Aliis inserviendo consumor

Джейкоб дрожал. Укутавшись в свою огромную куртку, он никак не мог перестать стучать зубами – если бы это был простой приход синдрома отмены. Память снова и снова вырывала куски недавней ссоры, заставляя его дрожать лишь еще сильнее. Холодными и непослушными руками Джейкоб сжимал горячую кружку, но никак не мог сделать ни глотка – его тошнило. Еще утром все казалось нормальным, утром он отвел в садик Клэр, отработал несколько часов, наконец подружившись со шваброй, после чего поехал по наитию в ресторан быстрого питания, где работал Енох. К его удивлению, его приняли на работу без долгих разговоров – незнакомый менеджер лишь поинтересовался его именем и когда он сможет пройти медосмотр. Неожиданно для себя Джейкоб впервые устроился на официальную работу. Он сидел за пластиковым столиком, ожидая, пока Клэр разберет свой детский пакетик с вредной едой, которую он купил ей на радостях. Однако сам он есть не мог – слишком поздно он сообразил, что Енох не станет мириться с таким соседством. Кажется, это было первым предвестником вечерней ссоры. Он повез Клэр в больницу, собираясь оставить ее там и забрать после помощи Бронвин в ее кафе. Кажется, он думал о чем-то приятном – о том, что стал реже курить, так как мысли его почти всегда были заняты практическими вопросами. Стоило ему лишь сделать шаг в палату, как предчувствие не обмануло его – Енох был взбешен. Доведен до белого каления. Утром он не сказал Джейкобу ни слова, и Джейкоб убедил себя, что понимает. Их краткое ночное взаимодействие носило невероятный теплый оттенок, который грел Джейкоба при каждой новой попытке вспомнить. Но это бешенство было трудно с чем-то сравнить, оно оказалось заразным, опустошающим и настолько неприятным, что Джейкоб просто не выдержал. Он больше не мог. Не мог биться головой о стену. Прошло всего несколько дней, но Джейкоб с уверенностью мог бы сказать, что это были целые года. Он уставал, иногда страдал от приступов мигрени и головокружения, часто боролся с тошнотой, но занятый своими целями, Джейкоб гнал эти мысли прочь. В тот момент, когда Енох приказал ему убираться, Джейкоб оказался слаб как никогда. Он говорил что-то в ответ – злое, обидное, предательское по отношению к доверенным ему моментам слабости Еноха, а после просто убежал, переживая сильнейшее потрясение. Отголоски его предательства лишь ухудшали ситуацию, реанимируя, казалось бы, давно почившее чувство вины. Ему было стыдно перед Бронвин, но остановить реакции усталого тела не мог – дело было не в пристрастиях или привычках. Стресс истощил запасы адреналина, больше Джейкобу было не на чем держаться. Кафе было полно шелеста книг, которые разрешалось брать любым посетителям, сделавшим заказ. Кто-то тихо переговаривался, стучали ложки по тарелкам, звенели смартфоны, и жизнь шла своим чередом, в который раз мимо Джейкоба. Он хотел, хотел бы не обращать внимания, но всего этого стало слишком, и стыдливое его бормотание делало его тем, кем он являлся – инфантильным разбалованным ребенком, лишенным средств для решения проблем. Он глубоко вздохнул и потер ладонями мокрые щеки. Джейкоб устал настолько, что даже эти взбунтовавшиеся слезы уже не вызывали у него особенных эмоций. По своим ощущениям Джейкоб сам себе казался пустым треснутым стаканом. Или, может быть, графином, более бесполезным в обычной жизни, чем стакан. - Тебе стоит отвлечься, - ласково заметила Бронвин, хотя грубоватый ее голос стер эту ласку почти до приказа. – Через полчаса все будет легче, так всегда бывает. - Я делал все, что мог, делал правильно, - шепотом возразил Джейкоб, решившись сделать наконец глоток. – Я готов был, но мне показалось, что я заслужил… Не это заслужил, - закончил он еще тише. - Тебе стоит как следует успокоиться и посмотреть на все произошедшее с точки зрения логики. Я буду рада помочь, но мысли я читать не умею, - Бронвин погладила Джейкоба по голове, словно ребенка. – Ты не думай, я тебя посуду мыть не заставляю, просто по себе знаю – на эмоциях все кажется совсем не так, как на самом деле. - А какой в этом смысл, если я ни на что не способен, - Джейкоб опустил голову, уткнувшись лбом в стол. – Что бы я ни сделал, все это через задницу. - Не придумывай, - Бронвин постучала пальцем по его макушке. – Если ничего не делать, то все так в заднице и останется, а ты способен сделать больше, чем представляешь, нужно просто в себя верить. Почему ты так критичен к себе? - Да он мне каждый день это говорит, - Джейкоб рывком поднялся, пылая щеками. – Я стараюсь, я в жизни ничего такого, а он… - То, что ты делаешь, касается только тебя, и все твои достижения останутся с тобой, кто бы что ни говорил, - на этот раз Бронвин произнесла это мягче. – Ты не боишься марать руки, не боишься признавать то, что ничего не умеешь, и ты хочешь это исправить – знаешь, скольким людей не хватает этих простых истин? Ты не осознаешь сам себе цену, так почему кто-то должен сам ее определить для тебя? - Я понятия не имею, о чем ты, - простонал Джейкоб. - До тех пор, пока ты не объявишь цену сам себе, люди будут занижать ее по своей жадной природе, не осознавая истины, - Джейкоб покачал головой, отказываясь понимать. – Ты сам себя считаешь жалким и бесполезным, так почему кто-то должен додуматься до иного? – совсем уж мягко закончила Бронвин. – Давай ты подумаешь об этом, а я поработаю, а после закрытия еще раз поговорим – я ведь понятия не имею, что произошло, только догадываюсь. Давай, вставай, поработаем, поедим, поговорим, и все станет ясно, идет? Джейкоб бессильно кивнул, раздеваясь за стойкой. Опустошение от ссоры с Енохом помогло ему справиться с посудой много быстрее – или же он просто не замечал времени – и вся эта работа, техническая, не требующая особых навыков, подарила ему грустное успокоение. А ведь он сглупил, решив, что выберется ради или благодаря кому-то. Одиночество было невыносимо, это так, но ведь он не сообщил Еноху о своем решении справляться, а потому не имел права ожидать поддержки или похвалы, он сам себе придумал связь с Енохом, сам себе придумал стратегию с его участием, не то, что не спросив, но даже не сообщив об этом. Он поступил, как идиот, и как идиот получал, ведь навязывался и лез к Еноху без всяческого разрешения или согласия. Все выглядело так, словно он собирался выплывать, оттолкнувшись от Еноха. И тем самым утопить его еще больше. Когда все окружающие поверхности были сухими и тщательно убранными, Джейкоб решил наконец выйти к Бронвин. Ему было стыдно – во-первых, за свою истерику, во-вторых, за то, что как следует не подумал о причинах этой ссоры, о своей вине перед Енохом. Желая помощь, он вложил в это желание глубоко эгоистичные цели, которые лично для Еноха были кристально ясны. Теперь Бронвин хотела предложить помощь и просила лишь рассказать с холодным сердцем, что произошло, однако Джейкоб говорить уже не хотел. Все было неправильно с самого начала, так что говорить об этом было невозможно без сильнейшей неловкости. - Как ты? – Бронвин поймала его возле кухни. Джейкоб прикусил губу – как он? - Виноват. Во всем. И очень устал, - наконец ответил он, понимая, что лучшим решением сейчас будет послушать Еноха – впервые довериться его рациональности – и оставить его в покое. А куда Джейкобу идти? Жить в той комнатке спокойно он не сможет. Каждый раз, когда он видит Еноха, все внутри него набирает обороты и тянется, слепо тянется к нему, а ведь он реально не имеет представления о том, как на самом деле правильно существовать вместе. – Голоден, - добавил он стыдливо, уловив восхитительный запах жареной картошки. Кафе было закрыто, и Бронвин окончательно перебралась на кухню. Крошечный телевизор вещал уютное шоу, где соревновались в мастерстве петь, и тихая его громкость оживляла кухню. - Я