Aliis inserviendo consumor

[Енох] - Ты понимаешь, что в твоем желудке дыра? В любой момент она может открыться в живот, и тогда потребуется операция, - Миллард повторял это, кажется, в тысячный раз. Енох смотрел в окно, заложив руки за спину. Именно в этом окне вчера ночью ему открылась причина опоздания Портмана. - Выпиши меня. - Идиот. Кто будет за сестрой твоей смотреть? – Миллард пылал гневом. Очки скакали на его носу, а руки в белых рукавах сжимались в кулаки. Это длилось третий день, и именно сегодня он потерял полный уважения тон. - Я нормально себя чувствую, жру все таблетки, выпиши меня, - повторил Енох. Он не обманывал: в действительности у него ничего не болело, и лишь редкие приступы тошноты – в основном, при виде таблеток – периодически захватывали его внимание. Он повернулся лицом к Милларду. Три дня он не мог найти в себе сил и гордости, чтобы спросить, но сейчас это просто необходимо. – Что со счетами? - Все согласно страховке, - лицо Милларда за несколько секунд стало непроницаемой маской. Енох кивнул, хотя был более чем благодарен Милларду за то, что он пошел на преступление против закона. Страховка Портмана. Деньги Портмана. Еноху хотелось убить его собственными руками за то, что он сделал с его жизнью всего за неделю. С разницей в один день Портман пролез в его прошлое, пролез в эмоции, что Енох так успешно хоронил, а затем явился сюда с другим парнем за его сестрой. И хуже всего было то, что Енох ничего не мог с этим поделать – один он не сможет справиться с Клэр. - Пожалуйста. - Есть риск… - Мне плевать. - Почему ты так упорно хочешь умереть? Ты не дурак, Енох. Ты прекрасно знал, что у тебя проблемы с желудком, но ты не стал обращаться ко мне. Этот мальчик оплатил твое лечение, но ты лишь наорал на него так, что слышал весь этаж. - Я не просил его об этом. - Выжить без чьей-либо помощи невозможно, Енох. - Я только тебя забыл спросить, что возможно, а что нет. - Видишь ли, - Миллард неслышно подошел к нему, нервируя своим положением за спиной. – Я хорошо отношусь тебе в ответ на то же самое, но выносить твое хамство я не обязан. И никто не обязан. В том, что ты одинок, виноват только ты сам, и за два дня это понятно любому стороннему человеку. Научись доверять. - Я доверял, и знаешь, что? - Я знаю только то, что ты приказал ему убираться. Я не страдаю маразмом, Енох, и я зашивал его два раза. Третий раз я вижу его здесь, с тобой, в чужой и грязной куртке явно из секонд-хэнда. И знаешь, что я думаю? Сюда приходило три разных человека. - Меня это больше не касается. - Черт с тобой. Иди. С двенадцати можешь быть свободен. Выписка на посту, но она, конечно, тебе не нужна. Больничный я отдам мисс Перегрин. Второй тоже будет на посте. - Спасибо. Енох смотрел на мокрый асфальт перед больницей с тихой злостью. Чего стоило Портману никогда не появляться в его жизни? Мелкий засранец заставил его поверить в то, что, может быть, ему действительно нужна чужая помощь, а затем сломался и пошел трахаться с другим, потому что не выдержал плохого настроения Еноха. Тогда какого черта он нужен, если не в силах вынести характер? Все казалось правильным и логичным, кроме того, что видеть ночную сцену ему было неприятно. Портман смотрел на него, как щенок. Щенки, впрочем, не уходят даже после того, как их бьют. Он сорвался с рук Еноха прежде, чем он успел понять возможности этой марионетки. Обзывая Портмана, Енох надеялся, что ему станет легче, но не становилось. Он прекрасно знал, что весь вчерашний день Клэр была под присмотром Джейкоба за пределами тех двух часов, что он привез ее сюда. На машине этого копа. Клэр молчала. Молчала все два часа, что сидела в палате, и молчание это лишь больше бесило Еноха. Он не был ни в чем виноват, он поступил так, как будет правильно, Портман предал все свои слезливые обещания, а не наоборот, а она сидит и смотрит перед собой так, словно Енох ее избил. Енох не стал с ней разговаривать – что он мог ей сказать? Нежность к сестре была прикрыта обидой за то, что девочка так опрометчиво привязалась к Портману, хотя Енох изначально знал, что все будет именно так. Портман забрал ее, на этот раз без своего смазливого хвоста в форме, и во всем этом так и не было произнесено ни единого слова. Еноха мучали кошмары о том, что он потерял в один день и родителей, и Клэр, но, проснувшись, понял, что лучше бы это они потеряли его. Он дефектен, и в грудную клетку ему, очевидно, поставили лишь протез сердца, потому что он не чувствует ничего, только гнев, только ярость. Никакой любви, никакой привязанности, лишь ненависть ко всему, что есть в этой жизни. Идиотские буквы на запястье были напоминанием, но Енох не забывал. Больше всего на свете он хотел как следует врезать им обоим. Или, может быть, себе. Это не должно было так его волновать. Енох посмотрел на часы – еще долгих два часа перед тем, как он сможет поехать домой, переодеться и отработать хотя бы половину смены в своем бистро. Он собрал все принесенные ему вещи в пакет, зная, что необходимо поблагодарить эту девушку, Бронвин. Енох не мог понять, как Портман обрастает друзьями, которые помогают ему несмотря ни на что, в убыток себе, как он находит даже без денег тех, кто ради него готов на все. Он не мог понять, как Портману удалось так быстро найти себе утешение. Что есть в этом лопоухом недомерке, что притягивает людей, словно паутина? Енох закрыл глаза. Это не имеет никакого значения. Отныне эта страница наконец-то перевернулась, наконец-то он закрыл эту часть своей жизни, нелепое совпадение, идиотская попытка, о которой он постарается забыть. Которая задела его больше, чем он хотел. Нуждаться в помощи и в других людях – это всего лишь глупая ошибка. Никто не предаст, никто не обманет и никто не кинет. Все просто. До сих пор это выручало Еноха, так почему сейчас он вдруг неправ? [Джейкоб] Часы мигают, отсчитывая секунды. Но Джейкобу не уснуть. Он крутился в постели, прекрасно понимая, что отдавать Клэр Бронвин было глупо, но ничего поделать с собой не мог. Клэр не разговаривала с ним и даже не смотрела на него, так и не простив за то, что он не пришел, и Джейкоб снова ощутил себя на грани, лишенным сил. В панике он бросился за помощью к Бронвин, которая с радостью приняла девочку у себя – она относилась к ней, словно к дочери, и забота ее находила выход, так что Джейкоб лишь бесстыдно пользовался этим, хоть и извинялся до белого каления. Отработав смену в бистро, где его битый час заставляли смотреть обучающие фильмы и писать тесты по ним, Джейкоб забрал Клэр, оставил ее в больнице и поехал в кафе, где должен был, по обыкновению, помыть посуду, которой становилось все меньше с каждым днем. Именно там, домывая последнюю кастрюлю, Джейкоб вдруг понял, что Енох выглядит достаточно хорошо, так что, скорее всего, уже завтра его выпишут. Грядет день, когда ему придется столкнуться с Енохом на работе, а это было подобно взрыву бомбы. Енох просто изобьет его в лучшем случае, ведь Джейкоб явно думал не головой в тот день. Он совершил ошибку, устроившись на работу именно сюда, но теперь бежать было поздно. Видя его, Джейкоб терял всякое стремление к новому дню, потому что каждый раз осознавал, что он сам подвел черту, хотя надежда еще оставалась. Беспристрастное лицо Еноха ранило его прямо посередине грудной клетки, и Джейкобу приходилось стоять возле выхода и тяжело дышать, чтобы перестать испытывать чувство вины. Только лишь тогда, когда на его плечах оказались знакомые ему руки, Джейкоб смог отпустить весь предыдущий день. Из спасения Хью стал проблемой. Его присутствие было необходимо, как порция виски для заядлого алкоголика, который не может начать работать с трясущимися руками. Слишком стремительно он завязал свое спокойствие на Хью. Джейкоб ничего не мог поделать с тем, что от его прихода ему стало намного легче, словно за счет Хью он мог обманывать себя и дальше. Весь мокрый от горы посуды, он прежде всего хорошенько вытерся и снял фартук, прежде чем обернуться. Два мира стыковались в тот момент, когда появлялся Хью, и два Джейкоба сменяли друг друга, меняя весь эмоциональный фон. Он позволил обнять себя, ища носом в темных волосах запах меда. Было ли это чем-то ненормальным? Он не знал. Джейкоб не испытывал к Хью ничего сумасшедшего, но в то же время это тепло и уют были необходимыми до последней капли. А хуже всего то, что у него было всего лишь четыре дня рядом с ним. - Мне нужно забрать Клэр, - пробормотал Джейкоб, обнимая Хью поперек спины. Черные его очки слегка съехали на лоб, и Джейкобу пришлось поправить их носом. - Что, опять? – недовольно пробормотал Хью. – Я надеялся, что сегодня она поспит с кем-нибудь еще. - Я обещал заботиться о ней. - У нее есть брат, как я понял. Джейкоб вздохнул. К сожалению, он без труда выбирал из них двоих Клэр, но это требовало от него своеобразной жертвы, потому что больше