Aliis inserviendo consumor

[Джейкоб] В палате Бронвин приятно пахнет цветами. Букет, что стоял возле ее кровати, мало напоминал типичные магазинные букеты. В нем не было знакомых цветов, во всяком случае, для Джейкоба. Он сидел на соседней с Бронвин кровати, то и дело поправляя повязку, что удерживала его руку в относительно фиксированном положении покоя. Шрам заживал плохо. Он провел в больнице уже неделю. За последние дни скука стала уничтожать его изнутри. Хуже всего было то, что каждый день его пребывания здесь снаружи царила самая настоящая снежная сказка. Даже сейчас снег падал крупными хлопьями, рождая в сердце Джейкоба тоску. - Не так я представлял Рождество, конечно, - пробормотал он едва слышно, хотя, если подумать, Джейкобу не на что было жаловаться. Кроме, конечно, отсутствия денег. - Может быть, мне стоит позвонить Фионе и поблагодарить? Или это теперь… будет странно? Все теперь с ног на голову, - вздохнула Бронвин. – Никак не могу привыкнуть ко всему этому. Но зато мы будем все вместе, живы и почти здоровы, - она слегка запнулась. – Это лучше, чем ничего, Джейкоб. Джейкоб пожал плечами. Каждый день он убеждал себя в этом подобными словами, но гнетущее чувство собственной неполноценности и череда неудач совсем не поднимали его боевой дух. Все дело было в деньгах, и впервые его счастье и счастье его друзей зависело именно от них, но совсем не в том смысле, что царил в его предыдущей жизни. Сейчас ему почему-то не хватало именно детского, стертого и украденного из фильмов и книг ощущения Рождества, того семейного праздника, который все это время словно ждал, когда же у него появится семья. Теперь он ничего не может сделать для этой семьи. Джейкоб огляделся. Он кутался в свитер Еноха, иногда впадая из-за этого в необъяснимо спокойное и теплое состояние, помогающее отбросить все горестные мысли. Палата Бронвин была светлее, чем у него, и аккуратный порядок личных вещей, что Хью носил для нее, придавал этому месту хоть какой-то уют. Она вязала, и пальцы ее так неспешно двигались в монотонном ритме, что хотелось спать. Именно этим и занимался Хью, небрежно развалившись в кресле. Каждый из них казался немного растерянным. В силу обстоятельств каждый из присутствующих упустил что-то в последних днях других, и это вызывало дезориентацию. Очевидно, что Бронвин хотелось поговорить с ними обоими, однако она оценивала вероятность того, обсудили ли они хоть что-нибудь между собой, а потому переводила взгляд с одного на другого. Она оценила верно – они так и не поговорили – и поэтому молчала, слегка недовольно скривив губы. - Не вижу никаких проблем, - Хью резко сел, словно бы осознал, насколько быстро задремал. Джейкобу не хватало ощущения родства с ним, которое пропало именно в эти дни. Пусть он мог по-прежнему получать его поддержку без ревности со стороны Еноха, в этой поддержке исчезло всякое влечение. Впрочем, это правильно. Так и должно быть. Если бы Джейкоб был честен с собой, он признал бы, что не имеет ничего против Милларда. Он испытывал ту же растерянность, что и Бронвин – он понятия не имел, что происходило между ними. Казалось, что им просто нужно поговорить наедине. Но Хью избегал этого. На его лице читалась нервозность весь сегодняшний день, но от прямого вопроса он снова ушел. Джейкобу не нравилось видеть его таким, но вряд ли и сам он выглядел лучше. - Может быть, вам уже поговорить? Я выйду, - раздраженно произнесла Бронвин. – Не знаю, заметили вы или нет, но я не выхожу отсюда уже две недели. Я вообще не знаю, что произошло у каждого из вас, так что будьте добры. - Я совсем не… - Пойдем покурим. Джейкоб замешкался. Он поежился и все же слез с кровати, следуя за Хью. В заполненных людьми коридорах он терялся, переодетый в простую одежду, и лишь повязка его выдавала в нем пациента. Хью шел уверенно, удивительно раздетый на фоне замерзших людей. На нем была всего одна черная майка, что, по мнению Джейкоба, было возмутительно. Но позаботиться о нем просто так он уже не мог. Сложно быть семьей, если они потеряли понятие друг о друге. Хью вывел Джейкоба на крышу больницы. Снег уже был заботливо расчищен незнакомым трудягой, и полная окурков банка подсказывала, что не только они выходили сюда покурить. Джейкоб вздрогнул, открыв, было, рот, чтобы сказать, что здесь слишком холодно. И все же он уже не знал, имеет ли хоть на что-то право. - Я не понимаю, что происходит, - признался Джейкоб тихо, отказавшись от сигареты. Удивительно, но одышка после выстрела здорово испугала его. – Знаю, что Енох может рассказать, но не хочу спрашивать его об этом. Он только…. Так будет только хуже. - Иногда безопасность стоит большой цены. Еще пара дней, и все это останется в прошлом. - Я вообще ничего не понял. Джейкоб ждал еще минуту. Ответа не последовало. Он раздраженно сжал плечо Хью. - Да какого черта вы скрываете? – Взгляд Хью был достаточно знаком ему. Мысли его были далеко против его же воли, и каким-то образом взгляд этот он делил вместе с Енохом. Хью все еще молчал. – Я не смогу помочь, не смогу… не смогу ничего. Возможно, есть что-то, что Джейкобу не стоит знать – он не верил, что Хью играл бы в молчанку просто так. - Хотя бы о Милларде? – предположил он, надеясь, что выросшая между ними пропасть хоть немного сократиться. Хью пожал плечами. [Хью] Бывают поступки, которые должны быть совершены, несмотря ни на что. Хью – реалист, и с необходимостью некоторых поступков ему не так сложно смириться. Однако последствия бывают у любого свершения, даже если оно выполнено в благих целях. Может быть, он не был действительно правильным копом глубоко внутри, может быть, один неосторожный шаг, и Хью был бы по другую сторону решетки. Он рос в многоэтажке, подобной той, в которой жил Енох с Джейкобом, только гораздо опаснее. Дом этот вмещал в себя латиносов, цыган, афроамериканцев и армян, людей, которые не умещались с другими национальностями. Таких полукровок, как он, не жаловали особенно. Дети в этом доме рано получали в руки оружие и рано учились защищать себя. К своему счастью, в возрасте десяти лет Хью все же переехал вместе с родителями в район получше, но воспоминания остались даже слишком яркими. Законы подобных мест впитались в кровь. Убийство – это единственный способ предотвратить другое убийство, и это спасло бы его от сомнений, если бы убивал он. В Академии подобный тренинг отношения к жизни и смерти проходят все, но Хью слегка переживал за то, не съедет ли от этого крыша у О'Коннора. Впрочем, это была меньшая из его бед. Ему повезло только в том, что камер наблюдения не повесили с тех пор, как передавали данные о них в полицию. Хью рисковал, доверившись настолько старым данным. Свои