В порту Чедера было ужасно холодно.
Холод пробирал до костей настолько мерзко и ужасно, пробирался под одежду, обнажал самые потаенные склоки тела и души, все отбрасывая на ветер, сносящий все со своего пути.
В порту Чедера было холодно.
А лето только начиналось.
Эльза с помощью старого рыбака выбралась из маленького суденышка. Укрытая лишь своим легким, для такого климата, плащом, и милостливо одолженной дочерью старого мистера Роди, Мэри, шалью она все же каждой частицей тела чувствовала этот жуткий холод и ветер, завывающий с ужасной силой, снося на своем пути всех попутчиков. Он и ее чуть не столкнул обратно в холодное, подобно ветру, беснующее море. Только благодаря мистеру Роди Эльза осталась стоять на ногах, хоть и укачиваемая на ветру, сухая и не прозябшая окончательно.
Она знала, что это окончательная развилка. Дальше ей придётся попрощаться с добрым стариком, крепко обнять его, поблагодарив за ночь, проведенную в его доме, за заботливость его жены и дочери, хотя насчет последней она не была уверена.
Молодая мисс Мэри Роди была довольно милой, сюсюкалась с ней, но смотрела с некой потаенной злобой. Эльза не смогла определить что-то четкое в ее взгляде, но каждый раз когда ее глаза хватались за руки Эльзы, или что-то другое во взгляде просачивалась...зависть.
Она была довольно миловидной. Красивая девушка с веснушчатым лицом, огромной копной рыжих вьющихся волос, вздернутым носиком и пухлыми губами. Красными-красными. Но это лишь для их маленького селенья Мэри были эталоном красоты, и считала себя самой красивой. Далеко от дома она бы быстро спустилась по пьедесталу.
Взять хотя бы Эльзу. Ей не раз говорили, что она красива. Она окончательно уверилась в этих словах, когда это признал и Джек. Холодный, расчетливый, безжалостный и жестокий Джек Фрост. Король Северного Перешейка, от дальних земель Кадмаруса, вплоть до недавно завоеванных Ливрейских рифов. Слову этого человека можно было верить. Он бы не стал врать, чтобы угождать ей. Он вообще ничего не делал, чтобы ей угождать.
Эльза уже давно привыкла смотреть на себя со стороны в моменты самокритики. Холодная королевская натура заставляла это делать каждый раз при выходе на свет. У нее была слоновой кости цвета кожа, даже более светлее. Мраморнее чтоли. Губы были не настолько пухлыми, как у Мэри, но имели ярко-розовый, алый оттенок. У нее была тонкая, тончайшая талия из всех, что были когда-то в ее дворце и ее часто из-за этого называли худощавой. Это было конечно в плюс, что она такая стройная, но худощавость часто и вредила. Ходило много сплетен, что королева пробыв в заперти одиннадцать лет, подхватила какую-то заразу от которой не в состоянии оправиться уже вот несколько лет.
Как ни странно на худобу жаловались все кого она знала. Ричард жаловался, что она худощава. Джозель. Даже сестра частенько говорила, что стоило бы плотнее питаться. Мама нечасто любила повторять, что с такими данными вряд ли она когда нибудь сможет родить наследника своему королю. Отец всегда беспокоился.
Но он ничего не говорил. Его она устраивала такая, какая она есть. Джек Фрост не жаловался. Никогда не жаловался насчет ее тела. Мог шутить над ней, издеваться, измываться, пытать, делать больно, но жаловаться на то, что приносило ему удовольствие. Впервые станцевав с ней вальс на одном из балов, Лорд Ричард, ее верный, уже давно покинувший этот мир, поклонник выразился тогда, что королева настолько худа, что ему приходится целым локтем обвивать ее за талию. Конечно эти слова были сказаны в шутку, но задели Эльзу так, что она навсегда запомнила его слова.
Но не Джек. Он никогда не смел упрекнуть ее тело в каком-либо изъяне.
Это даже льстило порой.
А мгновение спустя, она готова была удавиться собственными руками, или добровольно кинуться в море и умереть, потонув на дне морского чудовища, также как и родители. Потому что чертов образ холодного тирана никак не выветривался из памяти, а ночью тело бросало в жар, требуя немыслимых чувств, требуя ласки. Его ласки.
Эльза наспех попрощалась с добрым стариком. Это был самый что ни на есть добрый старик, которого она встречала за всю свою жизнь. Впервые кто-то помог ей просто так. Просто потому что увидел, что она в отчаянии и что она не может сама справиться.
Порт Чедера был огромным, но по сравнению с Велиаром, который она видела лишь краем глаза, порт был необычайно мал. Эльза вот уже три часа бродила по грязным захолустным улочкам, не понимая как же ей теперь обосноваться. Денег у нее не было. Была лишь одежда, но и то, если она ее продаст, что же сама будет носить?
