На что жалуемся, больной?

Сегодняшний день тянулся как назло медленно. Я выполнил все поручения Расиэля, который кстати сегодня меня вообще не трогал. Что не сесть хорошо. Это даже странно. Неужели сенпай попросил его оставить меня в покое хоть на короткий срок? Нет, глупость, падший Принц не настолько благороден, чтобы помогать маленькой глупой лягушке выбираться из ее же проблем. Итак, я быстро-быстро собрал все свои вещи и опрометью бросился из больницы, едва не забыв, что уже месяц как не живу с бабушкой. Все же рассеянность – не самая лучшая моя черта. На улице уже начинало холодать, первый снег пушистыми хлопьями оседал на землю, постепенно собираясь в маленькие сугробы. Вот маленькая снежинка упала мне на нос, почти растаяв. Я чихнул и сдул ее с носа, продолжив бежать по аллее. Сенпай жил сравнительно недалеко от больницы, что являлось огромным плюсом. Никаких ранних толкучек в переполненных автобусах, никаких толстых теток, пихающих тебя, никаких вредных бабушек, которым надо уступить место, хотя им ехать от силы остановку. Прохожие удивленно оглядывались на меня. Ну да, бегу по улице, словно сумасшедший. Хотя мне все равно, сейчас главное уломать Бельфегора. Но кто сказал, что та самая правда будет лучше лжи? Быть может, мне не стоит этого знать? Возможно, я узнаю такое, из-за чего два брата-близнеца станут для меня чем-то далеким, недосягаемым… Наверняка у Бела были причины скрывать причину их ссоры. Даже когда они находятся в одной комнате и молчат, в помещении становится холодно от их взаимной ненависти. Неужели сегодня одной тайной станет меньше? Добежав до дома, я открыл дверь второй связкой ключей, даже не подумав, что Принц может оказаться дома. Еще в самом коридоре меня встретила мелодичная, напевная и грустная музыка, льющаяся откуда-то наверху. Кажется, именно там и находилась комната сенпая, в которой, кстати, я еще ни разу не был. Он просто меня не пустил. Я шел на звук, стараясь ступать как можно тише. А музыка продолжала литься из рояля (я все же смог различить музыкальный инструмент), превращаясь в печальную мелодию. Но я каким-то шестым чувством понимал, что этой песне чего-то не хватает. И дело вовсе не в умении играть или сочетании нот, дело было… в словах. Их словно вырезали, оставив лишь мелодию. Что не могло не резать слух. До, ре, ми, фа, ля… до, ре, си, ля, фа.… Кажется, изучение нотной грамоты не прошло для меня бесследно. Я тихо поднялся на второй этаж и подошел к комнате сенпая. Как оказалось, рядом с ней находился большой и просторный зал с широким окном и роялем, что стоял возле окна. Дверца окна была открыта нараспашку, ветер заставлял занавески колыхаться. Сенпай сидел за роялем, на память перебирая белые и черные клавиши. Листка с нотами у него не было. Однако я признал, что играет Бельфегор очень хорошо, даже лучше нашего Хаято. Точнее мог составить ему неплохую конкуренцию. Я так заслушался, что даже не заметил короткой паузы, после которой Принц вновь заиграл. -И давно ты здесь, земноводное? – его спокойный голос отрезвил меня, заставляя спуститься с небес на землю. -Как Вы узнали? Ладно, не важно, что до Вашей игры… мне понравилось, — я сделал короткую паузу. – Вот только… -Что только? – хирург полуразвернулся ко мне и престал играть. -Ваша песня. Ей чего-то не хватает. Мне кажется, что нужно не только играть, нужно и петь. Иначе полный смысл ускользает, — ответил я, пытаясь подобрать слова. И как назло ни одного термина, кроме «диминуэндо» в голову не лезло. – Баритон бы подошел. Бельфегор коротко усмехнулся. -Боюсь, это невозможно, Лягушонок. Видишь ли, я не могу петь баритоном, у меня же тенор. Я не хочу потерять голос, — он говорил медленно, чуть ли не по слогам. Мне даже казалось, что он просто издевается. -Но у меня же баритон! – эти слова вырвались у меня прежде, чем я успел сообразить, что ляпнул и закрыл рот. – Твою ж… -Ши-ши-ши, земноводное, ты предлагаешь мне взять тебя в качестве певца? – скептический взгляд, направленный в мою сторону. Потом парень коротко вздохнул. – Ладно, что с тобой поделаешь… — он порылся в карманах джинс и достал помятый клочок бумаги, а затем протянул мне. – Спой-ка, хочу услышать твой хваленый баритон. Я взял этот неаккуратный клочок и развернул его. Хотя бумажка помялась, каллиграфический текст еще не стерся, слова складывались в строчки, строчки складывались в четверостишия, образуя некое подобие песни. Попытавшись вникнуть в их содержание, я начал петь, боясь, что не попал в ритм. Бельфегор сидел, приоткрыв рот, а потом кивнул и повернулся к роялю. Музыка и слова стали одним целым, границы перестали существовать. Это — то самое чувство, которое толкает музыканта творить и дальше? Мелодия уже давно закончилась, а я все продолжал петь, совсем позабыв про обещание Бела. Но когда я вспомнил про него, уже был поздний вечер. -Ты точно хочешь это узнать? – спросил блондин, не сводя с меня внимательного взгляда. После короткого кивка он продолжил. – Ладно, сам напросился. Началось все это так…