запросы он объяснял ошибочным пониманием ситуации в целом, горячим желанием помочь расследованию и не выходил из образа дурачка. Факт стрельбы и пожара стал бы стартом расследования, упорной работы судебно-медицинских экспертов, если бы двум участкам так здорово не полегчало после кончины трех разыскиваемых. Впрочем, копам и так хватало нераскрытых дел, а к странным выходкам Апистона давно привыкли. И в детективы, конечно, никто и не думал переводить. Жалел ли об этом Хью? Сложно сказать. Часто он жил одним днем, не заглядывая ни в прошлое, полное смутных ошибок, ни в будущее, которое и так случится, что бы он ни сделал. В своем уличном патруле он был вполне полезен – достаточно, чтобы получать зарплату выше среднего, ничего не имел против ночной работы и в принципе отлично чувствовал себя в машине. Раз в месяц начальство пыталось подослать ему напарника, как и положено, но, о чудо, не срасталось. Хью слабо верилось в то, что во всем городе есть еще хоть один такой полицейский, чей список грехов и хороших дел примерно одной длины. И все же, если честно, Хью нервничал – за всю ситуацию в целом. Курить он стал больше, и это факт. Не мог сидеть один в квартире и часто оставался в палате Бронвин, когда на это были готовы закрыть глаза. И все же не так часто, ведь почему-то ему было тяжело видеть Джейкоба. За несколько дней он потерял всякое представление о нем – как и о себе, впрочем. Завернувшись в куртку в своей машине, Хью порой ночевал на парковке, понимая, что так продолжаться не может. Но что он должен был сделать? Бронвин хотела поговорить с ним. Как и Джейкоб – да только Хью понятия не имел, что может им рассказать. Удивительно, как мало дней нужно, чтобы вновь сделать друг из друга незнакомцев. Хью прислонился к пластиковому косяку водительской двери. Откровенно говоря, даже все произошедшее не мучило его так, как Миллард. Формально, Миллард к нему даже не обращался с тех пор, как Хью накрыло парочкой идиотских дежа-вю, и все же они уже были слишком связаны хотя бы Клэр, чтобы не встречаться вовсе. В одном своем бесконечном дне для Хью всегда было просто решить, симпатизирует ли он человеку или нет. В случае Милларда все оказалось сложнее. Самому Хью казалось глупым все его поведение, так как он мог сформулировать для Джейкоба хотя бы пару слов? Он искренне собирался в тот день сказать ему хоть что-нибудь, чтобы уменьшить пропасть. Но не вышло. Бронвин злилась, устав от бесконечных дней в больнице, Джейкоб словно обиделся, и лишь Клэр продолжала вновь и вновь тянуться к нему, несмотря ни на что. На данный момент она находилась у Бронвин – до тех пор, пока Миллард не отработает последнюю смену. Предложив Еноху помощь, Миллард вряд ли рассчитывал на то, что ему действительно доверят опеку над Клэр. Вежливость обернулась неожиданной для всех обязанностью. Кажется, Хью просто боялся выглядеть глупо. Он задремал. Стук в окно, вежливый и тихий, все равно заставил его вздрогнуть. Он потер лицо, не понимая, почему же так сильно затекла шея. В машине было нечем дышать, так что Хью открыл окно быстрее, чем сообразил, что именно в него и стучали. Неловкость в такой мере еще никогда не была знакома Хью. Впервые в жизни он задумался на уровне рефлекса о том, что выглядит невыгодно, в мятой рубашке, с заспанным и отекшим лицом. Как будто он какой-то бездомный. По сравнению с Миллардом, во всем внешнем виде которого, несмотря на четыре часа утра, не было ни единого изъяна. Неловкое молчание с его стороны нашло двойника со стороны Милларда. - Я думал, ты на смене, - наконец произнес он мягко. – Кофе вот принес, - Хью запоздало заметил два стаканчика в его руках. И если до сих пор Хью еще надеялся как-то увести разговор от того, что он зачем-то спит посреди больничной парковки в машине, то его последний шанс на это только что ускользнул. Он сел, тупо смотря на стаканчик. - Да я… - Ладно, я пойду. Дают ли где-нибудь сверху суперспособность не реагировать на неловкие ситуации? - Постой. Он открыл дверь. Это казалось отличной идеей до тех пор, пока дверь не хлопнула, закрыв их наедине друг с другом. Но Миллард молчал, целиком погрузившись в себя, отчего чувствовал себя, кажется, вполне на месте. Только вот Хью было неудобно телом и душой- объяснений своему поведению в последние дни просто не было. Не то, чтобы Миллард об этом спрашивал. - Ты знаешь, что тогда произошло? – Очень глупый вопрос, никто из них не говорил остальным. И все же именно его звонок помог Хью вытащить О'Коннора. - Догадываюсь, - Миллард сжал руки на крошечном стаканчике. Рукам Хью никогда не уместиться так. - Это правильно? Наверное, стоило бы подобрать другую формулировку. Почему-то мнение такого человека, как Миллард, казалось определяющим, ведь себе Хью в этом не доверял. Весь же его вид, от очков до выглаженного халата поверх идеальных стрелок на штанах вызывал впечатление правильности. - Меня там не было, - просто ответил Миллард. Из-за бликов сильного фонаря не было видно его глаз. – Кто знает, может быть, там была самооборона. Или несчастный случай. - Но ты бы счел это правильным? - Нет, - не стал уходить от ответа Миллард. Хью помрачнел, ощущая кислый привкус во рту несмотря на горькую нотку кофе. Чего он ожидал, индульгенции просто за то, что со стороны Милларда существовала симпатия? Это было бы еще глупее, чем все его некрасивые вопросы. – Но ведь это всего лишь моя точка зрения. Я не научен считать иначе. В этом был смысл. Неожиданно простая мысль дошла и до Хью – нашел, кого спрашивать. Врача. - Ты заслужил долгой практикой и званием принимать правильные решения. Возможно, ты единственный, кто мог бы так или иначе кого-то судить. Хью почти ничего не слышал. Рука на руле, что он оставил по привычке, вдруг дрогнула – он был застигнут врасплох чужим прикосновением, призванным оказать поддержку. Это вызвало почти моментальную реакцию со стороны Милларда. Испуганной тенью он прошелестел «Пока» и мгновенно выскользнул из машины, оставив Хью в полном недоумении. [Джейкоб] - Разве Рождество – это единственное, что тебя так волнует? – Бронвин гладила голову Клэр, что устроилась на ее коленях и тихо спала. Джейкоб заглянул под самый вечер, устав от пустоты палаты. Подумав, Джейкоб покачал головой – конечно, нет. - Я ведь должен быть счастливым. И в то же время у меня ощущение, что он меня всего лишь терпит, - признаваться в своих почти детских страхах Джейкобу было довольно неприятно. Но все же это Бронвин, Бронвин, что никогда не судит других по себе. – Или потому, что я пострадал. Как будто если я выйду отсюда, все снова будет как прежде. - Джейкоб, это всего лишь начало. Разве когда-нибудь начало бывает таким уж уверенным? Я не