В порту холод убивал похлеще чем меч. Резал плоть своими ветрами, обдувал, гонял подолы платья в разные стороны.
Эльза уже не знала, что делать. Неминуемо приближалась ночь, а она так и не поняла, что ей делать в этом огромном, теперь уже для нее мире.
Было ли легко жить одной в жестоком котле, где варились другие? Эльза никак не могла этого понять. Девушка, которая провела свои сознательные годы во дворце, где ее одевали, кормили, поили, укладывали спать, не могла знать, что это такое жить под открытым небом, в холод искать себе жилье и думать о том, чем бы наполнить желудок. Она этого не понимала. Наивная девочка думала, что все будет хорошо, ведь самое плохое позади. Но откуда же она могла знать что, то, о чем она выражалась, называя "плохое" для других было настоящим раем.
Неожиданно, она не заметив забрела в какой-то проулок. Здесь было необычайно темно, отчего не разглядишь, что происходит в мире дальше своего носа. Она вцепилась пальцами в платье, желая поскорее выйти на освещенный лунным светом проулок, желая побыстрее уже что-нибудь придумать, но в голову ничего не шло.
Словно бы назло ещё и раздались какие-то странные звуки. А еще ужасно пахло, словно находишься на некой помойке, мусор, с которого и объедки, никак никто не желал убирать.
Эльза оглядывалась по сторонам. Ни в одном доме не был включен свет, а далеко впереди виднелась кромка света и море. Огромное, красивое по-своему и своей дикостью, море привлекло ее впервые, когда она увидела его не из огромного трюма корабля, а сидя в маленькой лодчонке, имея возможность прикоснуться к гладе волн. Вот бы дойти. Только дойти, миновав этот угол.
Сзади раздались шаги. Неминуемо приближающиеся и очень отчетливые. Эльза продолжала идти, не оборачиваясь назад то ли от страха обернуть голову и встретить там кого-либо, то ли от того, что шея от холода затекла настолько, что любое движение приносило ужасную боль. Шаги приближались и были какими-то неразборчивыми. Шаги трезвого, смело стоящего на ногах человека, были совсем другими и от них звук были совсем иной. Прежде чем Эльза поняла, что это некий пьяньчуга, она уже была прижата к какой-то стене его грязными руками, а шею и лицо обдало ужасной вонючей вноью из его рта.
Эльза вскрикнула.
Мужчина в две секунды зажал ей рот, мерзко улыбаясь.
— Ух ты, какая цыпочка в наших краях. Потянуло посмотреть воочию, что делают с девушками в темных переулках? Что ж я устрою тебе небольшой, но я уверен занимательный урок, — и он мерзко засмеялся, прижавшись своими грязными губами к рыдающей и бьющейся в конвульсиях Эльзе, смакую её шею. Она все кричала и кричала, но ее крики и всхлипы потонули в массивности его ручищи, а он так и прижимая ее своей рукой к стене, и не обращая внимание на удары ее рук, которые приходились его плечам, в два счета оторвал с плеч плащ, выкидывая его в сторону и оторвавшись от белоснежных ключиц, потянул за веревочку корсета, освобождая натянутую грудь, отчего Эльза начала брыкаться и рыдать ещё сильнее.
Оттянул большим и указательным пальцем темный орел на ее правой груди настолько больно, что слезы полились ручьем и Эльза прокляла себя, думая, что все в жизни теперь пойдет хорошо. Руки пьяницы блуждали по ее груди, его рот так нагло исследовал ее, что она плакала не переставая от чувства мерзости к самой себе. Теперь она никогда не отмоется от этого позора. Никогда.
Но вся боль не стояла ни в каком сравнение, и вся мерзость к себе также, когда он резким движением потянул вверх длинную юбку, находя кромку кружевного белья. Эльза закричала насколько это возможно, а его холодные и мерзкие руки грубыми движениями хотели раздвинуть прижимающиеся к друг другу дрожащие бедра. И вот он уже наконец смог. Ноги раздвинулись в стороны.
Эльза не сразу поняла, что случилось. Она лишь опустилась, жадно глотая тоннами воздух. Пытаясь выровнять дыхание и унять слезы, так непрерывно катящиеся по щекам. Она лишь осела на землю, обняв себя руками, и не понимая, кто спас ее от этого чудовища, что сейчас огромной грудой, лежал совсем неподалёку от ее ног, словно бы уже мёртвая туша, не способная больше причинять людям боль.
— Вставай же, вставай!— поторопил кто-то, накрывая ее оголившиеся плечи чем-то не бывало теплым, и рывком поднимая на ноги. Эльза вцепилась в руку этого человека, отрываясь, пытаясь высвободиться, но человек держал сильно, не давая ей сбежать, или чего хуже вновь попасть в такую тупую ситуацию.
