Aliis inserviendo consumor

[Джейкоб] Противный звук врезается прямо в голову, словно дрель. Джейкоб не может открыть глаза от этой боли. Чем-то сильно воняет, и Джейкобу приходится пошевелиться, чтобы отодвинуться от этой вони. А она следует за ним. Звук режет голову, словно нож, который вогнали в виски. Джейкоб пытается открыть глаза, но от яркого света боль усиливается. Какие-то тени перед глазами, а звук все продолжается. Телефон, это его телефон. Где он? Джейкоб двигает рукой. С третьей попытки он находит телефон на стойке перед собой. Он даже не может прочитать, кто звонит. Привычно двигает пальцем вправо, прикладывая телефон к голове. Нет, к уху. А где ухо? - Мистер Портман, по просьбе ваших родителей я напоминаю вам, что через час вам надлежит явиться на Парк-стрит, 258Б, в противном случае вас арестуют, - вежливый голос семейного юриста напоминает пилу. Он режет мозг где-то в затылке. Джейкоб смотрит на телефон, но перед глазами все плывет. Кто-то прошел позади него. Болит шея. Он лежит на барной стойке, причем туда же кого-то вырвало, может быть, его самого. - Чего? – бормочет он. Во рту как кошки нассали, и хочется пить. Сильно. Очередное, миллионное похмелье. Руки не дрожат – ах да, не было денег на спиды. Джейкоб возвращается в реальность, вспоминая весь предыдущий день. Он встает, медленно осознавая себя в пространстве. Гостиная похожа на поле битвы. Джейкоб осмотрелся, прежде чем составить примитивный план действий. Попить. Поссать. Или наоборот? Похмелиться бы, но бар кристально чист. Мимо ходят какие-то негры в белых костюмах, убираются. Кое-где еще валяются пьяные тела в непотребном виде. Шумит вода, пылесос. Джейкоб потер виски. Нужно идти. Черт знает зачем, но нужно, не хочется быть арестованным даже в шутку. Он побрел в сторону туалета. Какая-то женщина с седыми волосами пропустила его с профессионально равнодушным видом. Все сияло чистотой, как будто тут не срали, не ссали мимо, не блевали и не трахались бог знает сколько раз. С утра все кажется таким отвратительным, но ночью все нормально. Джейкоб умылся, разглядывая себя в зеркале. Лицо его почему-то отекло, одна щека еще примята странным образом, на голове черт знает что на месте дорогой прически. Теперь это просто бардак. Джейкоб постарался привести из в порядок, собрать обратно волосы подлиннее посередине головы в весьма дорогостоящий когда-то чубчик. Получилось так себе. Глаза были красными, одежда мятая и воняла. Надо что-то решать. Отработать эти часы и прийти домой, там мать уже отошла, наверное, она всегда истерит, а потом успокаивается, тратя в три раза больше денег, чем обычно. Посетит всех своих ебарей, и фитнес-тренера, и этого психотерапевта, а отец помедитирует или что он там делает со своими птицами, и все снова будет нормально. Вчерашний мальчик вдруг влез в сознание Джейкоба – а ведь в самом деле стоит найти и новую Эмму или кого-то похожего, и Рики. Они вызывали у Джейкоба досаду, связанную с бестолковой потерей классной тачки. Трахнулся бы с Рики до поездки, и до сих пор бы катался на машине. Это все из-за того, что он дохрена выебывается и ломается, решил Джейкоб. Вот этот мальчишка мог бы действительно быть неплохой заменой. И чего ему вчера в голову пришла какая-то дурость, и он не привязал его к себе? Джейкоб пошел искать пиджак. Никак не мог вспомнить, в какой момент снял. Заглянул в ту комнату, где оставил мальчишку. Том. Том его зовут. Вспомнил, когда увидел его свернувшимся клубочком на диване. Ведь остался здесь ждать. Это Джейкобу понравилось, несмотря на все его отвратительное физическое состояние. Он поискал пиджак, но ничего не нашел, однако обнаружил шкаф с какими-то вещами. Решение переодеться пришло само собой, уж очень от него воняло. Вещи были явно не из коллекции, какие-то дешевые, старые, но чистые. Джейкоб влез в футболку и толстовку. Какая разница, в чем отрабатывать эти часы. Куда ему там ехать? Он забил в поисковик адрес. Детский сад. Его скрутило. Или желудок от алкоголя. Джейкоб пошел к двери. Но что-то остановило его. Не надо больше повторять таких ошибок, как с Рики, решил он, после чего подошел к спящему мальчишке. А ведь он выглядел наиболее прилично среди всех бессознательных тел, да и алкоголем пах едва заметно. Весь аккуратный, под пледом, он Джейкобу все же понравился. При свете дня он был совсем не похож на того, кто сводил Джейкоба с ума. Он аккуратно вытащил мобильник мальчишки, забив свой номер в контакты. Когда найдет, тогда Джейкоб уже будет при картах. Джейкоб стер все сообщения Эммы с досадой, проходя гостиную. Он привычно думал, как сядет в тачку и быстро дорулит до нужного места, потом резко вспомнил. Метро. И у него совсем нет денег. Черт возьми. Джейкоб оглянулся по сторонам, не обнаружив никого из клининговой компании. Он быстро метнулся к бару, но там, конечно, никаких денег не было. Он еще не понимал, зачем ему деньги, но внутри что-то требовало их достать. И еще покурить, попить воды. Джейкоб нашел кухню, где влил в себя три стакана воды подряд. Его взгляд наткнулся на ящики. В одном из таких его мать всегда оставляет деньги для горничной. Пошарив несколько минут, Джейкоб обнаружил похожий, с отчетными книгами и деньгами в конверте. У него не было времени их считать, так что он просто пихнул их за пояс штанов, ничуть не страдая муками совести. Он вообще ни о чем не думал, кроме тошноты и головной боли. Во рту все еще