думаю, что Енох из тех, кто стал бы кого-то терпеть, правда же? Да ты и сам все это знаешь. Трудно было не признать правоту Бронвин. - Сейчас трудное время для каждого из нас. Если мы будем обращать внимание только на себя, разве сможем мы остаться семьей? – Бронвин слегка улыбнулась. - Что я могу, если он мне совсем ничего не говорит? – вспыхнул Джейкоб и едва не разбудил этим Клэр. – Они оба, - добавил он тихо, пожав плечами. - Значит, ты не хотел бы этого знать, и они оба просто оберегают тебя, довольно дружно, надо сказать. - Ты что, знаешь что-то? – нахмурился Джейкоб, после чего шепотом добавил. – Так нечестно. - Ничего я не знаю, Джейки, - вздохнула Бронвин. – Я просто смотрю за всеми вами. К Рождеству все образуется, так или иначе. Давай, иди к нему, зря ты что ли столько времени этого ждал? - Ты просто чудо, - не сумев скрыть улыбки, ответил Джейкоб. – Которое все мы не ценим. Он вышел из палаты с некоторым трепетом. Он поздоровался с Миллардом, но тот пролетел мимо него со скоростью света, абсолютно не глядя по сторонам. Пожав плечами, Джейкоб спустился на первый этаж, оглядываясь в поисках синего комбинезона. С возросшим волнением он подошел к каморке уборщиков – так много раз он был здесь, но никогда в своем новом положении. Потерев холодные ладони, Джейкоб постучал, от чего дверь сама по себе открылась. Удушающе тесное пространство было заполнено запахом сигарет и несвежей одежды. Дышать тут было практически нечем. Джейкоб осторожно заглянул внутрь, обнаруживая Еноха дремлющим. Прислонившись к стене, он запрокинул голову в надежде не проснуться от ее падения. Джейкоб тихо зашел и закрыл за собой дверь, отрезая лучик света. Лишь дешевый ночник позволял ему что-то видеть в темноте. Сколько времени прошло с тех пор, как он впервые оказался здесь? Енох снова казался измучанным и смертельно усталым, снова выглядел старше из-за синяков под глазами. Лицо его снова нехорошо заострилось – возможно, своими просьбами не уходить на ночь Джейкоб лишь навредил ему, лишив нормального сна. Он переступил с ноги на ногу, замерзая от волнения даже в теплом свитере. Такой долгий путь. Пара дней, когда он все же смог получить хоть что-то, занятый своим плохим состоянием. Но Джейкоб отдохнул, провалявшись в больнице почти неделю. Енох был рядом, пусть не проявляя такой уж инициативы, но Джейкобу он не отказывал. Пожалуй, от его рук Джейкоб получал даже больше сил, чем от любой капельницы. Но Енох продолжал работать, и хотя Клэр с этого дня должна была оказаться под опекой великодушного на помощь Милларда, Джейкоб прекрасно знал, что легче ему не будет. Он должен помочь. Снова поднять его, заставить желать жить, заставить снова очнуться от каждой из своих проблем. Только на этот раз Джейкоб просто обязан спросить разрешение. И пусть это всего лишь начало, совсем не легкое, полное сомнений и неуверенности, Джейкоб уже получил больше, чем когда-либо. Он опустился на колени перед Енохом. Здесь почти не было места для него, и все же он устроился, так, чтобы иметь возможность прикасаться к нему. Рука его больше не дрожала – теперь он знал, что Енох не прогонит его. Со всей нежностью, на которую он только был способен, Джейкоб провел кончиками пальцев по его щеке, осторожно заправляя прядь волос за ухо, что было, конечно, полностью бесполезно. Сейчас он понятия не имел, как смел смотреть в другую сторону, как мог думать, что испытает что-то лучше, чем щемящую потребность защитить и позаботиться, как он мог думать, что сможет жить без него. Руки его пустились в медленный танец восхищения и тихой грусти, изучая лицо, что он мечтал бы изменить – стереть все следы усталости, если бы это было возможно одними прикосновениями. Против воли он задел расслабленные губы. Они дрогнули. Он разбудил Еноха. - Прости, - тут же пробормотал Джейкоб, впрочем, не думая даже отстраняться. Но это не мешало ему напрячься – старый опыт все еще не смирился с реальностью. Он смотрел за тем, как медленно открываются глаза Еноха. В темноте его черные глаза казались абсолютно бездонными, а тени под глазами разом увеличились, сливаясь с густым рядом ресниц и такими же темными бровями, делая его мертвецом из фильмов ужасов. - Лучше ты, чем Перегрин, - ответил он довольно жестко. Джейкоб слегка отступил – неужели все? – но Енох сел прямее, потирая веки. – Лучше ты, - исправился он неуверенно, что в темноте этой комнаты казалось просто удивительным чудом. Джейкоб поспешно кивнул. - Ей бы не понравилось, - ответил он, положив руки на колени Еноху. Енох устало смотрел на Джейкоба сверху вниз, очевидно, гадая, что же понадобилось ему поздним вечером. Возможно, разговор сложился бы иначе, если бы не голодное урчание в животе Еноха. - Ты хоть что-нибудь ел? – ворчливо произнес Джейкоб, слегка сжимая его колени, как будто требуя честного ответа. - Нет, - был вполне честен Енох. – Я… - Только попробуй сказать, что тебе плевать, и я укушу тебя, честное слово. - Я забыл, - дождавшись, пока Джейкоб закончит свою тираду, спокойно договорил Енох. – Замотался, - пожал он плечами, когда взглядом Джейкоба можно было сжигать мосты. - Пойду найду чего-нибудь, - Джейкоб поднялся с колен, раздраженно дыша. Волнение смешивалось с искренним переживанием и злостью за такую безалаберность. - И что, ты за этим пришел? Меня разбудить? – если бы не крошечка шутливости, Джейкоб бы никогда не отреагировал. Он замер столбом, смотря на Еноха. А что, что он должен сейчас сделать? Он словно вступил на тонкую нить над ущельем, полным острых камней. Каждый миллиметр его движения так остро ощущался во всем теле, что ему показалось, что прошла вечность, прежде чем он все же склонился к Еноху, легко прижимаясь к его губам. Это было похоже на очередное знакомство, рожденное чем угодно, кроме обыденного желания. В поцелуе своем Джейкоб хотел бы передать весь свой страх за него, но все мысли из его головы моментально испарились, стоило Еноху взять его за руку. Весь мир с его денежными потребностями, с проблемами дружбы и семьи, с болезнями и испытаниями отступил на те секунды, что Джейкоб оказался на его коленях. Все, что было раньше – одинокое детство, тяжелая юность в закрытой школе с избалованными сверстниками, все его отчаянные попытки быть как все оказались ничем по сравнению с сильным объятием, в котором он вдруг оказался. Ослепнув от подобной близости, Джейкоб растерянно скользил губами по его лицу, ощущая какую-то поспешность, как будто никогда больше подобного не будет. Руки его то и дело устраивались на щеках и шее Еноха, путаясь с отросшими кудрями, слегка влажными от стоящей в этой каморке духоты. Джейкоб терялся в своих потребностях, то нежно утыкаясь носом за ухом, то