Greensleeves

Will ich sagen – ist es gut Oder bin ich doch verflucht?* (c) Apocalyptica feat. Marta Jandova – Wie weit

Анна не знала, который час уже пробил: яркий ли день, глубокая ли ночь, или обещающий надежду рассвет – всё было одинаково в Тауэре. Тяжёлый и некогда лоснящийся блеск её шикарных волос теперь исчез, утонул в пыли и грязи серой темницы. В проникавших сквозь решётку в окне и просветы в стенах тонких лучах солнца были видны безмятежно летавшие в воздухе пылинки. Анна протянула руку, и её ладонь жестоко перерезала луч, поймав на себе ослепительно яркое пятно света. Королева, уже почти бывшая, мечтала быть такой же свободной, как эти никому не нужные и никем не замечаемые пылинки. По щеке скользнула слеза. Анна подумала о том, что стала заключённой даже не тогда, когда ей на голову надели корону. Не тогда, когда Генрих заметил её и поклялся всем существующим и вымышленным богам, что заполучит её. Она потеряла свою свободу тогда, когда окружила себя оковами контракта с Себастьяном Михаэлисом. Уже неделю она была в Тауэре, а он так и не явился. Он исчез на следующий день после того, как Смитона схватила стража. В тот самый день Анна была не в духе. Ссоры с Генрихом не прекращались, ему требовался самый незначительный повод, чтобы накричать на неё и в очередной раз напомнить, какой негодной королевой она была. Раз за разом он повторял, что она и не королева вовсе, потому что не смогла выполнить одно-единственное обязательство перед королевством. Но как он мог так говорить, так ненавидеть её, когда на его глазах росла прекрасная Елизавета! Красивая, здоровая и не по годам сообразительная девочка, которая даже в столь нежном и раннем возрасте невероятно походила на Генриха внешне. Её смех был целительным бальзамом для Анны в минуты грусти и горя, которые навещали её душу всё чаще, а тёплые ладони дочери согревали её озябшие от страха пальцы. В тот самый день, когда Анна была не в духе из-за очередной ссоры с венценосным мужем, в её покои заявился Генрих Норрис и принялся обсуждать политику короля с фрейлинами, которые едва ли понимали хоть что-нибудь из его слов, но усиленно ворковали с ним, надеясь заполучить в мужья столь лакомый кусок. За то, что он наговорил тогда, его уже следовало вздёрнуть на виселице. Он упорно доказывал всем, что Генрих строит неправильную политику с Европой и предлагал своё решение проблем. - Франция – вот наш верный союзник в борьбе с испанским императором. Сейчас Англию ничто не связывает с этой страной, поэтому его Величеству стоило бы обратить своё королевское внимание на предложение Франциска… - Что Вы сказали, милорд? Немногочисленная свита обернулась в сторону королевы, которая исподлобья наблюдала за говорившими. Норрис учтиво поклонился, но повторил всё слово в слово, ничего не искажая, видимо, уповая на то, что королева по дружбе простит ему эти дерзости. - Вы в самом деле считаете, что имеете право критиковать политические действия нашего государя? - Отнюдь, Ваше Величество, - замялся Норрис, - я всего лишь говорю о том, как бы я поступил на месте его Величества. - Быть может, Вы надеетесь занять его место после смерти? Даже не рассчитывайте, Вы слишком глупы, чтобы занимать трон какого бы то ни было государства. Фраза, брошенная королевой для того, чтобы уязвить достоинство самолюбивого графа, возбудила у всех присутствовавших нешуточное волнение. Норрис переводил взгляд с одной фрейлины на другую, со скучавшего в углу Смитона на напряжённого Себастьяна у двери. Все смотрели на него с удивлением и подозрением, кроме двух последних. - Ваше Величество, - сдержанно проговорил Норрис, - разрешите Вас покинуть. Просто так хлопнуть дверью и послать королеву к чертям не позволяли приличия, хотя Норрису до боли в суставах хотелось это сделать. Он поклонился, ожидая реакции Анны, которая презрительно посмотрела на него, но всё же отпустила неугодного собеседника, напоследок