хотела мясо еще запечь, но если ты мне поможешь, совместим приятное с полезным, - Бронвин закатала рукава, вытаскивая из холодильника небольшой кусок мяса. – Виктор убирается там, так что можешь спокойно рассказывать. Если хочешь, конечно. Ой, деньги тоже у него – кто убирается, тот и снимает кассу. Подождешь? Или… или идти хочешь? - Некуда мне, - Джейкоб покрутился на месте. – Давай я помогу, только я не уме… Бронвин давала ему четкие указания, не позволив закончить признание. Первые несколько минут Джейкоб лупил по мясу специальным молотком, ощущая еще большее умиротворение, потом слова вдруг сами вырвались наружу. Кратко он рассказывал о том, кем был еще недавно, не чувствуя себя по-настоящему причастным к той жизни, рассказывал об аварии так, словно это была сцена из кино, чуть споткнулся на моменте знакомства с Енохом. Бронвин почти не смотрела на него, выкладывая отбитые им куски мяса на противень, поэтому Джейкобу было легче рассказать и о том, как быстро он придумал себе игру, не осознавая, что эта жизнь совсем не напоминает ее, что его игра может обернуться последствиями и может причинить боль, если он вдруг не поймет правил. Все становилось лишь запутаннее, и Джейкоб снова испытал тошнотворное непонимание – да, хорошо, он хотел выплыть за счет Еноха, но ведь за счет помощи ему и заботы о нем. Ныли, кажется, даже зубы, каждый раз, когда он решался вспомнить те крохи доверия, что получил в больнице. После этого громкие, обидные и до невозможности правильные слова Еноха о том, что Джейкоб зарвался, что он лишь мешок без денег, что он не осознает последствий своих действий – все это становилось непонятной правдой, для которой Джейкоб действительно еще как будто бы не дорос. В его представлении все должно было быть просто – он заботиться, а Енох принимает заботу, привыкает, и они вместе вылезают из всего этого. Что же пошло не так? - Нельзя приблизиться к человеку, не выслушав его, Джейкоб. - Да я только и делаю, что… - Ты затыкаешь его, я полагаю. Не словами, так действиями, правда? Ты ведь непоседливый, не знаешь, что такое такт, и это делает тебя хорошим человеком – способным на навязчивую помощь, но иногда нельзя помочь тому, кто не верит в то, что в ней нуждается. - Но ведь мы же поговорили, а теперь… Я просто зашел в палату, - Джейкоб в ярости стукнул по кусочку мяса в последний раз, и собирался, было, расстроится – бить больше нечего, как Бронвин вручила ему кисть, измазанную в соусе. Взволнованные руки Джейкоба начали послушно мазать мясо. – И тут началось. Я так устал. Так старался. Я был уверен, что делаю все правильно… - А еще людям нужно время. Ну, чтобы привыкнуть. Бывает, что долгое время ты живешь один, и никто не интересуется тобой, ты отвыкаешь рассказывать – и вдруг бац, давай, каждую секунду своей жизни, я хочу знать и участвовать. Знаешь, что испытываешь к такому неожиданному персонажу? Недоверие. Как это так, столько лет всем было плевать, и вдруг тут какой-то человек, который даже не знает, - Бронвин натирала сыр на крупной терке. – Это только кажется, что очень просто помочь. Помощь может быть ловушкой, особенно для тех, кто на этих ловушках прожил достаточное количество времени. - И что теперь? Ладно, я поступил, как идиот – хотя нет, я не понимаю, где конкретно я налажал, - продолжал упорствовать Джейкоб. Он наблюдал за тем, как ловко Бронвин отмеряет нужное количество ароматных специй. – Что и когда я должен был сказать не так? – Затем он вспомнил быстрее, чем Бронвин открыла рот, о том, как он пытался… Пытался поставить собственные желания выше логики происходящего. И покраснел так стремительно, что был вынужден спрятать взгляд. - Я думаю, тебе стоит выяснить согласие этого человека на твое присутствие рядом, - наконец Бронвин отправила противень в жаркую плиту. – Есть большая разница, поздоровается ли с тобой человек прежде, чем начать интересоваться твоей жизнью, или же сразу наедет с вопросом, как дела. Думаю, тебе тоже было бы неприятно, если бы в один из обычных дней, когда ты устал - вот прямо как сейчас, представь – к тебе вдруг пристал человек, которого ты никогда не встречал, с которым связаны первые неприятные впечатления и которому что-то от тебя надо, хотя лично тебе это не несет никакой пользы. Ты что, станешь обнимать его, радоваться? Черта с два. - Да черт, а сейчас мне что делать? Я даже на порог зайти не могу, - Джейкоб поплелся за Бронвин в пустой зал с поднятыми стульями, где Виктор заканчивал мыть пол. Бронвин отдала Джейкобу деньги, из которых он согласился взять лишь половину – из-за ужина. – Мне нужно подождать? Или отстать? Или что? Я ничего не понимаю, - совсем уж тихо пожаловался он Бронвин, прежде чем сообразить. – А тебя я ведь тоже не спросил, да? - Я люблю общаться. И новых людей. И разбирать проблемы по полочкам. Как правило, из-за последнего у меня мало возможностей для первых пунктов, - Бронвин всучила ему восемь, и только тогда Джейкоб смирился. – Работа у нас такая. Приходится терпеть людей, - Бронвин улыбнулась. Широкая ее кофта в крупную клетку абсолютно лишала ее фигуру всяческой женственности. – У тебя ведь есть еще малышка Клэр. Попробуй сконцентрироваться на ней. В конце концов, предложение помощи в тысячный раз похоже на унижение. - Заберу ее через час, - вздохнул Джейкоб. Воспоминание о Клэр было теплее, чем воспоминание о Енохе, хотя он понятия не имел, что девочка думает по поводу этой ссоры. Ссора застигла ее врасплох, и Джейкоб даже не подумал о ней, прежде чем убежать. Это совсем не похоже на взрослый поступок. Все, что он делал, не было похоже на взрослый поступок. – Я такой неудачник, - пробормотал он сам себе. - Я уже проверял вашу лицензию на алкоголь на этой неделе, или еще нет? Джейкоб не сразу вынырнул из своих невеселых мыслей, обнаруживая нового человека. Человек этот был ему смутно знаком, но узнать его не представлялось возможным. Темные очки его скрывали половину лица ровно до тех пор, пока он не поздоровался с Бронвин, обняв ее и похлопав по спине. Бронвин поругала его за дурацкий внешний вид – солнца ведь давно не видно, уже как пару дней, и человек этот послушно снял очки, застав Джейкоба врасплох. Он не был готов встретить здесь – в своем случайном убежище – своего личного представителя закона. Джейкоб поспешно отступил, лихорадочно вспоминая, куда дел куртку – разговаривать с Апистоном ему абсолютно не хотелось. Из-за его обычной одежды и больших очков Джейкоб проворонил нужный момент, и теперь с неловкостью понимал, что нужно хотя бы поздороваться. До сих пор Джейкобу казалось, что копы за пределами своей работы просто не существуют, но без формы Апистон был обычным парнем в куртке с меховой подкладкой, узких штанах и тяжелых ботинках. У него была еще минутка, прежде чем Апистон увидел бы его. Занятый краткой беседой с Виктором – что было весьма необычно, учитывая немногословность последнего – Апистон пока еще не обнаружил Джейкоба, так что можно было все же попробовать ускользнуть. Джейкоб повернулся и пошел в каморку за стойкой, где недавно оставил куртку, после чего как можно спокойнее подошел к Бронвин – спиной к Апистону, конечно – чтобы поблагодарить и попрощаться. Холодная улица его не прельщала, но подобное общение тоже, ведь внутренне Джейкоб сохранил свой страх перед судом и тюрьмой, которые, конечно, заслужил. Бронвин с удивлением подняла бровь, и Джейкоб кивнул ей на прощание. Он успел сделать всего пару шагов по направлению к двери, когда голос Апистона заставил его замереть: - Вежливые люди всегда здороваются, Портман. - Ага, - пробурчал себе под нос Джейкоб. Не с теми, кто мечтает тебя засадить за решетку. И все же ему пришлось повернуться. Апистон смотрел на него с легкой усмешкой, как будто прекрасно знал, что испытывает Портман. Он