Aliis inserviendo consumor

[Енох] Енох наблюдал за тем, как, лавируя между припаркованными скорыми, к главному входу подъезжает очевидно дорогая машина. Он курил, прекрасно зная фамилию владельцев, ясно представляя себе, что за высококлассные уроды могли воспитать такого, как этот Портман. Он был ничуть не удивлен неврастеничной матерью, худой, даже тощей, в полушубке поверх костюма, с крошечной сумочкой, в которой на самом деле просто Эверест денег на одной карте. Вот отец его слегка поразил, дерганный очкарик, совсем не холеный качок, какой должен был бы быть рядом с такой ясно читаемой богатой стервой. Впрочем, бренды были при отце и бросались в глаза даже на расстоянии, от мобильника до часов. Бренды. Возможно, самое бесполезное изобретение человечества, по мнению Еноха, после наркотиков, наверное. Стадо создает бренды на пустом месте и поклоняются им деньгами, новые американские боги. Раньше благодарили богов ща погоду, а теперь бренды за скидки и акции. Бренд не только нужно купить, его нужно выставлять напоказ, его нужно пользовать за столом и в туалете, и этот телефон не отрывается от уха очкарика. А Портман-мелкий ведь не его сын, иначе где бы ему взять такой цвет глаз? Вообще-то Портман выполнил все условия для того, чтобы стать проблемой. По словам невролога, у него сотрясение, без амнезии, но явно тяжелое, с этой неукротимой рвотой и головокружением. Помогать ему сбежать было, наверное, не гуманно, и Енох не до конца понимал, почему отвел его в свою каморку уборщика. А если он там уже сдох от отека мозга или других страшных слов? Надо было взять с него расписку в том, что Енох его не крал и не убивал. Еноху живо представилось, как его обвиняют в убийстве золотого мальчика. Он похолодел и бросился по коридору, обещая себе тут же выгнать его взашей куда угодно. Не с судимостью Еноха творить такой беспредел. Он рывком открыл дверь, впуская в свою душную каморку немного света. Портман лежал головой на руках, устроенных на столе. Поза вообще-то для умершего не характерна, но Енох на всякий случай потряс его за плечо. Не с первого раза, но он все же проснулся. '- Предки твои приехали без копов, - сообщил ему Енох, быстро придумывая повод, чтобы его разбудить, кроме вероятной смерти. - Что? – переспросил Портман, потирая лицо руками и давя на глаза. – Дай что-нибудь от головы, я сейчас умру. - Умирать будешь в коридоре, я тебе не аптека, - прорычал Енох. С чего он решил, что должен ему помочь? Между ним и этим парнем разница в пропасть. – Вали к предкам, никаких копов там нет. - Пока нет, - помрачнел парень. Выглядел он хуже, чем пытался это делать. – Что, блять, таблетки тоже жалко? Енох слегка опешил. Наглости, конечно, парню не занимать, но никто не мешает выкинуть Портмана пинком под зад навстречу приключениям, которые настигли его абсолютно справедливо. В его голове родилась идея гораздо лучше, чем пинать Портмана. Его можно продать. Енох закрыл дверь на ключ. Затем подумал и открыл дверь, решив, что тогда это точно будет походить на похищение. Он пошел, толкая свою тележку, вдоль коридора, прислушиваясь в поисках скандала. Его не было. Странно. За столь дорогого сынка такая мать должна была разнести всю больницу, потому что… Енох точно не знал, но у таких людей демонстративность всегда была на первом месте. Он прислушался к разговору медсестер – шмотки и маникюр, ничего интересного. Енох повернул в коридор, ведущий к залу ожидания. Что-то не так. Он шел и смотрел исподлобья через пластик вместо стены на людей, что сидели в ожидании вызова. Кто-то заполнял документы. Кто-то смотрел телевизор. Кто-то страдал, привалившись к стене. Этой четы не было. Он ошибся? Не то, чтобы он много знал о богатых семьях, но за детей положено волноваться, если, конечно, это их сын. Если он приемный, то это все равно не объясняет, почему не слышно истерики. Хотя какая разница? Даже если Енох его не продаст, он ничего не потеряет. Он расслабился. Стекло опять кто-то измазал брызгами крови. Хорошо, что брызгами. Резаный сосуд? Вряд ли, обычно привозят через вход для каталок. Скорее, кровь из носа, какой-нибудь толстяк с большим давлением. - Доброй ночи. Енох продолжал тереть стекло, отсутствуя мыслями в своей же голове. - Мне очень неловко вас отвлекать. Енох очнулся, обнаруживая рядом с собой часть четы, отца-ботаника. При ближайшем рассмотрении Еноху оставалось удивляться, как этот мужик вообще затесался в эту семью стервятников. И ведь вежливый. - Я не врач, - на всякий случай пробормотал Енох, оттягивая ворот своего комбинезона. – Туалет по коридору направо, - рефлекторно произнес он и вернулся к своему стеклу, за которым как раз забирали плачущую девочку с руками на животе. - Я был бы признателен, если бы вы помогли мне найти моего сына, - кашлянув, произнес мужчина, поворачиваясь к Еноху вполоборота. – Денежно, - тихо добавил он. А нет, такой же. - С чего вы решили, что я могу вам помочь? – каждое обращение Еноха было искусно колким. Мне Вы тут не нужны, мысленно добавил он. Оба. Но деньги, деньги решают все. Нужно лишь осторожно выяснить, за сколько он готов найти сына. - Есть основания, - довольно кратко отозвался мужчина. – Сколько нужно, пятьдесят? Пятьдесят. Неплохо, но маловато для любимого сына. А ведь никто, кроме Еноха, не знает, где Портман, и это явно стоит ста пятидесяти. Енох ощутил презрение к самому себе, но в этом мире он научился очень важному навыку быть сам за себя, ну и за Клэр, конечно. Одиночкой проще. - Это вы так цените своего сына? – усмехнулся Енох. – А если он не хочет вас