На что жалуемся, больной?

Надо же, уже декабрь, а я не заметил, как пролетели дни. Сначала были достаточно солнечные дни, потом начался сезон проливных дождей… и, вот, уже лужи превратились в неровные корочки льда, а землю покрывает пока что тонкий слой первого снега. Но, ничего, к Рождеству все будут громко ругаться, машины начнут застревать в сугробах… Так обычно и проходил месяц декабрь. Но в этот раз все получилось совсем по-другому. Не знаю точно, когда это началось. Один человек вдруг стал мне ближе всех, но я не захотел, чтобы мы стали еще ближе. Глупый, глупый Хаято. Весь этот месяц я избегал Такеши, он отплачивал мне той же монетой. Домой я специально приходил позже, когда бейсболист уже спал. Он к этому привык и, кажется, даже был благодарен такому развитию событий. Таким образом, наши отношения зашли в тупик. Сколько раз я проклинал себя за тот день? Уже не помню, но достаточно много. А ведь все было так просто,… но чертова гордость мешала мне подойти первым и сказать такие, вроде бы, простые слова. Давай начнем все сначала. Но сказать их мешает ком в горле. Я сидел на диване в ординаторской после особенно тяжелого дежурства. Точнее, для меня оно оказалось самым тяжелым. Просто потому, что всю ночь в отделении все было относительно спокойно, и в голову снова лезли мысли о Ямамото. А мне ведь даже поговорить не с кем. Джудайме ведь не в счет? Он такого просто не поймет. Народ постепенно подтягивался на работу, во многих кабинетах зажигался свет. Только наша ординаторская пустовала. Мукуро часто опаздывал, Хром приходила с ним, Джудайме тоже частенько приходил позже. А про бейсбольного придурка я и думать не хотел, опять совесть нотации читать будет. Ну, а Скуалло есть Скуалло, и ничто его не изменит. Если не брать в расчет его сестру. Я почему-то чувствовал, что эта девушка еще не раз внесет свою лепту в жизнь нашего наставника. Слишком уж большое влияние она на него оказывала. Как я уже и говорил ранее, я сидел на диване в ординаторской и слушал радио. И, словно по заказу, заиграл депресняк. На душе снова стало паршиво, будто это не я ночью мучился самобичеванием. И почему любовь творит с людьми такие ужасные вещи, превращая их в животных, идущих на поводу у своих желаний. Мы – рабы любви, она давно нас поработила. Вот только люди вовсе не против быть у нее в подчинении. Они счастливы как никто другой. Так почему же я не могу так же, я, что, хуже чем-то их и не заслужил права на счастье? Я устало вздохнул и вынул из ушей наушники. На душе и так паршиво, так зачем же усугублять положение, слушая депресняк? А люди все приходили и приходили. Но мне до них не было никакого дела. В конце концов, люди приходят и уходят. Кто-то оставляет глубокий след в нашей жизни, а кто-то уходит так незаметно, что мы его даже не замечаем и даже не знаем, что, возможно, что-то для него значили. Постепенно в ординаторской собрались все интерны. Лишь Скуалло все не было и не было. -Все, мне это надоело. Еще 10 минут, и я сваливаю! – заявил Мукуро, не забыв прокуфуфукать. – Если он не приходит вовремя, то, какого черта должны мы? -М-мукуро-кун, не надо так! Может, у него уважительная причина! Заболел, наверно, — Тсуна как всегда пытался успокоить нашего таинственного, как сам туман и раздражительного, как вулкан, интерна по-имени Рокудо Мукуро. Меня этот Ананас раздражал, причем всегда. Неожиданно дверь в ординаторскую распахнулась, и на пороге показался мужчина в странной шляпе. Его карие глаза смотрели без всякого интереса, а черные, как смоль, волосы, были завиты по бокам. -Кто Вы такой? – удивленно спросил я, моргая. -Чаоссу, меня зовут Реборн. Сейчас я все вам объясню, — коротко усмехнулся мужчина, проведя рукой по завитым кончикам волос. *** -Ч-что Вы сказали? Это же бред! – воскликнул я, просто не веря своим ушам. Он же не мог, только не наш наставник, только не он! -Я абсолютно серьезен, парень. Ваш наставник буквально вчера написал заявление об уходе по собственному желанию. Главврач не имел никаких оснований его удерживать, поэтому ему пришлось подписать заявление, — спокойно ответил Реборн, развалившись на диване. -Ладно, предположим, то, что Вы сейчас говорите – правда. Но зачем он так поступил? И главное: Вам-то, какое дело? – раздраженно спросил Мукуро, скрестив руки на груди. И знаете, впервые в жизни я почти согласился с ним. -Я не имею ни малейшего понятия, зачем вашему наставнику понадобилось увольняться со столь хорошо оплачиваемой работы, но факт есть факт. Отныне я зав. терапевтическим отделением и, соответственно, ваш наставник. Но не думайте, что я буду вас щадить, как это делал Скуалло, с сегодняшнего дня для вас закончились веселые деньки, и началась каторга, — усмехнулся мужчина, закинув ногу на ногу. -Это он-то, нас щадил? – насмешливо спросил я, вспоминая все дежурства, на которые я был оставлен без всякого суда и следствия. -А как же. Нормальный руководитель давно бы вас всех поувольнял. Ваш Скуалло совершенно некомпетентен, но, не волнуйтесь, я это исправлю. Вы у меня узнаете, что такое Адские муки. Когда Реборн вышел из ординаторской, мы продолжали шокировано молчать. Даже самый наглый из нас – Мукуро, и тот молчал. Все понимали, что этот человек шутить не станет…