пытаясь атаковать усмехающиеся губы. В проклятом свитере было так жарко, что Джейкоб моментально вспотел, почти рефлекторно стягивая свитер одной рукой, все еще испытывая боль во второй. - Что, прямо здесь? Джейкоб вспыхнул, собираясь возмутиться таким легкомысленным предложением, но затем понял, что он просто шутит. И все же, шутки шутками, но сам он слегка одурел от желанной близости, прильнув к плечу Еноха. В давящей на уши тишине Джейкоб слушал отдаленный стук сердца и слабое дыхание Еноха. - Бронвин сказала, что это лишь начало. Что к Рождеству все образуется. И я верю ей. Потому что потом я выйду отсюда, и все снова станет как прежде. Пойду на работу, найду еще, и все это… - Тебе лучше присмотреть за Клэр. Ты нужен ей, - довольно веско прервал его Енох. Джейкоб замер, приоткрыв рот – рука Еноха оказалась в его волосах, слегка рассеянно приводя их в абсолютный беспорядок. Медленные движения отдавались вихрем мурашек, липким парализующим жаром, что превращал Джейкоба в безвольное существо, близкое к мурлыкающему коту. - Ты больше не один, мы больше не одни, за Клэр есть, кому присмотреть, даже если мы и не попросим, - вспомнил Джейкоб наконец, что хотел сказать. В районе сердца что-то мучительно ныло от каждого ленивого движения пальцев Еноха. - Это ты не один, Портман, - Енох провел рукой по волосам, возвращая их в резинку. – Это тебя они так любят, что готовы… - Миллард всегда был тебе другом, как я понял, - решился поспорить Джейкоб. – Это неважно, кто кого любит. Мы семья, и это… И это не требует возражений или доказательств. Он с некоторой досадой впился взглядом в лицо Еноха. Сколько бы он не смотрел, сколько бы не касался, ему всегда было мало – отстраняясь, он моментально забывал, как это. Вот и сейчас, понимая, что Еноху нужно работать, что ему самому возвращаться в палату, он все равно думал лишь о том, чтобы поцеловать Еноха. Как заколдованный, он вновь сел лицом к нему, устраивая руки на шее, снова склоняясь к губам Еноха, снова ощущая тягучее желание. Теряясь в жарком объятии, Джейкоб был благодарен за то, что и в этом Енох терпеливо помог ему, отвечая на предложенный поцелуй. У Джейкоба кружилась голова – слишком жарко, слишком близко, слишком потрясающе. Он негромко застонал, хоть изо всех сил думал лишь о том, чтобы вести себя достойно, но не мог вынести молча сильные руки на своей талии. Джейкоб судорожно выдохнул в единственную свободную секунду, прежде чем стальная хватка на подбородке не заставила его вновь вернуться. Он не понимал, повторяет ли за Енохом или ведет сам, жадно прихватывая его губы, вовлекаясь в почти бессмысленный ритм поцелуя, забирая себе стертый привкус сигарет. Он не мог сидеть спокойно, извиваясь на коленях Еноха, ни на секунду не вспоминая о больном плече – каждая клетка его организма пульсировала в едином сумасшедшем желании отдаться прямо здесь и сейчас. - Мне нужно идти. Джейкоб разочарованно вздохнул, стараясь скрыть – впрочем, бесполезно – сильное свое возбуждение. Он даже не сразу смог слезть с колен Еноха, настолько напряжены были его бедра в попытке не двигаться. Он облизнул губы поспешно, отступая к двери. Сердце колотилось, словно сумасшедшее, да и вместо тела у Джейкоба было все равно, что желе, но Енох был прав – он все же на работе. Смутное разочарование поселилось в нем, когда он выходил в коридор – он был прав, Енох все равно, что терпит. И все же вместе с тем он думал о том, как потрясающе было сидеть на его коленях, иметь возможность прикасаться, как только захочет… Разве раньше так было? Джейкоб смутно помнил, что было раньше. Ему казалось, словно Енох всегда был таким. Просто сам Джейкоб неправильно вломился в его жизнь. [Миллард] Клэр оказалась удивительной девочкой. Она могла бы закатить истерику, как другие дети, когда их забирают незнакомцы, могла бы капризничать или просто молчать, но вместо этого она задавала вопросы, пережив всего пять минут стеснения. Она даже не спрашивала, почему Миллард везет ее к себе. Умный ее взгляд подтверждал то, что она прекрасно понимала ситуацию своего брата – и это было удивительно для своих лет. На третий день совместного пребывания с малышкой Миллард уже привязался к девочке. На третий день Клэр попросила научить ее читать – и это при том, что все предыдущие дни Миллард только и делал, что читал ей вслух. Когда Милларду нужно было готовить, она вставала рядом на крошечную табуретку и смотрела, помогая в меру своих сил крошечными ладошками. Глядя на нее, Миллард с трудом представлял себе, как такая малышка может оказаться родной сестрой Еноха. И все же иногда она смотрела на него знакомым злым взглядом, который, к счастью, Милларду достался всего два раза – ну он в самом деле не знал некоторых особенностей пятилетних девочек. Когда он предлагал Еноху помощь – на второй день после случившегося, он не думал, что ему действительно доверят маленькую девочку. Однако вместе с ней неожиданно в комплекте шел Хью… И у Милларда против воли ныло в животе от вероятности того, что Апистон будет появляться у него дома. Снова. Если подумать, он никогда не испытывал подобного чувства. Оно дезориентировало его и толкало на необдуманные поступки, которые затем рождали неловкость. За всю свою жизнь Миллард испытывал интерес не раз и не два, но никогда еще он не был готов побороть свою замкнутую натуру. Оказавшись в своей квартире впервые за долгое время, Миллард испытал облегчение – тогда, когда наконец ушел от Горация, одиночество было приятно. Сложно представить, но Миллард страдал лишь из-за своей склонности к привычкам. Привыкнув к определенному порядку вещей, он паниковал от любых изменений, что грядут в его жизни. Именно поэтому он жил каждый день, не испытывая желания возвращаться в тот дом. Миллард прекрасно помнил, как все начиналось. Помнил странное ощущение недоверия в тот момент, когда осознал, что кому-то есть до него дело. Он всего лишь делал свою работу, когда останавливал особенно сильное кровотечение из носа. Он всего лишь был вежлив с необычным парнем. Первые недели он не верил, будто бы есть кто-то, кто не только принимает его с такой ориентацией, но и действительно восхищался им. Как всякий замкнутый человек, он быстро стал зависим от этого ощущения. В те дни ему казалось, что отношения – это то, чего ему не хватало. Выходя с работы, он был встречен с заботой и вниманием, и даже если Миллард не любил разговаривать, Гораций все равно мог его разболтать. В нем была своя уникальность – худое тело, прозрачная кожа, светлые волосы и глаза, он был словно украден из средневековой книги, которые Миллард по-своему любил. Он заразительно смеялся и не стеснялся недостатков в своей внешности. И