видеть? – выпад наудачу, черт знает, что не так в этой семьей. - Сто пятьдесят, - процедил сквозь зубы мужчина, моментально изменившись в лице. Он явно хотел сказать что-то броское, но сдержался. Удивительное терпение. - Я вспомнил, где его видел, - отозвался Енох, остановив взгляд за стеклом на огромных входных дверях больницы. Рука с почти бабским маникюром и таким же презрением опустила в его карман пару бумажек. Половина счета, который горит с марта. Еноху аж полегчало, когда он представил, как оплачивает его в банке. Легкая волна мурашек облегчения накрыла его, когда он неторопливо сложил все на свою тележку и повез ее в сторону каморки. Ни единой капли стыда или душевного волнения, он ничего не должен Портману, пусть его забирают обратно в золотой дворец или где они там живут. Он открыл дверь, запустив прежде этого ссутулившегося почему-то отца. Енох зашел следом, моментально прилипнув к полкам с тряпками, потому что места категорически не хватало. - Продал, значит, - почти шепотом отозвался Портман-младший, открывая один глаз. – Вот мудак, - сообщил он Еноху, и Енох пожал плечами. Взаимно. – И что, блять, теперь? Из дома выгнали, посадите в тюрьму? Или мать наконец сдохла от своих псевдосердечных приступов? Довольны? - Я готов удвоить стартовый капитал, - дрогнувшим голосом произнес Портман-старший. – Без ведома матери. Здесь был другой Портман, а твое местонахождение неизвестно. Через два месяца испытательного срока придешь домой с извинениями и подробным планом своей будущей жизни. - Иди нахуй, - с наслаждением протянул Портман. – Я найду деда. Он мне поможет. - Он вчера умер, - как-то буднично сообщил мужчина. Это здорово отдалось не только в самом Портмане-младшем, судя по его лицу, но и в Енохе, противоестественно, потому что ему было насрать на то, что кто-то умер, но все происходящее давило на него своей неправильностью. Он просрал свою семью, и она развалилась, но это… Это вообще нельзя было назвать семьей. Их связывали деньги и фамилия, они были ущербными, жалкими людьми. - Где? – прошипел Портман-младший, и лицо его сильно исказилось. Настолько сильно, что Енох готов был поверить в то, что этот дед, похоже, был единственным важным для него человеком. - В дурдоме, где же еще, - отмахнулся мужчина. Енох испытал дикое желание ущипнуть себя. Это реальные люди? Отчасти он пожалел парня, потому что вырасти с такими родителями нормальным было бы невозможно. На этом все его сожаления кончились. Он видел, как на старый стол выкладывается четыре сотни. – Он там уже два года был, а ты не знал? – интонации Портмана-старшего были тошнотворными. – Ах да, ты был занят наркотой, алкоголем и… - Он слегка покраснел. – Каждый чек этой шлюхи будет списан с твоего счета сразу же, как ты его заведешь. - Как вы любите избавляться от тех, кто доставляет вам проблемы, - произнес Портман-младший с той же интонацией. – Мне нужны документы, - и он резко оборвал себя, не желая признаваться в том, что его ограбили. - Придешь через неделю. - А эту неделю я что, бомжевать должен? – в голосе Портмана-младшего звучал искренний интерес. - Мне абсолютно плевать, что с тобой будет, Джейкоб. Для нас ты все равно, что мертв. Лучше бы так и случилось в той аварии. Енох поднял брови. Звучало драматично и… Да черт возьми, это нормально для богатых? Как это вообще можно сказать своему же ребенку, каким бы ублюдком он не был? В общем-то, на этом его удивление иссякло. Он остановил свой взгляд на деньгах. - Если так нуждался в деньгах, зачем ломался? – спросил вдруг Портман. Он выглядел бледным, но каким-то мстительно зажженным. – Отец не выложил бы за меня пять сотен, две максимум, я прав? Прав, - подтвердил он, скользнув взглядом по лицу Еноха. - Продать себя и продать информацию – разные вещи, - заметил Енох. Но, впрочем, ему было насрать, что Портман об этом думает. Было почти четыре часа утра, а у него еще ничего не приведено в порядок перед следующей сменой, да и комбинезон не забыть бы постирать. - Помоги мне. - С какого хрена? – поинтересовался Енох, доставая идиотские журналы расхода, в котором все равно одна неправда с момента основания больницы. Он начинал уставать от всего этого. Можно назвать это экстремальной ситуацией, которая заставила его изменить свое обычное равнодушное состояние, и теперь Енох чувствовал себя еще более истощенным, чем прежде. - Скажем, за сотню, - Портман был абсолютно уверен в том, что Енох согласится. - Да хоть за тысячу, - с абсолютным наслаждением произнес Енох, ощущая, насколько же ему хватит унижаться на сегодня. – Ты меня просто заебал, Портман. - Джейкоб. - Все равно, - Енох механически переписывал приевшиеся цифры в новый столбик. Столько жидкости, столько тряпок, одно и то же. Но почему-то Портман с места не двигался. Енох поднял бровь, смотря на него. - А мне некуда идти, - развел руками Портман. - Мне абсолютно плевать на это, - еще раз повторил Енох. Ярость зарождалась в нем с опасной скоростью. – Просто уйди. - Или что? Ударишь? – усмехнулся Портман. А почему бы и нет? Это было почти приглашение, вкупе с его самодовольной физиономией. Руки сами собой сжались в кулаки. Он так давно не дрался. Так давно не давал выходя ярости, что послужила причиной его заключения. Ему стало бы легче, если бы он ударил Портмана. Но только больничная койка стояла перед глазами, и взгляд Клэр, узнавшей о смерти родителей. Так эгоистично он больше не может поступать. И ярость отступила. Пусть сидит, сколько влезет. [Джейкоб] Джейкоба раздирало на части. Во-первых, настолько сильной боли он