снимал куртку, собираясь занять место за одним из столиков, который собирался занять Виктор с какой-то тетрадью. Джейкоб вздохнул еще раз. С Виктором он не разговаривал вовсе, не единого раза, и негласное приглашение в их компанию было неловким. Бронвин положила руку ему на плечи и повела к столику, после чего Джейкоб мысленно признал, что хуже дня уже не будет. За узким пространством Джейкоб оказался нос к носу не только со своим куратором, который явно собирался повеселиться за его счет, но и с молчаливым Виктором, который мог быть плохого о Джейкобе мнения. Однако Виктор даже не поднял головы, записывая какие-то одному ему известные числа. - Матч сегодня обещают, - зевнул Апистон, обращаясь к Виктору. Тот кивнул и снова не ответил – кажется, разговор с ним мало отличался от разговора со стеной. Джейкоб от скуки рассматривал обоих – по одной лишь ширине плеч можно было с легкостью установить родство Виктора и Бронвин. Он был таким же крупным, с мощными руками, в которых лишь чудом держалась тонкая ручка, с простоватыми чертами лица и короткими светлыми волосами. Апистон же был полной ему противоположностью – все его черты лица были тонкими, словно слегка смазанными, от скул до губ, и едва ли одна четкая граница подчеркивала темные глаза. Странные свои очки он поднял на макушку, из-за чего выглядел странно в пасмурный зимний день. Бронвин гремела чем-то на кухне, и этот звук совсем не обещал уютный ужин. Джейкоб не мог придумать ничего лучше, чем погрузиться обратно в свои мысли – он многое переосознавал из того, как вел себя по отношению к Еноху, однако наряду с минусами находил и плюсы. Безусловно, Еноху не совсем плевать на то, существует он здоровым или умирает, и на самом краю он помогал Джейкобу уже несколько раз. Скорее всего, будет правильно просто жить рядом, заботиться о Клэр – как он и обещал – и признать, что его жизнь и его проблемы только личное дело самого Джейкоба, и лишь перед собой ему придется отвечать за успехи или провалы. – Ты обещал, - Апистон обратился к Виктору в какой-то шутливой угрожающей форме, но напряжение его было видно даже отвлеченному мыслями Джейкобу. Он с интересом прислушался. - Не могу. - Черт, да ладно тебе, не вытащишь ты это кафе, понимаешь, - резко отозвался Апистон, а затем отвернулся, подперев щеку рукой. Во всех его действиях была странная оживленность, которая исчезала с появлением формы. Джейкоб осознал, что вообще не знает, с кем сидит за одним столом. Это помогло ему расслабиться. - Я тебя не спрашивал. - Что за матч? – рискнул спросить Джейкоб. С удивлением он обнаружил, что Апистон отвечает ему с каким-то демонстративным желанием поговорить. Втянуться в разговор было проще, чем Джейкоб ожидал, хотя о спортивных матчах имел лишь смутное представление. Описанная Апистоном картина просмотра матча с пивом и чипсами звучала… звучала приятно. Джейкоб хотел бы провести так вечер, не парясь вообще ни о чем, но звали не его, так что он промолчал. Было видно, что Апистон изо всех сил пытается привести Виктора в подобное состояние, однако Виктор был, как всегда, сосредоточен лишь на своем кафе. Бронвин позвала их всего через несколько минут, и накрытый стол не казался эшафотом. Бронвин сетовала на то, что плита стала хуже работать, Апистон слушал ее и предлагал варианты, Виктор уткнулся в калькулятор, поглощая ужин механически одной рукой, а Джейкоб посмотрел на экран телевизора. Его ли это жизнь? Он понятия не имел, где его место и кем ему быть. Мясо было невероятно вкусным, и Джейкоб осознал, что запомнил каждое движение Бронвин, чтобы потом приготовить его… приготовить для Клэр. Хватит расплываться лужей. Он может жить спокойно и без этого нестабильного психически парня, даже если от потребности в нем желудок крутит, как от чертовой кишечной инфекции. Джейкобу было мучительно обидно, но он признавал, что больше ничего не сможет сделать, чтобы доказать что-то Еноху. Или как-то сообщить о том, чего он на самом деле хочет. Порочный круг зациклился на имени Еноха. Джейкоб сник, ковыряя картофельное пюре безо всякого энтузиазма. Даже если он сделает вид, что все отлично, будет справляться каждый чертов день, зачем все это, если его никто не ждет дома, никто не похвалит и никто не будет им гордиться? Он зависит от чужого мнения, это правда, инфантилен – и пока еще имеет на это право. - Земля вызывает Портмана, - Джейкоб очнулся в который раз, осознав, что его, вероятно, зовут не первый раз, если в себя его привело лишь прикосновение руки. Это прикосновение показалось ему весьма неловким, хотя точная причина заключалась только в Апистоне. Только этих проблем Джейкобу не хватало, не будет он придумывать их здесь. Что сделал бы прежний Джейкоб? - Думаю, что я тысячу лет не смотрел матчи с пивом и чипсами, - произнес он вдруг с забытой легкостью, смотря Апистону прямо в глаза. Его куратор усмехнулся так, словно бы подобная наглость его ничуть не смутила. - Любой каприз за ваши деньги, - пожал он плечами, и Джейкоб уже собирался возразить, когда Апистон вдруг добавил. – Шутка это, считай приглашением. Джейкоб с трудом доел ужин. Неуверенность в том, правильно ли он поступает, отступая от решения забрать Клэр, преследовала его каждую секунду с тех пор, как он вдруг решил напроситься в гости. Бронвин рассказывала что-то о последнем просмотренном кино, и даже Виктор вставил пару веских слов в ее отзыв, в целом соглашаясь с ней. Все выглядело так, словно Апистон здесь – давний и весьма желанный друг, что не скажешь о Джейкобе. Он немного заревновал Бронвин к этому странному парню – Бронвин была нужна ему, как старшая сестра, как добровольно согласившаяся на роль группы поддержки, как человек, который впервые смотрел на него так трезво и был с ним честен. Бронвин налила ему чай одному из последних, чтобы первому положить кусочек торта. Во всем этом кусочке было столько шоколада, сколько Джейкоб не ел за день. Признательность к Бронвин – горячую, абсолютно лишенную всех прочих пошлых чувств – Джейкоб решил использовать как спасательный круг в море, где его оставил Енох. Завтра он пойдет на медосмотр, устроится на работу. Вернется в эту комнатку как случайный человек, будет спать на полу, благо толстая его куртка была достаточно большой, чтобы Джейкоб там больше не мерз. Будет проводить время с Клэр и зарабатывать на то, чтобы снять свою комнату. Он больше не полезет в чужую жизнь. К сожалению, оказавшись на темной заснеженной улице рядом с человеком, который решал его судьбу ближайшие три месяца, Джейкоб поймал себя на волнении. Он всегда волновался, если не понимал других людей. Мотивы Апистона были ему абсолютно непонятны – вряд ли у него так уж мало людей, с которыми он может посмотреть матч. Он посмотрел на то, как Апистон, держа шапку под мышкой, зажигает сигарету. Желание курить родилось в нем с той же силой, как и забыть к чертовой матери все, что когда-либо казалось Еноха О`Коннора. Он попросил сигарету, и желанный никотин прорвался прямо в мозг, ускоряя мысли в противовес лениво падающему снегу. Раньше у него никогда не возникало проблем с общением и знакомством, да только все это сводилось к сексу, в отличие от нынешнего периода, когда Джейкобу не хотелось вообще ничего. Больше всего на свете он хотел найти укрытие, а в итоге бросил себя из одного моря в другое. Апистон был на пару сантиметров ниже него, стоило ему выйти из кафе, как он растерял все свое оживление, погрузившись в какие-то свои мысли. Джейкобу подумалось, что, может быть, его приглашение было чем-то демонстративным, хотя до конца эта мысль так и не была доведена. - У меня там только темное. - А? - Пиво говорю темное, сойдет? - Да мне без разницы. Джейкоб брел по заметенным улицам рядом с Апистоном. Если бы его мысли не занимал бесконечный поток