Багровый Вестфолд

Теодред ничуть не удивился, вновь понимая, что он не властен над своим телом. Его снова кто-то будил, но на этот раз голос был женский. Открыв глаза, он увидел ту, которую в прошлый раз назвал мамой. Теперь уже он встал без уговоров, быстро одевшись в то, что принесла мать. Та в свою очередь накинула на него серый дорожный плащ с серебренной застежкой в форме орлиного пера. — Зачем всё это, Морвен?! — удивился мальчик. — Я не оставлю ни тебя, ни мою сестрёнку! — воскликнул он глядя на заметно увеличившийся живот матери. — Твой отец хотел бы этого, Турин. Он отдал жизнь за твою свободу. Десятки тысяч людей, эльфов и гномов погибли в Нирнаэт*, чтобы ты жил, Турин! — мать прижала ребенка к себе, крепко обняв. — Если ты действительно любишь свою мать и сестру, то ты cделаешь это ради них. — Но мама! Отец говорил, что эти восточяне подобны оркам, а ты говорила Сандору, что они придут разорять Дор-Ломин, а людей заберут в рабство. — Ты считаешь, что твой отец желал бы такой участи наследнику дома Хадора?! Беги Турин сын Хурина, беги в Дориат. Если он и падёт, то падёт последним! Далее все слилось в один сплошной лесной массив. Его сопровождали двое стариков. Молодых в Дор-Ломине не осталось вовсе. Все ушли вместе с его отцом… и не вернулись. Потом они встретили отряд эльфов и те провели их в Дориат. Там он стал пограничным стражем, и каждый орк дрожал от одного только имени Турина драконьего шлема Дор-Ломина. Но ему опротивела оборона и он пытался склонить эльфов к наступлению. «Утулиен аурэ! — говорил он. — Утулиен аурэ!». И вновь Теодред вскочил с кровати. И вновь полился холодный пот, но на этот раз в голове не звенело так сильно. Но женский голос, больше всего походящий на лиственный шелест всё равно не ушёл и вновь назвал его Хуором. — День настал, говоришь? — поинтересовался взявшийся из неоткуда маг. — Очень, очень интересно…  — Митрандир? Что ты здесь делаешь? — вздрогнув вопросил Теодред, не помнивший, что бы маг обладал искусством перемещения.  — Впрочем, неважно, — сказал Гэндальф, проигнорировав вопрос. — Иди за мной.  — Куда?  — Будешь знакомится со своим отрядом. Спросонья Теодред совсем забыл о своей сотне. Кивнув, он отпер стоящий слева от кровати сундук и начал доставать своё снаряжение. Натянув подкольчужную рубаху, он надел на руки прочные перчатки из бычьей кожи с обилием потертостей. После чего набросил на себя серебристую кольчугу, свесившуюся до колен, и тут же намертво приковал к себе взгляд мага. Сняв свободные спальные штаны, он натянул брюки из серой ткани и поверх них надел поножи, такого же серебристого цвета, что и его кольчуга. По правой ноге от пояса до икр тянулся узор, изображающий ущелье посреди которого падал дракон с клинком в брюхе. Сердце мага пропустило удар. Следом последовали наручи с острыми зазубринами. Перехватывать клинки. Правый был пробит. «Ох уж и силён был тот орк. Не припоминаю чтобы хоть кому-нибудь удавалось пробить мой доспех до этого». Покончив с застёжками наручей, он стал возиться с наплечниками, каждый из которых изображал драконью голову с одной лишь верхней челюстью. Остекленевший взгляд Олорина пристально следил за тем, как Теодред надевает шлем в тон остального доспеха, с Y — образной прорезью для глаз и наконец нагрудник. Да уж, в таком образе Теодред походил скорее на какого-нибудь эльфийского витязя, но никак не на лихого рохонского рубаку. Покончив с застёжками он кивнул магу, говоря о готовности… и тут же шарахнулся от него. По стеклянному взгляду нельзя было определить жив маг или нет. Побледневшее лицо было непроницаемо, подобно глади озёра. Лишь дрожь бившая его сжатые до побелевших костяшек пальцы выдавала в нём самый настоящий ужас. Стеклянные зрачки смотрели только на одно — на покрытую позолотой полоску обвивающую верхнюю часть нагрудника. На ней были изображены непонятные символы. Непонятные, как для Теодреда, так и для Гэндальфа. Всё, что