еще не испытывал. Она пропитала весь его мозг, так что Джейкобу казалось, что он ощущает все извилины разом. Глаза горели, но, слава богу, в каморке было темно, так что это причиняло меньше неудобств. Его терзало слепой ненавистью к отцу, и на этом все. Джейкоб не мог думать дальше. Потеря деда была…. Была неожиданностью. В которой он вдруг ощутил себя виноватым. Давно ли он кричал матери, что она тупая дура, рад считает, что дед поехал крышей? Еще в пятнадцать он проводил кучу выходных в доме деда, снисходительно слушая его истории о войне и не веря в них. Верить он перестал лет в семь, когда изложил версию событий в Нормандии, услышанную от деда, после чего получил двойку. Дед был… Скажем так, дед был единственным, кто вызывал в Джейкобе подобие уважения, хотя бы потому, что ему было не насрать на Джейкоба. И на пять минут Джейкоб поверил, что Еноху тоже. Ровно до того момента, как вошел отец. Джейкоб спустился с небес на землю, моментально понимая, что этот парень поступил в высшей мере рационально. И на десять минут он вообще забыл о том, где находится и в каком положении, лишь бы не показать, что ему больно, страшно и обидно. Он вырос таким, каким они его растили, в чем его гребанная вина? Вместо того, чтобы распустить слюни, Джейкоб взял себя в руки. Он справится. Дед же справился когда-то, теперь его очередь. Правда, деда выкинуло в реальный мир не с золотой горы, но это не имеет никакого значения, Джейкоб справится всем назло. И себе в том числе. Проблема была в том, что он не знал, с чего начинать. И, конечно, в плохом состоянии. Он даже не пробовал вставать на ноги, испытывая легкое головокружение даже сидя. Было странное ощущение тупика, в котором он вдруг вынужден сидеть и выбешивать своим присутствием Еноха, потому что идти Джейкобу некуда. Утром он сможет перебраться в детский сад, но сейчас ему в самом деле лучше оставаться здесь. Это дало ему возможность оценить, насколько странно он себя чувствует. Весь его мир был этаким дешевым стразом, расколовшимся при первой возможности. Как давно предки мечтали избавиться от него? Сейчас они имеют полное право. Он не нужен им всю жизнь, и они баловали его не потому, что любили, а потому, что так положено в этом обществе. Его растили няни, множество няней. Они внушили ему некоторое отвращение к большинству женщин. Мать родилась в такой же богатой семье, унаследовав часть прибыли от семейной сети магазинов только благодаря быстрому замужеству за тем, кто никогда не ушел бы от нее с частью денег. Умна ли она? Джейкоб почти ничего о ней не знал, а потому с легкостью мог обзывать ее, как хочет. Джейкоб запретил себе рефлексировать, было и было, теперь он сам по себе. Он встал, и Енох абсолютно на него не отреагировал. Енох. Его имя было примерно таким, о каком Джейкоб мечтал еще вчера. Сейчас мечтать сил не было, но несмотря на тошноту и желание стукнуться головой еще раз, лишь бы прошло, он все равно испытывал внутри что-то похожее на щекотку, беспокойство рядом с ним. Было забавно в стиле черного юмора понимать, что в данный момент ему больше некого просить о помощи, потому что денег у него нет. При этом Енох отказал ему в обоих случаях, а, значит, дело не в деньгах. - Зачем тебе деньги? – Джейкоб привыкал стоять. Нужно стоять. Енох проигнорировал его, закончив с шестым или седьмым толстым журналом, потрепанным от времени. Тени под его глазами выглядели внушительно. Черт возьми, он не предлагает уже трахаться, неужели так сложно просто поговорить? Именно это он и озвучил, в некоторой отчаянной ярости заставив его поднять голову. Взгляд Еноха его здорово напугал. Напугал так, как не способны копы или тюрьма, потому что в этом взгляде было что-то очень неконтролируемое. Что-то очень довольное тем, что Джейкоб подставился. Он разжал руку на подбородке Еноха и отступил, не совсем уверенный в том, почему ему можно было это сделать. Он никогда не встречал ничего настолько… Настолько страшного. Бывало, что люди под наркотой и алкоголем выглядели неадекватными, но это нельзя было отнести к действию каких-либо веществ. Енох моргнул и слегка повел головой в сторону. Джейкоб нервно сжал руки в кулаки. Страх уходил, и ему показалось, что это привиделось его пострадавшему мозгу. - Пожалуйста, помоги мне, - ненавидя себя, пробормотал Джейкоб. - Нет. Нет и все. - Я сделаю все, что угодно, - продолжил Джейкоб. И вероятность изнасилования в данном случае точно не была самой пугающей. Больше всего он боялся… Он понятия не знал, чего так испугался. Испугался дна, на котором можно оказаться. Дна, о котором даже сейчас не имел понятия. - Мне ничего от тебя не нужно, - усмехнулся Енох, даже не смотря на него. – Вру, - он вдруг обернулся. – Исчезни. Джейкоб едва не зарычал. Даже сейчас он верил, что Енох просто обязан ему помочь. Четыре сотни, и он готов их отдать за эту помощь, но что-то подсказывало Джейкобу, что это не поможет. Как будто предела своего унижения Енох уже достиг, и по каким-то причинам предел этот опустился с того момента, как Джейкоб предложил ему секс всего несколько дней назад. Теперь казалось, что прошла вечность. - Хотя бы таблеткой, - произнес Джейкоб без всякой надежды. Это почему-то возымело действие, и Енох велел ему идти за собой. Через несколько минут Джейкоб уже сидел на кушетке, а одна из медсестер, симпатичная и пухленькая, ворковала над ним почти нежно. Он вдруг понял, что ее доброта не связана конкретно с ним или с его деньгами, которых уже не было, она просто от природы была добра. И это шло вразрез с представлением Джейкоба о