А человеком этим оказалась девушка. В темноте нельзя было разглядеть ее лица, но рыжий огонь волос, отливал настолько ярко, что нельзя было не заметить. В руке она держала фонарь, огонь в котором слабо мерцал, а сама она крепко ухватив Эльзу за запятстье, тащила к ближайшему дому.
Эльза пыталась вырваться. Теперь, после случившегося минутами ранее, доверять незнакомцам было чревато и подобно самоубийству. Но девушка словно была из камня, не чувствуя ничего, и все тянула Эльзу в сторону какого-то домишки, на котором была некая вывеска. Прежде чем ее затянуло в темную бездну помещения, пропахшего запахом гари, алкоголя и всякой другой бурды, она успела прочитать.
Таверна "Сын мясняка"
Она очутилась в некоем помещение, окна которого были плотно забиты деревяшками. Пахло гарью, алкоголем ,а еще едой. Едой. Вот отчего живот Эльзы предательски заурчал. Девушка, тянувшая ее за руку, внезапно остановилась, заводя Эльзу за спину, и с мужеством, обычно не присущим столь молодым девушкам перед массивным мужчиной, выпрямилась. Эльза мельком успела разглядеть мужчину.
На вид не больше сорока. Он больше был похож на медведя, только вышедшего из спячки. Грязные волосы, торчками стоят в разные стороны, на нем поношенный камзол, и взгляд у него грозно-усталый. Но было ещё кое-что, что заставило Эльзу приглядеться к мужчине посерьезней.
В глазах стояла не только грозная усталость, уже была ночь, даже за полночь, еще была безумная грусть и тоска в темных словно смоль глазах. Морщинки были по всему лицу, а не ровная складка меж бровей лишь усилилась, когда он заметил ее.
— Где тебя черти носили, Паулина? И кого ты привела на ночь глядя? У нас постоялый двор, но загвоздка в том, что здесь за проживание платят деньги. А у этой,— он головой кивнул на Эльзу, — по-виду и гроша в кармане не сыщешь. Так что, гони ее в шею, Паулина, и будь добра отнеси старому хрычу поесть, и дай пару минут себя потискать. Уверен перепадет несколько золотых.
Он мерзкопакостно засмеялся, вызывая у Эльзы отвращение и она уже хотела открыть рот, как ощутила, как хватка этой девушки, судя по всему Паулины, усилилась давай некий немой знак.
— Я заплачу за нее Ральф, и даже дам себя потискать старому пердуну, только дай пройти, и без тебя тошно, — она оттолкнула грузного мужчину с дороги, все таща Эльзу за запястье за собой, по ужасно скрипящим половицам уже наверное старой лестницы наверх. Как только они преодолели маленький коридор, девушка быстро впихнула Эльзу в какую-то комнатку.
— Прошу, не выходи отсюда, пока я не приду. Я буквально на пятнадцать минут, — и выскользнула из комнаты, оставляя после себя лишь холодный ветерок, обжегающий горячее тело Эльзы, а она наконец оставшись одна, позволила слезам затопить ее щеки.
***
Когда Паулина вернулась, нашла Эльзу сидящей на кровати, плотно укутавшись в то маленькое одеяльце, которым она ее укрыла. Эльза уткнулась лицом в колени, еле сдерживая слезы. Откуда же она могла знать, что осознание тяжелой жестокой жизни, может придти настолько поздно?
Все тело ломило от боли. Эльза боялась даже встать у зеркала, чтобы взглянуть на себя. Настолько было ей мерзко взглянуть на своё изуродованное отражение, на свое, уже наверное в некоторых местах пронзенное синяками тело. На лице видимых синяков не было, но она была уверена на теле их была прорва.
Она ощутила чьи-то теплые руки у себя на плечах. Пытаясь стряхнуть их, она все сильнее залилась слезами, и теперь уже ощутила, как теплые руки обняли ее, поглаживая по спине.
— Ну все. Не плачь. Ну чего ты так разревелась? Это не самая большая проблема мира. Ну перестань. Ну все. Все, — все бормотала, кажется слегка опешившая девушка, продолжая поглаживать Эльзу по спине. Знала бы Эльза сколько эмоций сейчас были в самой Паулине. За ней никогда не наблюдалось всплесков благородства, но там в переулке, выйдя выбросить объедки, и увидев, как пьяница Рольф тискает какую-то девушку, не сдержалась и рубанула его по голове сковородой, за одно и высыпая на него объедки. А Эльза рыдала никак не в силах справится с эмоциями.
— Ну все перестань же. До чего же дотошная. Ну подумаешь потискали тебя. Не пошло же все дальше дозволенного, — проворчала Паулина.
Эльза подняла на нее гневные серые глазища, подрываясь на кровати.