было сухо, но без кошек. Он выбрался из квартиры Горация незамеченным. Сбежал по лестнице на улицу, щурясь от яркого света. Странно, но предки до сих пор не звонили. Телефон садился, и Джейкоб начинал нервничать. Пришлось запоминать дорогу, снова спускаться в метро, где он дремал весь путь, отвлекаясь на похмелье от грязи и неприятных личностей вокруг. Когда он вышел из метро, он понял, что опаздывает. Пришлось бежать сломя голову, и от бешено бьющегося сердца его плачевное состояние только ухудшилось. Он ворвался с пятиминутным опозданием в административное здание., однако там было пусто. Джейкоб непонимающе стоял, разглядывая бесконечные фотографии счастливых детишек. Ну и что, и где? Наконец скрипнула дверь. Джейкоб с сомнением разглядывал знакомое скуластое лицо того копа, что стоял в их гостиной вчера днем. Коп смотрел на него как-то странно. Джейкоб решил, что не станет слушать свой радар, хватит ему пидоров на сегодня. Да и велик риск того, что здесь он вляпается серьезно. Да, он может использовать этого мальчишку как захочет, это прямо было написано на его лице, сними с него эту форму, эту его скромность и непонимание своих же интересов, и он тут же согласится на секс. Мальчишку. А ведь этот коп постарше его будет, просто лицо у него такое строгое и невинное, что срезает ему весь возраст. - Мистер Портман, - произнес он весьма строго. Джейкоб подавил желание рассмеяться. – Это миссис Олифанта, она будет вашим куратором. Каждое утро я буду контролировать ваше присутствие, после чего передаем ей вас. За первый же пропуск договор аннулируется, и вы предстанете перед судом с согласия ваших родителей. Джейкоб смотрел на него скучающе. Очень болела голова, вот что он думал. А ведь кредитки к нему вернуться, не сегодня, так завтра, а этот мальчик так и будет подставляться под пули и ловить всяких малолетних наркоманов. И ведь сам это понимает. Что там у него написано, Хью Апистон? Строгий, даже слишком. Интересно, если предложить денег, за сколько и он продаст себя? Видно же, что Джейкоб ему нравится пусть не как парень, но как какая-то возможность, как пропуск в другую жизнь. Как только получу кредитку, решил Джейкоб, куплю его молчание и не буду это все отрабатывать, а садику наверное нужны там кровати или еще чего-нибудь. Он моментально успокоился, когда понял, что он тут ненадолго. Хью позвонил в участок, сообщил о Джейкобе, после чего вышел, напялив идиотскую фуражку. - Здравствуйте, я Оливия, - девушка показалась Джейкобу настолько странной, что он даже опешил от того, как она должна его удержать. Ее и за пару горшков для детей купить можно. – На первую неделю я буду вашим куратором… - А потом что, пытки? - Что? – Она вдруг улыбнулась. – Нет, я ухожу в декрет. Ну, увольняюсь, если быть точной, а потом в декрет. Джейкоб против воли уставился на ее живот. Случайно залетела? Кому она такая тощая и болезненная могла приглянуться? - Ну поздравляю, - отозвался Джейкоб. – Что мне тут надо сделать и когда домой? - Сейчас девять, так что в пять, я думаю, можете быть свободы. Вы ведь Джейкоб, правильно? – уточнила она. И не осуждает, и не симпатизирует, вообще никак на него не реагирует. Значит, ей настолько не до него, что это и неплохо. А если бы здесь особо рьяная девственница была бы? Решил бы все сексом. Трогать беременную даже ему казалось отвратительным делом, да и она совсем не привлекательная. – Сейчас у нас нет строгого плана работы для вас на каждый день, но сейчас у нас уволился, - она слегка покраснела. – Уборщик, так что вам придется заменить его. - Я вообще не знаю, с какой стороны брать швабру, - на всякий случай предупредил ее Джейкоб, прекрасно зная, что ничего делать не будет. Как она его заставит, ремнем отшлепает? - Придется узнать, - пожала плечами Оливия. Она выглядела усталой. – У нас здесь только одно правило – приходить на работу в приличном виде. Так что, наверное, вам стоит поесть и переодеться, прежде чем я смогу пустить вас к детям. Джейкоб осмотрел себя. Ну и что в нем не так? А, точно, дешевые шмотки из дома Горация. Но джинсы то его, дорогие, приличные. Узкие, как сейчас и положено. Или так неприлично перед детками ходить? Боже, за что ему вообще детский сад сдался. Что он тут будет делать до пяти? До пяти он обычно спит. Поспать бы. Оливия провела его в пустую столовую. Через другое окно выдачи Джейкоб увидел большой зал с разной высоты яркими столами и стульями. Сейчас они пустовали. - Сейчас дети на утренней зарядке, потом пойдут на завтрак, - рассказывала ему Оливия, кладя в тарелку рисовую кашу. Джейкоба едва не вывернуло, как только он увидел ее. Нет, спасибо, это он есть не будет ни за что и никогда. Максимум – омлет или яйцо Бенедикт, максимум. Он отказался от еды, предпочтя только кофе и тут же пожалев. Растворимый, дешевый и бессмысленно горький, с молоком вместо сливок. Лучше голодать. – Пока уберешь коридор, там натоптали утром родители, потом столовую. Как закончишь, найдешь меня в моем кабинете, в десятом. Весь инвентарь сейчас выдам. Джейкоб шел за ней на автомате. Ему выдали тележку с огромным количеством тряпок, грязных и чистых, банок, бутылок, швабр и метел, и вся эта конструкция еле ехала, скрипя всем своим нутром. Джейкоб дождался, пока Оливия уйдет, после чего устроился на подоконнике в коридоре. Вот дерьмо, восемь часов. Он вообще ни к чему из этой хрени не притронется. Голод одолевал Джейкоба, и он сполз на