людях. Она забинтовала ему голову, поставила капельницу и велела нажать кнопку, как только она закончится. Джейкоб послушно лег, смотря в потолок. Рука дернулась к карману, но он вовремя вспомнил, что телефон украли. Забрали все, что у него было, а ведь он собрал все самое нужное. Безнадежность накрывала вместе с белым потолком, он задремал, а потом проснулся с бешено бьющимся сердцем. Голова не болела, но сохранялась тяжесть на висках. Джейкоб сел и нажал кнопку, увидев, как кровь вытекает по пустой трубке из его руки. Кровь его не испугала. Никто не приходил. Джейкоб не знал, можно ли вставать с этой штукой в руке. Он уже опустил ноги, когда увидел Еноха. С мрачным выражением лица он привычно вытянул иглу из руки Джейкоба, согнув ее в локте. Он велел ему держать так минут десять, а после развернулся и вышел. Джейкоб интуитивно бросился за ним. Тенью он ходил за Енохом по всему приёмнику, пока не обнаружил, что тот идет к выходу. Холод замедлил Джейкоба, но не остановил. Он встал прямо рядом с Енохом, стараясь не задавать себе лишних вопросов о том, правильно ли он делает или нет. Ему нужна помощь. Очень нужна, и ему нечего за это пообещать. - Хочется заплатить тебе, лишь бы тебя тут уже не было, - наконец устало произнес Енох. Он прислонился к стене больницы, смотря мимо Джейкоба за тем, как прибывают скорые. - Разве в больнице все не обязаны помогать? – Джейкоб подавил дрожь, но его усталый организм просто требовал отдыха и тепла, а Джейкоб никак не мог себе это позволить. - Да блять, я просто уборщик, - вздохнул Енох. – И моя смена кончилась пять минут назад. Искренне надеюсь больше тебя не увидеть. Джейкоб следовал за ним из упрямства. Енох мог бы закрыть каморку, но не сделал этого. Либо Джейкоб в самом деле мог рассчитывать на помощь, либо… Либо он его считает кем-то вроде таракана. Сил на обиду не было. Помощь. Очень нужна помощь. Он застыл в дверях, наблюдая за тем, как Енох переодевается. Взгляду Джейкоба открылись витиеватые черные узоры вдоль его сильных рук. На запястье было написано какое-то слово, которое Джейкоб не разобрал. Он что, в тюрьме сидел? Татуированных парней хватало, но сейчас эта догадка возникла не случайно. И Джейкоба это абсолютно не пугало. Даже наоборот, от всего этого он испытал что-то похожее на желание, но никак не связанное с изможденным болью телом. Это было очень странное желание, и связанное с сексом, и нет, и оно было сильно не знакомо Джейкобу. Вероятно, так должно было случиться, он должен помочь, ведь в целом мире миллион людей, рядом с которыми Джейкоб мог бы оказаться в этой критической точке своей жизни, а оказался с ним, еще раз. Он неуверенно сделал шаг вперед, затем еще, и у него было всего несколько секунд прежде, чем Енох обернется. Внутри что-то колебалось. Он волновался, но почему? - Пожалуйста, помоги мне, - прошептал Джейкоб тихо, прислонившись лбом к его спине. Он был уверен, что знал о взаимодействий тел все, что только можно, но это волнение, эта сильная тяга не имела с предыдущим опытом ничего общего. Если бы на его месте был кто-то другой, Джейкоб не стал бы умолять. Но сейчас он бы все отдал, и дело было не только в помощи, но и в ответе. Под его лбом была лишь тонкая белая майкая, пахнущая совсем слабо порошком, а под ней тело, к которому Джейкоб испытывал этот необъяснимый трепет. - Сколько раз мне еще повторить? – равнодушно спросил его Енох. - Меня не устраивает этот ответ, - Джейкоб сражался с собой, чтобы вернуть свою уверенность в себе, но терпел поражение. Он проиграл в первый раз, с кучей денег, с нормальным внешним состоянием и здоровьем, так почему должен выиграть теперь? - Мир не крутится вокруг тебя, и я не должен тебе помогать. Джейкоба поразила одна очень большая догадка, и времени думать у него совсем не было. - Зато я буду должен помощью тебе. Любой. Если бы Еноху так сильно не было ничего нужно, он бы его за шкирку выкинул. Но что-то все же есть, и это не касается денег или секса, что удивительно в этом убогом мире. И господи, Джейкоб понятия не имел, почему ему позволено стоять рядом, огромная часть его разума испытывала сильное удовольствие от этого, от той силы, что пряталась в теле рядом с ним. Если есть хотя бы шанс покорить его… В смысле покорить? Помощь. Нужна только помощь. - Представим, что я вдруг согласился, какого рода помощь тебе нужна? Енох забрал из ящика свитер и натянул его, словно Джейкоб не стоял от него в миллиметре. Джейкоб отшатнулся вовремя, чтобы не получить локтем. - Покажи мне, где купить одежду, где ночевать и где работать, - пробормотал Джейкоб, направляя все силы на то, чтобы думать. Работать, вот от этого слова его просто тошнит, но выбора нет. Идти к родителям с извинениями – это, наверное, похуже тюрьмы. Как он раньше не понимал, что они купили его отсутствие, как продолжают делать это до сих пор? Отца матери давно нет, но никто не знает, сколько еще условий богатого наследия нужно было соблюсти. Что, если ребенок, он, Джейкоб, тоже был условием для получения денег? - Мне на работу через два часа, которые я потрачу на дорогу. У меня нет времени тебе помогать, - отрезал Енох, оборачиваясь к нему. В его взгляде было полное равнодушие. - Нет ничего сложного в том, чтобы найти магазин, хостел и работу, - добавил он вдруг. – Даже для такого, как ты. Придется сделать все самому. Как это, наверное, тяжело, - иронично усмехнулся Енох, после чего накинул куртку на плечи. – Ничем ты мне помочь не сможешь в ответ, - произнес он, но как-то недостаточно уверенно. Впрочем, Джейкоб знал, где его