он смог разобрать, это «Турамбар», « Гуртанг» и «Глаурунг»… Этого хватило, чтобы маг рухнул без чувств на стоящий позади него стул. Испугавшись самого худшего, Эорлинг стал что есть мочи звать на помощь. И она не заставила ждать. В шатёр тут же влетел человек при полном боевом доспехе. Но страхи оказались бесплотны. Гэндальф очнулся и, вспомнив произошедшее, тут же отвёл взгляд от Теодредова доспеха. Возникло неловкое молчание. — Эмм. А. это… десятник из твоего отряда. Его зовут Эркенбранд, — попытался развеять неловкость диалогом Гэндальф. Вышколенный солдат вмиг снял шлем, выхватил клинок и отсалютовал командиру. — Эркенбранд, сын Альвентиана! — Приветствую, Эркенбранд. Теодред, сын Гамлинга. Странное у твоего отца имя. Вроде бы гондорское? — Да, командир. Он выходец с востока. Это объясняло длинные чёрные волосы, что для рохирима было большой редкостью. Высокий, статный, сероглазый. Он был явным потомком Дунаданов. — Дол-Амрот? — догадался Теодред. — Да, командир. Гэндальф наконец поднялся со стула и двинулся к пологу шатра. Воины Рохана последовали за ним. Они пришли к небольшому оврагу, внутри которого квадратом десять на десять стояла навытяжку сотня бойцов. Их встречал Эомер. Теодред снял шлем и отсалютовал сенешалю, подобно Эркенбранду с минуту назад, уже успевшего встать в строй. Его десяток занимал первую шеренгу. Церемония началась. — Теодред, сын Гамлинга. Отныне, эта сотня подчиняется твоим приказам, маршал. Принимаешь ли ты звание и командование? — громогласно произнёс Эомер. — Все люди, будьте мне свидетелями. Я принимаю звание и командование! Копья ударили в щиты, мечи, светясь отраженными лучами солнца, взметнулись над головами солдат. «Теодред! — слышалось то тут, то там. — Да здравствует маршал!» Все в эореде Теодреда знали о том, что произошло с деревней чуть севернее этих мест. Один факт того, что он выжил уже внушал уважение. А он ещё и умудрился одолеть врага. Вдобавок, спас от верной гибели их столицу. Любая сотня с радостью присягнула бы такому командиру. Всё шло строго по обычаю. Десятники по очереди принесли присягу. Выше этой присяги была лишь клятва верности королю. После, собрались в казармах и выпили за короля и маршалов. Теодред и Эркенбранд пошли провожать остальной отряд распрощавшись с Эомером. Маршал хотел было проститься с Гэндальфом, но тот казалось помутился рассудком. Ходил кругами и говорил: «Эру! Неужели это так, он прямой потомок?! Но ежели так, то это значит что… Нет, нет, не буди лихо, пока оно тихо». Гэндальф вдруг резко распрямился и кожа его сгладила множество морщин, брови перестали хмуриться, а стёкла глаз рассыпались на мириады осколков. Он будто излечился от векового недуга. Обернувшись маг увидел Теодреда и протянул ему руку. — Что же, не поминай лихом, маршал. Быть может больше не увидимся. — произнёс Олорин — Так и быть, не буду, — ответил рохирим, пожимая старческую руку. Гэндальф ещё что-то сказал, но всё заглушил перестук копыт. С минуту они смотрели на удаляющееся облако пыли. — Нам тоже пора выдвигаться, — сказал Теодред, обратившись к Эркенбранду. — Как скажете. Мне оповестить десяток? — Нет, твой десяток и десяток Хралдинга останетесь тут и соберёте южное ополчение. — А вы северное? — Нет, в северном Вестфольде остался один лишь пепел. Единственное место которое пока что возможно держится — это крепость Стронберг. Там я надеюсь найти выживших и гарнизон. Жди меня здесь с ополчением к вечеру завтрашнего дня. С этими словами Теодред направился к коновязи, где его ждал уже одетый в латы боевой конь. По пути достав свой командирский рог и трижды дунув в него, он верхом на скакуне поднялся на холм, ожидая своих бойцов. Никто из них не снял доспехов с самой присяги. — Наконь братья! — скомандовал всадник. Не прошло и пяти минут, как все уже были в сёдлах и мчались на север во весь опор. По началу дорога шла спокойно. Лишь раз они наткнулись на кучку орков. Не