пол, устраивая голову на притянутых к груди коленях. Угораздило же попасть в такую хрень. Этим же вечером поедет домой и все выяснит с предками. Он здесь и дня не протянет, в руки не возьмет швабру. Грязь – не для него, есть и бедные, которые готовы это делать. Он задремал, когда его отвлек высокий девичий голос. Он поднял голову, уставившись одним глазом на ребенка. Девочка была худой, в очень блеклом платье, коротковатом для нее, в собравшихся в складочки колготках и лысой. Джейкоб поначалу здорово удивился, не понимая, почему девочка лысая. Затем она села рядом с ним, и он увидел часть грубого шрама на ее затылке. Вот это жесть. Девочка убежала, а Джейкоб сидел и тупо смотрел ей вслед, на ее просто жуткий шрам. Неужели нельзя купить ребенку парик? Хотя судя по ее платью, нет. Что-то смутило Джейкоба во всем этом странном знакомстве. Его настроение поехало вниз, хотя с чего ему переживать, если у кого-то там нет денег? Сами виноваты. Но вот девчонка ведь не виновата в том, что с ней случилось. Такой шрам. Джейкоб представил, как ее боятся другие дети. Хотя она довольно мило с ним поздоровалась и посоветовала обратиться к кому-нибудь, если ему будет плохо. Это у нее кусок черепа вырезали? Ну, как в фильмах? Интересно, это сильно больно? Потом он вспомнил, что девочке от силы пять или шесть лет, не поймешь по ее плачевному состоянию. Чтобы не быть застигнутым за безделием, Джейкоб слонялся по саду, толкая перед собой тележку. Иногда он дремал на низеньких скамейках, в спортивном зале и успешно избегал Оливию. Единственной проблемой был голод. - Привет, - Джейкоб обернулся, затем опустил взгляд. В шапке эту девочку было все равно не так сложно узнать по огромным карим глазам. – Ты, наверное, голодный, и поэтому не моешь пол. Джейкоб только хлопал глазами, наблюдая за тем, как девочка что-то достает из-под куртки. - Вот, - она гордо протянула ему кусочек творожной запеканки, завернутый в салфетку. Хоть товарный вид он и потерял, живот Джейкоба предательски заурчал. – Я терпеть не могу творожную запеканку, - сообщила она деловито. В любой другой момент Джейкоб бы даже не посмотрел на этот кусок непонятно чего, но ему так хотелось есть, что он все же взял эту запеканку, почему-то испытывая стыд. Девочка не улыбнулась, и это тоже пугало. Разве дети не должны улыбаться там бесконечно, нет? - Если честно, я тоже, - зачем-то сообщил он девочке, хотя съел эту ненавистную в предыдущие дни массу, и она оказалась на удивление вполне вкусной. – Я не умею мыть пол, - Джейкоб ничего не мог с собой поделать, девочка смотрела на него в упор, и ему не то, что не хотелось врать, ему хотелось сразу же во всем признаться. - Это совсем не сложно, смотри, - ничуть не удивилась девочка. – Вот сюда нужно налить воды, потом немножечко из этой бутылочки. Обычно Фред мыл шваброй, но я дома мою руками, так веселее. Но тут, наверное, будет долго руками, - она окинула взглядом коридор. – Нужно будет взять вот эту тряпку, намочить ее, вытереть пол, и так вот повторять. - Я учту, - ответил Джейкоб, хотя все равно не собирался этого делать. - Я Клэр, - сообщила девочка, протянув ему маленькую худую ручку. – У меня есть шрам, но это совсем не второй рот, и я тебя им не съем. - Я даже не думал об этом, - Джейкоб осторожно пожал ее руку. До сих пор ему удавалось избегать общения с детьми, так что он был удивлен тем, что такая маленькая девочка уже неплохо говорила и умела делать то, что не умел он. – Я Джейкоб. - Приятно познакомиться, Джейкоб, - чинно проговорила она. – Сейчас мне нужно идти на прогулку. Джейкоб задумчиво проводил ее взглядом. Клэр. Странная девочка со страшным шрамом на затылке, теперь он виднелся во всем своем уродстве до тех пор, пока она не натянула шапку. Должно быть, с таким шрамом у нее совсем нет друзей, если она общается с уборщиками. У Джейкоба нет ни единого шрама такого размера, даже после аварии он отделался всего лишь парочкой царапин с двумя швами, не больше, и те уже затягивались, теряя красноту. А тут такое. Что с ней случилось такое? Делать было откровенно нечего. Джейкоб включил смартфон, но тот страдальчески пискнул об отсутствии заряда. Неудивительно, ночью Джейкоб валялся в отключке и совсем не подумал о том, что нужно бы зарядить телефон. Где-то за стенкой орали, визжали, смеялись дети, множество мелких, непонятных, противных существ. Джейкоб видел в основном избалованных, мелких еще золотых детишек, но Клэр что-то совсем не была на них похожа. Ее серьезное выражение лица вообще было совсем не похоже на детское. Лоб ее здоровенный мог напугать кого угодно и без шрама. Ей бы здорово помог парик, о чем вообще думают родители этой девчонки, в самом деле. Кажется, Джейкоб уже о чем-то таком думал. Он прислонился спиной к стене. Можно еще подремать. [Енох] Сегодня не Эд. Это просто праздник для Еноха, потому что можно будет забрать домой чизкейки, чей срок годности всего три дня, но они настолько резиновые на вкус Еноха, что не испортятся. Он и раньше таскал их, прежде пробуя на себе, и только когда удостоверился, что живот не болит, давал Клэр. Без Эда обстановка в маленьком ресторанчике совсем другая, более расслабленная, и кассир втихоря наливает себе разливного пива, пока менеджер спит в своей подсобке. Это Адам, и он, честно говоря, срать хотел на свою работу, ночами он тусит в клубах, а потом приходит на работу спать. И весь штат сотрудников этого ресторана