всего на свете сейчас ему не хотелось думать о Енохе, а хуже всего это получалось именно в их тесной комнатке. - Уже завтра они его выпишут, так что… - Не хочу я завтра. И это тоже правда, потому что четыре дня – тоже не такой большой срок. Джейкоб заключен в грубые временные рамки, маленький мостик, за которым очередная неизвестность. Он прекрасно понимал, что стал для Хью своеобразным утешением двойственной ориентации, главная из которых все равно связывала его с девушкой по имени Фиона. Лезть во все это Джейкоб не хотел, однако это не помешало ему провести с ним ночь и впасть в некоторую зависимость от его поддержки. - Я могу попросить Бронвин, - неожиданно произнес Джейкоб. Хью кивнул, словно это была отличная идея, хотя сам Джейкоб так не считал. И вот он лежал на кровати, свернувшись в клубочек и греясь о Хью, что спал безо всяких проблем за его спиной, устроив руку на животе Джейкоба. Джейкоб выгонял из своего сознания то, с каким презрением Енох встретил его, но так и не смог избавиться от этого, словно влез в грязь с ног до головы и никак не мог отмыться. Он поступил как урод, позаботившись о себе в который раз, но разве он мало пробовал? Каждый раз, когда он задавался этим вопросом, ему становилось плохо. Он еще сильнее притянул колени в груди, чем, естественно, разбудил Хью. Он убрал руку, но не произнес ни слова в ближайшие несколько секунд. - Ты любишь его? – спросил он с интересом, и Джейкоб вздрогнул, хотя и ожидал от него какой-нибудь фразы. Этим вечером он полностью отдался самому простому, самому древнему и самому приятному способу провести время, ни секунды не жалея о том, что выбрал Апистона, однако сейчас, в темноте чужой квартиры, гость на пять дней, Джейкоб все больше убеждал себя, что совершил ошибку. - Не знаю. Не знаю, что значит любить, - признался Джейкоб тихо, смотря в цветастую ткань наволочки перед собой. – Это хотеть? Это быть рядом? Что, черт возьми, это такое? - Это когда что бы ты ни сделал, как бы близко не был, этого все равно будет мало, это будет больно, это когда ты не можешь перестать думать, не можешь перестать совершать идиотские поступки, называя это заботой, - Джейкоб постарался зарыться в подушку. Выходило, что он прекрасно знает, что это такое. Ему стало капельку легче, когда Хью все же вернул руку на его живот. - Тогда почему я здесь, а не продолжаю страдать там? – спросил Джейкоб один из самых волнующих вопросов. Всего несколько часов назад он рассказал свою историю еще легче и быстрее, чем сделал это для Бронвин. Это было бы невозможно, если бы Хью не обнимал его в этот момент, поглаживая по голове, как ребенка – пусть это было странным совпадением, Джейкоб нуждался в этом больше всего. И Бронвин, и Хью заботились о нем, хотя почти не знали его. - Потому что только мазохисты любят, когда их бьют и когда на них орут, - усмехнулся Хью ему в плечо. - Нет, я про… Про тебя. - Любовь не уникальна. Есть еще симпатия, желание, потребность, дружба, поддержка, - Джейкоб перевернулся на спину, ощутив легкий холодок вдоль позвоночника от прикосновения губ к плечу. – Можно любить одного, спать с другим и заботиться о третьем. - И кто из них я? – Джейкоб хотел, чтобы это вышло шуткой, но на самом деле получилось даже слишком серьезно. Он прекрасно знал ответ, и так ответил бы сам, но он скорее хотел отвести тему от себя. И от того, что он чувствует по отношению к Еноху. – Это Фиону ты любишь? Кажется, невозможно было в нормальной жизни научиться разбираться в миллионе усмешек Хью, но Джейкоб без труда понял, что нет. - Тогда кого? – спросил он тихо, не надеясь на ответ. - Какая разница, - Хью вдруг повернулся к нему спиной. – Мы живем с теми, с кем можем делать это многие года. Хорошо, если любим этого человека. Нормально, если привязаны или благодарны. Любовь не живет долго, она рано или поздно превращается в привычку, так что сейчас это скорее привычка. - И что, это большой секрет? – полюбопытствовал Джейкоб, ощутив вдруг странное взаимопонимание с Хью. Он повернулся на бок следом за ним, устраивая руку на его плече. Он испытывал искреннее сожаление в том, что не чувствует ничего, кроме потребности в поддержке и спокойствии по отношению к нему, что секс с ним напоминает скорее ежедневный ритуал, чем что-то по-настоящему имеющее смысл. - Я не люблю об этом говорить. Джейкоб не стал настаивать. Ему до смерти хотелось спать, но от мысли, что уже завтра сможет встретить Еноха в бистро, ему становилось страшно. В основном потому, что он боялся не выдержать маску спокойствия, в основном потому, что еще день, и будет готов встать на колени, лишь бы вернуться туда. Вернуться в его жизнь, даже в роли боксерской груши. Он сжал зубы, переживая новый всплеск душевной боли, связанной с вызванным в голове образом. Он ненавидел Еноха так же сильно, как и любил. - Если он выйдет завтра на работу, мне конец. - Хочешь, я заеду? - Нет. Не знаю. Я так запутался. Он ненавидит меня. Но ему должно быть все равно… - Можно это проверить. - Что? - Действительно ему все равно или он все же ревнует тебя, - Хью снова повернулся к нему лицом. – Ревность скрыть почти невозможно. Ревность вероятна, ведь ты был для него чем-то уже постоянным, и вдруг я забираю тебя у него из-под носа – это превосходный опыт. - И что, если ревнует? Он это переживет. Он все переживет, - Джейкоб хотел бы признаться в том, что при слове «ревность» у него на мгновение остановилось сердце. – Наверное, я хотел бы сделать так. У меня всего четыре дня, чтобы побесить его тобой, - и эта шутка тоже не удалась в основном из-за грустного тона. - Это не значит, что ты не сможешь прийти ко мне после. [Клэр] Джейкоб стал меньше бывать в садике. Сразу после прогулки он уходил на работу, и появлялся лишь поздно вечером, чтобы забрать Клэр. Но Клэр не могла заставить себя разговаривать с ним – когда Джейкоб не пришел за ней в больницу, Клэр держалась до последнего, но все же заплакала. Она не разговаривала и с Енохом – она присутствовала в тот момент, когда Енох приказал Джейкобу убираться. Все внутри Клэр поднялось в немом бунте, но выразить его она так и не смогла. Лишь поздно вечером она все же заплакала, а потом уснула на отдельной кровати. К своему удивлению, она проснулась в машине, на руках Джейкоба, а машину вел совсем незнакомый ей человек. Джейкоб обнимал ее, но Клэр никак не могла его простить – ведь он обещал. Он кормил ее завтраком, добавляя в кашу любимый ею изюм, он одевал ее и умывал, но Клэр словно разучилась говорить. Пару раз она действительно хотела ответить, но не смогла. Губы ее не слушались. На ее глазах происходила очередная потеря, и Клэр абсолютно ничего не понимала. Ей казалось, что все может быть хорошо, что они станут жить вместе, что Джейкоб прав, и Еноху нужно привыкнуть к заботе, но вдруг в один день все прекращается, и Клэр в еще машине понимает, что Джейкоб больше не хочет с ними жить. Клэр провела ночь у Бронвин. Бронвин осталась единственной, кто мог обнять ее просто так, на волне эмоций, а еще она всегда вкусно пахла пирожками и готова была отвечать на любые вопросы. Бронвин читала Клэр сказку на ночь, положив ее на свою кровать, узкую, скрипучую, но очень мягкую, а сама легла рядом на диване. Клэр училась заплетать ей косы, но пальчики плохо слушались ее, так что она просто помогла Бронвин расчесаться. Несмотря на всю ее доброту, Клэр все еще не могла сказать ни слова – ей казалось, что отныне каждый звук может спровоцировать очередную потерю. Бронвин Клэр боялась потерять, кажется, так же сильно, как и Джейкоба. Енох говорил, что Джейкоб не захочет остаться с ними, а Клэр ему не верила. Не верила даже утром, когда, сидя полностью готовой к садику и с маленьким пакетиком сушек в руках, Клэр увидела в дверях не Джейкоба, а того человека, что вез их домой. При свете дня он казался очень приятным, а Бронвин обняла его, как старого друга. Однако Клэр все же интуитивно и очень сильно ждала Джейкоба. Он отдалился от нее сразу же после того, как Енох сказал ему много неприятных слов в больнице, и иногда Клэр хотелось плакать – ведь она ни в чем не виновата. На смену желанию плакать приходила злость, ведь Джейкоб обещал. Неужели обещания ничего не значат? И все же Клэр пришлось послушаться. Она вышла на морозную улицу следом за этим человеком, не собираясь расстраиваться из-за того, что Джейкоб снова не пришел. Однако стоило ей сесть в машину, как человек представился как Хью и объяснил ей, почему Джейкоб не смог ее забрать. Он объяснил ей не «взрослыми делами», а честно рассказал, что Джейкоб пытается работать, а потому приедет в садик только к четырем часам дня. Клэр пришлось поверить ему, хоть меньше всего ей снова хотелось оставаться в садике одной. Хью не давил на нее и не спрашивал, почему она молчит. Клэр не знала, почему она молчит. [Джейкоб] Джейкоб бездумно крутил ручку овощерезки. Мысли