больше двадцати. Окружили, взяли на копья, сбросили в кучу и сожгли. А вот на дым прилетели птицы по крупнее… — Командир, орки дальше по тракту. Их около полторы сотни, — сообщил прискакавший дозорный. — Молодец парень! Готовы эорлинги?! Грядёт славная сеча! — сказал маршал, обернувшись к стройным рядам всадников. Ответом ему был дружный рёв. — Не лучше ли сделать крюк? Мы рискуем, их больше, почти вдвое, — сказал Амрод, один из десятников, так чтобы слышал только Теодред. — Очевидно, что лучше, но в нашей ситуации… время дороже человеческих жизней. План был следующий: несколько всадников добровольцев выйдут навстречу оркам, устроят ложное отступление и заманят их в место, где тракт был наиболее узок, а с двух сторон очень высокорастущяя рожь, способная покрыть всадника, если тот пригнётся. Вновь прискакал дозорный с частями. Эти уруки видимо припозднившийся отряд спешащий на штурм Хельмовой Пади. Это значило, что по дороге с засадой они не пойдут. Некоторые выдохнули с облегчением, но абсолютное большинство считало, что нужно помочь королю хотя бы как-то. Теодред кивнул четырём добровольцам, что пошли с ним. Они выскочили из пшеницы и понеслись вперёд по тракту к сгустку тьмы, идущему к ним на встречу. Противник вмиг заметил их. Навстречу всадникам полетели арбалетные болты. Болт клюнул Теодреда по нагруднику. Один из его спутников оцарапал щёку. Но большей частью стрелы летели в пустую. Расстояние было пока что велико. Пятеро воинов пришпорили коней. Четверо параллельно вскинули луки. Один урук упал, а остальные стрелы лишь отскочили от прочного железа. Оставалось не больше пары сотен метров. Закинув луки за спину, рохирим взялись за копья и швырнули их в надвигающуюся волну тьмы. Несколько орков повалилось с пробитыми нагрудниками и шлемами. Всадники, резко дёрнув поводья, развернулись и кинулись назад, но задерживая коней, чтобы орки не отстали. Вот она, пшеница! Всадники нырнули в спасительное золото. Орки продолжили бежать по дороге. Остановившись меж двух пахотных полей, они не трогались с места. Никому не хотелось лезть туда, в таившую какую-то невидимую, но явственно ощутимую опасность рожь. Несколько орков таки двинулись к строю из золотых копий, но тут же шарахнулись обратно от чистого и сильного звука командирского рога. Воины белой длани оказались между молотом и наковальней. С двух сторон на них обрушились рохирим. Рык орков, крики людей, лошадиное ржание, хруст вспарываемой копьём серой кожи, хлюпанье копыт скачущих по грязи смешанной с красной и чёрной кровью. Всё слилось в один единый гром. Смятые орки стремительно отступали, неся и неся потери. В центре отступающих был здоровенный урук. Он всё ещё пытался собрать строй. Именно к нему и кинулся Эодрейд, один из выживших в бою с Дорусом. Путь ему преградили двое уруков. Одному он всадил стрелу в прорезь шлема, а другого его конь просто сшиб грудью. Путь к вожаку был открыт. Сменив лук на копье и хлестнув поводья, он ринулся на изрыгающего проклятья орка. Копье вошло в него, словно хорошо смазанный клинок в ножны, выходя у орка из спины на добрый локоть. Эодрейд перехватил копье и выдернул, оставив у орка зияющее отверстие в груди. — Эодрейд! — услышал всадник оклик сзади. Эодрейд обернулся и осознал всю плачевность своей ситуации — он был в окружении. Со всех сторон к нему, подобно руки костлявой, тянулись пики урук-хай. Он поднял глаза на окликнувшего его Теодреда, тот строил всадников для финальной атаки. Вот-вот орков сомнут, но времени нет. Эодрейд разогнал коня насколько это было возможно и прыгнул, но вскинувшиеся пики дотянулись до конской туши. Повалившись с мёртвой лошади рохирим, понимая неизбежность гибели, вскинул голову навстречу занесённой над ним секире. Секира упала…, но не ему на голову, а в грязь у ног орка с торчащим из толстой шеи копьём. Теодред, сменив брошенное копье на меч, врубился в ряды воинов Сарумана, ведя за собой потерявший