приказав и всем фрейлинам идти в свои покои. - Смитон, останьтесь, пожалуйста, - слабым голосом попросила королева, направлявшегося к двери музыканта. Марк остановился и лучезарно улыбнулся, готовый выполнить любой каприз Анны. – Знаете мелодию, что его Величество сочинил для меня несколько лет назад? - «Зелёные рукава»? Конечно же, Ваше Величество. - Сыграйте её… Зелёные рукава того платья пылились теперь на дне массивного дубового сундука. Цвет их потускнел и не был более похож на цвет молодой зелени, не было больше в нём изумрудного очарования. И никто больше не наденет его. Даже Елизавета вряд ли увидит его когда-либо. Когда Смитон опустил смычок и выжидающе посмотрел на королеву взглядом, полным восхищения, она устало кивнула ему и попросила выйти – из-за плохого самочувствия, как она сообщила, ей надо побыть одной. Марк поклонился и вышел. Это был последний раз, когда Анна видела его таким жизнерадостным и весёлым, каким он был ранее каждый день. Несчастный Смитон! И несчастна королева из-за своего фаворита. Юный музыкант оказался слишком слаб, чтобы любить такую женщину, как Анна. Он пытался казаться сильным, когда в него втыкали иглы, а кости дробили. Осколки их вонзались изнутри в горящую от боли плоть, полный горя крик вырывался из его ослабшей груди, а из ран неохотно вытекала бурлящая жизнью кровь. Молодому музыканту ещё только предстояло узнать, насколько несправедлив этот мир – узнать постепенно, шаг за шагом, но любовь к королеве заставила его узнать это за одни сутки. Как только Смитон закрыл за собой двери покоев королевы, его тут же схватила стража с Кромвелем во главе. День пыток – и ослабший скрипач признался в том, что случалось только в его робких, но ярких мечтах – он спал с королевой. Когда его, израненного и кровоточащего, бросили в темницу, он рыдал как маленький ребёнок от того, что предал свою музу. Но боль от пыток оказалась сильнее преданности и любви. Он сказал, что спал с ней, только чтобы избавиться от страданий, хоть и знал, что это ненадолго: его непременно казнят, но дороги назад у него уже не было. Как и у Анны. В тот вечер, когда Смитон признался в не имевшем место быть грехе, Исмаил явился к Михаэлису. - Конец, Себастьян, - кратко сообщил ангел. Но этого было достаточно, чтобы демон всё понял. - Когда? - Накануне её казни. Я позову тебя, не беспокойся. Себастьян лишь кивнул, и след его простыл. Внезапно Анну покинули все. Сначала исчез Марк, на следующий день – Себастьян, и эта пропажа оказалась более заметной для неё. По дворцу поползли слухи о заключённом, которые не укрылись даже от ушей королевы, И Анна боялась, что им был её любимый слуга, хоть подсознательно и понимала, что преград для инфернального существа не было. И странную смесь облегчения и злобы она испытала, когда к ней явился Томас Кромвель и объявил о том, что она обвиняется в государственной измене и адюльтере с Марком Смитоном, Генрихом Норрисом и Георгом Болейном. Первые несколько секунд Анна ошеломлённо молчала, но потом огромную комнату наполнил её смех. Две вещи были для королевы невероятными: её обвинили в измене с собственным братом, что уже было самой настоящей чепухой, да к тому же ни с одним из перечисленных она даже не обнялась, а тот, кто посмел лечь с королевой в её ложе, оказался в глазах Кромвеля и Генриха чист, как свежий мартовский снег ранним утром. Нахмурившийся Кромвель приказал немедленно доставить истерично смеющуюся королеву в Тауэр. Себастьян поразился изобретательности Генриха: король поднял всю свиту своей жены, чтобы узнать такие мелкие детали, как то, что Анна много раз оставалась наедине с Георгом, что Смитон неоднократно посвящал ей песни, и что накануне она поссорилась с Норрисом. Под конец этого пафосного расследования Генрих уже сам поверил в многочисленные измены королевы, придуманные им самим, и, вырывая волосы на своей голове, истошно вопил на весь дворец, что Анна – шлюха и переспала с половиной Лондона, не чураясь ни купцов, ни слуг, ни даже крестьян. Михаэлис подумал, что это, возможно, побочное действие на психику того зелья, что он в своё время использовал, чтобы привлечь его внимание к Анне, но последствия его уже не заботили. Какая ему теперь разница? О дальнейшей судьбе Англии в лице Елизаветы было поручено позаботиться Исмаилу, а его роль на этой сцене завершена. За одним только исключением. 