметно, но она действительно была крайне худа. Ее волосы были мягкими и всегда пахли мятой. Голос у нее был глубоки и сильный, я до сих пор помню, как все гости собирались, только чтобы послушать ее пение. Отец играл на фортепьяно, а она пела. — он закрыл глаза, вовсе не радуясь пробуждающемуся чувству грусти. — Именно мама приучила меня любить музыку. Причем любую. Она читала мне книги, и всегда целовала на ночь. — Ты скучаешь по ней? — А сейчас моя очередь задавать вопросы, — его ухмылка снова стала насмешливой. — Так что о наиболее запомнившихся моментах детства? — Хм… — девушка отпила из кружки чай, напрягая мысли, думая о том, было ли вообще такое воспоминание в ее детстве, которое врезалось ей в память так твердо, — Мне было шесть. Мы гуляли по саду, а я оторвалась от родителей — хотела поймать бабочку. Упала, ударила колено, порвала любимое платье. Было страшно, я боялась, что мама отчитает меня за это. Но когда она прибежала на мой плачь, то вместо того, чтобы ругать, она крепко обняла меня, — да, это было то самое воспоминание. Последний раз, когда мама ее так свободно выражала эмоции по отношению к ней.       Так они говорили, вопрос за вопросом вороша память друг друга, заставляя вспомнить печальные и веселые моменты своего детства. Мун даже не обратила внимания на то, что Тоффи был в этот вечер удивительно разговорчив. — Мне пора, я пойду, а то домой не успею до темноты вернуться…       Одевая свое синее пальто, девушка запустила руку в карман, чтобы достать перчатки, но вместе с перчатками из кармана выпала и пара гребней. Рабен замер, разглядев предмет, упавший на пол. — Откуда у тебя?.. — Я выкупила их в ювелирном в паре кварталов отсюда, — Мун подняла гребни и положила их на обувную тумбочку. — Послушай, Тоф… — Тебе лучше уйти. — Тоффи... — Тебе. Лучше. Уйти.       Ничего не отвечая ему, Мун покинула квартиру.