обожает его за это. Эд заставляет держать вялую картошку до последнего, Адаму откровенно насрать, насыпет ли человек картошки больше положенного по доброте душевной. Вообще-то, кроме Эда, на этой кухне никто не был жадным, и бургеры всегда выходили вкусные и сочные, в отличие от смены Эда, где он едва ли не миллиметром проверял слой соусов. Он кричал, что ресторан терпит убытки, пробивал себе несуществующие обеды, чтобы как-то их покрыть, и, наверное, Енох бы понимал его страх за работу, его ответственность, если бы он не орал на всех. Да еще и продал Еноха, тварь. Енох с радостью принял роль мальчика на побегушках между станцией сборки и кассой. Он не был в состоянии работать на износ по созданию миллиона бургеров одновременно, тем более не мог общаться с людьми, разводя их на лишние калории. Так что он просто механически переклеивал бумажки, продлевая сроки годности ингредиентов, помогал мыть посуду, таскал коробки с первого этажа во время привоза и делал все, для чего не нужен мозг. Парни обсуждают какую-то игру. Потом матч. Потом еще какое-то шоу. Ни о чем этом Енох не имеет никакого представления, так что неудивительно, что у него нет приятелей. У него нет телевизора, нет компьютера, нет свободного времени, даже девушки нет – он вообще оторван от традиций этого мира. Иногда ему хотелось бы быть таким же, как и они, после работы идти в бар, или домой к человеку, за которого не нужно платить, смотреть сериалы с пиццей. Он не ел пиццу, наверное, года три. Мечтал ли он часто о спокойной жизни? Он не был с ней знаком. Енох отлично понимал, что сам поставил ее под угрозу. Если бы он жил как обычные подростки, если бы не стремился доказывать себе свою уникальность, а окружающим свою силу и независимость, то он был бы со своей семьей в самый тяжелый момент. Он помнил, как узнал об аварии. В тот день, всего за пару дней до освобождения за примерное – трижды ха – поведение, его провели к телефону. Охранник, который смотрит на тебя с таким лицом, априори не может принести хороших вестей. Енох был в спортзале, в этом островке относительной свободы, где нет решеток посреди комнаты, а только на окнах. В колонии вообще мягче правила, легче существовать, там делают все, чтобы вернуть детей на нормальный путь. Его… Вернули ли его? Енох не помнил. Помнил, как ему сообщили сразу две новости. О клинической смерти Клэр и ее коме. О том, что на пути к ней его родители разбились насмерть в семейном ситроене. Насмерть. Он не успел вернуться домой и извиниться. Два дня до освобождения прошли, как во сне. По привычке он доехал до дома на выданные ему деньги, отзвонился своему куратору и, положив трубку, впервые осознал, что в этой квартире пусто не временно. Пусто навсегда. Он бродил по ней, как умалишенный. Телефон разрывался от звонков. В больнице Клэр не знали о смерти ее родителей. Ему было двадцать один, возраст, когда он мог о ней заботиться, но судимость мешала ему взять опеку над ней. Тогда он еще об этом не думал. Он поднял трубку, спросил, куда ехать, и просто поехал. Поехал в больницу в первый раз, чтобы после сделать все, чтобы ее прооперировали. В тот день ей поставили диагноз, но вернуть ее из комы не могли. Они просили разрешения на операцию, так как не было органов опеки. Операция не покрывалась страховкой даже на двадцать процентов. Ее согласились делать вообще в другой клинике, в другом штате, и для нее нужна была та сумма, которую Енох будет оплачивать еще очень долго. В ту ночь он сидел возле кровати сестры, которой никогда не интересовался, к которой ревновал родителей со дня ее появления, и его жизнь менялась еще круче, чем на суде годом раньше. Ощущение, что ничего уже не будет как прежде, было тяжелым. Невыразимым, заполняющим все существо. - Это правда? – Енох поднял голову. На удивление Адам стоял на ногах и даже был способен сфокусировать взгляд. – Тебя реально вчера купили? - Нет, - отрезал Енох. - Да ладно, все слышали, - усмехнулся Адам. Нехорошо усмехнулся. Енох напрягся, прекрасно понимая, к чему он ведет. Вообще-то Адам был неплохим парнем, но имел одну большую особенность. Он был гомофобом, а вся эта ситуация никак не могла пройти мимо. - Ну купили, спасибо Эду, - осторожно произнес Енох, рассчитывая предстоящую драку. За это его уволят. Нужно пытаться справиться словами. Никто не знает о его предпочтениях, он сам о них уже ничего не знает, их нет. - И дальше то что? – весьма аккуратно спросил Адам. - Я ему врезал и ушел, - так же осторожно ответил Енох. Это тоже должны были видеть. Прошла секунда или две. Наконец Адам заржал и похлопал его по плечу. - Вот пиздец, - сообщил он доверительно, после чего медвежьей походкой вернулся в свою каморку. Енох перевел взгляд на остальных. Все сделали вид, что не слушали с интересом. Тут же отвернулись и занялись своими делами. Вот и отлично. Вот и славно. Никто же не знает, что он сутки ненавидел себя за то, что не согласился. Иногда он ловил себя на мысли, что смотрит в зал в надежде его увидеть. Ему было плевать на Портмана как на парня, ему были нужны деньги, и деньги он ждал. Но второго чуда не бывает, он уже просрал возможность себя продать. Рабочий день тянулся чертовски медленно. К концу учебного дня начали подтягиваться малолетки и явно ожидать его. Чертовы дети, они считали себя взрослыми красавицами, способными привлечь кого-то длиной волос и прямыми взглядами, да только Еноху было плевать. Мог бы