его были далеко, в основном, в недалеком прошлом – этим утром он завис на кухне Хью, ожидая, пока закипит чайник. Он застыл исключительно из-за одной простой мысли, которая казалась как дикой, так и вполне реалистичной. Ему было хорошо – в пределах нынешнего момента – и он проснулся сам по себе за пару десятков минут до необходимого времени, проснулся в уютном тепле расслабленного объятия, которое было для истерзанной совестью души настоящим бальзамом. Еще тогда он испугался направления своих мыслей, а потому выбрался в ванную, однако промедление кипящего чайника настигло его логичным продолжением своей же мысли – ему хотелось остаться здесь. Он смотрел в окно на массивный путепровод над железной дорогой, и спокойное передвижение длинного товарного состава совпадало с неумолимостью его внутренних ощущений. Джейкоб смотрел на кафель перед собой, но видел то окно. Ради чего он должен продолжать свои попытки? Предложение проверки от Хью показалось ему очень нужным, но утро поставило под сомнение то, ради чего он так пробивался вперед: зачем ему гнаться за Енохом, если это утро, такое неспешное, такое приятное и расслабляющее, уже в его руках? Проверять на ревность, ведь даже если она существует, сколько еще ему пробиваться сквозь лавину снега раздражительности и усталости Еноха? Он не чувствовал сводящей с ума потребности по отношению к Хью, но его присутствие было столь же приятным, как и хорошее кофе с утра. Ему невозможно было представить это утро в условиях многоэтажки. Думать об этом было больно, но необходимо. Самым правильным будет просто отказаться от идеи бороться с Енохом за него самого и попробовать остаться здесь. Джейкоб прекрасно чувствовал ту почти моментальную связь, что возникла между ним и Хью, и возраставшая уверенность в себе подсказывала, что у него есть право остаться, несмотря на его призрак девушки. - Черт, чувак, ты неправильно делаешь, смотри, - Джейкоб вздрогнул от громкого возгласа массивного, но невысокого парня – Адама, что еще недавно был менеджером в этом ресторане. Теперь же он был назначен ответственным за обучение Джейкоба, однако фактически ничего не объяснял и не показывал. – Срань господня, ты килограмма два просрал, - он вздохнул, затем повернул луковицу в овощерезке. – Тебе же круглые и целые нужны. Придурок, - безнадежно вздохнул он и вышел. Было слышно, как он сообщает о порче продуктов менеджеру, активной девушке с густыми каштановыми волосами. Джейкоб потратил пару секунд на то, чтобы оценить разницу положения луковицы в овощерезке: луковые кольца действительно стали целыми. Это позволило ему снова отключиться. Он вновь вернулся в утро, когда кипящая жидкость помогла ему заварить мелко смолотый кофе, который он нашел на одной из полок. Вспомнил, какой неожиданностью для него стало абсолютно естественное полуобъятие. - А мне? – сонно спросил Хью, устроив подбородок на его плече. Чертовы солнечные блики от стальных путей прыгали по потолку и ослепляли Джейкоба, окончательно сбивая с толку. - Еще не успел, - хотя на самом деле просто не подумал, за что и устыдился. Опершись одной рукой о поверхность столешницы, Джейкоб медитировал на движения ложки в чашке, пытаясь отыскать в себе реальную причину того, что он должен бросить все то, что уже приобрел. К своему нарастающему стыду, ему нравилось все: от бежевых обоев с тонким коричневым витиеватым рисунком до стеклянной банки с медом, который как раз транспортировался в чашку с кофе руками Хью. Джейкоб делал крошечные глотки, стараясь не обжечь язык, и, черт возьми, это было, кажется, лучшее утро за довольно долгое время. Что стоило ему встретить Хью раньше Еноха и никогда не узнать это невыносимое, неправильное ощущение неполноценности? Что он будет делать, если Енох вернется на работу? Как поведет себя? Сейчас Джейкобу просто думать об этом, но там он снова будет вести себя, как идиот. - Я не успеваю отвезти Клэр в садик, - произнес вдруг Джейкоб. – Должен с утра прийти, как этот придурок Адам. - Я могу подкинуть вас обоих, - пожал плечами Хью. Это было еще невыносимее, чем если бы он просто молчал. Он предлагал помощь, ничего не требуя взамен, да Джейкобу и нечего было отдать, кроме горячей благодарности. Он даже не говорил ничего о том, что Клэр на самом деле никто ему, и Джейкоб не обязан с ней носиться. Противоречия раздирали его, как два хищника. Джейкоб снова отвернулся к окну, не в силах решить, что же ему делать. Хью же абсолютно не помогал в этом вопросе. Руки его снова легли на пояс Джейкоба. - В чем проблема? – спросил он тихо, поразительно легко угадывая проблему в Джейкобе. - Почему я не встретил тебя раньше него? – Джейкоб не собирался говорить об этом, но открытость Хью толкала его на подобное. К сожалению, не было в его голове более четкого вопроса, чем этот. Очередная усмешка – кажется, даже улыбка – была оперативно спрятана в плечо Джейкобу. - У меня тот же вопрос, - ответил он мягко. Джейкоб снова вернулся в реальность, принимаясь за обработку крупных, словно пластиковых помидор, вырезая специальной ложечкой плодоножку и складывая их в мойку. Даже если Еноху все равно, на самом деле все равно, как быстро он оставит это в прошлом? Он опасался расспрашивать Хью напрямую, лишь догадываясь о том, кто же так сильно покорил его. Но, кажется, именно этим вечером ему придется спросить. Как долго его будут мучить сны о Енохе? Как долго он будет сомневаться в выбранном решении? К тому же он не совсем уверен в том, что, несмотря на связь, нужен Хью больше, чем на пять дней. Джейкоб стоял перед выбором и больше всего боялся оказаться ни с чем. Второй раз он этого не переживет. Время тянулось мучительно медленно. За помидорами шел салат «Айсберг», который следовало разделить на листья и удалить плотный центр. Тупая работа рук сама провоцировала на размышления. - Если он выйдет на работу, это означает, что и с девочкой тебе больше не нужно ночевать? – спросил тем же утром Хью. Он не настаивал, так что Джейкоб развернулся к нему лицом сам. Он был готов вспыхнуть раздражением, однако по лицу Хью было видно, что он не осуждает, а просто спрашивает. Джейкоб кивнул, хотя эта мысль причиняла ему столько же боли, сколько и желание сдаться в борьбе за Еноха. Он готов был взвыть от того, как легко Хью угадывает его состояние – невесомое прикосновение кончиков пальцев к своей щеке было почти подлым. Джейкоб не мог сопротивляться. Даже возвращаясь в реальность работы, Джейкоб ощущал медовый привкус на губах. В том поцелуе было все, что нужно для избавления от мучительных мыслей, а потому Джейкоб поддался с поразительной легкостью. Ему хотелось бы испытывать угрызения совести в сам момент нежного взаимного движения губ, но, к счастью, он не думал вовсе. Лишь эхом в его сознании сквозило сожаление о том, что вся эта утренняя неторопливость, вся сладость необычной добавки к кофе, вся легкость проникновений теплых рук под футболку не родилась с тем, кто не покидает его мыслей. Однако Джейкоб не обманывался – на это его самоконтроля хватало, ведь это было бы нечестно по отношению к Хью. Он не чувствовал возбуждения ради самого возбуждения, он искренне получал удовольствие от неторопливого и ленивого объятия, что так удачно настигло его на кухне. Он не мог бы отрицать того, что не только не сопротивлялся, но еще и провоцировал, скользя ладонями по горячей коже, спрятанной под мягкой футболкой. Во всем этом было лишь одно «но». Он все еще слышал в сознании проклятое имя. К своему ужасу, Джейкобу пришлось покинуть уединенную моечную именно в тот момент, когда Енох появился в ресторане. Спазм ужаса и паники моментально парализовал Джейкоба. Что, черт возьми, он должен делать? [Енох] Мир кажется прежним, вот только Енох выходил из больницы с большим запасом сил. Спать не хотелось, и мозг его воспринимал больше информации, чем обычно. Енох с каким-то нечеловеческим удивлением поймал на себе холодные солнечные лучи, пусть и не нашел причины для радости в этом. Он шел быстро, по привычке спрятав руки в карманы. Миллард отпускал его с недовольным лицом, но Еноха это не интересовало. Он хотел на работу, чтобы как следует лишить себя возможности думать, чтобы имя Портмана стерлось из сознания. Енох не хотел даже знать причины того, почему та ночь бесила его фактом своего существования. Он смотрел в окно, потому что не мог заснуть. Смотрел, потому что допускал вероятность того, что этот придурок мог попасть в неприятности. То, что с ним приключилась явно обратная ситуация, разозлило Еноха в основном из-за собственных эмоций. Он потратил время на переживания, в то время как Портман нашел себе объект для развлечений. Объятие на парковке было прекрасно видно из его палаты, так что Енох был абсолютно уверен в причине пропажи Портмана. Ему бы хотелось этого не видеть. Была ли это обида? Трудно сказать. В основном, как и