найти. - А если я выйду на улицу в одной футболке со следами крови, меня как скоро сюда вернут? – спросил Джейкоб. Енох замер, положив руку на ручку двери. - У меня нет лишней одежды, если ты об этом, - ответил он и вышел, оставив Джейкоба лихорадочно соображать. Четыре сотни баксов. Это, в общем-то, много. Кажется. Но он не знает, сколько стоит день в хостеле, сколько стоит еда на день и одежда, а он ведь даже не сразу получит зарплату, даже если найдет работу. На улице холодно. Даже слишком для его внешнего вида. Вызвать такси? Лишняя трата. Дойти до метро так? Остановят. У Джейкоба появилось вдруг очень узконаправленное, но весьма полезное мышление. Он планировал, чего не делал никогда в жизни, получая от этого неожиданно мстительное удовольствие. Он справится. Он может многое и без денег. Он даже пропустил момент, когда Енох вернулся. В изумлении и некотором болезненном желании прикоснуться к нему, возникших даже прежде, чем любая словесная мысль в его голове, он смотрел, как Енох снимает куртку, а затем и свитер. - Вернешь туда, где меня купил, - бросил он, все еще не смотря на Джейкоба, после чего снова надел куртку и вышел. Джейкоб сжал теплую и толстую вязаную вещь в руках. Это не стоило ему никаких денег. Вообще. Это было так же необъяснимо, как добрая медсестра. Почему кто-то оказывает другому помощь? Люди ненавидят друг друга. Это естественно, ведь их так много, и чем беднее человек, тем злее. Так Джейкоб думал, но вот в его руках свитер, который Енох отдал с себя, уйдя в одной осенней куртке, и у Джейкоба внутри какой-то огромный разлом не только своей жизни, но и себя самого. Он надел его, едва не застонав от того, как в нем тепло. Он раскатал горловину свитера, прячась в ней и дыша едва уловимым запахом, очень незнакомым, но очень желанным. Теперь ему и вовсе казалось, что нет ничего сложного в том, чтобы существовать самостоятельно. [Клэр] На завтрак дали оладьи. Клэр очень хотела бы съесть их, но они такие вкусные, что их моментально забрали. Клэр молча смотрела, как Дэни, толстый мальчишка, забирает ее тарелку, нехорошо усмехаясь. Если она произнесет хоть слово, будет охота. Впрочем, охота и так может быть. Она не голодна, ведь Оливия сварила ей кашу с вареньем, дала печенье и кружку какао, и все это было очень вкусно и очень дорого для Клэр. Енох старался и кормил ее так, как только мог, но он почти не умел готовить даже спустя год. Клэр хотела бы научиться, но для готовки нужны продукты, а их нет. Клэр рада, что она может выйти из столовой совершенно спокойно. Коридоры еще пусты, и она может отсрочить время возвращения в зал, а другим воспитателям она скажет, что идет к Оливии. Клэр не верится, что когда-нибудь все это закончится. У нее всего два платья, и она очень хочет не расти, чтобы Енох не тратился на новые. Клэр думала о том, что хотела бы получить новое платье на Рождество. Эта мысль заставила ее тут же устыдиться. На прошлое Рождество она не могла даже нормально ходить, а у них не было даже своей комнаты. То, что у них есть сейчас – уже подарок. Клэр вдруг наткнулась на Джейкоба. Он спал, прислонившись к стене. Со вчерашнего дня в нем что-то изменилось, и Клэр с интересом принялась его разглядывать. Тогда она обнаружила в его кармане часть спрятанной шоколадки. Голод все равно проснулся в ней, несмотря на плотный завтрак у Оливии, видимо, много времени прошло с тех пор, как она поела. Клэр не ела шоколадок… Очень давно. Настолько давно, что ее рука потянулась к карману. Она вовремя одернула себя. Красть – это плохо. Всегда плохо. Она совсем не голодна. Однако она все же разбудила Джейкоба, и он видел ее руку, Клэр моментально стало стыдно. Она развернулась, собираясь убежать, ненавидя себя за то, что так поступила. - Держи, - Джейкоб поймал ее руку и вложил в нее шоколадку. - Я совсем не хочу, - начала Клэр, пылая щеками. Но все же очень хотелось, и она позволила себе посмотреть на нее только краешком глаза. Яркая обертка была очень красивой. Клэр вздохнула и посмотрела на потолок. Потом на Джейкоба. Потом снова на потолок, потому что он ей улыбался. - А я хочу, - заявил он, шурша шоколадкой. - Приятного аппетита, - воспитанно сказала Клэр, но губы почему-то дрожали сами собой. Это же не ее шоколадка, так почему ей так обидно? Но вместо того, чтобы съесть ее, Джейкоб вдруг пихнул шоколадку Клэр. Она смотрела на него с радостным недоверием, откусывая самый маленький кусочек. Это было настолько вкусно, настолько приятно после утренней потери оладушек, что на ее глазах загорелись слезы против воли. Она плакала навзрыд, хотя не делала это с тех пор, как… - Я не знаю, что надо делать, но я очень испуган твоими слезами. Клэр боялась даже дышать. Щеки горели от бесконечного трения, а слезы все не прекращались м капали теперь на рабочий комбинезон. Взрослым не было до нее никакого дела, только Оливия, но для нее первоначально был важен Енох. Никто и никогда из взрослых не обнимал Клэр просто так. Горячая волна признательности хлынула в сердце, мешая Клэр сдерживать слезы. Это было очень странно. Ведь она держалась столько времени, ведь она прекрасно помнила, чем закончились ее первые такие слезы. Но Джейкоб не делает так, как Енох. Он обнимает ее, хотя ничего о ней не знает. Может быть, если узнает, то испугается и убежит, все так делают. - Это все шоколадка, - придумала Клэр. – Это аллергия, - нашлась она, хотя не знала, что такое аллергия в полной мере. - Может быть, нужно к врачу? - Сейчас пройдет, - ответила Клэр, хлюпая носом. Никто не любит слез. Джейкоб так смотрит на