18 мая 1536 года казнили «любовников» её Величества. Быстро, грязно, без лишней помпезности. Кровь невинных обагрила в тот день помост под свист и крики довольной толпы, которая тем больше сходила с ума, чем более красной становились деревянные доски под ногами трупов и палача. Этот день был началом конца для семейства Болейн, которое так рьяно стремилось к власти. Поднявшись высоко, они не приготовились к болезненному падению. Вечером после казни, когда в душе у Анны осталась одна пустота неизбежности, а скрашивавшие её покой накануне смерти две престарелые фрейлины сопели в глубоком сне, низвергнутая королева почувствовала чьё-то присутствие в сыром помещении, где она находилась уже более двух недель. Из тёмного угла выскочила пара тощих крыс, а за ними показался массивный мужской ботинок. Анна тут же узнала его обладателя. - Себастьян! – крикнула Болейн, но демон приставил палец к губам, давая ей понять, чтобы вела себя тише, иначе старухи проснутся и поднимут ненужный шум. Анна подошла к нему ближе, обняла за плечи и горячим шёпотом проговорила: - Я так ждала тебя, боялась, что ты не придёшь за мной. Ты же пришёл забрать мою душу, верно? Я готова. Она посмотрела в его пустой взгляд. Анне он даже показался усталым и грустным, но она подумала, что это всё игра теней в темнице. Но как ни странно, Михаэис покачал головой и убрал дрожащие ладони Анны со своих плеч. - Нет, Анна. Я пришёл не за твоей душой. Её губы задрожали от страха. Себастьян никогда не обращался с ней столь фамильярно, даже после той ночи он соблюдал субординацию и сохранял их прочные отношения госпожи и слуги. Но сегодня что-то в нём переменилось, и он позволил себе обращение по имени. Или это произошло не сегодня? - Завтра твоя казнь, - непривычно тихо шептал Себастьян. – Контракт не выполнен, я не могу воздействовать на события далее, потому что исход только один, и от меня он не зависит. - Так забери мою душу сейчас! – хрипло крикнула Анна, но вовремя прикрыла рот. Её собеседник отрицательно покачал головой. - Я не выполнил твоего желания, поэтому не имею прав на твою душу. Наш контракт расторгнут. Слова грянули как гром. Одно потрясение за другим, доживёт ли бывшая королева до собственной казни? Сердце бешено застучало в груди, Анна даже почувствовала, как заболели кости. - Ты не можешь… - Могу, - мягко возразил он. – Таковы правила. - Ты не можешь покинуть меня, - задыхалась от собственного голоса Анна. – Я не хочу в ад. - Я ничего не могу изменить… - Ты же говорил, что контракт нельзя расторгнуть! Что только я могу это сделать! Разорвать его или отдать тебе свою душу без выполнения твоих обязательств. - Есть силы, которые вправе это сделать и без нас, - терпеливо ответил Себастьян, следя за тем, чтобы фрейлины не проснулись. - Да кому понадобилось делать это без моего ведома? Забери мою душу, немедленно! Анна уже кричала и схватила демона за плечи, тряся его изо всех сил. Себастьян перехватил её руки и сжал запястья. Анна вскрикнула от боли и отошла, потрясённо глядя на него. Горящий в темноте взгляд её злого гения, который заставил её сойти с ума, взирал на неё с укором. - Я же говорил, что ты меня не простишь. Но завтра ты всё поймёшь. До встречи в следующей жизни, Анна. - Будь ты проклят! – крикнула ему вслед Болейн. Слёзы брызнули из глаз, заливая красное от ярости лицо. – Если мы встретимся в следующей жизни, я отомщу тебе! Отомщу! Фрейлины наконец пробудились от крика и шума и