всего этого хватало до тех пор, пока Миллард не переехал к нему. Для него впервые открылось истинное богатство Горация. Родители рано умерли, оставив его при всех счетах, и Гораций не только не растратил, но и приумножил все свое богатство, устраивая многочисленные вечеринки с определенной ценой на вход. Иногда он снижал ее, привлекая новых и новых ребят, популярность его вечеринок росла – рос и доход. Часто Миллард не мог уснуть после работы из-за последствий таких пьянок. Миллард уставал, работая сутки через сутки и выплачивая первый из кредитов, тогда как Гораций начинал скучать и требовать внимания. В нем появилась язвительность и пренебрежение по отношению к Милларду, так, словно он сжалился и подобрал вместо собачки на улице. За все, что Милларду приходилось делить с ним в одном доме, нужно было платить. Гораций был скуп, скуп до последнего чека, а потому кража Джейкобом денег ввергла его в настоящую ярость. Пусть Миллард не считал это требование платить странным, ему было неуютно в этом доме, похожем на музей, неуютно быть гостем, которому нужно лишь смириться с шумом и гамом, который он ненавидел. Их отношения почти сошли на нет, и лишь изредка Гораций подлизывался, от чего Милларда тошнило еще больше. Он никогда не был искренним. Актёр, что сыграет любую нужную партию. Никакой страх изменений не остановил его в машине, посередине ночи, когда он наконец решился выйти. От нервов слегка дрожали руки, что несли стаканчики с кофе, а в голове выстраивались дурацкие варианты этого диалога. Миллард простоял рядом с машиной минуту, наблюдая за тем, как Хью спит. Внешность не имела никакого значения для Милларда, и все же это лицо было настолько живым, настолько открытым, пусть черты его были слегка смазаны, что вся его мимика каким-то образом возвращала Милларду все потраченные на театральность года. Он постучал с замиранием сердца. Ведь он никогда и ничего не делал первым. Безусловно, он догадывался, что происходило после ухода Еноха. Сложив два и два, он прекрасно понял, что Хью, вероятно, прикрыл его фактически собой от всего остального мира, который все равно бы не разобрался, что произошло. Знал он и о том, что угроза со стороны тех парней все же нейтрализована. Говорят, неисправная проводка, машинное масло и водка делают свое черное и пылающее дело. Но Миллард видел в их глазах то, что им обоим пришлось пережить. Слушая Хью, он всем сердцем мечтал бы соврать, но не умел, не мог. Он сидел и смотрел перед собой, оглушенный биением своего сердца, не в силах поднять взгляд, не в силах выдержать того, что он ничем не может заинтересовать Хью. Его растрепанные волосы, помятый вид, смуглая кожа и темные глаза мешали Милларду спокойно смотреть на него. Едва ли Миллард мог поднять взгляд на его руку на руле – ему оставалось лишь мечтать о длинных пальцах и узкой ладони. С некоторым разочарованием он смотрел на свои, словно еще детские, пухлые ладони с короткими пальцами. Куда ему до Хью. И все же Миллард не умел быть равнодушным к переживаниям. Он прекрасно ощущал волнение, что исходило от Хью. Проигрывая в своей голове снова и снова единственный вечер, что они провели вместе, он начинал гореть изнутри, вспоминая сильное объятие. Он не смог тогда уснуть. Это воспоминание дало Милларду сил протянуть свою глупую ручку к руке Хью в слабой попытке поддержать. Хью словно ударили током. Миллард даже не думал. Он убежал, не понимая, почему продолжает лезть к человеку, которому не нужен. Поэтому Миллард отдавал всего себя девочке, лишь бы не думать о Хью Апистоне, что навсегда забрался в его сердце своей широкой и искренней улыбкой. - В больнице можно устраивать праздник? – спросила Клэр деловито, когда они вместе катали тесто для пасты. Миллард не признавал ничего готового. - Конечно, это же не тюрьма, - поспешно кивнул Миллард. Больше всего его удивляло то, что Клэр даже не просит мультиков, как будто их и не смотрела. - А можно устроить праздник без денег? – продолжила она, но громкий стук прервал девочку. Сняв Клэр со стула, Миллард отряхнул футболку и поспешил открывать. Он почему-то подумал, что это Енох. Поэтому был чрезвычайно удивлен, увидев Хью. Снежинки и не думали таять в его волосах, и большая куртка оставалась нараспашку, как будто ему жарко. Тяжелые сапоги облепил снег, и в любое другое время Миллард бы моментально разозлился, но вместо этого лишь отступил, неловко уставившись куда-то в район капюшона. В нем даже ничего не пискнуло, когда Хью все же сделал шаг к порогу… И тут же снял ботинки, оставив их на границе чистых покоев Милларда. С невероятным облегчением Миллард закрыл дверь, понимая, что больше уже некуда – он влюблен до последней мысли. Ни разу Гораций не учел того, что Миллард не выносит даже малейшего беспорядка, оставлял грязные кружки где попало, предпочитал есть в кровати и искренне недоумевал, когда Миллард рвался убирать сам. Прислонившись к косяку двери, Миллард с грустью смотрел на то, как Клэр радуется приходу Хью. Как и все маленькие девочки, она уже умела влюбляться, и лицо ее светилось от счастья, что, конечно, совсем не роднило ее с Енохом. Клэр рассказывала о Робинзоне Крузо, что так покорил ее через Милларда, о том, что она учится читать, а Миллард мог лишь иногда кивать, когда она смотрела на него. Оказалось, если признать что-то невозможным, то существовать оказывается проще. Между ними нет ничего общего. Миллард ничем не может его заинтересовать. - Я пришел по делу, - и Хью смотрит на него, а Миллард, кажется, прослушал то, что ему сказали. Слегка покраснев, он посмотрел на Хью в ответ, продолжая мысленно прощаться с тем, что ему никогда не стать объектом его улыбки. – Нужен праздник. Всем нам. У нас всего пара дней и бешеные цены, чтобы Рождество прошло как надо. - Ура, праздник, - Клэр хлопнула в ладоши. – Но для этого нужны деньги. Миллард был готов поклясться, что слышать о деньгах от маленькой девочки просто неприятно. - Будут. Завтра. Кому-то нужна моя квартира, так что… - Зачем ты продаешь квартиру? – Миллард не сдержался, спрашивая слегка взволнованно и хрипло. Хью непонимающе моргнул. - Я хочу, чтобы Бронвин закончила кулинарные курсы. Хочу помогать ей в кафе, и, конечно, там есть свободная комната. Часть денег как раз хватит на подарки и праздник, - пожал он плечами, словно тратить деньги на друзей для него было самым обычным делом. – Я не привязан к вещам. А Бронвин слишком хорошо готовит, чтобы и дальше печь просто пирожки. Как только она выздоровеет, я попрошу ее показать тебе все, на что она способна – можно и пальцы съесть случайно. - Бронвин очень вкусно готовит, - кивнула Клэр. – Мы куда-нибудь пойдем? - Почему ты так решила? – спросил