Точки и линии

Что больше всего удивило Сквало в Кикё, так это то, что тот носил очки. Обнаружилось это случайно. Маммон, возродившийся во время сражения с Бьякураном, больше не был единственным иллюзионистом команды, зато бухгалтерию до сих пор вел в одиночку. И не справлялся. Неожиданно потрясенный недавней войной мир очнулся от долгой спячки. Заказы приходили пачками. Кроме того, в Италии возобновилась жизнь, вышедшая из-под контроля Джессо, а главное — торговля. Точки Варии снова приносили доход. Маммон не справлялся, капризничал, говорил о том, как пострадал морально и физически, и вообще искал поводы стрясти побольше денег. А потом выяснилось, что Кикё — бухгалтер по профессии. Как его звали до того, как он стал одним из шести Погребальных Венков, чем он занимался, как жил — ничего из сведений узнать не удалось. Вероятно Бьякуран уничтожил все бумаги, которые касались его подчиненных. Сделал их несуществующими для общества и тем самым — еще более сильными. Хотя куда сильнее, казалось бы? Правду о своей прошлой жизни выдал сам Кикё. В тот вечер стопки бумаг остались на столе. Маммон срочно отбыл вместе с Франом и Занзасом на задание. С ними ушли и другие иллюзионисты — помощники в бухгалтерском деле. Босс редко выбирался на миссии, брался за самые неоднозначные. В тот раз нужно было разобраться с большим количеством иллюзионистов рангом В и выше, что представляло собой трудность: и один сильный иллюзионист — беда. Разбираться в бумажках стало некому. Те, кто остался в замке, очень тихо отужинали, а потом разошлись по своим делам. Сквало долго тренировался на улице, потом гонял рядовых, устал и, наконец, довольный собой, отправился в душ. Давнишние отчеты он разгреб. Бейсбольный мальчишка, Такеши, принес в зубах очередную победу в дар отцовским стилю и мечу. После того, как справедливость в лице Десятого Вонголы восторжествовала, а его старик вернулся живым и невредимым, он пахал вдвое охотнее — видимо, боялся огорчить отца. Понял, наконец, как коротка человеческая жизнь. Коротка, зато приятна! Можно поискать бутылку с виски, которую Сквало припрятал на кухне — единственная заначка, о которой не знает Занзас — и отпраздновать такой удачный вечер. По пути к заначке располагалась комнатка, которую себе под работу приспособил Маммон. Проходя мимо, Сквало понял, что в офисе кто-то есть. Он вошел и остановился на пороге. Сидя на диване, Кикё вчитывался в бумаги. Многие из них лежали в несколько ровных рядов перед ним, сложенные уголок к уголку. Педантичность у этого парня зашкаливала. Сквало не сразу понял, что Кикё в этом деле разбирается, просто решил, что он навел порядок. Бумажки, оставленные Маммоном, лежали неаккуратной кучей, чего Кикё на дух не переносил, да еще и Франа за это гонял. Остальным замечания не делал, но смотрел на любой бардак так, словно вот-вот зажжет Пламя и устроит локальный апокалипсис. А потом улыбался. Сладко-сладко и искусственно. Не так приторно, как Бьякуран, но всё же… Казалось никто, кроме Сквало этих ужимок не замечает. Может, потому что никто больше так внимательно за ним не наблюдал; проблемы с Кикё, реальные ли, предполагаемые ли, находились всецело под его ответственностью. Кстати, то, что он капался в бумагах, могло стать проблемой. Сквало даже решил подать голос... и в этот момент Кикё опустил вниз стопку листов и посмотрел на него. Взгляд поверх сползших на кончик носа очков, был долг и глубок и ощущался совсем не так как, когда в тебя просто вглядываются. Казалось будто в очках Кикё видел всё, что Сквало хотел бы скрыть. — Что это ты здесь забыл? — спросил он, лишь бы отделаться от