он подойти к любой из них? Мог бы. Мог бы с легкостью уговорить на секс? Через минут пять. Только во всем этом не было смысла. Секс – тоже работа, а работу Енох ненавидел в принципе. Ему было настолько все равно, что с ним будет, настолько его тело устало от бесконечной работы. Единственное, в чем его привлекали отношения – это в общем бюджете. Но искать кого-то ради денег – это все еще шло вразрез со всеми его принципами. Думал ли он об отношениях до колонии? Кто вообще думает о них в восемнадцать и девятнадцать? Даже в двадцать не всегда. У него был миллион других, не менее важных дел, а партнер всегда находился без обязательств, причем и того, и другого пола. Ему нужно бы перестать думать о прошлом, ведь прошлое приносит только боль. Но и будущее – тоже. Адам крикнул его из подсобки. Енох подошел к телефону, с облегчением слушая, как Оливия сообщает ему, что возьмет Клэр к себе на вечер и ночь. Наверное, так она извинялась за то, что больше не сможет помогать ему. Поступал ли он с ней жестоко, не ответив ей? А отвечать без чувств – это не жестоко? Он поступил правильно. Быть для кого-то мужем он вообще не собирался. Возможно, где-то в глубине души он верил, что в один день сможет снова жить для себя, хоть и не заслужил это. Раздеваясь перед своим ящиком, Енох вдруг понял, что пойдет на дополнительную ночь в больницу. Больше денег. Клэр будет накормлена и уложена спать, а сам он не может сидеть дома, пока есть возможность работать. Так что он переоделся, накинул капюшон и вышел на улицу, чтобы доехать до больницы. [Джейкоб] Улица встретила его холодом и сыростью. Отвратительная погода, то снег, то дождь. Джейкоб бежал к метро, внутри себя отвечая этой Оливии самыми грубыми словами. Она, конечно, заметила, что он весь день ничего не делал. Он молчал, хотя сейчас вел с ней крайне грубый диалог. Сейчас, про себя, он отвечал ей. Всю дорогу в метро Джейкоб злился на всю эту идиотскую ситуацию. Предки просто не знают, что он должен мыть пол. Сейчас он все им об этом расскажет. Джейкоб добрался домой в рекордные сроки, полный ярости, обиды и возмущения. Телефон его давно умер, так что может родители ждут его с распростертыми объятиями. По пути к своему дому Джейкоб оглядывал особняки соседей. А ведь он почти никого из них не знает, видел парочку подростков своего возраста, но они держались от него в стороне, да и плевать, в общем-то. Он впервые шел по этой дороге пешком, удивляясь тому, насколько она длинная. Нескончаемые высокие каменные заборы, древние красивые ухоженные деревья, чистые тротуары и ни одной мрачной личности в округе. Здесь с колясками гуляли няни, спешили горничные и повара, но и только. По этой дороге почти никто не ходил, все ездили, как раньше и Джейкоб. Он подходил к своему дому, заходя в открытые ворота. Первым же делом он увидел проблесковые маячки машины перед домом. Внутри него родилось плохое ощущение. Гораций. Он ведь, по сути, украл деньги у Горация. Что теперь, тюрьма? Он бросился за буйные кусты, которые не опадали даже зимой. Камеры? Но он не видел камер. Кто-то видел, как он украл деньги. Двести баксов, это что, сумма что ли? Джейкоб осторожно пробирался к своему дому за кустами, внутри приходя в бешенство от того, что должен так возвращаться домой. В темноте он видел лишь маячки и фонарь перед парадным входом. Фонари на дороге не работали. Это очень странно, родители делали так, когда собирались уезжать. Джейкоб подобрался к углу дома. Машина копов была пуста. Очевидно, они внутри. Можно зайти с террасы. Там есть окно. Можно послушать под окном. Джейкоб увидел, как в ворота заезжает автомобиль его родителей. Они собираются уезжать. И это тоже плохой признак. Если бы они хотели извиниться, они бы обязательно дождались бы его и предложили ему отдых на Канарах, скажем. Еще никогда Джейкоб не думал так быстро. Все воспринималось компьютерной игрой, в которой он почувствовал себя шпионом. Он никак не мог понять, что все это не призрачные проблемы и не игра, поэтому он ощущал даже некоторое веселье, пробираясь к нужному окну. Подтянувшись, он заглянул внутрь. Лицо матери было какое-то кривое. Отец вообще слился с белой стеной. Копы что-то писали. Мать шарила в сумочке. Окно закрыто, и это большой минус. Джейкоб решил забраться к себе в комнату. Рядом с домом напротив его окна росло дерево, по которому он лазал, когда был маленьким. С тех пор он считал, что не дело ему с его деньгами так ползать, но руки и ноги помнили. Только тесные джинсы чертовски мешали. Джейкоб забирался наверх чуть дольше, чем в детстве. Открыть окно тоже получилось не с первого раза, он и забыл, как это делал раньше. Наконец он забрался в свою темную, убранную комнату. Захотелось просто лечь и проспать весь этот кошмар. Но нет, нужно было действовать, ведь они шпион. Он выглянул в коридор. Никого. Темно и тихо. Снизу доносились голоса. Мать нервно говорила что-то на повышенных тонах. Отец вмешивался, но робко. Еще бы, он живет на ее деньги, он не смеет и рта раскрыть против нее. Что же происходит? Джейкоб опустился на колени и прижался ухом к полу. - Это уголовная ответственность… - Я возмещу… - Есть заявление… - Давайте успокоимся. - Я не знаю, где он сейчас! Давайте я просто заплачу… - Мы не можем… - Я уверен, что это случайность, господа… - Это кто, как вы сказали? Давайте позвоним ему. - Дорогая, пожалуйста, выпей воды. - Его телефон отключен, а если его… - Мисси