нее, что Клэр только хуже. Она глупая маленькая девочка. Она сломала жизнь Ени. Она не сказала родителям, что очень их любит. Она должна терпеть охоты. Все это почему-то навалилось на нее из-за одной простой шоколадки. Если она и дальше будет здесь стоять, то слезы не остановить, и аллергией их не объяснишь. Клэр развернулась и убежала, размазывая слезы по щекам. [Джейкоб] Джейкоб посмотрел на швабру, она демонстративно игнорировала волшебный приказ мыть пол самостоятельно. Делать было просто нечего, смертельно нечего, и кроме утреннего происшествия с Клэр Джейкоб скучал. Утром он дремал, когда проснулся от шороха, и сперва подумал, что это Апистон пришел его арестовывать. Затем он увидел протянутую к карману руку. Невероятное счастье и поток слез от одной шоколадки его дезориентировали. Он боялся детских слез. Женские ненавидел и презирал, детские тоже, в общем-то, но ее слезы были очень… взрослыми. Как будто эта шоколадка была для нее смертельно важна. Джейкоб не представлял, что нужно сделать, чтобы она не плакала. Он обнял ее, потому что лично ему в детстве именно этого не хватало. А Клэр почему-то испугалась и убежала. Джейкоба напрягало то, что обычный мир не соответствовал его прежним представлением. Он посмотрел на швабру. Заклинание бы сюда. Или раба. Это сложно – мыть пол? Это грязно. Тряпки воняют. Пол грязный и пыльный. Но эта чертова швабра просто бросает ему вызов. Это не должно быть очень уж сложно, наверное. Джейкоб натянул резиновые перчатки с отвращением. Они воняли не хуже тряпок старостью и плесенью. Но они хотя бы избегали его от прямого контакта с тряпкой, водой и ядреным средством, у которого якобы должен был быть запах хвойного леса. Хвойный лес, он неуловим, он свеж, он дразнит слабым оттенком в воздухе, а не жарит рецепторы в вашем носу. Джейкоб намотал тряпку на швабру. Она свалилась. Джейкоб выругался и попробовал еще раз. Вроде ничего, держится. Провел шваброй по полу наугад. Плитки линолеума под ногами вдруг стали ярче в пределах одной полосы. Было видно, где чисто, а где и насколько грязно. Джейкоб провел еще раз. Чистый под выглядел как-то приятнее, да и вообще ощущение было как в РПГ игрушке с квестами, где надо быстренько стереть все поле или закрасить. Джейкоб вошел во вкус, рисуя чистые линии ровно по клеткам линолеума. Это было на грани веселья и какого-то непостижимого удовлетворения от своей работы. Он замер перед окном, чтобы вытереть пот. Детишек вытащили на улицу, и легком намеке на снегопад они носились друг за другом, визжа и смеялась и плача. Какофония этих звуков долетала до сюда даже через толстые кирпичные стены или старое деревянное окно. Бежала Клэр. Ее лицо было испуганным. Она не бежала, а убегала. Пятеро или шестеро мальчиков неслись за ней, и в ее лице была паника, какой никогда не бывает в догонялках. Клэр споткнулась и полетела коленями на асфальт. Джейкоб бросил швабру. С громким стуком она грохнулась на пол, когда он свернул в коридор, ведущий к выходу. Он плохо ориентировался, но сильно переживал за Клэр. Беспокойство перерастало в тревогу. Джейкоб побежал не в ту сторону и оббежал большую часть садика. Он успел к тому моменту, когда Клэр толкали от мальчика к мальчику, стащив шапку и тыча пальцем в ее шрам. Джейкоб оттолкнул двух ближайших, не заботясь о том, что они плюхнулись на задницу. Тревога нарастала, когда он поднял Клэр на руки, такую невесомую, такую дрожащую, задыхающуюся от бега и страха. Ее ладони были разодраны от падения. - Еще раз увижу, и головой в унитаз каждого, - прошипел Джейкоб скорее не этим коренастым малышам, а их стопроцентному будущему быдло, которое будет опасностью по вечерам в этом районе. - Клэр! Оливия выглядела перепуганной и изумленной. Она держалась за живот, хотя там не было ни одного лишнего сантиметра. - Слава богу ты цела, - произнесла она и протянула руки к Клэр, но девочка вжалась в Джейкоба. Джейкоб испытал что-то очень мощное, похожее на стремление убивать, если нужно, лишь бы вот эта конкретная едва знакомая ему девочка не плакала. Он ощутил себя способным защищать, и это иррационально делало его счастливее. – Посидишь у меня до пяти, - попробовала еще раз Клэр. – Хочешь, я позвоню… - Не надо, - тихо прошептала Клэр. – Я просто хочу поспать. Мне холодно. Можно мне поспать? Джейкоб нес ее так бережно, как ничего и никого. Она засыпала прямо на его руках, и Оливия снимала верхнюю одежду, полинявшую от времени и бесконечных стирок, заворачивая Клэр в одеяло. Джейкоб не мог выпустить ее из рук, боясь ее разбудить. Оливия настояла на том, чтобы обработать ей ладошки, и Клэр вырубилась так сильно, что не чувствовала боли. - И часто они так? – спросил Джейкоб мрачно. - Достаточно, - расстроенно ответила Оливия. - Почему воспитатели ничего не делают? - Потому что детям нельзя объяснить все аспекты, - Оливия аккуратно заклеила ссадины на ладошках детским разноцветным пластырем. – Спасибо, что пришел ей на помощь. - Она что, сирота? – спросил Джейкоб, ощущая что-то похожее на боль внутри. - У нее есть старший брат, но он работает каждый день, оплачивая счета за операцию, - поколебавшись, ответила Оливия. Джейкоб молчал. За этот день он пережил больше потрясений, чем рассчитывал. Клэр заставляла его беспокоиться, и в своем новоприобретенном стремлении защищать ее Джейкоб пообещал себе всегда следить за ней на прогулке. Он сидел в кресле, покорно работая подушкой для Клэр, и дремал, стараясь прогнать вновь усиливающуюся боль. Под тихую музыку из радио на столе Оливии Джейкоб думал о том, что у него есть