смущения. Неприятная тишина отступила под напором его голоса и легкого шороха бумаги. Кикё изящно поправил очки и, закинув ногу на ногу, улыбнулся. По-настоящему, а не так, как делал, когда демонстрировал свою воспитанность. — Пытаюсь понять, всё ли я забыл, чему меня когда-то учили, или нет. Нахмурившись, Сквало посмотрел на Кикё. Тот опустил скрепленные степлером листы на стол, сложил их и отправил в одну из кучек. — Бумаги, связанные с деньгами, никогда нельзя оставлять в таком беспорядке. Решил рассортировать их по образцу. Маммон начал, но принцип, который он использует, очень прост. Я всего лишь разложил их по стопкам, чтобы было… В эту фразу Сквало не вслушивался. Зато смысл предыдущей щелкнул, сжевав мысль в капкан. — Ты что, бухгалтер? — Ну да. — Кикё пожал плечами, стянул очки и сложил темные, тонкие дужки. — Был им, по крайней мере. Старался быть. Лицо Кикё без очков выглядело иначе. Сквало кинул заинтересованный взгляд на сверкнувшие линзы и закусил губу. На другой день он договорился с Маммоном и разделил обязанности между ним и Кикё. С тех пор у Сквало появилась игра, о которой он не мог сказать никому. Она состояла в том, чтобы подловить момент, когда Кикё надевает очки. Потому что больше в них Сквало его не видел. И даже жаль — они придавали ему ту серьезность, которая пряталась за его экстравагантным внешним видом. Ту серьезность, которую Сквало так ценил в людях. Очки, определенно, ему шли. Только о том, что у Кикё проблемы со зрением, он прежде не догадывался. В голове закрутились вопросы в духе «а как он тогда на заданиях справляется?» — и Сквало с удвоенным интересом стал следить за Кикё на миссиях и перед ними. Всматривался в каждое движение. Бойцы, особенно офицеры, всматривались в ответ в него, и Сквало даже стал опасаться, что они подумают что-нибудь эдакое, что к делу не относится, но они решили, что это — шпионаж во имя безопасности организации. И хорошо. Потому что на то, чтобы выяснить, не приснились ли ему те очки на самом деле, потребовался месяц. Однажды Сквало застал Кикё, когда тот надевал контактные линзы. Тонкие однодневки — не оставалось сомнений, что видит он плохо. Но почему тогда Бьякуран взял его в бойцы? Впрочем, пока Кикё не промахивался, его плохое зрение никого не должно было волновать. Вон, у Луссурии вообще глаза чувствительные к свету — он без очков не видит. А Кикё, всё же, не такой чувствительный, да и линзы не слетят в пылу сражения… Хотя, конечно, жаль, что он не надевал очки. …Возвращаться с миссии поздно ночью для Сквало всегда было тяжелым испытанием. Он начинал засыпать еще по пути в замок. В ночи, несмотря на подсветку в салоне, глаза слипались. Нехорошо проваливаться в сон, когда к протезу прикреплен меч, небезопасно. Перед тем, как выйти из машины, Сквало проверил, не забыл ли коробочку, осторожно вылез на улицу и пошел в штаб. Началась та часть, из-за которой он ненавидел ночные возвращения: стоило переступить порог, как сон улетучивался. Замок никогда не засыпал. Всё время где-то горел свет, кто-то разговаривал, шуршал, скрипел полом, потолком или ставнями. Умиротворение долгого пути в автомобиле исчезало, испугавшись шума. Сквало поднялся к себе, разделся, помылся, размял затекшие мышцы, полежал на кровати. Долбаное чувство бодрости не проходило. Как будто кто-то сменил батарейку в самый неподходящий момент. На границе между поздней ночью и ранним утром любой момент — неподходящий. Повздыхав, Сквало встал. Чувствовал он себя отвратительно энергичным. Нет, чтобы улечься спать! Читать он не мог; пытался посмотреть ролики в интернете, но не сумел сосредоточиться, и решил