вопросов, он бы, конечно, слегка успокоился от этой размеренной прогулки. Мимо, тихо шурша шипами колес, проезжали на низкой скорости автомобили, стремясь скорее довезти своих хозяев до дома. - Если я в тягость, я лучше пойду. - У тебя шиза? - Что? - Шизофрения, говорю? - Вроде бы нет. - Значит, у тебя брат-близнец? - Точно нет. - Тогда какого хрена я тебя не знаю? – спросил вдруг Апистон, выпуская облачко дыма, смешанного с паром. – Неделю назад я видел одного Портмана, но то был заносчивый говнюк, который подтирался людьми и долларами. Как там прилично будет спросить, я озадачен? Джейкоб усмехнулся против воли. Путь вниз – он ведь самый быстрый. Он не представлял, что прошла всего неделя. Он повзрослел на пару лет сам для себя, а иногда резко молодел на пару лет, но все это было уже новым Джейкобом. - Положительный эффект воспитательных работ, наверное. Апистон, судя по усмешке – каждая последующая слегка отличалась эмоциональной нагрузкой в одном лишь изгибе губ – явно ему не поверил. - Все мы хотим быть лучше, да только какой в этом смысл, если мы не нужны в принципе? – изрек он довольно неожиданно, заставляя Джейкоба нахмуриться. Он не знал, могла ли Бронвин что-то рассказать о нем в тот момент, когда он выходил в туалет, но ему не хотелось бы выкладывать Апистону все свои проблемы. Однако чем дольше он шел и слушал Апистона, тем легче ему было. Мельком он разглядывал своего куратора – такого же молодого парня, всего на пару лет старше, который, несмотря на свою работу, мыслил странно, мыслил нелогично и не обладал границами своих размышлений. Он начинал с неработающего светофора и заканчивал Великой Депрессией, и весь поток его мыслей был абсолютно стихийным. Он говорил лишь то, что думал. Спрятав руки в карманы, он шел и говорил с Джейкобом так, словно они были знакомы миллион лет до этого момента, и поневоле Джейкоб поддавался. Апистон заражал его необходимостью что-то рассказывать, как получалось сделать это молча у Бронвин, но здесь это больше походило на обмен. Всего за пятнадцать минут небольшого путешествия он узнал краткие мгновения полицейской академии, работы в патруле, самых вкусных пончиках, ошибках Холодной войны, последний фильм в кинотеатре, то, что Апистон любит пчел и то, что его зовут Хью. А с именем появилась окончательная легкость в общении. Джейкоб поймал себя на улыбке пару раз – стихийное мышление Апистона рождало необычайно забавные ляпы, на которые он даже не обращал внимания, так что Джейкоб не заметил того времени, которое они затратили на то, чтобы дойти до магазина. При взгляде на Апистона ему казалось, что либо он уже был в гостях у него пару тысяч раз, либо Апистон просто профессионал в том, как заставить незнакомого человека стать знакомым всего за пару десятков секунд. Если бы Енох был хотя бы на каплю так же открыт, как и Апистон, разве были бы все эти проблемы, все эти мучительные оскорбления? Джейкоб помотал головой. Изображение ряда банок с пивом сдвинулось из стороны в сторону, помогая ему убрать все мысли о Енохе. Чем больше он смирялся со своим решением, тем хуже ему было. Ему придется держать в себе каждый порыв, каждое желание, а он не умеет что-то скрывать. В чем-то с приятными ему людьми он ведет себя, как Апистон. Время приближалось к семи. Джейкоб ходил за Апистоном, словно хвостик, но тот не умолкал ни на секунду, особо не мешая окружающим, но и не давая Джейкобу почувствовать себя лишним. Он обсудил с Джейкобом все – от пива до полуфабрикатов, от вилки до ложки, от музыки в зале до самых лучших яблок. Он был похож на ураган мыслей, которые Джейкоб с радостью принял взамен своих. Слишком поздно он вспомнил о том, что у него с собой всего восемь заработанных долларов и карточка на проезд. Однако он даже не успел заикнуться об этом. Увидев, как Джейкоб пытается что-то достать из кармана, Апистон остановил его руку. Кое чему Джейкоб все же научился у Еноха. Не все люди любят, когда их трогают. Однако ни он сам, ни Апистон от этого не испытали ни капли неловкости. Это было второй преградой на пути к самому легкому общению в жизни Джейкоба. Апистон вручил ему пакет, и вскоре они уже поднимались на последний этаж малоэтажного дома. В чужой квартире Джейкоб застыл, не понимая причин того, что здесь делает. У Апистона не было ни единого повода для того, чтобы приглашать его домой, а тем более угощать, кроме тех, что обычно… Обычно встречались в предыдущей жизни Джейкоба. Он нервно поставил пакет на пол – он не подумал о возможных мотивах. Вся эта ситуация почему-то моментально проецировалась на него и Еноха, с одним лишь отличием в том, что ему хотелось верить в открытый характер Апистона. Он снял куртку, а затем и ботинки, стесняясь своих носков, которые забыл переодеть. В полумраке коридора он наугад пошел туда, где скрылся еще одетый Апистон и предсказуемо столкнулся с ним в узком коридоре. Это не было чем-то неестественным. - Включи там двадцатый канал, найду эту пушистую гадину, - сообщил ему Апистон, зачем-то передвигая со своего пути, сжав за плечи. Джейкоб остался в коридоре перед такой же темной комнатой, не понимая, как он должен реагировать на это все. Будь это моментом из прошлой жизни, он прекрасно знал бы исход, но сейчас сложно было представить, что этот человек в нем заинтересован. Все указывало на то, что он в принципе… В принципе любит общаться. Джейкоб нашарил выключатель. Комната была в абсолютно живом состоянии полубеспорядка. На столике перед телевизором была оставлена кружка со смешным изображением пчелы и какой-то наполовину скрытой от глаз надписью, брошена книга переплетом наверх, на диване забытая одежда, а постель за высокой перегородкой заправлена кое как. Джейкоб огляделся в поисках пульта, однако натыкался только на признаки того, что здесь живут двое. Он обнаружил и женские вещи: косметичку на тумбочке возле кровати, женскую шляпку на открытой полке над гардеробом, спрятанные под кровать туфли и полотенце на стуле, подписанное именем «Фиона». Это позволило ему окончательно расслабиться. Чужая квартира должна была бы заставить Джейкоба смутиться и чувствовать себя не в своей тарелке, но появление Апистона снова стерло это логическое предположение. Уже в футболке с логотипом одной из команд, за которую, очевидно, болел, он тут же принялся наводить порядок, привлекая Джейкоба так, словно это было самой естественной вещью на Земле. Под рекламу включенного телевизора он гонялся вперед Джейкоба за посудой и обратно, тщательно готовясь к просмотру. На кухне весело кипел зачем-то чайник, и толстый полосатый кот развалился прямо на полу, лениво вылизывая лапу рядом с пустой миской. Иногда Апистон пытался почесать его голой ногой, на что кот выдавал резкие выпады когтистой лапой. В последний раз ему удалось попасть, и Апистон подхватил его на руки, придерживая за шкирку, представляя Джейкобу самого невыносимого, самого вредного и неприятного засранца во Вселенной, после чего буквально впихнул подержать. Джейкоб от этой привилегии отказался. Он остался в комнате один, испытывая уже странную необходимость в непрерывной болтовне, которая так удачно спасала его от мыслей. Он неприкаянно ходил из угла в угол, нервничая из-за того, что оказался здесь, хотя Енох мог бы нуждаться в его помощи. Затем он одернул себя – Енох выгнал его к чертовой матери, хватит ему придумывать. От этого воспоминания Джейкобу опять хотелось взвыть. Он услышал какой-то гул, после чего прошел к источнику – к выходу на широкий балкон. К своему ужасу, он обнаружил несколько ульев. Ульи на балконе? - Фиона разводит какую-то дико редкую траву, и для нее нужны вот эти вот ребята, - произнес Апистон из-за плеча Джейкоба, заставив его едва ли не подпрыгнуть от неожиданности. – Хотя я люблю с ними возиться. Они довольно