ощущение некой связи что с Енохом, что с Клэр, это было похоже на какое-то дежа вю, в котором четко знаешь этих людей. Клэр заволновалась в районе пяти. Джейкоб очнулся от дремы, понимая, что затекла спина. Он наткнулся на ее серьезный взгляд и поспешил опустить ее на пол, не зная, как объяснить этому ребенку, что он, в жизни не подозревавший в себе такой потребности, вдруг готов ее защищать. У Клэр ведь есть брат, она же не одна, в конце концов. - Где Ени? – спросила Клэр, потирая ручками глаза. – Ведь уже темно, он всегда приходит, когда темно. - Черт, уже пять, - пробормотала Оливия, дремавшая на руках на столе последние пятнадцать минут. – Я позвоню, - она принялась набирать номер на стационарном телефоне, но ей явно никто не отвечал. Джейкоб молчал. Ему нужно было вернуть свитер, нужно было купить одежду, решить вопрос с ночевкой – это насущные проблемы, а у этой девочки есть, кому о ней позаботиться. Даже если он вдруг куда-то пропал. Джейкоб прокручивал в голове варианты своего ухода, но ни один не заставлял его двигаться, покуда он смотрел, как напряженно и с прямой спиной стоит Клэр возле стола, ожидая, пока Оливия дозвониться. - Я не знаю, может быть, что-то случилось на работе, - Оливия прекратила свои попытки. Джейкоб хотел спросить, почему бы не позвонить на мобильный, но он вовремя вспомнил о том, что у Клэр даже колготки какие-то безразмерные, собирающиеся на коленках в складки, какие уж тут телефоны. - А ключи у тебя есть? Я мог бы отвести тебя домой, - предложил Джейкоб, в общем-то, не обязанный оставаться здесь после пяти, и хотя лично его всегда забирали в нужное время, он прекрасно понимал, что это такое, когда всем не до тебя. Неважно, в садике или в дорогой машине с водителем и няней, никому нет дела до того, как ты провел этот день и чего ты на самом деле хочешь. - У меня есть, - судя по лицу Оливии, она колебалась, как будто Джейкоб не вызывал у нее доверия. – Но я так плохо себя чувствую, - добавила она шепотом сама себе, нашаривая сумочку. – Знаешь, если что, то я обязательно… - Вызовешь копов, я понял, - кивнул Джейкоб, и это было, в общем-то справедливо, ведь он не волонтером сюда пришел. - Клэр, ты… Ты не против пойти домой с Джейкобом? – Оливия встала из-за стола, но тут же села обратно, словно у нее кружилась голова. - Тебе не надо воды или врача? – неловко спросил Джейкоб, понятия не имея, смертельно ли опасно быть беременной. - Нет, я просто поеду домой, - Оливия протянула ему кольцо с двумя ключами. – Здесь около двадцати минут пешком, но можно и на автобусе, третий, девяностый… [Енох] Последние полчаса Енох был на взводе. Во-первых, он пострадал наравне со всеми от протекшей цистерны с использованным маслом, сильно ударившись рукой о железную стойку в попытках удержаться на ногах. Во-вторых, он злился на двух кретинов, которые поспешили за ним и сломали себе, по предварительным данным, предплечье и голень. В-третьих, именно его сочли наименее пострадавшим и наиболее работоспособным, и последние полчаса до закрытия с учетом вечера пятницы Енох работал, как проклятый, не имея возможности позвонить в садик. Бургер за бургером, этой без лука, тому с тройной порцией майонеза, калории, жиры, вонючее масло для фритюра и боль в руке, на которую у Еноха просто нет времени. Бургеры вечером пятницы, почему не суши в соседнем отделении, почему не пицца на дом? Довольные рожи, бестящие кредитки и наивность легкого бытия. Енох оперся на горячую от целого дня работы стойку. Нужно начинать уборку, иначе он не справится и к полуночи, а Эд и холеным пальцем своим не пошевелит, чтобы помочь. Но заказ за заказом он делал механически, абсолютно не интересуясь криками Эда о том, что он затягивает среднее время. В тот момент, когда кончился идиотский соус под названием «1000 островов», Енох с наслаждением показал через окно фритюрнице этой очкастой роже средний палец. Выгнать он его все равно не сможет, отныне Енох единственная функционирующая единица до самого вечера. Пластиковые контейнеры из горячего шкафа временно хранения с грохотом отправились в мойку. Идеально нарезанные помидоры убираются в железный контейнер с крышкой, где намерено изменен срок годности. Каждый продукт убирается в огромный холодильник, и все чертовы стойки должны быть вымыты до блеска. Масло воняет еще сильнее, когда сливаешь его в очередной контейнер, а поверхность фритюрной станции вся в жире и соли. Тараканы бегают, не стесняясь прямого взгляда, и они залетные, от китайцев по соседству. Каждый вечер эта кухня сияет чистотой, и даже залитый неудобным душем в моечной пол сверкает. Без этого нельзя домой. Без этого нельзя выбить себя из системы, зачисляя рабочий день. И никто не заплатит ему за работу за троих. В десять вечера Енох выходит из торгового центра, не чувствуя рук от холодной воды, которой он мыл огромное количество емкостей в одиночестве. Ложки, крышки, ножи, контейнеры, бесконечные таймеры, упаковки, жир на стенах, на полу, на руках. Невыносимая, бесполезная работа, от которой гудят ноги, и гроши за нее, несравнимые с ежедневной прибылью этой сети. Енох дрожал на остановке. Чертов Портман, естественно, не вернул свитер, и Енох мог лишь материть себя за то, что отдал его, на секунду… пожалев? Что заставило его вернуться, ведь он искренне желал Портману самых больших и реалистичных трудностей. А теперь из-за своего якобы геройского поступка Енох мерз, кутаясь в тонкую куртку, и ощущая, как першит в горле. Нельзя болеть, нет страховки, нет денег на таблетки, нет возможности вообще болеть. Идиот. Чего