Миллард, все еще немного ошарашенный таким решением Хью. - Когда приходит Хью, мы все время куда-нибудь идём! Наверное, мы пойдем покупать что-нибудь для праздника? Миллард опустился в свое любимое кресло. Он наблюдал за тем, как Хью помогает Клэр переодеваться. Он испытывал к девочке самые теплые чувства, и симпатия делала его недостижимо красивым. Миллард уставился в окно – это неправильно. Нельзя даже мысли допускать о том, что могло бы быть. - Ты что, прямо так пойдешь? – уточнил Хью, оказавшись вдруг прямо перед ним. - Куда пойду? – пробормотал Миллард, смотря на цепочку, что обвивала смуглую шею. Он мог бы назвать каждую мышцу, каждое пространство, каждый сосуд, но вместе с типичным строением именно эта шея вызывала у него сильнейшее желание прикоснуться к ней. Ему показалось в прошлый раз, что Хью немного пахнет медом, а ведь это любимый запах Милларда. Он отдал бы все, чтобы уткнуться носом в эту шею… - По магазинам. Давай, давай, - Хью потянул его за руку. Миллард с трудом поднялся, не понимая, куда он должен сорваться посреди вечера. И все же отправился переодеваться, с некоторым сомнением смотря на линзы. Почему-то, застегивая рубашку, он думал о том, что стоило бы снять очки. Он нерешительно открутил крышечку от контейнера – если честно, он не умел их ставить быстро и не больно. Он рисковал получить красные глаза. И все же желание выглядеть хоть чуточку привлекательнее победило. Вздохнув, Миллард выловил линзу специальным пинцетом. Черт с ним. [Джейкоб] Джейкоб был слегка взбудоражен. Он ходил по палате, не в силах усидеть – чертов снег за окном продолжал валить, грозя похоронить весь город. Только вчера они закончили наряжать ель, что притащил Хью, и хоть игрушки чередовались с конфетами и баранками, это было невероятно весело. Джейкоб поглядывал в сторону Хью слегка ревниво, однако он словно бы не трогал Милларда вовсе. Они разговаривали, достаточно часто, и Джейкоб с некоторой грустью легко уловил симпатию между ними. Он так и не смог поговорить с Хью как следует и страдал от невозможности рассказать каждый свой шаг, каждое сомнение в отношении Еноха. Чрезвычайно взволнованный Джейкоб даже не услышал, как открывается дверь. Он был застигнут врасплох щелбаном, который заставил его возмутиться – почти минуту он шутливо дрался с Хью. Видеть его улыбку после всех этих дней было даже слишком приятно. Джейкоб обнял его безо всякой лишней мысли. - Спасибо, что устроил все это. Где же ты будешь жить пока без Бронвин? – спросил он Хью, роясь в пакете. - Мне было лень, так что я купил там, - отмахнулся Хью. – Не знаю, да и какая разница, в машине вон посплю. Главное, что сегодня я все же подарю Бронвин этот долбанный сертификат. Почти все, что есть, я положил на счет, так что потом разберемся, что стоит поменять в кафе. - Я сделаю все, что только смогу, чтобы помочь вам с кафе, - пообещал Джейкоб, поспешно переодеваясь. Вся одежда подходила ему как влитая, даже дурацкие носки с оленями, хотя, если честно, по полам здесь здорово дуло, так что носки были отличной вещью. - Для начала откормись. Ты вообще ешь? – Хью упер руки в бока. Джейкобу от облегчения хотелось смеяться – этого Хью он знал прекрасно. - Ну ем, - вяло откликнулся Джейкоб, решив, что Хью не понравится знать, что частью своей еды он кормит сопротивляющегося Еноха. – Раньше тебя все устраивало, - подшутил он. Хью усмехнулся. – Как ты подобрал все это? - У меня отличный глазомер, - пожал плечами Хью. – Ладно, кое-что я должен тебе рассказать. Джейкоб замер. Он отложил пакет с вещами для Еноха, после чего подсел к Хью на кровать. Тот крутил в руках ручку. Темная его рубашка на удивление была отлично выглажена. - И? - О тех ребятах, что в тебя стреляли, пришлось позаботиться – больше они вас не тронут, - начал Хью, глядя в пространство перед собой. – Я прикрыл его. Он здорово… тяжело перенес все случившееся. За два дня он влил в себя много алкоголя и знаний от меня. Все, чем я только мог помог, я сделал. Я рассказал ему все, что стоило бы делать, чтобы больше никогда никого не потерять. Вот и все. Джейкоб против воли улыбнулся. За несколько скупых предложений ему приоткрылась вдруг завеса таинственных трех дней, и он отдал бы все, чтобы подсмотреть за ними обоими, делившими взаимную антипатию и объявившими перемирие. И все же ему показалось, что преступники просто арестованы. Значит, и Енох думает о чем-то другом. О нем? - Допустим, а Миллард? – Джейкоб посмотрел на него даже слишком внимательно. - А что, ревнуешь? – усмехнулся Хью. И черт возьми, да, Джейкоб действительно ревновал. Однако, открыв рот для того, чтобы соврать, он понял вдруг, что Хью все еще – или снова – видит его насквозь. От этого ему иррационально полегчало. - Ну естественно, - пробормотал он едва слышно, переводя взгляд на окно. Идиотская человеческая натура, как же ему перебороть себя? Ему не хватало правильности. Он был верным – но, черт, верным не только в своей любви, которой тоже вдруг оказалось так много. Тонкая грань между любовью дружеской и любовью тела стиралась слишком просто. - Портман, ты придурок, - возвестил ему Хью. – Сколько ты дней страдал и умирал ради него, чего тебе еще нужно? – Его умение переводить все в шутку поражало. Джейкоб пожал плечами, хоть ответ был очень простым. Но если быть честным с самим собой, он не пошел бы дальше объятия. Страсти в нем не возникало вовсе, и только это помогало Джейкобу осознать, что это совсем не поведение Еноха толкнуло его тогда в руки Хью, Хью не был просто первым попавшимся. Это сам Джейкоб не умеет противостоять своим желаниям и жить по признанным правилам поведения, что ему еще предстоит вгонять себя в рамки, в которых положено жить в обычном обществе. Джейкоб надеялся, что Хью как-то поймет его проблему. Ему очень не хватало какой-нибудь разряжающей шутки. Но вместо этого Хью лишь оказался рядом, обнимая его, ухудшая и без того двойственное положение Джейкоба. Он вцепился в Хью, испытывая почти вампирское желание забрать его спокойствие. - Мы совершаем ошибку? – спросил он шепотом, должно быть в миллионный раз, строго уверенный в том, что серьезное чувство не может допустить кого-то еще. - Нет, - от его уверенности Джейкобу стремительно становилось легче. – Ведь ты не думаешь обо мне с ним. Как и я не думаю о тебе. Только это и имеет значение. Джейкоб кивнул, соглашаясь с этим. Сильное объятие дало ему то, что мучило всю эту неделю – представления о чувствах его были размыты и казались неправильными до этого момента. Он чуть отстранился, чтобы поискать в лице Хью лукавство. - Но, тем не менее, я рядом, что бы не случилось, - добавил он, и Джейкоб наконец расплылся в дурацкой улыбке. Скрип двери отвлек