Портман, мы найдем его, если подадим в розыск… - Мой сын не может быть в розыске! Я возмещу все… - Я думаю, мальчик просто пошел на принцип… - Продажи упадут, если все узнают, что мой сын крадет… Джейкоб прижался спиной к стене. Ему было почему-то страшно, хотя он ничего так и не понял. Очевидно, его обвинили в краже. А это уголовная ответственность, за это сидят в тюрьме. Ему нельзя в тюрьму. Он не умеет даже драться. Джейкоб потер руками. Холодный липкий пот не имел ничего общего с похмельем, он продолжал соображать, хоть от страха прирос к полу. Нужно бежать. Розыск – это очень плохо. Мать вряд ли допустит это, но не похоже, чтобы она стала извиняться после этого. Похоже, он все же недооценил происходящее. Нужно убираться отсюда к чертовой матери, иначе его обнаружат и посадят в тюрьму. Но куда он пойдет? У него всего украденные двести баксов. Нужно наверное собрать какие-то вещи. Он в жизни не сбегал из дома, зачем, у него все было, все, что он пожелает. А что ему делать за пределами дома? Деньги не резиновые. Деньги нужно экономить. Джейкоб не был дураком и отлично понимал, что сейчас они из воздуха не берутся. Почему он никогда не делал заначек? Кто-то вышел в коридор внизу и собирался подняться. Джейкоб запаниковал и бросился в комнату. - Джейкоб? – раздался голос отца. Джейкоб бросился к шкафу и спрятался в нем, боясь даже дышать. Тюрьма. Вот это плохо. Слово тюрьма он понимает, несмотря на то, что никогда не видел ее в реальной жизни, только в кино, а в кино с такими, как он, поступают крайне плохо. Отец, судя по звукам, вошел в комнату. Окно. Джейкоб не закрыл чертово окно. Оставалось лишь надеяться, что отец рассеян и не заметит этого. Мало ли, открыли проветрить. Следов он не оставил. Скрипнула дверь. Нужно как можно быстрее собираться. Сумка? У него только брендовый рюкзак, но туда мало влезет. Эти джинсы надо снимать. У него есть штаны посвободнее, сойдут. Нужна кофта и куртка, но все такое тонкое, абсолютно не приспособленное для побега. Все заметное, с логотипами. Но Джейкобу некогда было думать. Наверное, ему нужно белье. Документы. Часы. Их можно, наверное, продать, но он понятия не имеет, где продают часы. Зарядка для телефона. Телефон его тоже броский, лимитированная версия. Кроссовки все кожаные, чертовски неприспособленные для долгой ходьбы. Никакой заначки. Джейкоб метался по комнате в носках, абсолютно не понимая, что ему нужно взять. Куда идти? Подальше отсюда, от этой машины с копами, там, где его никто не знает. Но сейчас ночь, где он будет спать? А спать нужно, он устал за весь чертов день. Спина устала спать где попало. На вечеринки ему путь закрыт, там его все знают, особенно Гораций, там его найдут без труда. Наконец он надел рюкзак и выбрался через окно. Убегая из дома, у Джейкоба было страшное ощущение большой потери. Он бежал навстречу тому, о чем не знал. Ему было трудно поверить, что отныне он предоставлен сам себе. Никаких планов он не мог построить, потому что все еще не верил, что мало того, что родители выгнали его, так теперь он еще и в бегах. Сто восемьдесят долларов – это много? Он не знал. Для него это мало, а для обычных людей? Он выбирался из богатого пригорода с тошнотой от страха быть пойманным. Когда мимо проехала патрульная машина, у Джейкоба остановилось сердце. Только не в тюрьму. Нет. Он там не выживет. Неужели его родители не способны купить ему свободу? Проверять не хотелось. Страх оплетал его разум липкой паутиной. Он сел в какой-то автобус. Не было сигарет, не было никаких таблеток, не было знакомых, которым он мог бы позвонить. Они выдадут его с легкостью, потому что без карт он для них никто. Как же живут все эти люди вокруг, у которых едва хватает денег, чтобы покрывать кредиты? Они что, тоже одиноки? Джейкоб потер переносицу. Нужно собраться. Он не дурак. Да, он ничего не знает об этом мире, но никто не мешает спросить. У кого спрашивать? Нужно просто где-то сесть и спокойно подумать. Автобус вез его черт знает куда. Никакого представления о городе у Джейкоба не было. Он смотрел за окно, гадая, на какой остановке сойти, но каждая последующая была мрачнее предыдущей. И все же на конечной пришлось сойти, в темноту вместе с усталой прислугой их богатого пригорода, сойти в какой-то район, где слышались только далекий вой сирен и лай собак. Дома здесь были многоэтажные и грязные от смога, то и дело проносились ярко раскрашенные машины с громкой музыкой и дешевой подсветкой, вокруг круглосуточных магазинов толклись непонятные люди. Джейкоб оглядывался и не знал, что делать. Куда идти? Он не знал ни единого человека в этом обычном мире, а если и знал, то только этого неведомого уборщика, который явно не станет ему помогать, после того, как он оскорбил его попыткой купить. Да и прийти второй раз без денег Джейкоб боялся. Если этот парень так посмотрел на него с деньгами, то что же будет без денег? Джейкоб обнаружил какую-то кофейню. Через полчаса она закрывалась, судя по его шикарным и стильным часам, но это лучше, чем ничего. Он зашел внутрь, радуясь теплу и приглушенному свету. Заказал кофе, хотя больше всего на свете хотел есть, но ни пончиков, ни чизкейков он не хотел. Перед глазами почему-то стояла говядина Веллингтон. Еда стоила дорого. А он еще не решил проблему с ночевкой. Он увидел усталую девчонку официанту. Она была так себе, неприметная, с кругами под глазами. Он улыбнулся ей, она слабо ответила. Он