умны и не жалят своих. Мед дают просто невероятный, - Джейкоб прижал лоб к стеклу и обнаружил продолжение балкона до лоджии, захватывающей еще и кухню. Там было настоящее цветочное царство. – Соседи только жалуются без конца, - добавил Апистон. – Пошли, а то их там уже построили. Джейкоб сидел на диване, привалившись к подушке. Горечь пива была явно лишней – все это место, мерцающий свет телевизора и незнакомый человек никак не ассоциировались с ним. Последний раз, когда он пил пиво, все… Все было иначе. Поэтому Джейкоб больше налегал на вкусные и дьявольски вредные чипсы. С необъяснимым весельем он смотрел на Апистона – тот эмоционально реагировал на каждую ошибку или каждый новый гол, и смотреть на него порой было забавнее, чем на экран. Взъерошенный, темноволосый, со своими странными чертами лица, он казался сгустком живой энергии, странной, непонятной и располагающей к себе. Очевидно, что Апистоном руководило лишь правило «друг моего друга – мой друг». Обращаясь к Джейкобу, он делал это так фривольно просто, что Джейкоб к этому привык всего за сорок минут от просмотренного эфира. Пиво помогало ему расслабиться, пока Джейкоб окончательно не сполз по подушке. Он задремал, хотя как будто бы продолжал видеть и слышать, что происходит. Он услышал вибрацию мобильника и тихий разговор Апистона со своей девушкой, в котором он вел себя ничуть не иначе. Он едва не проснулся от того, как декоративный плед лег на его плечи. Тепло разморило его лишь сильнее. Свернувшись калачиком на части дивана, Джейкоб плыл по легкой реке поверхностных мыслей, которые не давали ему погрузиться в глубокий сон. Он чувствовал себя иррационально хорошо, даже слишком, и вся эта история с Енохом казалось очень далекой. Имя разбудило его, словно будильник. Должен ли он отправиться в больницу прямо сейчас? Гордостью гордостью, но ведь Еноху действительно нужна помощь. К тому же, он должен забрать Клэр. Но что, если Енох выгонит его снова? С этим просто невозможно будет смириться. - Я разбудил? – спросил его Апистон. Джейкоб посмотрел на него в неверном свете телевизора – в чем смысл его пребывания здесь? На короткое мгновение он воскресил свое предыдущее «я», обшаривая своим внутренним ощущением Апистона с ног до головы. У него не получалось определить намерения, ничего, словно их и не было. Джейкоб закусил губу. Ошибку за ошибкой он совершает каждый чертов день. Вот и сейчас он почему-то оказался здесь, пусть это место кажется таким же безопасным, как и кафе. Он судорожно открыл новую банку пива. Третью. К концу третьей он должен несколько окосеть, просто обязан, иначе он понятия не имеет, что делать. К своему ужасу, он признался, что ничего не понимает из происходящего на экране, и Апистон с легкостью объяснял ему вплоть до очередного перерыва. Джейкоб встал, пошатываясь, чтобы найти туалет, после чего вернулся в теплую комнату, понимая, что хотел бы иметь полное право здесь находиться. Ему было легко с Апистоном, легко обратиться к нему, легко что-то сказать, даже самое необдуманное, и это не шло ни в какое сравнение с тем, что он испытывал от близости Еноха. В лицо ему прилетела подушка. - Хреновый ты вратарь, Джейкоб. Джейкоб отправил подушку обратно, и за какие-то секунды скучный просмотр превратился в «догони меня подушкой», из-за чего тесная квартира превратилась в поле боя. Джейкоб перескочил кровать, падая за нее словно в окоп, и подушка пролетела над ним, ударяясь об окно. Перехватив ее, он отправил в место предполагаемого нахождения Апистона, однако подушка пролетела без препятствий к самому дивану. Вероломная атака из-за перегородки застала Джейкоба врасплох другой подушкой. Бой этот сочетался с повышающимся градусом в крови, и Джейкоб ощутил себя с облегчением живым. Он смог улыбнуться. Смог смеяться. Смог задыхаться от этого странного сражения, натыкаясь взглядом на Апистона с благодарностью, которую не знал, как выразить иначе. Ему нравилась широкая улыбка его куратора – шальная, нелогичная и самая открытая, которую он только видел. Наконец последовало перемирие, и матч подходил к концу. Только Джейкобу не хотелось возвращаться к необходимости что-то решать. Если бы он мог, он выпил бы больше, лишь бы не думать. К сожалению, он не платил за это пиво и денег почти не имел, так что все это было просто подарком со стороны Апистона. - И часто ты бухаешь со своими подопечными? – спросил он наконец, залезая на диван с ногами. - Ты у меня первый, - сообщил ему Апистон, и Джейкоб фыркнул против воли. Он смотрел на экран, но Апистон лишь переключал каналы один за одним. – Я не особенно хороший коп. - Потому что бухаешь? - О, нет, - казалось, шире усмехнуться уже нельзя. – Потому что курю. Джейкоб поднял бровь, затем вторую. Но и это не выражало его дьявольского удивления – ему прекрасно был понятен скрытый смысл якобы безобидного выражения. Травка не считалась наркотиком вообще в тех местах, где он бывал, однако для копа – и в принципе – это считается противозаконным. Он все еще не мог сформулировать точно свой вопрос или возмущение или претензию или восхищение в одном, когда Апистон предложил ему самокрутку. У Джейкоба не возникло ни единого сомнения. Всего пять минут отделили его от эйфории, которую он так жаждал все эти дни. Это, конечно, было совсем не похоже на действие спидов, но на данный момент Джейкобу хотелось именно этого. Какая-то передача демонстрировала примеры из японских шоу, и Апистон слишком заразительно смеялся, так что Джейкоб не мог удержаться. Все его опустошение исчезало, наполняясь новыми эмоциями, пусть и не совсем естественными. Он прыснул от того, как в какой-то передаче повар получил затрещину. С каждой минутой ему становилось все легче и легче, росло умиротворение пополам со смешливостью. Ему показалось, будто бы он знает Апистона всю жизнь. Блеск в его глазах подтверждал то, что все эти ощущения вполне взаимны. Пиво оказало стимулирующий эффект, и вскоре Джейкоб не помнил толком, как и зачем оказался здесь. Взгляд его все чаще съезжал с экрана на Апистона. Его взъерошенность, веселье и открытость нравились Джейкобу так же сильно, как и его сумасшедшая улыбка. Ощущение времени потерялось с первых же минут. Еще никогда просмотр телевизора не был таким забавным. Половина фильмов затягивала, и Джейкоб оказывался словно бы в эпицентре показываемых событий, отчего ему было чертовски смешно. Выныривая из этих фильмов, он встречал эту невозможную улыбку. Прошлое стерлось, закрылось расслабляющим действием марихуаны, ровно как и будущее. Джейкоб больше не испытывал потребности в самокритике, а ощущал себя единым целым, без сомнений и всяческих проблем. Ему было так невообразимо хорошо здесь и сейчас, и признательность за волшебное спокойствие требовала выхода. Он хотел выразить это как благодарность, но слова звучали как-то не так, а Апистон лишь давился смехом от его попыток высказать какое-то громоздкое слово. Он сделал то, что хотел. Кажется, его сознание утонуло еще в предыдущей секунде, когда он сидел еще на другом краю дивана, а сам он вдруг оказался в провоцирующей близости с Апистоном. Улыбка его не погасла ни на секунду, и Джейкоба останавливал только один вопрос, несмотря на то, что руки его уже хозяйничали в спутанных темных прядях. - У тебя же девушка? – спросил он с улыбкой. Происходящее веселило его так, словно какая-нибудь комедия. - У нас бывают периоды свободы. Кажется, сейчас она в Атланте, там у нее своя девушка, - с некоторой иронией ответил Апистон. Взгляд его был не менее сумасшедшим, нежели улыбка, и это могло бы свести Джейкоба с ума, однако даже несмотря на все это скрашенное наркотическим веществом восприятие реальности, фактически он не чувствовал вообще ничего, ничего похожего на внутренний неутолимый огонь по отношению к