всегда, неконтролируемая злость, ведь он на несколько мгновений все же поверил в то, что Портману не все равно. Свою вспышку с последующей ссорой Енох даже не рассматривал – он вел себя так, как обычно, как вел всегда и никакой вины за собой не ощущал. Лишь осадок относительно денег и страховки заставлял его думать о способе вернуть этот долг. К тому же, наверное, если бы Енох позволил себе подумать чуть дольше, он бы нашел злость на самого себя, ведь ему не только разум, но и собственное тело не позволит вести себя… так. Он не из тех, кто обнимает. Не из тех, кто вообще что-то демонстрирует. К счастью, лицо этого копа он так и не рассмотрел, кроме необычно гладких черт лица, так что ярость его была бесцельной и поглощающей. Молчание Клэр лишь добавляло поводов для злости. Если бы можно было заклинанием стереть им обоим память, заставить забыть о Портмане… Впрочем, Енох может сделать это уроком на будущее – как бы сильно не убеждали, не стоит верить. Люди эгоистичны и непостоянны. Сегодня он, а завтра… завтра коп. Почему он размышляет так, словно Портман ему изменил? До самого дома Енох считал свои долги. Цифры помогали убрать необъяснимую ярость, а знакомые стены навеяли множество других проблем. Еды, конечно, не было, как и немногочисленных вещей Портмана. Знает ли он о том, что Енох ушел из больницы? Да какая, к черту, разница, Енох предупреждал его, что не вернет деньги. На этом все. Переодевшись и сложив вещи для вечерней стирки, Енох снова вышел на улицу, чтобы доехать до бистро. Силой воли он привлек в мысли пустоту, абстрагируясь от всего. Войдя в ресторан через заднюю дверь, он привычно переоделся, разглядывая график на стене. Прихватил больничный и прошел через кухню, с удивлением обнаруживая нового менеджера. Это было сюрпризом, который требовал наблюдения, ведь неизвестно, как она следит за продуктами и как относится к просрочке. Енох коротко познакомился с ней, с облегчением обнаруживая на ее пальце кольцо и довольно безликий интерес к его лицу. Она собственноручно вбила его через кассу в систему отслеживания рабочих часов, после чего ему было велено остаться на кассе. Это было первым пинком под задницу от жизни, по которым Енох даже соскучился. Он присел на корточки перед станцией сбора заказа под монитором заказа, чтобы проверить, хватает ли там бесполезного барахла в виде вилок, ложек, салфеток и соусов. Конечно, всего этого было на минимуме, а потому Енох скользнул в ближайший холодильник за соусами в квадратных коробочках. Придерживая тяжелую дверь холодильного помещения плечом, Еноха застали врасплох сразу две вещи. Прежде всего, менеджер Дайяна, что выговаривала ему за то, что он не должен уходить из вида возможных посетителей, однако писк ее не имел никакого значения по сравнению с человеком, что стоял по другую сторону станции сборки. Испуганные голубые глаза были знакомы ему безо всякого сомнения. Мысленно Енох уже представлял себе, как задушит Портмана, но в реальности лишь коротко кивнул разгоряченной непослушанием латиноске и вернулся за кассу. Пробивая заказ за заказом, грубо нарушая навязанную модель обращения с покупателем, Енох не мог избавиться от ощущения чужого взгляда на своей спине. Ему хотелось обернуться и проверить, не померещилось ли ему на неспокойном эмоциональном фоне, и загадка эта оставалась неразрешенной вплоть до трех часов дня, когда Дайана подвела Портмана к соседнему кассовому аппарату, чтобы выбить его смену. Еноху было достаточно одного взгляда, чтобы подтвердить личность Портмана в форменной красной футболке. Этого же взгляда хватило, чтобы понять, что на Еноха он своим щенячьим взглядом не смотрит. Вообще не смотрит, не демонстративно, не напоказ, а просто потому, что здоровался взглядом с кем-то еще. С трудом Еноху удалось убедить себя, что он просто посмотрит. Найти полицейскую форму не составило вообще никакого труда, особенно если эта форма оказалась прямо перед его носом. - А обед ты брал? Нет? Будешь? – Дайяна говорила быстро, четко и по делу. Джейкоб согласился, и почти три минуты он выбирал, что же, черт возьми, его величеству пожрать. Еноху хотелось бы ослепнуть и оглохнуть, однако вместо этого он был вынужден стоять и слушать до тошноты банальный обмен вопросами и ответами относительно обеда. Енох оперся руками о прилавок, сосредоточенно смотря перед собой в листочек с акциями. Происходящее бесило просто невыразимо, ведь он не был готов к присутствию Портмана на своей работе. Енох искренне надеялся, что больше вообще его не увидит. Но как быть теперь? Просто игнорировать, разве это так сложно? Наконец Портман отправился переодеваться, и Енох смог оторвать взгляд от листка с акциями. Копа отнесло к пластиковым стульям. Странная его внешность не делала его непривлекательным, скорее наоборот. Смешили только старомодные темные очки, которые он не снимал даже в помещении, как если бы пересмотрел голливудских фильмов о копах. Енох обернулся в тот момент, когда дредастый новичок кидал заказанный Портманом обед на греющую поверхность, что означало – Еноху собирать этот чертов поднос. С трудом сдерживаясь, чтобы не послать все к чертям, он все же собрал поднос без нанесения ему тяжких телесных, после чего развернулся. Натолкнуться на прямой взгляд Портмана было все равно, что напороться на нож под ребро. Портман смотрел на него этим идиотским сияющим взглядом, однако взгляд этот был явно никак не связан с самим Енохом. Енох оттолкнул от себя этот поднос, желая перевернуть стакан, однако по правилам компании он был пуст, а посетитель был вправе сам наливать, сколько хочет убогой газировки. Портман кивнул, улыбнувшись ему так, как будто все было абсолютно нормально, и улыбка эта вогнала второй нож под симметричное ребро Еноха. Возможно, этих ножей бы вполне хватило, если бы Енох отвлек себя, если бы запретил себе смотреть на происходящее у столика. Его затошнило – от отвращения – в тот же момент, когда Портман налетел на копа. Еще отвратительнее – как и для всех остальных невольных зрителей – выглядело абсолютно лишнее объятие, в котором от идиотского счастья Портмана можно было зарядить маленькую атомную станцию. Несмотря на то, что коп был явно меньше ростом, он крутил Портманом, как хотел. Его выражение лица бесило еще больше, самодовольная усмешка на всю чертову рожу в ответ на то, что Портман снимал очки с некоторым едва слышным недовольством. Все внутри Еноха требовало отвернуться, но он так и не смог отдать команду мышцам тела. Почему-то он смотрел только на Портмана, в котором вдруг помимо надоевшей лопоухости, взгляда наркомана и худобы кахексии проступила улыбка. Красивая улыбка. И все же он не выдержал. Отвернулся к кофе-машине, потому что не смог на это смотреть. Глупо, разве ему есть дело до того, кого целует Портман? Он умолял Мироздание о том, чтобы несносного парня смыло из его жизни, и вот его желание исполнилось, но, кажется, Енох был не так уж против его отменить. К его облегчению, подошло несколько гостей, и пришлось насилу улыбнуться им – заодно, конечно, и Портману, который снова на него не смотрел. Всего неделя, а Енох слишком сильно привык к его взгляду. Он ведь питался им, забирал часть его силы и детской уверенности, с ним было шумно и невыносимо, но без него – еще хуже, чем до него. Слишком пусто. Ведь с Портманом он хотя бы разговаривал, пусть с неохотой, пусть зло, но хоть как-то. А что теперь? Молчание Клэр. Его молчание. Что он сделал не так? Когда вообще подпустил Портмана так близко? Когда привык, хотя обещал себе этого не делать? Чертов Портман сидел прямо напротив их маленького ресторана, и взгляд Еноха то и дело скользил по его столу. Они о чем-то разговаривали, заканчивая коробку картошки фри на двоих. Разговор был в некотором роде еще хуже поцелуя. Как оказалось, Енох не способен и на это – так имел ли он право злиться? Только на себя. Енох не умел и этого. Весь остаток рабочего дня он старался сделать что угодно, лишь бы убежать от своих мыслей, оттирал даже желтый кафель с обратной стороны фритюрницы, чем заслужил очередной похвальный телефонный звонок от начальства, что следило за ними по камерам. Однако чем больше Енох игнорировал свои мысли, тем настойчивее они подкидывали улыбку Портмана. Ну и что, черт возьми, с этой улыбкой сделать? Он может выглядеть как угодно, Енох не в состоянии терпеть его дольше минуты. С редкой радостью он окунулся в процесс закрытия ресторана, как следует отмывая все – и сознание свое в том числе – вплоть до десяти вечера. Вспотевший от физической работы и жара чарбройлера, благословенно уставший, но не смертельно, и преданный своими же мыслями, Енох подошел наконец к своему ящику, от усталости не замечая даже сперва подсунутой под него бумажки. Красивый почерк сообщал ему, что Портман заберет Клэр с собой в кафе Бронвин, где и предлагает встретиться в районе десяти. И Енох не был