пригласил ее посидеть, и она не отказалась. Удивительно, как при такой усталости она все еще принимала такие приглашения. Хотя может быть, все дело в его шмотках. Или внешности. Он решил с ней просто поговорить, узнал, что зовут ее Рози, что учиться она в техническом на очном, а по ночам работает здесь. Она была блеклой, усталой и радовалась тому, что на нее хоть кто-то обратил внимание. Но Джейкобу от нее ничего не нужно было, кроме информации. Он спросил, знает ли она, где можно переночевать за скромную сумму. Она даже не посмотрела на его шмотки выразительным взглядом, настолько устала или просто даже не знала этих брендов. - Хостел есть, там обычно живут те, кто хочет документы подать. Он через два квартала, в таком здании вроде часовни, - с легкостью ответила она. – Вроде пятнадцать или десять за ночь, я точно не помню. Тех, кто не успевает в кампус, там тоже берут на ночь, так что просто скажи, что не успел в общагу, точно пустят. Джейкоб поблагодарил ее искренне. Она пожала плечами – для нее это ничего не стоило. Она даже не расстроилась, когда он ушел, так и осталась сонно сидеть на своем месте, даже не взяв деньги. Джейкоб снова вышел на улицу, накинув капюшон. Внешне он оставался спокоен, но внутри панически оглядывался по сторонам, впервые оказавшись в таком месте. Холодало, и на улице почти никого не было. Навстречу шли какие-то люди в кожаных куртках, и Джейкоб посторонился, пропуская их. Он был так напряжен, что слышал только свое дыхание, и оно оглушало. Пульс частил. Он шел как можно быстрее, сверяясь с нарисованной на салфетке картой. Он повернул. Увидел нужную вывеску. Обрадовался. А дальше боль, ослепительная вспышка и темнота. [Енох] Ночь выдалась спокойной. Может быть, дело в холодах, и все люди вместо обычных приключений сидели по домам. Может быть, просто сегодня не пятница и даже не среда, а четверг, а в четверг обычно меньше всего страждущих медицинской помощи. Он разорил кофейный аппарат, понимая, что решение прийти на дополнительную смену было глупым. Он уже хотел спать, хотя было всего в районе девяти. Ему пришлось умолять старшего по смене разрешить ему поработать, так как больница и так терпела убытки и не собиралась платить за дополнительные смены, но ему помогла мисс Перегрин. Эта эффектная женщина заведовала всем отделением неотложной помощи и не должна была даже знать, как зовут Еноха. Но именно она зашла к старшему по смене, услышала их разговор и сообщила, что ей нужна помощь именно сегодня, так как копы сообщили об очередной стрелке в одном из районов города. Енох был ей благодарен, а она даже не стала слушать. И вот он слонялся по приемнику, удивляясь тому, как быстро выучил все, что касалось первой помощи. Медестер было всего четверо, многие начинали болеть гриппом, медбратьев двое, иоба выглядели неважно, ординатор всего один и мисс Перегрин, сама мисс Перегрин, которая дежурила всего раз в месяц. Ничто не предвещало огромного потока пациентов, поэтому Енох просто мыл раз в час каждый из кабинетов, а в одном даже прилег на кушетку, балдея от того, как расслабляется спина. Когда раздался призыв ординатора, Енох понял, что спокойствие кончилось. Он вышел в коридор, видя, как весь немногочисленный штаб бросился к дверям, через которые ребята в форме парамедиков обычно ввозили пациентов. Одна каталка. Какой-то темнокожий с ножом в районе сердца. Плохой прогноз. Все бросились в реанимационную, буквально все. Енох со вздохом собрался идти готовить свою тележку к лужам крови и куче всяких бинтов. Двери открылись второй раз. Енох испытал дежа вю, разве что на этот раз Портман, а это был именно он, выглядел чертовски плохо. Он был без сознания, бледен и в одной футболке, странно залитой кровью по плечам. Кровь текла даже из уха, что тоже вряд ли было хорошим знаком. Енох застыл, не понимая, почему его так поражает подобная встреча. Он стоял и считал чертовы каталки, которые все везли и везли в их приемник, в котором просто не хватало людей. Вызывали всех, даже акушеров-гинекологов, всех, кто дежурил этой ночью в больнице, и все равно не хватало. Енох кивнул на вопрос ординатора о том, способен ли он помочь. Еще никогда он не испытывал такого стресса. Он смотрел, как обрабатывать резаные раны. Смотрел, чтобы тут же повторить на соседней полке, пока ординатор качает очередного пострадавшего в какой-то чертовой драке. Он видел множество манипуляций не раз, но все равно чертовски удивился, когда не только не испугался довольно обширной раны предплечья, но и смог обработать ее и даже зашить, благо все нервы – ординатор проверил – были целы. Это стало для него открытием. Открытием в себе каких-то способностей, о которых он не подозревал. Он сновал за ординатором, выполняя все, что ему только скажут. Он жалел этого бедного паренька второго года обучения, который был не самым умным, но зато самым быстрым из всех, кто здесь работал. Очки его то и дело съезжали, он весь взмок и явно боролся с паникой, но руки его продолжали делать свою работу. - Мне нужен нейрохирург, я понятия не имею, что с этим парнем, - кричал Миллард в трубку, бледнея на глазах. И хотя Енох не знал, о ком он, он это чувствовал. – Пойдем, нужно попробовать сделать снимок. Енох испытал странное ощущение нереальности происходящего. Еще вчера Портман хотел его купить, а теперь он выглядел совсем нежизнеспособным. Он помогал Милларду его переворачивать и держать, пока