он хотел добиться, почувствовать себя не таким меркантильным дерьмом? Выхода нет, играют роль только деньги, а он поставил их под удар своим здоровьем. Руки отнимались, из холодной воды на холод улицы. Пустые тротуары, редкие автомобили, и неизвестно, когда автобус. Дома спит Клэр, из еды только готовая запеканка из супермаркета по скидке, но есть совсем не хочется. Он упадет на кровать, выключиться и поднимется, словно зомби, ровно по звонку будильника, чтобы собрать и отвести Клэр в сад. Рука ноет. Енох потер запястье, не находя никаких признаков перелома или вывиха, но боль есть, и она растет. Наконец он залез в автобус, дрожа бесконтрольно от его слабого тепла. Енох нашел место над самой печкой и задремал, не ощущая даже жара отмороженных ушей. Нет разницы, какое число, нет разницы, что будет завтра, он живёт в искупление того, что и грехом назвать нельзя, теперь он вечно будет работать в извинение за то, что натворил еще подростком. Он никогда не был хорошим человеком, так почему сейчас так захотелось начать, помочь Портману? И где он после этого оказался? В жопе. Холодной жопе. Их дом мрачен, стекла лестниц выбиты, а лифты работают через раз. На высоких этажах все почище, там живут люди бедные, но не опустившиеся, как Енох и Клэр. В подъезде чернокожие, но они не трогают своих. Енох кивнул всем троим, одинаковым на лицо, и они кивнули в ответ. Это как разрешение войти. В лифте иногда гаснет лампочка. Стены разрисованы, кнопки сожжены, рекламное стекло разбито и воняет мочой, но лучше так, чем подниматься пешком. У Еноха нет сил даже на один этаж. Ключ в руке дрожит. Рука дрожит. Комната встречает благословенным теплом и тишиной, и Енох тихо закрывает дверь, снимая куртку. Но куртки Клэр нет. У Оливии? Они не договаривались. Енох ощутил легкое беспокойство. Никаких следов, что она тут была. Игрушки на месте, книги тоже, раскраска не тронута дальше утреннего прогресса. Енох нашаривает выключатель и лишь подтверждает свою догадку. Но где же она, черт возьми? Если дать соседскому мальчишке доллар, он пустит позвонить. Воняет травкой, и жирная женщина польских корней валяется на диване, втыкая в разбитый телевизор. Мальчишка стоит рядом, с любопытством разглядывая Еноха. Но муж Оливии холодно сообщает, что с утра девочку не видел, а Оливия плохо себя чувствует и не может подойти. Енох едва не разбил телефон, положив трубку. Клэр. Где она? Что с ней? Жива ли она? А если она пошла домой одна, одна через весь этот богом забытый квартал, где каждый день кого-то грабят, насилуют или убивают? Беспокойство росло. Рос страх, настоящий, жуткий, почти животный, на фоне привычной эмоциональной тупости очень резонирующий. Енох прислонился к стене коридора бывшей квартиры, которую предприимчиво поделили на клетки для жалких избытков общества. Воняло жареным луком и дешевым алкоголем. Внизу кричали. Нужно идти к копам. Но это конец. А если она в садике с какой-нибудь санитаркой? Надежда загорелась так же быстро, как и страх, и вскоре Енох бежал по темной лестнице вниз, не дожидаясь лифта, не замечая укурышей, торчков, семейную пару бомжей, что заселилась на третьем этаже. Она в садике. Она умна и не пошла бы в одиночку. Если он пойдет к копам, то арестуют его. Он не имел права заботиться о Клэр, никто не давал ему опеки, он увез ее в этот штат за несколько минут до прихода попечителя, почти похитил у государства, которое не доверяло таким, как он. Вряд ли посадят, конечно, а может, и не знают о нем, но синяя форма внушает еще большее чувство безнадежности. Улица встречает изморосью. Ледяная взвесь с неба забирается под воротник, и Енох уворачивается от размалеванной пьяной девицы, что работает здесь проституткой каждый вечер. Она залетела в четырнадцать, и на первом этаже их огромного дома плакал ее ребенок почти каждый день, пока она в свои пятнадцать продавалась, потому что больше ничего не умела. И она пьяна, потому что жизнь больше не имеет смысла или будущего, и Еноха она бесит, потому что у нее есть ребенок, за которого она в ответе. Спился бы он, если бы потерял и Клэр? Или угодил уже во взрослую колонию за то же, за что и в детскую, потому что от алкоголя неуправляем? Ждать автобус или бежать? Страх опутывает колени. Ему везет, и из центра едет автобус. Енох сжимает и разжимает кулаки, мечтая только об одном: лишь бы Клэр была в порядке. Автобус останавливается, скрипя всеми своими внутренностями, и безликие, тлеющие жалкой жизнью существа выбираются с сумками, в которых нет ничего дороже доллара или вообще украдено. Какой-то парень выносит спящего на плече ребенка. У парня почти ледяные глаза. У ребенка знакомые облупившиеся резиновые сапожки красного цвета. - Клэр, - зовет Енох с сомнением, потому что это не может быть совпадением, здесь не может быть Портмана, который нес его Клэр, это все фантазии больного разума, ведь у Клэр нет такой красивой куртки, похожей на плащик с бантом сзади. - Ени. В этот момент Енох просто не представляет, что произошло. Клэр перебирается к нему на руки, теплая, сонная, в какой-то незнакомой куртке, замотанная своим единственным шарфом, и весь его страх, все его беспокойство добивают реализмом того, что Енох не всесилен, что все его страхи реальны, потому что он не справляется, не в силах обеспечить Клэр должного внимания и защиты. И этот ублюдок снова рядом, снова лезет, снова видит все самые слабые стороны Еноха, и, честное слово, Енох ощущает невероятное удовольствие, отправляя наконец кулак навстречу его довольному лицу. Чтоб ты сдох, Портман, чтоб ты сдох.