уверен, готов ли он к этой встрече. [Джейкоб] - Этот придурок думал, что я должен сам догнать, как этот долбанный лук положить, - Джейкоб рассказывал почти взахлеб, в основном потому, что старался вести себя как можно незаметнее все три часа, что оказался в одном ресторане с Енохом, не произнося ни единого звука, что оказалось вдруг очень тяжело. Безусловно, он заметил Джейкоба, но проигнорировал, чем превратил страх Джейкоба в напряженную грусть. Он был послушной марионеткой Майка, парня с дредами, и из кухни ему удавалось украдкой взглянуть на Еноха. После больницы он выглядел намного лучше, и синяки под его глазами побледнели. Он держался увереннее, чем раньше, и эта уверенность и независимость скользила в каждом его движении. Джейкоб путал булочки для бургеров местами, когда останавливал взгляд на нем, забывал начисто состав тех трех бургеров, что учил вчера вечером, отвлекаясь на Хью. И если от бургеров Хью мог его отвлечь, то от Еноха – нет. Джейкоб понял это, едва лишь увидел его. Хью приносил ему успокоение лишь в том случае, если Еноха не было рядом. Разговаривая с ним через прилавок, Джейкоб сосредоточился лишь на том, чтобы стук его сердца не был слышен всей округе. К черту, если Енох снова выгонит его, он просто уедет в другой штат, потому что не сможет думать ни о ком еще. Чувство это, истинное наказание и пытка, совершенно не включало в себя желание секса, которого Джейкобу, в общем-то, хватало. Он вообще не мог думать о Енохе без беспокойства, без пожирающего изнутри огня, который даже не рождал фантазии для выхода. Обнимая Хью и задыхаясь в его сладковатом запахе, он думал только о том, что напоминает себе актера в шоу. - Это он? Такой кудрявый? – прошептал Хью ему на ухо, когда Джейкоб поругал его за очки на носу в помещении. – Просто дьявольски красивый, - оценил он, ведь до того видел лишь его силуэт в полумраке больницы, и Джейкоб усмехнулся, хотя нервничал до тошноты. – Будем проверять? Или моя сексуальная форма победила? – Усмешка Хью расцвела пропорционально глубине самоиронии. Стыд перед ним занимал в мыслях Джейкоба последнее место, так что он позволил поцеловать себя, не представляя, как ответит на поцелуй онемевшими губами. Больше всего на свете ему хотелось побежать туда и заорать, что все это – жалкая попытка выжить без него, без Еноха. Джейкоб так нервничал, что забывал отвечать, не в силах даже закрыть глаза. Это и не было полноценным поцелуем, заранее обговоренным спектаклем, и это тоже было неправильно. Если бы можно было стереть Еноха изнутри, то Джейкоб был бы рад такой встречи с работы каждый день. И все же ему придется то-то выбрать, придется понять, эгоистичен ли он или альструистичен, насколько далеко он готов зайти ради другого человека. Что, если через год или два это чувство пропадет? - Ты играешь с огнем, - отозвался наконец Хью, переводя взгляд на лицо Джейкоба. – Опасным огнем. Может быть, это и не ревность, но с такой ненавистью стоит держать рядом пистолет. Во всяком случае, меня так учили. В те дни, когда я не прогуливал. - И что это значит? – Хью лишь пожал плечами. Джейкоб нервно сглотнул, с трудом усаживаясь за пластиковый стул. С этого места ему прекрасно было видно, как Енох одеривает полуулыбкой очередную покупательницу, худенькую девчонку, моментально раскрасневшуюся от такого внимания. Джейкоб, в общем-то, ее понимал, а потому тут же отвернулся сам, понимая, что щеки бесконтрольно горят от желания увидеть эту легкую улыбку снова. С обреченным видом он все же решил урвать пару ломтиков картофеля, хотя есть особо не хотелось. От монотонной работы ныли руки, и он рассказывал обо всем этом, словно пытался сделать вид, что не думал все эти часы о Енохе. Этот разговор был какой-то ширмой ровно до тех пор, пока Хью наконец не прервал его: - Ты ведь знал, на что шел. Так почему сдаешься? – он качнулся на стуле, окидывая взглядом зал. – Я бы не сказал по нему, что он душка и пупсик. Это может быть смертельно. Джейкоб улыбнулся против воли. Невозможно было не согласиться с этим. Как же ему ответить на этот почти фундаментальный вопрос? - Слишком много всего, - пробормотал он, вздохнув. – Я ведь не особенно приспособлен к жизни. Понятия не имею, что делать дальше. - Надо подумать, - согласился Хью, в немом споре согласившийся наконец прикончить свой бургер. Все то время, пока он ел, Джейкоб снова смотрел на Еноха. Ему не верилось, что Енох мог испытывать вообще что-нибудь по отношению к нему. Он смотрел, должно быть, почти пять минут, в упор глядя на него, однако Енох так и не отреагировал. Ему не верилось, что для Еноха вообще есть разница, есть Джейкоб или нет. Наконец Джейкоб отвернулся. И не заметил того, как посмотрел на него Енох. - Подкинешь до садика? – спросил Джейкоб устало. – Надо там все быстро сделать, а вечером отдать ему Клэр. Не знаю, может быть, в десять. - Ну не пожрать же я на халяву пришел, - Хью хлюпнул газировкой в стакане. Его улыбка могла бы стать панацеей, если бы Джейкоб не провел с Енохом так много времени. Его разрывало на части потребностью в нежности и открытости Хью и одновременно – преклонением перед силой и таинственностью Еноха, в котором было столько боли, сколько Джейкоб не смог бы выдержать. Он должен был выбирать между настоящим и будущим. В нем одинаково сильно сочеталась тяга к вниманию и заботе и потребности отдавать то же самое, но совершенно другому человеку. Закусив губу, Джейкоб вставал со стула, понимая, что в любую секунду может сорваться. Если это любовь, то почему она так похожа на стокгольмский синдром? Джейкобу тяжело, крайне тяжело быть рядом с ним, учитывая не только его предыдущие привычки, но и недавнее сотрясение, и до сомнений легко рядом с Хью, который устраивает его почти во всем. Что же, черт возьми, ему делать? Покидая торговый центр, Джейкоб искал в себе признаки облегчения. Так и есть, вдали от Еноха ему все же легче. Однако больше он не может об этом молчать. Тесное пространство служебного автомобиля помогло ему наконец спросить об этом: - Это вообще может пройти? – и только потом понял, что спросил свои мысли, а не Хью конкретно. Однако Хью обладал какой-то сверхъестественной способностью улавливать интонации и мотивы. - Смотря что понимать под словом «пройти», - ответил он, выезжая с парковки и останавливаясь в паре метров, чтобы покурить в открытое окно. – И что считать «этим». - Сколько л… - Пять. - Пять лет?! Джейкоб ошалело смотрел на Хью. Дым лишь слабо прикрывал его рассеянный взгляд. - И что, все пять лет это так плохо? – продолжал тупить в формулировках своих мыслей Джейкоб. Хотел бы он выражаться яснее. - Нет. На самом деле, наверное, все это проходит, если не видеть. Сейчас я… Сейчас я скорее зависим от необходимости следить и помогать. Заботиться, может быть. Мы же не любим только одних людей, нет, любовь бывает разная, и к родителям, и к собаке, и черт знает к чему, но кто бы ни был объект, в основе любви лишь желание заботиться в ущерб себе даже в самом плохом случае, а все остальное лишь антураж, - Джейкобу невыносимо хотелось курить, но слушать его почему-то еще больше, а потому он повременил с просьбой. – Хожу туда, как придурок. - А он… он знает? – спрашивать об этом было неловко, но Джейкоб до безумия хотел узнать, что все это не уникальная болезнь. Хью стряхнул пепел с сигареты, после чего посмотрел на него и пожал плечами. - Сложно по нему сказать. Думаю, что догадывается. Ты же догадываешься, - на тот раз усмешка его была максимально ассиметричной, но это выражало лишь его удивительную способность к честной иронии. Джейкоб мог лишь позавидовать тому, насколько легко у него получается сказать нечто подобное. Ирония была его щитом, даже если он говорил что-то опасно искреннее, и ирония же давала ему какую-то странную, особенную силу правды. Восхищение к этой его способности росло так же быстро, как искреннее желание отдать все Еноху. С каждой секундой Джейкоб путался все больше. - Только об этом и думаю, - Джейкобу так просто сказать не удалось. Он отвернулся, с благодарностью сжимая руку, что поделилась с ним сигаретой. Что происходит? Может ли со временем выйти так, что он начнет испытывать нечто подобное к Хью? Или же он уже сейчас видит предел в человеке, который однажды поселит в Джейкобе смертельную скуку? Он не мог думать ради Хью, только ради себя. Возможно, лишь это держало его в те минуты от совершения раннего выбора. - Это же не вопрос ближайших пяти минут. Я желаю тебе того, что не получилось у меня, - Джейкоб смог наконец посмотреть на него, заправившись дозой никотина. Хью смотрел на руль перед собой. – Но это не значит, что я этого хочу, - добавил он уже мягче, и впервые на памяти Джейкоба не стал на него смотреть. Это было пугающе странно. Почти вся оставшаяся поездка прошла в молчании. Автомобиль медленно остановился возле садика, с задней его