Greensleeves

Сухие ветки вековых деревьев, так сильно напоминавших Анне лапы адских чудовищ, постепенно наливались весенней влагой, и на концах их появлялись крохотные нефриты будущей листвы. Солнце уже блестело не так надменно, как зимой; оно словно стало ближе и нежнее, щедро одаривая жаркими лучами землю, из которой тут и там проглядывали ярко-зелёные, как знаменитое платье Анны, ростки. Природа расцветала, цвели и её плоды. Анна же свой плод потеряла. - Ты умеешь петь, чертяка? – потухшим голосом спросила Анна Себастьяна, не поднимая взгляда и прижав колени к груди в постели, чтобы унять боль внизу живота. Михаэлис подошёл к королеве и сочувственно посмотрел на неё. - Если прикажете, то спою, моя госпожа. - Спой, - тихо отозвалась Анна и закрыла глаза. – Колыбельную. Я хочу уснуть. Себастьян сначала смутился – он не мог сразу вспомнить какую-нибудь колыбельную, не так часто по долгу службы ему приходилось их петь. Но внезапно в его памяти всплыла одна красивая мелодия, которую пела одна из его давних контрактёров своему ребёнку. Он присел на край постели и запел мягким баритоном. Мелодия была достаточно высокой для его низкого мужского голоса, но Себастьян подстроился, как мог, и уже через несколько минут Анна забылась сладким сном под его немного неровное пение. May you bring love and may you bring happiness, Be loved in return to the end of your days. Now fall off to sleep, I’m not meaning to keep you, I’ll just sit for a while and sing loo-li-lai-lay…* Пожалуй, только Бог знал в тот момент, что пришлось пережить Анне. Острая боль, наряду с болью душевной от утраты доверия к царственному мужу, разрослась от низа живота по всему телу, словно разрывая её на куски. Анна плакала и металась по постели, пока лекарь пытался её успокоить и хоть как-то осмотреть. Но ничего уже нельзя было сделать – это был выкидыш. Королева кричала и проклинала мужа-короля, который стоял у её постели с угрюмым лицом, будто серая грозовая туча покрыла его. Не выдержав криков жены, Генрих выбежал из покоев, и до конца дня след его простыл. Анна же была предоставлена только своей боли в обществе никогда не предававшего её слуги. Когда солнце медленно, словно скорбя вместе с Анной, село за горизонт, Генрих решил навестить свою жену. В передних покоях дежурил лекарь, болтавший о всяких глупостях с фрейлинами, а во внутренних спала Анна, и сон её охранял только Себастьян, стоявший на приличном расстоянии от королевской постели. - Как она? – тихим шёпотом поинтересовался король, виновато глядя на жену. - Спит, Ваше Величество. Она долго мучилась и наконец уснула, - сообщил ему Себастьян, с презрением осматривая хмурое лицо короля. Генрих вздохнул и развернулся к выходу. - Это моя вина. Михаэлис проводил короля взглядом. Вся его походка и ссутуленная фигура говорили о том, как ему жаль, что так вышло. Но сожалел ли он на самом деле об этом? Себастьян знать этого никак не мог. Не он один здесь лицемер и лжец: некоторые из людей даже превосходили его в этом искусстве. Лёгкое движение в постели отвлекло его внимание от королевской особы и заставило его подойти к своей госпоже. - Миледи? - Он приходил, да, Себастьян? – поинтересовалась Анна слабым голосом. Тот лишь кивнул в ответ. – Я не хочу его видеть. Не сейчас. - Ваше Величество, - обратился к ней внезапно появившийся у входа во внутренние покои паж, учтиво поклонившийся. – Ваша сестра прибыла и желает Вас видеть. Анна вздохнула. «Только Марии мне сейчас не хватало», - пронеслось у неё в голове, но она всё же разрешила впустить сестру к себе. Через пару секунд в покои вошла блондинка с обеспокоенным и покрасневшим от быстрой ходьбы лицом. Волосы растрёпаны, на подоле платья – грязь; видно было, что она спешила. - Анна, моя дорогая Анна! – пролепетала Мария и кинулась к постели. - Потише, Мария, - попросила Анна, протягивая руку сестре, которая тут же поспешила её поцеловать. – Я всё ещё больна. - Я знаю, знаю… Как же так вышло? - А тебе не рассказали? – удивлённо приподняла правую бровь Анна. Мария слегка смутилась, и щёки её вновь порозовели. - Нет, мне уже всё рассказали. Георг рассказал. - Кто бы сомневался, - хмыкнула Анна и отвернулась. Мария подняла голову и робко посмотрела на сестру. Она никогда не теряла детей, но могла представить, как тяжело Анне, потому что в своё время потеряла самое дорогое, что у неё было: любовь и внимание Генриха. И кажется, сестра тоже сейчас это всё теряет. - Могу