его от Хью. Рассеянно Джейкоб отступил от Хью, смутно понимая, что вот сейчас все выглядело совсем не так безобидно, как это на самом деле было. Миллард спокойно смотрел на них, абсолютно невозмутимый за стеклами своих очков. - Енох просил передать, что он был бы готов уже десять минут назад, если бы ты принес ему одежду, - сообщил он, после чего скрылся за пределами дверей. - По-моему, нужно как-то… Объяснить? – предположил Джейкоб, но Хью лишь одарил его лёгким пинком. - Иди давай, а то весь праздник пропустим. Джейкоб спускался вниз с легким сердцем. На данный момент, казалось, не осталось ничего, что могло бы его заботить – он был успокоен Хью, шел на праздник, что тоже все же решил устроить Хью и шел вместе с человеком, который превращал его в дрожащее желе. Могло бы показаться, что Джейкоб все еще глуп, раз думает о том, что делит с Хью, но надежность друга и ненадежность страсти вполне могли уравнять весы, и Джейкоб все же немного боялся того непостоянства, что царило в отношениях с Енохом. И все же чем ближе он подходил к каморке, тем больше он забывал о Хью – легкая нервозность покалывала кончики пальцев. Он проскользнул в каморку без стука. Слегка задержав дыхание, Джейкоб обшарил взглядом тесное помещение, и вовсе перестал дышать, обнаруживая Еноха стягивающим рабочую футболку. Праздник отошел на десятый план по сравнению с тем, как сильно ему захотелось немедленно подойти и сделать хоть что-нибудь, чтобы подтвердить свое крошечное право на него. Джейкоб потерял контроль над телом, что моментально потащило его в сторону Еноха. Ладони его легли на горячую кожу груди, беспардонно оглаживая все, до чего могли дотянуться. Енох склонил голову, скомкав футболку и бросив ее в открытый шкафчик. - Мне идти голым? Джейкоб сотворил что-то среднее между кивком и отрицанием. Он молча прижался щекой к его груди, обнимая Еноха со всей доступной ему силой, и вряд ли даже конец света мог бы его отклеить. Его не пугало даже то, что после суток напряженной работы кожа Еноха была влажной от пота и слегка синеватой от того, где не было защитной ткани футболки. Весь этот жар и слабый запах пота только добавлял ему реальности объятия. В мыслях его почему-то крутилась теплая догадка о том, на что Енох пошел ради него. Вряд ли ему было так уж легко и приятно просить у Хью помощи. - Вот, я все принес, - кивнул Джейкоб на пакет и снова вернулся к своему состоянию банного листа. - Это замечательно, но ко мне тут что-то приклеилось, - Джейкоб хмыкнул, потеревшись о Еноха щекой, словно кот. - Интересно, что бы это могло быть, - пробормотал он, уставившись в полумрак каморки Еноха. Ему не верилось, что целый год подходит к концу, что встречал он его в полуобморочном состоянии на какой-то тусовке, а провожает в кругу настоящей семьи, ради которой он готов на все. – Тебе не кажется странным, что ты работаешь только до вечера? Ведь ты же всегда работал сутками… - Должно быть, мисс Перегрин хорошо ко мне относится, - парировал Енох даже слишком поспешно. – Мне, в общем-то, все равно, но если мы пойдем спать, я буду только рад. - Нет, ну Хью же готовил праздник, - Джейкоб нехотя отпустил Еноха. Взгляд его скользил по торсу Еноха, рождая внутри тягучее желание близости, которую уже так давно не испытывал. Закусив губу, он наблюдал за тем, как одевается Енох. Привычное напряжение мышц в полумраке казалось чарующе красивым, а беспорядок буйных кудрей – невыносимо притягательным. Джейкоб приложил ладони к его спине, останавливая футболку. Не сумев выдавить ни слова, Джейкоб опустил голову, робко касаясь губами выступающих под кожей позвонков. - Я хочу попросить тебя о подарке. Спина под его руками напряглась. Оно и понятно, ведь подарки всегда стоят денег, а это единственное, что рождает почти все их проблемы. Джейкоб позволил себе еще пару поцелуев, не в силах так сразу сказать это. Изгиб спины притягивал руки Джейкоба, и он лишь капелькой воли держал себя от банального лапанья. - Пожалуйста, сделай вид, что ты действительно меня хочешь, хотя бы на одну ночь. Хорошо, что здесь слишком темно – Енох не ответил, да и Джейкоб прекрасно знал, что вызвал лишь насмешку и презрение. [Миллард] Сложно встретить настолько разношерстную компанию, что все еще пытается собраться вместе. Миллард чувствовал себя неловко, хотя все в этой палате кричало об уюте. Крошечные гирлянды оплетали стены и окна, и даже купленная маленькая елочка в горшочке, что уместилась посередине их импровизированной гостиной – сваленных подушек, пледов вокруг низенького стола – даже маленькая елочка не была жалкой, скорее, очень милой во всех этих рукотворных украшениях. Миллард молча сложил под елку пару подарков от себя, чувствуя себя немного глупо. Дело было не в том, что подарков он не получит, дело было в украденном мельком моменте между Хью и Джейкобом, что оставил внутри Милларда неприятный осадок. Вряд ли хоть раз в жизни он встречал человека, который так бы смотрел на него. К Еноху он зашел после того, как увидел в ординаторской одно объявление. Естественно, что говорить об этом больно. - Ты уже знаешь, да? – Милларду хватило одного взгляда на Еноха. Бледное его лицо здорово пугало Милларда. Некоторая старая, давно спрятанная тревога за него вернулась, хоть Енох все еще не был тем, кого так легко было потрогать. - Несложно было догадаться, учитывая только половину смены, - довольно криво усмехнулся Енох. - А Джейкобу ты сказал об этом? - Какой смысл портить праздник? – пожал плечами Енох. – Будь добр, попроси его отдать мне чертову одежду, или придется идти голым. Миллард против воли улыбнулся – не то, чтобы подобное зрелище могло кому-то помешать. И все же вся эта ситуация была до безумия неправильной. - Что будешь делать? – спросил он тихо, пытаясь скрыть грусть от того, что единственный человек, которому было плевать на его ориентацию, который имел с ним хоть что-то общее, вынужден был уйти из больницы. - Праздновать. А там посмотрим. Конечно, Миллард даже не думал сам говорить об этом Джейкобу. И тем не менее он все еще немного переживал, пусть сам ничем не мог помочь. Сокращение под Рождество было вполне реальным и долго существующим слухом, и все же Миллард сомневался, что у мисс Перегрин был выбор спасать Еноха. Скорее всего, ее поставили перед фактом, приводя в качестве аргумента прошлое Еноха. Подобное было настоящей несправедливостью. Хоть Миллард в общем-то понимал логику работодателей, но как доказать, что Енох – это не тот случай? На миг он представил, как пытается донести до руководства ошибку, что они совершают. И, конечно, легко предсказал отрицательный исход. - Ты снова ночевал в машине? – Миллард собирался с духом несколько