Еноху. Имя загорелось в его сердце помянутым пламенем, и пламя это перекинулось на того, кто был ближе всех. Кончики пальцев соскальзывали со стертых скул, привыкая к незнакомому лицу, а губы признали выбранный единым наркотиком ритм. Телевизор мерцал где-то позади, отбрасывая неверные мигающие тени на малознакомые темные глаза, в которых не было ни капли ярости, ни капли непокорности, которая заставляла Джейкоба страдать. И все же Апистон нравился ему лишь на пару пунктов меньше Еноха. Если бы он мог стать лекарством от Еноха. От собственных мыслей, хоть и приглушенных травкой, Джейкоб лишь яростнее целовал Апистона, в последнюю очередь думая о выгоде подобного вечера. Алкоголь в сочетании с сильным желанием отвлечься, в сочетании с уничтожающей все границы травкой помогал ему испытывать забытый новыми условиями жизни голод. Он был тем, кем являлся на самом деле – бесконечно возбужденным, весьма приземленным существом, верящим лишь в то, что на самом деле реально, что можно потрогать, использовать и получить. Он делал то, что хотел. Делал так, как хотел, и ему было чертовски плевать на то, правильно это или нет. И все же это было совсем не похоже на испытываемое им чувство жажды по отношению к Еноху. - Да блять, - выдохнул он наконец, прекращая сотый поцелуй, не имея в виду его технику. Джейкоб был вполне возбужден, наполовину раздет красивыми руками и наполовину покорен этим невозможным человеком, и все же каждое движение заставляло его понимать, что все это не то. Это было не то, чтобы несправедливо, а скорее… Нечестно. - Если тебя мучают моральные терзания, то напрасно, - Джейкоб с трудом сдержал улыбку. Да, черт возьми, не было мурашек, не было мучительной боли в животе, не было задыхающейся потребности, не было ничего, что он успел уловить в близости с Енохом, но неужели он должен отдать даже этот момент на уничтожение, как недавно уничтожил себя? Должен ли он был убивать в себе независимого засранца, если это и помогло бы ему выплыть? - И что, я был так плох тогда? – спросил он вдруг, понимая, что Апистон единственный искренний свидетель двух Портманов. - Если под «плох» ты понимаешь чертовски привлекателен, то да. Джейкоб отстранился от него, едва ли сдерживая смех. Он был рад вернувшейся уверенности в себе, пусть она не была настоящей. Он вспоминал момент в доме неделю назад и лишь удивлялся тому, как пропустил это. Как не заметил взгляд, который научился ловить еще много лет назад, научился еще в школе и тем самым спас свое положение. Он не просто так стал весьма эгоистичным засранцем. Он выживал. К черту то, что в этот раз он должен искать иной способ выживания. - Спасибо, - пробормотал он, возвращаясь к покрасневшим губам, которые так легко изгибались в понимающей усмешке. Руками он знакомился с тренированным телом, интересуясь между делом, хранят ли копы дома форму, и если да, то не соизволит ли он ее достать, на что Апистон послал его куда подальше. - Не даю в форме на первом свидании, - произнес он, поднимая брови, и Джейкобу оставалось лишь укусить его за чертову вредность. Тройной дозы отвлекающих моментов хватило, чтобы он оставил позади всю неделю попыток стать кем-то еще. К черту, если Еноху это не нужно. К черту, если он не нужен. Он найдет других. Пусть это будет не так… Никогда не будет так, плевать, это не стоит унижений, не стоит истерик на грани срыва, не стоит девчачьего поведения. Вообще ничего не стоит. Он справится сам, как справился в школе, справится, потому что умеет использовать других. Умеет отдавать себя и брать взамен то, что нужно. Он с легкостью избавился от футболки, концентрируясь на том, как потрясающе ощущать себя привлекательным. Чужое возбуждение помогало ему вернуть свое превосходство, свою наглость. Он ошибся, если сказал бы, что использует Апистона – это было скорее одной из самых естественных встреч, что ему давно стоило бы практиковать по вечерам. Ему не нужно платить за секс. Не нужно умолять о нем. В этом мире достаточно людей, которым достаточно лишь предложить. Мир не заканчивается на одном Енохе О`Конноре. Но Джейкоб многое отдал бы за то, чтобы каким-то образом сила взаимодействия с Апистоном передалась ему. Он запрещал себе думать о нем, но срывался, потому что не мог контролировать мысли. Не мог перестать вспоминать неудачную ночь, неудачную во всем, кроме жаркого поцелуя, который сделал его беспомощным. Сделал его зависимым от мучительного желания не прекращать никогда. Сейчас же им правило лишь желание получить удовлетворение. Как и тысячами людей почти каждый вечер, разве нет? Диван был слишком неудобным, скрипучим и тесным. Джейкобу не удавалось устроиться на бедрах Апистона, не удавалось вступить в приятный танец рук, который вообще-то не входил в типичный план встреч ради секса. Впрочем, одних поцелуев было до невозможности мало, и все принятые стимуляторы толкали его на продолжение. Последний раз ему не удалось покорить этим Еноха, так неужели и сейчас это не сработает? Джейкоб делал так много раз. Не бесконечно, безусловно, но власть этого момента была необходима ему как часть своеобразного курса реабилитации. В этом диван оказался просто волшебным помощником, и ему оставалось лишь разобраться с застежкой темных джинс. Апистон был столь же открыт, как и в разговоре, и каждое прикосновение отдавалось в нем с явно уловимым ответом, что нравилось Джейкобу почти так же, как возможность покурить травку. Это помогало ему вернуть себя, вернуть логику своих способностей, вернуть чертову правильность секса, в котором на любое прикосновение есть ответ. Должен быть ответ. Ему нравился сладковатый запах Апистона, похожий на мед, нравилось дразнить его мучительной щекоткой, в которую превращались поцелуи в шею на чувствительной коже. Улыбка не сходила с его губ, и это было, пожалуй, главным его достоинством. Он не принадлежал Джейкобу и не собирался делать этого в будущем, ровно как и то, что Джейкоб не ощущал полноценной потребности в связи с ним, но в тот момент он был вполне доволен тем, что именно Апистон пригласил его к себе. Точнее, согласился на наглый вопрос. Тренировки в Академии сделали его достаточно сильным, чтобы притягивать взгляд и руки без всяческой одежды, так что Джейкоб взвесил необходимость власти над ним всего за несколько секунд. Пусть ему это не приносило никаких ощущений, кроме неудобства положения на коленях, для его затуманенного сознания тот способ контролирования чужого тела был совершенно необходим. Его руки действовали почти автоматически, разбираясь с застежкой и тесным бельем, а мозг работал лишь в направлении цепной реакции. Он сделает достаточно для того, чтобы получить не менее приятный ответ. И это один из негласных законов, который, безусловно, для Апистона знаком. Это было умением из разряда почти профессионального, на уровне, скажем, умения готовить. Джейкоб не воспринимал это как нечто интимное, ровно как и не считал это разновидностью близости с обещанием. Для него это было способом получить что-то взамен, приправленным капелькой благодарности к тому, что все это случилось тогда, когда ему нужно было отвлечься. Он провел рукой по возбужденному члену, привыкая к расположению вен, ища те места, что окажутся наиболее чувствительными, слегка сдвинул крайнюю плоть, постукивая пальцами по головке. Это было одновременно и знакомством, и моментом для возражения, которое имело право быть высказанным. Джейкоб поднял взгляд – в тот момент, ему показалось, что это было предопределено еще неделю назад. Пусть его попадание в кафе было более чем случайным, все, что происходило сейчас, случайным не было. Возвращенный к жизни старый Джейкоб чувствовал себя в своей стихии. Ему хватило всего нескольких минут – может, чуть больше, ведь времени он не чувствовал абсолютно – чтобы