я тебе чем-нибудь помочь? Анна повернулась и посмотрела сестре прямо в глаза. Её лицо скривилось от новой волны боли. - Только если предложишь поменяться с тобой телами. Мария растерялась на мгновение. - Я не понимаю, о чём ты. - Всё ты понимаешь, - Анна выплюнула эти слова, как яд. – Надо было тебе стать королевой. Ты из нас обеих самая плодовитая и здоровая, с первого раза смогла родить королю сына. А на мне словно какое-то проклятье. Как ты это сделала? - Но моя дорогая Анна, - в глазах Марии уже стояли слёзы, - я тут не при чём. - Нет, это всё ты и твоя зависть. И измены Генриха. Если бы не всё это, я бы не потеряла ребёнка! Анна заплакала, хватаясь за живот. Новый приступ боли охватил её внутренности. Себастьян в два шага пересёк расстояние между ним и Марией и учтиво взял женщину за локоть. - Миледи, пожалуйста, покиньте покои королевы. Она ещё не здорова, ей необходим покой. - Да, убирайся! Убирайся! – кричала Анна, перекатываясь от боли на бок. Подушка уже была вся мокрая от слёз, когда к королеве подошёл Себастьян с кубком, полным воды. - Миледи, прошу, выпейте. - Она ушла? – вытирая слёзы, спросила Анна. - Да, моя госпожа. Пейте. Но даже откинувшись на мягкие подушки, Болейн не могла успокоиться и уснуть. Её преследовало мерзкое чувство того, что всё это было несправедливо. Это она должна была родить здорового первенца-сына, а не Мария. Она должна быть сейчас наверху славы, потому что она была королевой, а не трястись каждый день от страха того, что Генриху взбредёт в голову что-нибудь с ней сделать, потому что королева неспособна родить наследника престола. Так было несправедливо. Как ни странно, Анну не посещала мысль о том, чтобы обвинить в своих бедах Себастьяна, как в первый раз, когда вместо ожидаемого принца она родила принцессу. Она винила только Генриха, ведь было очевидно, что вина его и только его. Не будь он таким похотливым мерзавцем, она бы до сих пор носила под сердцем дитя, а через несколько месяцев принесла бы на этот свет, несомненно, мальчика. Но она даже не думала, что Себастьян Михаэлис мог хоть сколько-нибудь быть виноват в произошедшем. Демон сидел на ступеньках на заднем дворе, почёсывая подбородок и размышляя о чём-то. Пока Анне нездоровилось, у него была уйма свободного времени, чтобы подумать о своих действиях. Но думать в одиночестве ему уже давно не давали. - Вкусный был, наверное, виноград, - сладким голосом объявил о своём появлении Исмаил. Когда Себастьян неохотно поднял голову, чтобы посмотреть на него, ангел улыбнулся и присел рядом. – На каком кругу ада растёт такой виноград, который вызывает потерю плода? - Ни на каком, - равнодушно отозвался Михаэлис и вперил взгляд куда-то в пустоту. – Это всего лишь аура архидемона, уничтожающего всё живое, который один раз прошёл мимо лозы этого винограда. - Надо же, - хмыкнул Исмаил и прищурился. – Долго искал эту лозу? - Не очень. Я давно знал о её существовании. Минуту оба помолчали. За стеной двора был слышен гам ругающейся толпы людей и скрип колёс, на зеленеющих ветвях щебетали птицы. Исмаил странно погрустнел: уголки губ опустились, взгляд затуманился. - Не гложет чувство вины? Себастьян отрицательно мотнул головой. Исмаил вздохнул. - Честно говоря, я против детоубийства. Не хотел в это вмешивать невинные души. - Тебе какая разница? – не скрывая презрения в голосе и взгляде, сказал Михаэлис. – Для меня это лишь препятствие на пути к выполнению нашей сделки. - Препятствие? – Исмаил изогнул брови дугой в изумлении. – Я бы сказал, потеря ребёнка поспособствует тому, что Генрих ещё меньше будет доверять Анне. Это не препятствие, это – толчок. - И сколько таких толчков понадобится? Ангел пожал плечами и хитро посмотрел на своего собеседника. - Зависит от твоих чувств. Встав на ноги, ангел картинно отряхнулся и прокашлялся. Нарисовав на лице саркастическую улыбку, он загадочно произнёс: - На дворе 1535 год. Недолго осталось. Анна сидела перед большим зеркалом в своих покоях в ожидании Себастьяна. Волнистые пряди выбились из искусно заплетённых кос, обрамляя её печальное лицо. Она положила руку на живот. Прошло три месяца с того дня, как она потеряла дитя. С тех пор Генрих ни разу не навещал её ночью. Королева горько усмехнулась: о чём думал гордый король? Он больше жизни желал наследника, так почему же он позволял себе отдалиться от Анны? С какой бы придворной дамой он ни спал, законный сын бы не родился, а незаконных у него было