9.1
31 декабря 2018 г. в 12:54
Ей никогда не нравились такие места. Они вызывали горечь в горле и спазм в груди. Гермиона порой ловила себя на мысли, что в подобные моменты даже не может с точностью описать, что именно чувствует. Недаром, видимо, когда-то Трелони назвала ее холодной.
Потому что такая и есть. Ледяная, как фигура на зимней ярмарке, созданная на потеху публике.
Гермиона на мгновение прикрыла глаза, на ресницах задрожали непролитые слезы.
— Нельзя, — шептала она снова и снова, словно мантру, будто простое слово и вправду способно остановить затапливающее ее цунами из боли и страха. — Нельзя-нельзя-нельзя.
Легкие будто сжимала костлявая хватка.
А пальцы Гермионы — словно в насмешку — нащупали в кармане плаща волшебную палочку.
«Всего два слова. Два слова — и мир изменится навсегда», — страшное, чуждое чудовище подняло голову.
Оно жаждало крови.
— Что ты здесь делаешь?
Гермиона вздрогнула и открыла глаза. Чтобы встретиться взглядом с Персивалем Грейвсом.
Он выглядел встревоженным, подобравшимся, будто дикий зверь перед прыжком.
— Стою. — Гермиона облизала пересохшие губы. — Просто стою.
Даже напои он ее вновь Сывороткой Правды, ответ остался бы прежним. Она действительно уже битый час стояла в переулке, скрытая от магглов чарами, и пыталась не совершить чудовищное по своей природе преступление.
— Потрясающий ответ, Гермиона. Наверное, мне нужно спросить иначе. Что ты делаешь здесь? Почему это место в маггловском районе?
— Потому что здесь всё началось.
«Можно», — ласково шептало чудовище в ее голове.
— Нельзя, — ответила Гермиона.
— Конечно, нельзя, — согласился с ней Персиваль Грейвс. — Нельзя стоять на ветру в такую погоду. Ты только посмотри: скоро начнется дождь. Зонта у тебя нет, а колдовать в таком состоянии не стоит.
Гермиона посмотрела вверх: тяжелые тучи, казалось, стонали от жажды расплескать дождь головы людей.
Она облизнула губы:
— Нельзя. Или всё-таки можно. Я запуталась, Персиваль. Я так запуталась.
Он кивнул.
— Что это за место?
Гермиона всхлипнула и шагнула вперед на подгибающихся от напряжения ногах.
— Колыбель зла, здесь все началось.
— Тише, девочка, не спеши. — Ладони Грейвса ласково коснулись ее талии, он обнял ее со спины. — Расскажи мне все. Поделись своей болью. Можешь даже потом стереть мне память, только волосы не выдирай и Оборотное зелье не пей.
Гермиона устало прикрыла веки и откинула голову на его плечо.
И заговорила.
— Я случайно услышала его имя в Косом переулке. И сегодня Хэллоуин.
— Что случилось в Хэллоуин, Гермиона?
Она открыла глаза:
— Он убил родителей моего лучшего друга. И погиб, почти погиб сам. Монстр. Ребенок. Здесь он всего лишь ребенок!
Ей не хватало воздуха, чудовище в голове бесновалось: «Убей!»
Два слова — и мир изменится навсегда. Те, кто погиб, останутся живы. Только Гермиона не сможет вернуться домой.
Одна жизнь ради общего блага — это ведь не так уж и много, верно?
— Ты же знаешь, что прошлое нельзя менять. Расскажи мне.
— Ему сейчас десять месяцев, он полукровка. Одаренный волшебник, последний в роду одного из древних семейств. Сирота, ненавидящий мир. Через пятьдесят лет волшебники будут бояться произносить его имя.
— Дальше. — Голос Грейвса убаюкивает, успокаивает расшатавшиеся нервы и дарит долгожданный покой.
Она облизнула пересохшие губы:
— Волшебник, дальше других шагнувший в пучину бессмертия, раскопавший такие скелеты в темных искусствах, какие вашему Гриндевальду даже не снились.
— Он ребенок.
— Но однажды станет убийцей.
— Ты тоже, если не отпустишь это.
Ливень обрушился на улицы Лондона. Кажется, даже окна приюта Вула оплакивали выбор, сделанный Гермионой Грейнджер тридцать первого октября двадцать седьмого.
Примечания:
С наступающим, бвахаха!