территории, и Джейкоб сложил руки на коленях, не зная, что должен сказать. Сейчас он чувствовал себя посередине весов, и все в нем словно бы играло за две команды, одна из которых требовала Еноха, а другая – Хью. - Это выбор, - пробормотал он почти себе под нос. Самый тяжелый выбор. - Все совсем не так, - покачал головой Хью. – Главное выбрать вариант с функцией автосохранения. Резервный. - Да не хочу я резервный, - Джейкоб сжал кулаки. С каких пор он вообще стал так много думать? В данный момент все, чего он хотел – это спрятаться в квартире Хью, желательно в нем самом, взять паузу, потому что еще не готов продолжить начатый путь. Но это было наглым и прямолинейным использованием человека. – Почему ты вообще это разрешаешь? - Я не запрещаю, это разное, - уклончиво ответил Хью. Очки съехали на его нос, чем способствовали раздражению Джейкоба. - Я тебе не нужен, я бесполезен, - пробормотал он, поворачиваясь на сидении и перехватывая его руки сразу же после того, как он избавился от ненавистных очков. Хью смотрел на него спокойно, спросив лишь: - И кто сказал тебе такое? Силы оставили Джейкоба. Он не руководствовался логикой, перебираясь на его сидение, не думал о том, как это выглядит для тех, кому захочется пройти мимо, он просто окончательно сбился с толку последним вопросом. Невысокий потолок заставил его согнуться в самой неудобной позе, но так он хотя бы смог обнять Хью, не подставляя его у всех на виду так уж явно. Енох сказал ему. Из-за Еноха он действительно оказался готов на разительные перемены, но он не учел того, что это должно было стать его собственное понимание. Эгоистичной частью своей натуры он понимал, что сам себя бесполезным совсем не считает. Джейкоб уткнулся носом в его шею, отъехав бедрами до самых коленей. Ему нравился тихий смех Хью, очевидно, тоже подумавшего о невольных свидетелях этого. Он был капельку сумасшедшим. Ровно настолько, насколько Джейкоб ощущал подобное в себе. Именно это заставило его всего за два дня ощутить столь сильную привязанность. Хуже всего то, что даже если он выберет Еноха, каждый новый момент рядом с Хью будет пытать его нежностью, которой ему так не хватает. Ни один из них не делал его действительно счастливым. И все же сила благодарности за его меткие вопросы, ставящие под сомнения причины комплексов Джейкоба, толкнула его на поцелуй. Он с большим удовольствием скинул чертовы очки куда-то за сидение. - У меня раздвоение личности, - пояснил он поднятым бровям Хью, и вызвал этим новую волну понимающего смеха. И это тоже было тем, что роднило их быстрее, чем положено. Он понимал, что Хью относится к нему примерно так же, и черт знает, во что все это переросло бы, если бы не несколько встреч до. Он не помнил ни единого раза в своей жизни, чтобы спал с кем-то абсолютно трезвым, не помнил, чтобы кто-то так улыбался ему без стимуляторов, и улыбка эта на миг лишила его твердого ощущения в жизни. - И как будешь их удовлетворять? По четным дням я обычно хожу в зал, - Хью уворачивался, и это веселило Джейкоба еще больше. Здесь, с ним, он какой-то… Какой-то почти прежний и не чувствует себя ущербным. – По нечетным смогу носить форму дома. - Я не тащусь от твоей формы, - фыркнул Джейкоб. – Но мне нравится твоя майка. - Я в курсе, ты в ней спишь, - на этом его попытки сбежать кончились, и Джейкоб поддался руке на своем затылке. Он привык к этому поцелую, достаточно медленному, комфортно-глубокому, который не заставляет его умирать, задыхаться или синеть от того, что он не может оторваться. По правде говоря, это скорее была целая серия из маленьких отдельных поцелуев, которые были разбавлены то обыденной пикировкой о вещах, которые вдруг стали общими на двоих за столь малое время, то попыткой все же вернуться к работе, когда запищала рация. – Этим ты себе часы не уменьшишь, Портман, - его интонация вдруг слишком сильно напомнила ему Еноха. Он дернулся и отстранился, понимая, что совершает ошибку за ошибкой. Хью сузил глаза, анализируя своим волшебным способом то, что произошло. – Прости. Это была неудачная шутка. - Это было даже слишком удачно, - Джейкоб увидел на мгновение то, как это выглядит со стороны. Долго ли он пытался добраться до Еноха? Ему кажется, что года, но на деле – всего несколько дней. Да, наверное, если бы так было суждено, они бы сошлись еще быстрее, чем он с Хью, но его совесть не может жить спокойно. – Я должен попробовать еще раз, - пробормотал он виновато, всей душой желая иного. Желая получить разрешение от самого себя. – Я нужен ему. И Клэр. - Я тоже так думал, но это совсем не так. Но, - он поправил несуществующие очки. – На самом деле, тебя нельзя забыть. О тебе нельзя не думать. Это у тебя в крови – быть замеченным. Используй это. - Неделю назад ты бы не уехал просто так, - с долей сожаления произнес Джейкоб. Ведь он посмотрел тогда на Хью, признав его симпатичным. Черт, как все пошло бы, если бы тогда ему хватило ума посмотреть поближе? - Неделю назад я бы и не приехал, - парировал Хью. – Иди давай, мой свои полы, заберу тебя в десять с твоей молчаливой барышней. - Я тебя просто обожаю, - не смог удержаться Джейкоб, хоть это было не совсем шуткой. Хью лишь кивнул, едва подняв уголки губ, и шлепнул его по поясницы, выпихивая из машины. - Будешь должен ночью, Портман. [Енох] Сон кардинально меняет человека. Во всяком случае, Енох был уверен, что приобрел достаточно сил, чтобы снова чего-то желать. Во-первых, он действительно должен подумать о дипломе. Во-вторых, он должен извиниться перед Клэр, ведь она единственная, кто занимал в его мыслях определенную долю, так что это можно было считать привязанностью в стиле Еноха. Он шел по темной улице, посмотрев карту через компьютер на работе – до кафе можно было дойти и пешком, что Енох и сделал, потратив на это около двадцати минут. В сгущающихся сумерках он пересекал границу спокойного района, переходя в район, где царила анархия, где каждое новое граффити портило старое, где мусор не вывозили из-за долгов хозяев, где животные бегали стаями и иногда нападали на людей, где бомжи устраивали на них охоту и жарили под большим путепроводом. Здесь всегда болтались пьяные проститутки, стреляли из травматического ружья и из обреза, жгли машины и дома, сюда стекались те, для кого не находилось места в приличной жизни. И это был район Еноха. Дома смотрели на мир выбитыми окнами, заколоченными досками, улицы пестрели от повешенного белья, выстиранного вручную, а заборы даже не поддерживали вид единого целого. Здесь трущобы перемежались с остатками былой роскоши, такими же многоэтажками, превращенными в места общей жизни, где царил лишь разврат, алкоголь и наркотики. Енох накинул капюшон, скрывая лицо. Когда-то он носил с собой кастет – призрак былой жизни, но в действительности ему хватило бы и голых рук. Он был бы рад, если бы кто-то напал на него – он наконец дал бы волю всей ярости, что тлела в нем от существования Портмана. Избил бы кого-нибудь до полусмерти, опустошая этот предельный сосуд внутри. Если он не научится справляться с этой яростью, он может повредить Клэр и самому себе. Снова. Поэтому Енох шел помедленнее, бросая взгляды на каждого, кто проходил мимо. Конечно, с заточкой или ножом он особо не справится, но уличные драки стихийные обычно бывали чисто рукопашными. Его взгляды, а, может быть, мысленное послание о желании драться заставляли прохожих избегать его. Так что к кафе Енох подходил в еще большем раздражении. Он увидел, как к кафе подъезжает чертова машина копа. Клэр спрыгнула на асфальт с заднего сидения, сонно потирая глаза. Джейкоб закрывал дверь пассажирского сидения, тогда как чертов коп взял на руки его сестру так, словно она была его игрушкой. Енох почти с облегчением признал, что нападение на копа засадит его в тюрьму до конца жизни. Может быть, так будет лучше. Однако он постарался взять себя в руки. Ему должно быть плевать на Портмана и его парня. Конечно, можно было списать на фамильярность в обращении с Клэр, но он прекрасно видел, что она приобрела себе еще одного друга, хоть и в форме. У Клэр явно были способности матери, тогда как Еноху этого не досталось. Они увидели его издалека и притормозили у дверей, так чтобы он смог дойти. Еще никогда Еноху так не хотелось развернуться и пойти в обратную сторону или пройти мимо. Он признавал, что ведет себя по-идиотски, но думать об этом не хотел. Так что просто подошел, глядя только на сестру. Клэр отвернулась, глядя сквозь стекло витрины. В помещении кафе было темно. Коп нажал на звонок, однако никакого движения не происходило. Темное помещение кафе не скрывало в себе никого, кто был бы способен ходить. Портман дернул ручку двери, и дверь послушно и гостеприимно распахнулась. Это насторожило всех. Даже Еноха, который моментально напрягся. Он забрал Клэр у копа, который двинулся ровно в симметричном направлении. Его лицо