семерых бойцов отряд. Первые несколько секунд остатки полутора сотенного отряда пытались отбиваться. Орки с красным оком на доспехе и дунландцы побежали первыми. Уруки тут же кинулись вслед. Это было не отступление, даже не бегство. Это была попытка обезумевшего стада хоть ненадолго продлить свою жизнь. Кони, звонко заржав, ринулись вперёд. Запал всадников передавался их верным длинногривым братьям. Земля задрожала от ударов копыт, а воздух от боевого клича эорлингов. Уруки с животным ужасом в глазах припустили пуще прежнего. Некоторые повалились на землю, моля о пощаде. Последние были из мордорских. Их втоптали в грязь, даже не разобрав их лепет. Дунландцы начали отставать, но уруки темп не сбавляли. Из десятка дикарей, едва ли двое-трое имели хоть какой-то доспех, поэтому от полетевших в них стрел их ничто не спасло. Всё это время уруки бежали в гору. Их уже оставалось чуть больше двух десятков. Расстояние между жертвами и охотниками всё сокращалось. Но вот уруки добежали до вершины и с криками «Лошадники!» кинулись вниз. Рохирим не отставали ни на шаг, но тут им пришлось забыть о погоне — перед ними раскинулась пылающая крепость, окружённая океаном тьмы. Его тёмные волны нахлынывали на стены, но каждый раз вниз со стен, словно солнечный луч, скатывалась светлая жёлтая полоска. Наверное, кипящая смола. Уруки, за которыми гнались всадники, были ещё далеко от своих собратьев, но совсем скоро их визг перекроет шум битвы и всадников обнаружат. Семьдесят копий ринулись вниз по склону, подобно лавине, стремительно сокращая расстояние. Недалеко от Стонбурга находился небольшой лесок. И сменившие направление орки, видимо хотели скрыться в нём. Но даже им, способным бежать без отдыха днём и ночью урук-хай, не под силу оторваться от роханских скакунов. Их просто раздавили. Секундный треск доспехов и костей и из двадцати остался лишь один, которого почти прорвавшегося до спасительного леса, навылет пробило копье. Потеряв троих, ровно семь десятков всадников нырнули в заросли. Проскакав до его северной стороны, они вышли прямо к Стонбургу, но из зарослей не вышли. Ситуация у крепости заметно ухудшилась. Смола закончилась, осадные лестницы беспрепятственно подводили к стенам. Кое-где на стене уже завязался бой. Но лестницы падали. Мёртвые уруки грудами летели со стен. И очередной приступ окончился для солдат белого мага ничем. Ровным рядом построились солдаты на стенах, встав на места погибших товарищей. С тяжким стоном вновь и вновь гнулись тетивы, выпуская стрелу за стрелой. А силы Изенгарда, отнюдь, не были бесконечными. Но тут закравшаяся в душу надежда развеялась под орочьим рёвом. По неколебимым рядам Саруманового войска пошла рябь, двигаясь прямо к воротам, перед которыми обильно была рассыпана зола, от сожженных таранов. На стене, перекрыв орочий рёв, послышался едва ли не визг «Огонь Ортханха!». Подобно раскату грома над долиной прогремел приказ: «Во двор, во двор! Наконь!». Затем последовала вспышка, земля начала ходить ходуном и в завершение грохот, на долю секунды оглушивший Теодреда. От ворот не осталось ничего, кроме щепок и разбросанных булыжников. Уруки с верещанием и улюлюканьем ворвались в открывшийся проём, но разлетелись, как каменная кладка, только что стоявшая на том месте. Конные сотни врубились в ряды воинов белой длани. Но чёрный строй выдержал, обильно угощая всадников арбалетными болтами. Выскочили над стеной щитов пики и кони налетели на этот гибельный лес. Всадники потеряли инициативу. Нужно было отступать, но они были окружены. — Вперёд! — скомандовал Теодред, построив солдат клином и направив его на неприкрытую спину орков. Орки, не ожидавшие удара с тыла, оказались лёгкой добычей. Путь к отступлению был открыт. Не приняв предложенного боя, несколько выживших сотен, во главе с их спасителем Теодредом, галопом рванулись на юг, где Эркенбранд собирал ополчение, а за ними по пятам гналась сама тьма.