отправиться за кофе. Путь на кухню снова пролегал мимо офиса варийской бухгалтерии. Там снова кто-то был. Стараясь не шуметь, Сквало подкрался ближе и заглянул внутрь. Несколько минут он смотрел на макушку Кикё и кончики дужек очков. Просто подпирал собой дверной косяк, жмурился и старался представить себе, как отражается экран в стеклах линз. — Хуже, чем во время «Чойса», — вдруг произнес Кикё, и Сквало от неожиданности вздрогнул. Тот развернулся вместе с креслом. Очки плотно сидели на носу. И взгляд тем более показался Сквало пронизывающим его тело насквозь. — А? — не понял он. — Я говорю, что почувствовал твое присутствие, когда ты только появился. Только сорок процентов. — Кикё улыбнулся. На одной щеке у него появилась ямочка. А на второй ее не было. Бывает же… Раньше он не замечал. — Я не скрывался. — Сквало отмахнулся и подошел к столу, за которым сидел Кикё. Тому снова пришлось развернуться. — Ты чего, по ночам работаешь? Сверхурочных не будет. — Ха? Я просто хотел закончить с этим. — Кикё указал кивком на экран и нажал на значок печати. — Будешь не в форме на миссии… — Завтра выходной. Но, насколько я знаю, не у капитана. Принтер практически заглушил слова — так тихо они были сказаны. Сквало недовольно цокнул и повернул стул так, чтобы ничего не мешало беседе. — Не спится. В линзах, действительно, отражался экран, а еще Сквало. Но увидеть это получилось, лишь когда Кикё наклонил голову немного вбок. Он так гармонично выглядел в очках, что пришлось подавить короткое, стыдливое желание дотронуться до них. Очки казались на редкость хрупкими. Стоило об этом подумать — Кикё потянул их прочь. Сквало перехватил его руку. Та дернулась без особого сопротивления и замерла. Под рукавом отлично прослушивался частый пульс — вены у Кикё были близко к его тонкой, удивительно мягкой коже. Даже у женщин Сквало такой не помнил. — Не снимай. — Он качнул головой, скалясь. — Тебе идет. Руку Сквало не торопился отпускать: пока Кикё оставался в замешательстве, он вытянул вперед ладонь и коснулся указательным пальцем контура очков. До чего странное чувство. Внутри что-то загудело, вздрогнуло и лопнуло — как перегревшаяся лампочка накаливания. Только Сквало чувствовал себя не разбитым — живым. — Ты знаешь, с моей стороны это выглядит немного странно… — Такта ему тоже было не занимать. Кикё не мешал. Но на щеках у него проступил неровный румянец. Сквало подумал, что впервые видит, как этот человек краснеет. — Я не очень люблю, когда меня трогают. Только после этих слов Сквало застал себя за тем, что уже не трогал дужки — гладил лицо Кикё по контору. Пульс под пальцами зачистил. Сердце билось умирающей птицей и никак не могло выпрыгнуть из клетки. Но, когда Кикё попробовал одернуть руку, Сквало лишь сильнее ее сжал. — Что мне сделать, чтобы ты меня отпустил? — Не снимай чертовы очки. Рот у Кикё дернулся в нервной усмешке. — Это невозможно. На заданиях и в быту я предпочитаю линзы. Пожав плечами, Сквало снова попробовал коснуться лица и даже достал его, хоть Кикё и отстранялся. Он поднялся и оказался в большей ловушке, чем до этого. Очки съехали ближе к кончику носа, и Сквало не удержался — сам их поправил. Ему даже показалось, будто и Кикё ударил легкий озноб, когда он зацепил его ухо: без сережек мочки выглядели беззащитно. Игра окончилась победой. Победившему — приз. — Не знал, что у тебя плохое зрение. Ну знаешь, во время битв ты не выглядел как человек, который носит линзы. Кикё вдруг засмеялся и немного отступил. Потянул Сквало на себя. — Расскажи мне! — Еще скажи: «Уложи меня». — Уложи меня и расскажи. — Тогда ты меня отпустишь? По темному коридору