мгновенно обрело сосредоточенность, и он вытащил пистолет тренированным движением, которое почему-то совсем не напоминало то, что обычно делают фараоны по телеку. Енох отступил на шаг назад, тогда как Портман рванулся вперед. Бронвин помогла Еноху, так что даже он почувствовал себя неуютно, стоя здесь перед открытым темным кафе. Коп молча остановил Портмана. Он первым вошел внутрь, двигаясь довольно короткими шагами и постоянно осматриваясь – привыкая к полной темноте. Он пошевелился и вытащил фонарик, после чего даже сквозь витрину было заметно, как быстро фонарик скользит по стенам. Фонарик запрыгал где-то на полу, после чего упал со стуком на пол. Портман рванулся внутрь, тогда как Енох огляделся – ему не особенно улыбалось стоять на пустой и темной улице с ребенком в руках. Он шагнул внутрь, улавливая обрывки сообщения, что передавал коп по рации: - …. Нужная скорая, пострадавшая двадцать четыре года, открытая черепно-мозговая травма неизвестной давности, - Енох поставил Клэр на пол. Он не имел смысла в том, чтобы закрывать ей глаза – это было просто глупо, учитывая, что Бронвин просто лежала в проходе между двумя столиками, а из свидетельств травмы была лишь крошечная лужа на полу. Она была бледной и не двигалась. Енох оттащил Портмана за плечо, толкнув его к Клэр. Опустившись на корточки, он аккуратно коснулся ее шеи. Не с первого раза, но он нащупал пульс и кивнул копу. Тот дополнил сообщение по своей рации, после чего поднялся на ноги и продолжил свой обход с фонариком. Енох открыл безвольные веки девушки – зрачки казались одинаковыми. Это было хорошим знаком. - Черт. Енох поднял голову. Он видел, как исказилось лицо этого копа. Он побелел так, словно только что увидел смерть. Коп бросился за стойку, теряясь из поля зрения, и Енох пошел за ним с весьма плохим ощущением. Обычно копы белеют, только если там действительно что-то пугающее. Однако он обнаружил лишь мужчину, чем-то неуловимо похожего на Бронвин, который лежал без сознания на полу. Внешне он казался абсолютно без повреждений, и только вывороченный кассовый аппарат демонстрировал истинную цель нападения. Коп, казалось, потерял всяческий рассудок. Он забыл о рации и о том, что должен вызвать скорую. Он просто упал на колени рядом с этим человеком, называя его по имени. И это было то, что Еноху не предназначалось видеть. Он лишь негромко напомнил – несколько раз – о том, что нужна вторая скорая, после чего обернулся. Портман обнимал Клэр, что отвернулась от распростертой на полу Бронвин. Даже в полумраке легко было заметить слезы на его щеках, как, вероятно, можно было бы найти их и на щеках Клэр. Енох ощущал легкую грусть, не более – он видел и более пугающие смерти, хоть они оба еще были живы. Шанс оставался всегда, так что он предпочел бы действовать, а не страдать рядом. Трогать людей с неизвестными травмами было нельзя, а потому он лишь поискал одеяло в помещении за стойкой, снова случайно посмотрев на копа. Тот все же передал сообщение о скорой, но состояние его было пугающим. Енох снова отвернулся, возвращаясь к Бронвин и накрывая ее одеялом. Оставалось лишь ждать. И лишь ему ожидание это далось без всяких проблем. Он знал жизнь с разных сторон, как знал вероятности в месте, подобном этому, но для Клэр и Портмана это было серьезным ударом. Клэр дрожала и периодически всхлипывала, делая это как можно тише. Это неправильно, ее реакция. Енох сделал шаг в ее сторону, но Портман лишь сильнее прижал ее к себе. Лицо его было застывшей маской сильнейшего горя. Енох твердил себе, что Портман выглядел жалко, но в действительности Енох испытывал что-то похожее на сочувствие. Его сестра находила утешение в чужом человеке, тогда как Енох был лишним. И это тоже было неправильно . Он все же опустился на колени рядом с сестрой. Клэр с неохотой повернулась к нему, не испытывая особенного желания его обнимать. Она смотрела на него пугающим взглядом, в котором была большая доля ярости. Она становилась похожей на него, а Енох совсем не хотел этого. Сам того не желая, он растил ее своей копией, что тоже было неправильно. Почти все, что он делал, было неправильно. Он застыл перед ней, беспомощный, несмотря на возраст и опыт, он совсем не знал, как вернуть ее доверие. Енох был неправ, считая, что должен подготовить ее ко всем ситуациям в жизни. Он должен был оберегать ее как можно дольше. Она сжимала в руках своего плюшевого жирафа и сжимала губы, стараясь не плакать. Она не плакала потому, что он, Енох, этого не выносил. Но, кажется, даже он сам в ее возрасте плакал. Извинениями не склеить разбитую тарелку. И если до сих пор Енох старался закрывать на это глаза, то теперь он ясно понимал, что почти год прожил не так. Что он мог сделать, чтобы вернуть ее доверие? Он посмотрел вдруг на Портмана. Портман даже не замечал ничего вокруг, смотря только на Бронвин. Он бессильно сидел на коленях и не двигался, переставая даже дышать. Вряд ли он когда-то видел, как умирают люди. Вряд ли он когда-то терял близкого человека. В первый раз это даже слишком трудно. Енох испытал это вдвойне. Помнил ли он свое состояние? Нет, он забыл об этом начисто, потому что стыдился перед собой за то, что не справлялся. За то, что не мог вынести такой перемены в жизни. Так ли сильно отличается от него Портман, потерявший право на шикарную жизнь, а затем и первого друга, что о нем позаботился просто так? Портман имел право на любую реакцию, как и Клэр. И он не имеет права указывать им, какая из них будет правильной. Зато он единственный, кто наиболее готов к подобной картине самым обычным вечером. Решение пришло само собой. Он не мог коснуться Клэр – черт знает, почему он вдруг ощутил эту преграду, но легко дотянулся до Портмана. Портман напоминал восковую фигуру, которая застыла в одной позе и с одним выражением лица. И тем не менее он поддался, хоть и не разу. Енох привлек его к себе одной рукой, наблюдая за реакцией Клэр. Портман обхватил вдруг его руками, резко вздохнув, и держался так, словно собирался тонуть. Клэр всхлипнула и подалась к Еноху вперед, давая волю слезам. Далекий отзвук сирен привел в чувство копа, и тот вихрем вылетел на улицу, встречать машины. Енох ощущал себя очень странно, фактически закрывая собой сразу двоих людей, но до сих пор он считал, что его просто на это не хватит. Сейчас же он понимал, что это было заблуждение, и он вполне способен защитить двоих. - Она жива? – спросил Портман шепотом, и мокрые его щеки целиком скрылись в куртке Еноха. - Пока да. Клэр терла руками щеки. Она то и дело смотрела на Бронвин, а после снова начинала плакать, едва успокоившись. Енох обязательно сказал бы, что слезы ей не помогут, обязательно, если бы это случилось пару дней назад. Сейчас он ясно вспомнил себя в тот день, когда впервые оказался один. И он прекрасно помнил, что сам не сдержал слез и лишь чудом – психическое равновесие. Он поднял обоих – одного на ноги, а другую поднял на руки. Они отошли, пропуская парамедиков. Хью разговаривал с прибывшей полицейской машиной, напоминая мертвеца, который ходит по какой-то ошибке. Портман только тогда заметил его, избавившись от своих слез. Енох гадал, бросится ли Портман к нему или останется, однако Портман выбрал третий вариант. Он подошел за стойку, смотря на лежащего там родственника этой Бронвин. И хоть бледнеть было некуда, Портман лишь схватился за стойку. Его шатало, словно пьяного. Клэр часто дышала, обнимая Еноха руками за шею. Парамедики готовили обоих пострадавших к транспортировке, и вскоре кафе опустело. Портман бросился за ними, и Еноху тоже не особенно хотелось здесь оставаться, среди следов крови и чужого пространства. Он успел лишь услышать, как коп говорит Портману: -… должен поехать с ним, - после чего бросил ключи от своей машины Портману, что было, вероятно, противозаконно. Портман застыл смотря то на ключи, то на оставшихся полицейских, что курили в ожидании, очевидно, следователей. Наконец он беспомощно посмотрел на Еноха. Енох вздохнул и забрал у него ключи. На полицейской машине они точно не поедут. От скорости их прибытия в больницу этим двоим легче не станет. Но и не ехать туда Енох не собирался. [Джейкоб] Джейкоб боялся пошевелиться. Его сознание плохо воспринимало окружающее. Когда он вошел в кафе, он перестал мыслить адекватно. Страх и паника действительно парализовали его, не образно выражаясь, а на самом деле. Он обнимал Клэр лишь рефлекторно, тогда как в его голове повторялось лишь одно слово. «Нет». Он никогда не сможет забыть выражение лица Бронвин, лежащей беспомощно без сознания посередине своего же кафе с пробитой головой. Он не помнил, плакал или нет, но легче ему точно не стало. Его трясло так же, как и Клэр, и хоть Джейкоб убеждал себя собраться, он не мог. Он никогда не видел, как умирают люди. Никогда не видел, как страдают друзья, близкие люди. Он дышал через раз, стоя