добиться ответа на каждое подверженное размеренному ритму движение губ. Этот ответ скользил в напряжении мышц живота, складывающихся в красивые четкие линии, скользил в руках, что путались в его волосах в попытке заставить двигаться быстрее, в напряженной шее, что запрокидывала голову Апистона. Он был абстрактно необычен, что для Джейкоба означало красоту, но Джейкоб поймал себя на том, что не очень то и старается. Останавливает задолго до рефлекса и обманывает небом, балуется со щеками, но не более того. Лишь одному человеку он сделал бы минет с полной отдачей. Сколько же надо выкурить, чтобы этот человек исчез из его головы? От злости Джейкоб ускорился до возможных пределов. Отвлекся на то, как бессильно напрягается тело под его руками и губами, как сильно сжимаются рука на его волосах от того, как двигается язык Джейкоба. Каждый предыдущий его подопытный, которым ему хотелось управлять, единым рядом воспоминаний шел в его сознании, на что Джейкоб признавал, что Апистон, возможно, второй, кому он позволит кончить, не отстраняясь. Как будто если бы первому нужна была эта привилегия. Злость возрастала пропорционально возбуждению. Фантазия без всякого контроля подбрасывала ему реальность прошлого пополам с вымыслом, и Джейкобу было жарко. Он хотел бы вновь быть застигнут врасплох сильным телом, что так одурманивающе пахло лишь собственным запахом, не скрытым никаким одеколоном. Он хотел бы забраться на узкую кровать, оказаться над полными губами и целовать их до потери сознания, хотел бы, чтобы вечная грубость сменилась более мягким прикосновениям. Он лег на подушку дивана, слушаясь рук Апистона. Горьковатый вкус чужой спермы стерся глубоким поцелуем, полный необычной благодарности, от которой Джейкоб смог вынырнуть из своих фантазий с некоторой одышкой. Сумасшествие накрывало его с головой, кроясь в том, насколько сильно он хотел отвлечься, и настолько же сильно быть желанным Енохом. Пусть это будет та близость, которую он не сможет вынести. Пусть это будет невообразимое желание, от которого кончить так легко и так невозможно. Пусть это будет что угодно, быстрый секс у стены, на столе, где угодно, лишь бы был. Лишь бы чертов секс не был таким же безликим, как сейчас. Он ошибся. Все не так безлико. Джейкоб открыл глаза. Более чем не безлико. Для большинства исполнение подобного – просто формальность, просто благодарность или плата. Мало кого прельщает сам процесс, и все же в мягком скольжении губ по своему члену Джейкоб обнаружил более чем приятное возбуждение. Оно нарастало быстрее, чем он ожидал. Он рефлекторно оперся на руки, подавляя желание точно так же положить руку на его голову. Джейкоб жадно наблюдал за ним, кусая губы в нерешительности – либо он слишком не был во взаимном оральном сексе, либо Апистон стоит большего внимания. Джейкоб поерзал, интуитивно желая быстрее скользить меж горячих и влажных губ. Оплетающий головку язык был дополнительным моментом удовольствия в освобождающем моменте, и Джейкоб напрягался против воли. Губы пересохли от жажды, что он испытал пополам с желанием продолжить это в обычный секс. Апистон не соотносился с определенной ролью сверху или снизу, и это было единственным, что еще держало Джейкоба на месте. Он и хотел кончить прямо так, испачкав покрасневшие губы, и хотел секса, почти равноценно. Он решал, теряя время, теряясь в нарастающем ритме, в спазме мышц, что предсказывали скорый оргазм. Он хотел и того, и другого. Он хотел не один раз. Кажется, почти минуту он не думал о своем проклятии. Почти минуту он был занят исключительно собой, почти минуту он думал об Апистоне, и это было облегчением. Это стоило риска предложить секс, стоило того, чтобы потянуть его на себя, сильного, полного жизни, без намека на усталость, такого же горячего от всего произошедшего, как и сам Джейкоб. Слова терялись, что с Джейкобом было редко. Необычный разрез глаз Апистона лишь сузился, выдавая его интуитивное мышление – он прекрасно знал Джейкоба, что не вписывалось в обычные рамки первой встречи. За несколько секунд отсутствие его логики передалось Джейкобу с глубоким влажным поцелуем и тесным объятием, в которое он с таким удовольствием погрузился. Он не стал врать сам себе – это было то, что он хотел бы получить от Еноха, но чертовское комбо отношений с тем, кто сводит тебя с ума, достается лишь единицам. Но и с Апистоном тоже неплохо. Он не помнил, кто первым шагнул в сторону кровати. Джейкоб был занят повторным знакомством с его телом, к которому вдруг получил бесплатный и необоснованный доступ. Казалось, что липкий сладкий запах меда перебрался на кожу, на его собственное тело, и все вокруг пропиталось этими цветочными нотами, словно само постельное белье – благословенно прохладное – пахло тем же самым. Постель была мучительно мягкой, контрастной по сравнению с разгоряченным телом над Джейкобом, и между ними вдруг появились слова, целые фразы, которые попросту не приняты. Джейкоб спрашивал о чертовом меде, который был лишь порождением кондиционера для белья – и, по совместительству, любимой сладостью Хью. Вместо того, чтобы закончить эту встречу так, как принято, он вдруг оказался на боку, тесно переплетенный с ним руками и ногами, и ни единой мысли в нем не касалось его проблем. Поцелуй стал медленным, прерывистым и необходимым, как воздух. Мысли замедлились до предела, почти теряясь на фоне максимального действия травки. Джейкоб ощущал на своих губах такую же улыбку, ощущал себя свободнее, чем обычно, подавался навстречу ласковым рукам, направляемый наркотическим дымом, целиком проникшим в кровь. - И как долго ее не будет? – с трудом спросил он в район между щекой и ухом, с детским восторгом обнаруживая мурашки на предплечьях, которые так тупо гладил по замкнутому механизму. - Неделю. Не знаю, - последовал тихий ответ. – Хочешь остаться? И это было самое легкое согласие, которое Джейкобу пришлось дать. Он потерял момент до того, как Хью оказался над ним, как прохладная синтетическая смазка оказалась на его возбужденном члене. Все смешалось в единое ощущение удовольствия от проникновения, от возможности лежать и ничего не делать, в единое нечто, из которого вспыхивали отдельные фрагменты того, насколько красивым может быть чужое тело. Джейкоб оставлял руки на его напряженных бедрах, но они срывались с места, дразня стремительно твердеющий член, дразня тонкую кожу над выступающими тазовыми костями, проваливаясь кончиками пальцев между напряженными мышцами живота. В какой-то момент он поменялся с ним местами, опираясь руками на скользкую простыню, двигаясь в нужном, более быстром ритме, заполняя возбуждением все свое сознание. Он прикусывал кожу на плече, снова сладкую, снова с медовым оттенком – кажется, просто галлюцинация – и снова и снова входил, медленнее возвращаясь назад. Перенося вес на одну руку, он освобождал ладонь для того, чтобы поймать этот восхитительный момент изгиба спины, делающий все происходящее еще более возбуждающим. Он находил слегка искусанные губы и целовал их, не ассоциируя уже ничего из происходящего с определенным человеком. Оргазм настигал его медленно, растягиваясь во времени, что было просто невероятно, учитывая привычную стремительность, и оглушающие спазмы удовольствия длились чуть дольше, затрагивая сознание яркими вспышками. Медленное нарастание с плавным пиком и таким же медленным стиханием лишило Джейкоба всяческих сил. Он с трудом перебрался на соседнюю подушку, закрывая пульсирующие глаза и переживая призрачный отклик удовольствия, в котором так давно нуждался. Ему показалось, что он заснул почти моментально, пока его не потрясли за плечо. - В ванную шуруй, - пихнул его Хью. Влажные его волосы и забытые полотенцем капли воды на плечах говорили о том, что Джейкоб пропустил часть