он шел вперед спиной и смеялся. Хорошо, черт возьми, что никто не видел этой сцены. Сквало бы подпортил свою репутацию в глазах подчиненных. Никто не знал о том, как он ведет себя вне поля боя, вне тренировок. В такие моменты, когда хотелось совершать глупости. Поддаваться влиянию первого желания, что приходит на ум. — Тише. — Кикё тоже смеялся. — Твой гомерический хохот услышит весь замок. — К черту. — И Занзас. — Босс этажом выше. Даже не пытайся. Он втянул Кикё в свою спартанскую комнату: ничего лишнего — стол, кровать, шкаф, стопками — диски на подоконнике. Ни одного растения. Кикё здесь никогда не бывал и с явным интересом обвел взглядом спальню. — Так что со зрением? Пол кончился неожиданно — они упали на кровать. Очки с Кикё едва не слетели. Сквало подхватил их в последний момент, снова поправил. Мочка, которую он сжал на прощание, показалась горячей. Издав невнятный звук — то ли вздох, то ли проклятье в его адрес, — Кикё заговорил: — Технологии параллельных миров. — Глаза Кикё сверкали за стеклами линз. — Блюбелл не могла ходить — и это никого не остановило. Мою маленькую проблему решить раз и навсегда было просто… — Тогда почему она снова возникла? Дернув головой, Кикё попытался избавиться от упавших ему на лицо, очень густых и тяжелых прядей. И этим снова занялся Сквало. Собрал их, не обратив внимание на напрягшиеся плечи, и настолько осторожно, насколько вообще мог, отвел в сторону. — Понятия не имею. Возможно, всё вернулось на круги своя… как смогло. Зрение стало слабнуть, едва с меня сняли кольцо… Возвращение к истокам… Не думаю, что могу объяснить. Даже я не знал всех тонкостей. Снова ямочка. Сквало и ее конснулся. Кикё отстранился и потребовал его выпустить. Немедленно. Потребовал сквозь приглушенный смех. Что на них нашло, подумал Сквало. Но тут же переключился на другую мысль: ему хотелось бы знать больше. Об очках, прошлом, обо всем этом — что Кикё делил лишь с самим собой. Ведь он нарушил зону, границы, вторгся в его мир с прикосновениями. Влез. — Вот значит как, — наконец, сказал Сквало. — А про волосы, сережки, макияж и всё это ты тоже расскажешь? Кикё сел на кровати, подогнул одну ногу, вытянул вторую, упершись ей в пол. — Может быть, — ответил он. И встал. Сквало только успел стянуть с него очки и осторожно опустить их на кровать с опустевшей стороны. — Я… Сквало, верни. — Кикё вытянул вперед ладонь. Сквало шустро переложил очки и, ухватившись за нее, уронил его на себя, обняв. Волосы лезли в нос, от Кикё пахло тонкими духами. Он был теплый и на редкость мягкий. Сквало почувствовал, что сон к нему возвращается. — Так и лежи, — пробормотал он и зевнул. — Не боишься, что я убью тебя среди ночи? Сквало захохотал — и Кикё ткнул его между ребер. — Завтра всё будет по-старому. А ты обещал меня уложить. Так что лежи, пока я не усну. Всё равно ты по ночам работаешь, а завтра… — Заткнись и спи уже, — вполне миролюбиво сказал Кикё и устроился удобнее рядом с ним. Спал Сквало хорошо. Только странно, что он не чувствовал ни жара, ни неудобства. Даже дыхание рядом с собой. Будто спал один. И проснулся он в совершенном одиночестве — от этого неприятно резануло в груди. Получалось, он уснул, едва добравшись до кровати. Вполне вероятно, что разговор ему приснился. Жаль: сон был приятный. Всё вернулось на круги своя, потому что ничего не происходило. Если бы всё случилось в жизни… Он поднялся, привычно размялся перед утренней зарядкой, потянулся за телефоном, который держал на прикроватной тумбочке, и удивленно застыл с протянутой рукой. Рядом с телефоном, поблескивая линзами в свете едва начавшегося утра, лежали очки.