двое, но ни один из них не имел права носить титул принца Уэльского. Анна испытывала от этого и горечь, и облегчение: ей уже давно не доставляло удовольствия ложиться под стареющего государя. - Ваше Величество, - робко обратилась одна из фрейлин, - позвольте расплести Ваши косы. - Нет, - строго отказала она. – Для этого у меня есть слуга. Лёгок на помине, Себастьян появился в дверном проёме внутренних покоев. - Моя госпожа, могу я войти? - Безусловно, входи, - надменно, истинно по-королевски разрешила Анна и приказала фрейлине: - Можете уходить. Себастьян разберётся с моими волосами, и я лягу спать. Фрейлина слегка присела в реверансе. - Спокойной ночи, Ваше Величество. Когда в покоях остались лишь они вдвоём, Михаэлис подошёл к зеркалу, взял со столика щётку и принялся расплетать косы королевы. Анна от удовольствия прикрыла глаза. Руки слуги были и в самом деле волшебны: он мягко перебирал прядь за прядью, локоны перетекали сквозь его длинные пальцы, отражая искрящийся огонь, лившийся от свечей. Он провёл щёткой по левому виску, и через волосы просиял его сигил – знак того, что контракт между ними заключён и всё ещё действует. Себастьян поспешно зачесал пряди назад к виску, как будто ему было стыдно смотреть на свою собственную печать. Но стыдился он явно не своей сущности – она не доставляла ему хлопот. Мрачные мысли одолевали его уже давно и совсем по другому поводу. - Себастьян, расскажи, а как это происходит, когда поглощают твою душу? Демон усмехнулся и взглянул на отражение королевы в зеркале. - Мне же откуда знать, миледи? Мою душу никто и никогда не поглощал. Мне не знакомы эти ощущения. - Тогда расскажи о себе, - не унималась Анна. – О том, кем ты был до того, как стал исчадием ада. - Думаю, что Вы сами вскоре узнаете, - загадочно произнёс Себастьян, откладывая щётку на столик, - и мне не придётся Вам рассказывать. Анна повернулась и пристально посмотрела на своего слугу. - Мне расскажет об этом кто-то другой? - Вероятнее всего, - кивнул в ответ Михаэлис и уже собирался отойти, чтобы расправить постель для королевы, как она схватила его за руку и потянула к себе. - Побудь со мной. Себастьян подумал один миг, но потом внезапно расслабился. И хотя сознание его подавало ему тревожный сигнал, повторяя: «Не сейчас…», всё существо его горело от желания, желавшего вырваться наружу. Королева была поистине прекрасна, и как глупый Генрих не видел этого? Почему людям нужно обязательно какое-то зелье или обман, чтобы быть очарованным созданием, являвшимся очарованием по своей сути? Генрих ведь был не единственный. Михаэлис много уже повидал людей за свой долгий век и знал, что им на самом деле нужно. Они пленялись внешней красотой, зачастую вульгарной и вызывающей. Никому не было дела до человеческой сущности, до его индивидуальности. Все они шли на поводу у своей похоти и корысти, а потому пачками опускались к ним в преисподнюю, обречённые вечность гореть в муках и истошным криком вопрошать о незаслуженном прощении. И как можно было обвинять демонов в желании истязать грешников? Кара за преступления была самой естественной вещью на свете. Но поймёт ли когда-либо это душа, что была заключена в бренное тело? Себастьян порывисто наклонился и прижался губами ко лбу королевы. Анна удивлённо распахнула глаза, но не сдвинулась с места, ожидая, что же её слуга предпримет дальше. - Вы не простите меня, миледи. - Кто знает, - ответила та, не понимая, о чём он говорит. Себастьян распрямился и печально улыбнулся: не хитро, не издевательски, не так, как она обычно привыкла видеть его улыбающимся. - Демонов не прощают. Анна мгновение смотрела на него: в его глаза, рассматривала его волосы и фигуру, окидывала взглядом кисти его рук. Потом встала и, не говоря ни слова, прижалась к нему и поцеловала. - Я одержима тобой, - шептала она, целуя его волосы и глаза. И он не сопротивлялся, а только сильнее прижимал её к себе. Длинная шёлковая ночная сорочка королевы легко соскользнула с её тела, обнажая его взгляду округлые плечи и нежные груди, тонкую талию и стройные ноги. Руки его гладили её кожу, бронзовую от тусклых свечей. Губы его оставляли влажные печати его поцелуев на её груди, животе и ногах, вырывая с её губ стон. Только в ту ночь Анна по-настоящему почувствовала себя королевой. Той женщиной, которую любят и о чьих ощущениях заботятся, доставляя истинное наслаждение. И если бы не рассвет, то она бы желала, чтобы эта ночь длилась вечно.