тот осматривал пострадавший затылок. Очевидно, что его ударили по голове, чтобы все стащить. И хотя Енох не особо ему симпатизировал, это не значило, что он желал ему такого. Но как этот идиот вообще мог оказаться в месте, где возможно ограбление? У Милларда зазвонил телефон. Он в ярости вытащил его, прижав его плечом. - Мне срать, где твой Портман, - вдруг проорал он, и Енох вздрогнул, во-первых, потому, что Миллард никогда не кричал, а во-вторых, потому, что Портман был как раз перед ним, но что-то подсказывало Еноху молчать. – И твоя репутация меня сейчас тоже не волнует, перестань мне звонить, черт тебя побери, - и он бросил трубку в карман, замирая на месте и глубоко дыша. – Нужно позвонить копам, сказать, что у нас тут парень с неустановленной личностью. Без невролога или хирурга я его даже трогать не стану, мозг не вытекает, и слава богу. Передай девочкам поставить обычную капельницу. Больше я ему ничем помочь не могу. Енох исполнил все его требования. Странно было звонить в полицию и сообщать, когда он сам отлично знал фамилию человека. Ему не понравился этот крик Милларда, и хотя он был на взводе и раньше, так он никогда не кричал. Потихоньку персонал справлялся, и Енох отправился убирать все, что осталось после этого аврала. Усталости от пережитого стресса он уже не чувствовал, когда вдруг наткнулся в одной из палат на мисс Перегрин. Ее макияж был, как всегда, экспрессивным и пугающим, но сама она была потрясающим врачом, возможно, самым лучшим. И застал он ее как раз рядом с Портманом. - Ты молодец, - сообщила она Еноху, даже не смотря на него. – Тебе стоило бы стать одним из нас. - Это невозможно, - как можно вежливее отказался Енох. Хотя вообще-то ему понравилось зашивать сегодня эту рану, не испытывая страха. - Нет ничего невозможного, - нахмурилась она. – Удивительно, насколько мальчику повезло. У него нет даже перелома. Наверное, капюшон его спас. Или что-то вроде этого. Придется ждать, пока он придет в себя или пока его личность не установят. - Портман, - выдал он, безранично доверяя мисс Перегрин. – Он здесь уже был. Авария два дня назад, помните? – мисс Перегрин явно не помнила, но рассеянно кивнула. - Ну вот, значит, Портман, - спокойно ответила она. – Плохо то, что он может очнуться, и только тогда показать нам всю тяжесть ситуации. Ты не мог бы посидеть с ним? Вообще-то не мог, хотел ответить Енох. У него еще миллион дел в приемнике, но почему-то он никак не мог отказать мисс Перегрин. Она, пожалуй, единственная была настолько рассеянна, что ничего не знала о его судимости или просто забыла, вполне адекватно общаясь с ним, когда вдруг замечала. - Ладно, - пробормотал он отстраненно. Впрочем, в себя Портман не приходил. Енох дремал на стуле, просыпаясь только тогда, когда начинал падать. В один из таких промежутков между сном и явью он вдруг услышал, как кого-то рвет. В этот раз он оказался более к этому подготовлен и спас свой чистый пол. Портман его явно не узнавал, обнимая утку и изливая в нее исключительно желчь. Выглядел он настолько плохо, что это попросту мешало Еноху и дальше его ненавидеть. Сейчас он был пострадавшим, и это вытесняло весь предыдущий опыт общения. - Что случилось? – пробормотал Портман, хотя Еноху казалось, что тот его не узнал. - Мы не знаем, - сжато ответил Енох, помогая ему сесть. Ему показалось, что Портман стыдится чего-то. Удивительно, но он все же оказался способен на стыд. Удивительное открытие. Енох вызвал медсестру, но она подозрительно долго не приходила. Портмана продолжало рвать, хотя было просто нечем. Он вытер глаза, но никаких иных звуков не издавал, несмотря на все свое состояние. На Еноха он тоже не смотрел. - У меня все забрали? – спросил он в пустоту. Енох подтвердил и это. Портман промолчал. Он просто дьявольски не был похож на того раздражающего золотого мальчика, которого Енох встретил несколько дней назад. Это был вообще какой-то другой человек. - Я думаю, они уже нашли твоих родителей, я сказал им твою фамилию, - произнес Енох, хотя бы для того, чтобы у парня была хоть какая-то определенность. Но вместо успокоения тот вдруг сел на кровати, после чего его опять затошнило. Он сжал кулаки и постарался слезть с кровати. Еноху пришлось его остановить. - Мне нужно уйти, - прошипел он сквозь зубы. – Пусти меня. Енох не собирался этого делать не из чувства справедливости. - Меня в тюрьму посадят, - уже отчаяннее произнес Портман. - За то, что тебя ударили? – поднял бровь Енох. - Пожалуйста, отпусти меня, - произнес Портман с нажимом, смотря куда-то сквозь него. – Мне нужно уйти, пока они не приехали за мной. - Я не могу тебя отпустить, меня за это уволят. Портман посмотрел на него. Честно говоря, цвет его глаз был прямо скажем нечеловеческим. Зато взгляд был очень и очень понятным. Он боялся. Боялся больше, чем своего плачевного состояния. Еноху показалось, что он видит сам себя в тот день, когда оказался под стражей. Это было странное решение, слишком импульсивное для него, но помогая Портману, Енох думал, что помогает сам в себе. Когда мисс Перегрин спросила его, не видел ли, куда делся безымянный мальчик, Енох честно признался, что после того, как вызвал сестру, ушел убирать последствия пищевого отравления в соседнюю палату, потому что это его работа, а палат чистых уже не хватало. Она не стала его ругать, но было видно, что он ее разочаровал. Пока Енох совсем не понимал, разочаровал ли он себя.