— Ну подумаешь? Ну подумаешь?! Да ты хоть понимаешь, о чем ты говоришь? Этот мерзавец чуть меня не изнасиловал, — закричала Эльза. Паулина изогнула бровь, придвигая к Эльзе тазик с теплой водой, и осторожно, не взирая на то, как Эльза поджималась и отталкивалась, стянула с нее одеяльце, прикрывающее ее покрытое синяками тело.
Они сидели напротив небольшого зеркальца. У Паулины была небольшая двухспальная кровать, тумба и зеркало. Все. Это было единственной мебелью во всей комнате. Даже штор не наблюдалось, лишь деревяшки, забитые вместо штор.
Эльза неуверенно посмотрела вниз. Верхняя часть платья была безвозратно потеряна, лиф разорван на части, верхние петли корсета открыты, а веревочки еле висели. Эльза взглянула на юбку платья, грязной мишурой лежащую у ног, а потом почувствовала тёплое прикосновение руки рыжеволосой девушки.
— Не отчаивайся, — она ободряюще улыбнулась, помогая Эльзе вылезти из юбки грязного и потерянного безвозвратно платья, выкидывая его с глаз долой. Эльза попыталась прикрыться, на что Паулина лишь рассмеялась, держась за живот.
— У нас с тобой одни и те же части тела, вот поверь. Так что, ничего нового ты мне показать не можешь, — уголки губ Эльзы дрогнули, вызывая слабую улыбку.
— У нас тут есть баня, но вода сейчас там адски холодная. Никто не думал принимать ванну ночью, поэтому я завтра же попытаюсь приготовить тебе ее, а пока давай мы хотя бы отчистим тебя от крови, — она кончиком пальца указала на разодранные о камень лопатки, и кровоточащую грудь, на которой остались следы от зубов этого ублюдка. Эльза всхлипнула, но кивнула, позволяя Паулине тряпочкой осторожно стереть грязь с лопаток, поминутно шипя и скалясь. Было настолько больно, но это не шло ни в какое сравнение с той болью, которую ощутила Эльза, когда Паулина осторожно начала очищать грудь от крови.
— Да не дергайся ты! — восклинула она, резким движением останавливая ерзавшую на месте от боли Эльзу. Та повиновалась, скребя зубами и сжимая челюсти.
— Зачем ты это делаешь? — задала Эльза самый значимый вопрос, который летал на уровне подсознания. Паулина подняла состредоточенный взгляд с очищения ее рук на нее саму. Эльза отметила, что у нее ярко-зеленые глаза.
— Не знаю, если честно. Сама задаюсь тем же вопросом. Просто...жалко мне тебя стало. Вот и спасла. У тебя есть место, где переночевать?
Эльза замялась, закусив нижнюю губу.
Что ответить девушке? Что она беженка, которая пытается избавиться от демонов прошлого, скрываясь здесь? Что у нее никого не осталось в этом мире? Что единственный родной человек, неизвестно где?
— Нет.
Это было единственное, что она могла ответить.
— Ну ничего. Я как раз отдала Ральфу последние копейки, думаю на время заткнется, а потом что-нибудь придумаем, — пробормотала она, словно это ничего не стоящие для нее деньги. Эльза не знала каково это долго копить деньги, но знала, что для человека они были безумно дороги.
— Я не могу. Нет. Ты итак спасла мне жизнь. Я не могу. Не могу... — забормотала она, но снова была резко усажена на место, крепкой рукой Паулины.
— Да помолчи ты лучше. Не говори ерунды. Тебе нужна помощь, а я тебе в ней не отказываю. Так что будем знакомы. Я Паулина Моррена Артемисия Сноу.
Эльза замялась, едва не засмеявшись. Паулина настолько пафосно произнесла имя, что Эльза едва не засмеялась в голос.
— Эльза, — произнесла она, не озвучивая в голос свое полное имя, данное при коронации.
Они ещё долго сидели разговария и знакомясь. Эльзе рядом с ней было комфортно и хорошо, и она даже возможно нашла Паулину близкой к себе по духу.
А потом Эльза укуталась в теплое одеяло, пожелав ей спокойной ночи и углубилась в сон, желая оставить все произошедшее позади. Утра вечера мудреннее. Паулина подметила это очень даже кстати.
Этой ночью ей впервые за долгое время, снились кошмары.
***
Холодный ветер развевал на ветру волосы, были слышны шум волн и брызгания воды. Кто-то осторожно сзади подкрался, но он даже не обернулся, витая далеко в пучине своих мыслей и никак не в силах их откинуть куда подальше. Было чертовски паршиво на душе, как будто оторвали от нее часть.
— Мы найдем ее. Обязательно найдём.
Голос был тихий, но ни капли не обнадеживал. Потому что надежды найти затерявшуюся далеко девушку, не было.
Он знал это. Прекрасно знал.