времени, задремав. С огромной неохотой Джейкоб поплелся в ванную, где вымылся почти автоматически, сильно зевая и с трудом открывая глаза. Словно зомби, он вернулся обратно, падая на кровать обнаженным и бесстыдным трупом. Зарываясь в одеяло, Джейкоб был готов отключиться почти моментально. Теплое объятие застало его врасплох, не находя резерва в мыслях для того, чтобы об этом подумать. Он просто подался назад, засыпая от того, насколько хорошо ему все же было. ** Пробуждение было резким. В панике Джейкоб сел на постели, думая лишь о Клэр. Паника заставила его искать часы, и время на них ввергло его в отчаяние. Он обещал ее забрать. Паника же заставила его почти свалиться с кровати, одеваться второпях, как если бы он еще мог куда-то успеть. Час ночи – да какой транспорт довезет его в час ночи до больницы? Он чувствовал себя полным уродом. В мыслях он то и дело представлял, как Клэр приняла его предательство. Черт с ним, если надо, пойдет пешком. Пойдет извиняться. Она не виновата в том, что он не выдержал рядом с ее братом. Идиот. Эгоистичность хороша только тогда, когда ты не взял на себя ответственности. А ведь он обещал Клэр, что никогда о ней не забудет – да как она поверит ему после этого? В темноте он едва ли нашел одежду. От ошибочности происходящего он бы обязательно приобрел суперсилу или взорвался, если бы голос Хью не застал его врасплох: - Пожар где? - Я должен был забрать девочку, - пробормотал Джейкоб, надевая носки. – Я ей обещал. - Какую, блин, девочку? – сонно сел на кровати Хью. – Час ночи, ты не перебрал случаем? - Мне нужно ее забрать из больницы. Она там с братом, а я, - Джейкоб ощутил, как дрожат руки. – Как мне доехать? - Да никак, не ходит ничего в час ночи, - Хью потер плечо. – Сейчас, дай хоть оденусь. - Зачем? - Отвезу, что делать то, - пробормотал Хью, шаря на полу рядом с кроватью. Широко зевая, он оделся под абсолютно изумленным взглядом Джейкоба. Шок заставил его онеметь. От благодарности он мог лишь обнять Хью, мешая ему натягивать кофту. Только затем он осознал, что больница означает не только Клэр, но и Еноха. Паника захлестнула его новой волной, и, чтобы успокоиться, ему пришлось закусить изнутри щеку. Все это будет выглядеть… Будет выглядеть плохо. Даже если он попросит подождать Хью внизу. Даже если он не станет возражать, если они пойдут вместе. Это… Это с любой стороны плохо. Даже если Джейкоб ничего не обещал Еноху – идиот, обещал быть рядом, осел, дебил – это все равно похоже на предательство. Енох выгнал его. Но это был просто момент слабости. Но и Джейкоб не железный. Это нужно прекратить. Пусть так, но это лучше, чем он уничтожит себя изнутри, пытаясь прорваться сквозь его защиту в призрачной надежде когда-нибудь быть любимым им. Енох не любит никого, так с чего вдруг Джейкобу еще надеяться? Как бы Енох не отреагировал, Джейкобу уже больно и будет лишь еще более. Он вышел из квартиры, запоздало спросив о том, как Хью сядет за руль, на что Хью лишь протянул ему свой жетон. - На, подержи, - пробормотал он, все еще зевая и закрывая дверь в квартиру. - Спасибо тебе, - искренне пробормотал Джейкоб, не уверенный точно, за что именно. Хью стал точкой, с его помощью он прекратит изначально неправильные отношения с Енохом. Ему будет просто невыносимо видеть его там и понимать, что он сделал. Он просто… Просто забил на Еноха. Да, Енох выгнал его. Выгнал. Он ненавидит его. Так почему Джейкоб должен быть ему верен? За последние несколько часов он получил столько необходимого тепла, столько прикосновений, сколько не смог получить за неделю. Сколько вообще никогда не получал из-за денег. Сев на переднее сидение потрепанного форда, Джейкоб пристегнулся, ощущая подступающую к горлу тошноту. Смотря на дорогу, Джейкоб всеми силами старался сдержать парализующий холод в ногах и спине. Правильно ли он поступает? Какая разница. Он уже сделал то, что сделал. И ни разу не был так уж невменяем или опьянен. Он повернул голову, смотря на Хью – тот все еще выглядел сонным, а на щеке остался след от подушки. Пусть Джейкоб не чувствовал к нему ничего, кроме благодарности, сам по себе он ощущал себя лучше, чем прежде. Он не обязан Еноху. Ничего не должен. Он не нужен Еноху. Так почему так отвратительно понимать, что он едет в больницу, виноватый перед Клэр, виноватый перед Енохом, вынужденный сообщить об этом… так? У Джейкоба мерзли руки. Кончики пальцев потеряли всякую чувствительность, и он прижал их к горящим щекам. Так трудно было справиться, так трудно было обрести уверенность в себе. - И что же это за девочка такая? - Самая важная девочка, - пробормотал Джейкоб. – Которую я не должен потерять. - Ладно, захочешь, расскажешь, - спокойно отозвался Хью, поворачивая на улицу, ведущую к больнице. – А в больнице то кто? - Человек, которому я не нужен. Джейкоб надеялся, что если это прозвучит, то станет более реальным. Но легче не стало. Хью пожал плечами, не настаивая, и от этого было только хуже. Все выглядело так, словно… словно Джейкоб только и ждал, что Енох прогонит его, но на деле все было совсем не так. Он просто не справился. Сорвался, потерял всяческие силы. Потерял надежду. В конце концов, он сделал все, что мог, и не его вина, что Еноху этого мало. Он выходил из машины на негнущихся ногах и вынужден был опереться локтями о крышу машины, чтобы справиться с очередной волной паники. Он понимал, что это конец в отношении Еноха, и от этого Джейкоб ломался сильнее, чем утром. Скрыв лицо в ладонях, Джейкоб всерьез подумал о том, что ему следует попросить Хью остаться здесь. Пусть… Пусть Енох хотя бы не видит. Хотя ему же, черт возьми, плевать. Джейкоб смог открыть лицо только тогда, когда Хью коснулся его плеча. От его задумчивого вида было только хуже. Язык не поворачивался просить его остаться здесь. Нужно было найти хотя бы одну кроху своего достоинства, чтобы пойти туда и забрать Клэр, чтобы продолжить заботу о ней, несмотря на то, что у него не получилось приблизиться к ее брату. - Бывший что ли? – спросил он с интересом. Джейкоб решил, что будет проще кивнуть. Он не ожидал того, что Хью обнимет его, привлекая к себе. Посреди улицы, не в тесной квартире, там, где все же были люди, и хуже всего было то, что Джейкоб не смог этому воспрепятствовать. Он нуждался в этом, как бы ни хотелось строить из себя кого-то независимого и достаточно сильного. - Черт, не пустят ведь, наверное, - осознал Джейкоб запоздало. - Посмотрим, - Хью сжал его руку, увлекая за собой. Джейкобу оставалось лишь молчать и смотреть на то, как его жетон и какая-то тихая история открывают двери в больницу. Он тихо назвал этаж и палату, слабея с каждым шагом. Почему же он чувствовал себя так отвратительно, несмотря на, казалось бы, внешнюю правоту его действий? В последний миг Джейкоб застыл перед дверью, осознавая, что не сможет произнести ни слова. Он толкнул дверь. В темноте палаты он без труда обнаружил нужную койку. Подойти к ней было похоже на пытку, во время которой собственное сердце причиняло Джейкобу больше проблем, чем что-либо другое. Он натолкнулся на взгляд Еноха почти у самой его кровати. В полном молчании он замер, признаваясь своим взглядом и всем своим видом, что он не выдержал. Джейкоб протянул руки к спящей Клэр, понимая, что Енох вправе запретить ему. Однако взгляд Еноха скользнул за спину Джейкоба, после чего он просто повернулся спиной к Джейкобу. Лучше бы он ему врезал. Джейкоб осторожно взял Клэр на руке. Сон ее был настолько крепок, что она не проснулась ни в коридоре больницы, не в лифте и даже не в машине, куда им едва удалось выбраться – охранники не понимали, зачем человеку с жетоном маленькая девочка. И все же Хью удалось вывести их, после чего он лишь спросил, куда их отвести. Джейкоб назвал адрес. Это были последние дни его заботы о Клэр.