подбежали к заключённой, которая сидя на грязном полу и прикрыв ладонями лицо, безостановочно плакала. Она пожалела об этой сделке уже в ту ночь, когда призвала Михаэлиса. Начала его бояться на следующий день и содрогалась каждый раз, когда видела его. Потом привыкла к нему и стала утешать себя мыслью, что после того, как всё закончится, она исчезнет навсегда из этого мира, и адская кара минует её. А после, когда жизнь без него казалась невозможной, она думала, что это даже интересно – влюбиться в адски обаятельного духа. Ведь чего можно бояться, когда совсем скоро ты исчезнешь? Но он, тот, кому она доверяла больше остальных, нанёс ей самую болезненную рану, лишив её последнего утешения. Но Себастьян лгал ей в тот вечер перед казнью только в одном. На самом деле её желание было исполнено. Елизавета, её любимая дочь, то, из-за чего она покидала этот мир с глубокой горечью в сердце, и была тем самым великим правителем Англии. Однако Анна нескоро об этом узнает. 19 мая 1536 года, Лондон. Этот день врезался в памяти Себастьяна на долгое время. Небо было хмурым, но ни одна капля дождя не достигла тогда земли. Влажный северный ветер окутал город, проникая во все окна и двери и заставляя спешащих на историческую казнь горожан сильнее кутаться в тонкую одежду. Генрих устроил целое представление из этого события: впервые в истории Англии казнили королеву. На казнь были допущены только жители Лондона, а палачом был специально привезённый из французского города Кале человек – как говорили, настоящий мастер своего дела. Король с нетерпением ждал смерти своей жены: ведь как только её голова коснётся эшафота, он немедленно прикажет привезти к себе во дворец из Вулфхолла Джейн Сеймур – ту робкую и кроткую фрейлину, что однажды преданно служила в свите Анны. И вот в толпе лондонцев послышался гул – из-за угла показалась королева. Она шла, гордо подняв голову, волосы зачёсаны наверх в обычный пучок – рядом не было Себастьяна, чтобы заплести её шикарные волосы, а платье было по-королевски роскошным. Анна не сводила глаз с эшафота, поэтому не заметила Себастьяна, стоявшего совсем рядом, почти напротив плахи. Чёрный капюшон скрывал его от лишних взглядов, ведь он многим был известен как бесследно пропавший слуга королевы. Анна встала рядом с палачом. Тысячи глаз неотрывно смотрели на неё. И все – с плескавшейся на поверхности жалостью и сочувствием. Кто бы мог подумать, что толпа, которая ненавидела её за то, что она свергла ни в чём не повинную Екатерину, будет жалеть её. Никто не кричал, не свистел, не пел унизительных песен. Стояла гробовая тишина. - Я не виню короля, - вдруг заговорила Анна, окидывая взглядом своих подданных. – Но я не виновата перед ним. Он хороший человек и прекрасный правитель. Однако клеветники оказались сильнее истины. Поэтому я желаю вашему королю благополучия и счастья, чтобы в его окружении были только достойные люди. Возможно, для этого потребуется моя жертва. И я готова стать ею. Себастьян улыбнулся. Анна уходила красиво: на смертном одре, зная, что хуже уже не будет, она не стала опускаться до выражения ненависти и неприязни к Генриху, не стала оправдываться перед народом. Приговора уже не изменить, что бы она ни сказала, а её имя история ещё может обелить. Поэтому надо уходить красиво – как настоящая царская особа. - Боже, храни королеву… - один за другим зашептали люди. Многие перекрестились, у женщин в глазах стояли слёзы. Они понимали больше других, что королева всего лишь стала жертвой принципа короля. И почему-то сейчас они были уверены в её невиновности. Из-за туч внезапно выглянуло солнце, и в его лучах золотом сверкнуло лезвие меча. В тяжёлой тишине голова королевы упала на помост. Горячая кровь растеклась по помосту в причудливом и ужасном узоре. А когда толпа начала медленно расходиться, Себастьян покинул грешный мир и спустился в обитель демонов, где должна была объявиться душа Анны.