на коленях рядом с ней, потому что ноги его попросту не держали и продолжали отказывать даже в больнице. Он мерз в пустом коридоре рядом с операционными, куда их пустили только благодаря тому, что Енох был сотрудником. Джейкоб не мог пошевелится еще и потому, что все это время находился под защитой. И в это невозможно было бы поверить. Он вообще не помнил, как оказался в объятии Еноха, не помнил, как был отпущен и как оказался здесь, не помнил, почему снова сидит здесь, фактически уткнувшись лицом в его плечо, скрытое свитером, как уснула Клэр на их руках, устроив голову на свернутой куртке Еноха и сложив ножки на колени Джейкоба. Все происходящее запоминалось лишь отдельными фрагментами. Он помнил, как поздно подумал о Хью. По его лицу он моментально догадался, кто был тем человеком, о котором Хью так заботился. Заглянув за стойку, Джейкоб едва сдержал тошноту. Он никогда не видел почти мертвых людей. Виктор выглядел мертвым. Если Бронвин дышала, едва заметно, то Виктор не двигался вовсе. Глаза его были закрыты, а лицо пугающе осунулось, изменяя черты. Джейкоб понимал частью сознания, что произошло, но это никак не складывалось в единую картину. Он выбежал на улицу, успевая лишь услышать от Хью то, что он едет с Виктором в больницу. Он вдруг осознал, что Хью только что потерял человека, которого любил. Что он сам может потерять человека, которого полюбил – Бронвин. Глупое, непонятное сочетание факторов, и вот он посреди разграбленного кафе, посреди собственной жизни, запутавшийся, не в состоянии помочь, сам на грани от помешательства и бессильно плачущий, потому что на самом деле еще такой ребенок. Ведь он действительно еще ребенок. Он никогда не жил сам, не принимал решений и не видел настоящей жизни со всеми болезнями, травмами и смертью. Больше всего на свете ему хотелось лечь, свернуться в клубочек и лежать, да только у него не было для этого места. Прибыв в больницу, словно во сне, Джейкоб шел за Енохом и молился, чего не делал никогда в жизни. Он молился кому угодно, лишь бы Бронвин была жива. Что-то подсказывало ему, что молится за Виктора уже бесполезно. Он сидел на скамейке с Клэр на руках, рассеянно вытирая соленые следы на ее щеках и не препятствуя ей делать то же самое с собой, а затем запоздало переварил информацию о том, что идут сразу две операции. Джейкоб чувствовал себя словно умершим. Завтра не существовало, а сегодня уже кончилось. Он не смог бы уйти отсюда ни при каких обстоятельствах. Он не думал о Хью и его потере. Он думал о том, как легко и быстро можно умереть. Как можно потерять близкого человека, человека, которого ты любишь, несмотря ни на что. Он думал об этом снова и снова, и опустошенное лицо Хью стояло у него перед глазами. Он очнулся из своих мыслей от того, что от колючего свитера чешется щека, а одна нога затекла, так что пришлось немного подвинуться. Джейкоб смотрел на грустное лицо спящей Клэр, смотрел на жирафа, что она держала, смотрел на то, как Енох гладит ее по голове. Сейчас его жизнь на краю пропасти, но он не один. Джейкоб поднял голову, не отрывая щеки от свитера, пусть его спина молила о пощаде и прекращении такого положения. Он смотрел на Еноха несколько снизу вверх и обнаруживал крошечные оспинки, которых до сих пор не замечал. Он понятия не имел, что толкнуло Еноха на объятие. Но в тот момент, когда Енох обнял его, он смог прийти в себя. Смог двигаться. Даже сейчас время летит чуточку быстрее, потому что его мысли заняты пугающими мыслями о смерти, от которой он сейчас защищен рукой на своем плече. Неделя, но он ничего не знает о Енохе. Неделя, и он бывал несколько раз на самом краю своей жизни, оставался без чертовой одежды, и Енох помогал ему, несмотря на всю ненависть. Джейкоб разглядывал его все увереннее, понимая, что сейчас он больше боится смерти, чем самого Еноха. Енох посмотрел на него в ответ. Его взгляд сложно было назвать яростным или ненавидящим, и это стало последним павшим барьером. - Я люблю тебя. Джейкоб не ожидал ничего. Это не было словами договора или клятвы или бог знает чего, это было информацией, которую он носил в себе, которую так долго осознавал и которую мог не успеть сказать, как не успел Хью. Он изо всех сил желал, чтобы Виктор прожил достаточно, чтобы Хью успел это сказать. Может быть, это были лишние слова, но они должны были быть сказаны, несмотря ни на что. Джейкоб посмотрел на пол, потому что уже не знал, чего боится сейчас. Он сделал выбор, хотя и выбора никакого не было, он сделал выбор в первый день здесь, в этой же самой больнице. Сейчас он был частью чего-то, что было очень близко к понятию семьи, держал на руках малышку, которая была в чем-то взрослее и правильнее чем он сам, и наконец-то попал в объятие того, от которого его сердце забывало правильный ритм. Он любит Еноха вне зависимости от того, воплотится это его чувство в жизнь, и он любит Клэр, хоть и не имеет достаточно сил быть для нее кем-то ведущим всегда, в отличие от Еноха. Они позволили себе быть слабыми. Енох позволил им быть слабыми. И это не вписывалось в того Еноха, которого он знал. - Енох, - знакомый Джейкобу врач выглянул в коридор. Енох передал Клэр Джейкобу, отправляясь к Милларду. Некоторое время его не было, и с каждой секундой Джейкоб боялся все больше. Значит, что-то известно. Значит, сейчас он узнает, что случилось. Он поднялся на ноги, не в силах сидеть, держа Клэр и даже укачивая ее рефлекторно, не замечая ее веса. И все же его руки дрожали, когда он натолкнулся на взгляд Еноха. Джейкоб помнил лишь собственное громкое дыхание и несколько сказанных ему Енохом слов: - Бронвин в реанимации, Виктор мертв. Он снова сел, понимая, что не сможет увидеть ни ее, ни Виктора. Он подумал о Хью – он должен помочь ему, обязан. Должен помочь Бронвин – обещал. Но как ему попасть к ним? Он думал об этом странно серьезно, хотя сам из себя представлял лишь обрывки воздушного шарика. Он был истощен морально и физически долгим рабочим днем, был потрясен тем, как близко видел смерть и еще больше уничтожен своим глупым и несвоевременным признанием. Джейкоб гладил Клэр по голове рефлекторно, понимая, что оставаться тут смысла нет. Больше всего на свете ему хотелось уснуть и проснуться так, словно ничего этого не было. - Пойдем домой, Портман. Джейкобу, очевидно, показалось. Щурясь на яркие лампы, он посмотрел на Еноха, что стоял прямо перед ним. Он поморгал усталыми глазами, пытаясь избавиться от ощущения в них песка, после чего покачал головой – он не мог оставить их здесь. Должен быть рядом с Бронвин, рядом с Хью. Он им нужен. Он не может все бросить сейчас и поддаться на то, о чем еще только этим утром думал. Этим утром Виктор был жив. Этим утром Бронвин была в порядке. Джейкоб безвольно поднялся, устроив Клэр на своей куртке, подстелив ее под крошечное тельце. Он встал, пытаясь собраться с мыслями – что делать, куда идти, где он будет искать своих друзей? В реанимацию ведь не пускают. Да и время, сколько уже времени? Утром он должен идти на работу. На работе никого не волнует, умер ли у него друг или нет. В рассеянном своем взгляде он вдруг обнаружил Еноха, вставшего к нему почти нос к носу. Джейкоб смотрел на него почти беспомощно, уже второй раз за день. Он думал, что беспомощность бесит Еноха. Он думал, что Еноху плевать. Что значит пойдем домой? Джейкоб снова покачал головой, на этот раз сам себе, не зная, можно ли от такого потрясения испытывать галлюцинации. Он обнял себя руками, потому что сомневался, здоров ли он или сошел с ума. Енох был так близко к нему, что взгляд было почти некуда деть. Джейкоб не мог вынести новых вопросов. Он снова сдался, потому что Енох был единственным, чему Джейкобу было нечего противопоставить. Он в третий раз покачал головой, умоляя не причинять боль именно сейчас, когда он просто не вынесет. Когда у него не осталось поддержки, когда он сам должен помочь другим. Предательские слезы сорвались с век по щекам, и Джейкоб собирался отвернуться, ибо большего позора еще не испытывал. Это было действительно позором, ведь он не просто просрал все свои крошечные успехи, он еще и предал человека, который все равно его защищал, хоть и по своим нелогичным причинам. Сейчас его общение с Хью было именно предательством, и оправдать его было невозможно. Он открыл рот, чтобы извиниться. «Прости» утонуло в прикосновении губ, о которых он так мечтал. Джейкоб распахнул глаза, не понимая, тот ли человек перед ним. Все произошедшее окончательно перемешалось, лишая его всяческой опоры. Джейкоб сдался по всем позициям. Сделав шаг вперед, он обнял Еноха, заключив его в объятие, полное потребности и просьбы о поддержке. Не было в тот момент ни единого места на земле, где он чувствовал бы себя в большей безопасности, чем в тот момент, прячась в желанном треугольнике между шеей, плечом и длинными темными волосами. - Пойдем домой, Джейкоб.