минут, прежде чем наконец обратиться к Хью, который безуспешно тер свою шею. Бронвин отправилась переодевать Клэр, попутно умывая ее от следов съеденной шоколадки. Место это на миг оказалось вне пространства и времени, так что Миллард просто не мог больше сидеть молча. - Ну, - неопределенно протянул Хью, развалившись на подушках. – Спасибо за рубашку, кстати. - Мне было несложно, - Миллард все же решился сесть на плед, компактно устроившись спиной к одной из подушек. Половину ночи он репетировал свои слова, но так и не смог подобрать правильные. Сколько бы он не убеждал себя в необходимости молчать, сколько бы не ругал себя за глупые попытки обратить на себя внимание, сумасшествие нарастало. То, что он собирался сделать… Выходило за рамки любого его опыта. И все же частью себя Миллард пытался объяснить это дружеским волнением и заботой. Он даже рот открыл, намереваясь задать вопрос, но шумное появление всей остальной компании заставило его моментально замолчать. И все же Хью заметил его желание что-то сказать. Всего шестеро человек, но маленькой палате этого было достаточно. Хью, Джейкоб и Бронвин бесконечно суетились, создавая вполне уютный шум – ругались полушутя, пихались, если не могли разойтись возле елки, осуждали выбор еды или транжирство на шампанское, что заразило вдруг Хью. Последний, естественно, еще громче отстаивал свое на это право. Миллард послушно исполнял любые просьбы – разложить одноразовые тарелки, открыть упаковку вилок, держать стаканчики под детское шампанское – для Клэр, Джейкоба и Бронвин. Некоторая часть в нем тоже требовала избегать алкоголя, от которого Милларду всегда бывало плохо без какой-либо стадии эйфории, однако, наткнувшись взглядом на Хью, он все же осознал, что без алкоголя справиться не сможет. Простые слова – для тех, кто не испытывает уничтожающей изнутри симпатией – и такие сложные для него. Как будто этими словами он моментально выдаст себя. Миллард старался больше смотреть на других. Что-то похожее на облегчение он испытывал, когда замечал легкость, что наконец возникла между Енохом и Джейкобом. Ему не была знакома их история в деталях, и все же он не был глуп и представлял, как чертовски сложно завоевать доверие Еноха. Даже не ответное чувство. Прежде всего, Енох действительно слушал его – в тот момент, когда Джейкоб предложил рассказать о самых лучших моментах этого года и первым поведал о том, что счастливее, чем этим вечером, еще не был. Он тоже казался открытым, почти как Хью, но открытость его была стеснительной и неопытной. В некоторых откровениях, вроде болезненной темы прошлых праздников с родителями, Джейкобу было тяжело, и он оглядывался на Еноха, что сидел чуть позади, но все же рядом. И в ту секунду Енох едва заметно кивал, так что Джейкоб моментально находил силы продолжить. Миллард немного опешил, когда очередь признаний дошла до него. Для него все праздники были на одно лицо с тех пор, как он покинул родительский дом, весьма одинокие. Гораций никогда не упускал возможности претендовать на главную вечеринку года в честь нового года, а потому Миллард обычно сидел в самой дальней комнате в надежде на тишину, черпая рождественское настроение только из книг. Родители были такими же замкнутыми, как и он сам, а потому праздничный ужин мало чем отличался от обычного. Честно говоря, даже сейчас у Милларда не возникало никакого ощущения праздника. И зачем-то он сказал об этом, глядя в пол перед собой. Поднять взгляд у него получилось лишь тогда, когда заговорила Бронвин: - За то, чтобы каждый последующий год был лучше предыдущего. Шампанское щипало в носу. Миллард не был поклонником алкоголя, и все же сейчас он пил, возлагая на него большие надежды – ему нужно хотя бы на грамм больше уверенности. Клэр сидела тихо между Бронвин и Енохом, и видно было, что она очень нервничает. Милларду пришлось смотреть на нее несколько минут, чтобы девочка заметила его взгляд и приободрилась. Она собиралась прочитать всем отрывок из своей любимой книги. Еще никто не знал, что она умеет это делать. В ту секунду, когда она прочла свое первое предложение, Миллард неожиданно ощутил невероятной силы гордость. [Хью] В жизни Хью хватало переломных моментов, после которых он обещал себе думать, прежде чем что-то сделает. Этих моментов хватало ненадолго, так как он начинал ощущать неправильность происходящего буквально на следующий день. Много раз он обещал себе с завтрашнего дня поступать правильно, так, как следовало бы по совести, но тут же бросал все это, осознавая, что попросту не умеет этого. Часть его была правильной, честной и совестливой, но это была достаточно крошечная часть, которая очень редко его беспокоила. Поэтому после таких моментов Хью обычно пускался вразнос, отправляясь в места, где никогда не собирался бывать, занимаясь тем, о чем никогда не подумал бы заранее, знакомясь с теми, кто, казалось, не имеет с ним ничего общего. Возможно, в тот момент, когда он продал квартиру, не имея больше за душой ничего, Хью снова открыл в себе пропасть непредсказуемости. Он доверился лишь одному единственно верному чувству в своей жизни – некоторому инстинкту, той самой первой идее, которая еще никогда его не обманывала. С детства он слушал от матери только про квартиру, о том, что человек без квартиры пропадет, что свой угол – это единственное, без чего ты не можешь считаться человеком. Но, приобретя некоторый жизненный опыт, Хью давно осознал, что только лишь без сердца, без семьи, без любимых людей, которых любишь априори и безо всяких сомнений, никогда не стать человеком. Квадратные метры тут не причем. Ему не нужна квартира, в которой он никогда не был по-настоящему счастлив, скорее спокоен, рад – все это с Фионой, что была весьма гармонична для него. Он любил Фиону по-своему, очень легко, прекрасно чувствуя ее болезненное стремление к свободе. Он не привязывался к ней с самого начала. Все обстояло иначе с Бронвин. Познакомившись с ней впервые, Хью долго не мог понять, кого же она напоминает ему, ведь мать всегда была слишком холодна, а сестер у него не было. И тем не менее весь образ Бронвин отзывался внутри таким родным теплом, словно когда-то в его жизни уже был подобный человек. Может быть, это была бабушка. Она умерла слишком рано, чтобы Хью помнил ее осознанно. Она добавляла Хью все, чего ему не хватало в жизни со стороны своей умеющей выживать семьи, отдавала ему тепло, заботу, волнение, но никогда не надоедала ни этим, ни своим мнением, что было бы обязательно со стороны родственников. Из одной лишь благодарности за все то, что она отдала ему за эти пять лет, Хью ни разу не пожалел о том, что открыл на ее имя счет в банке. Каждый из них знал, что Бронвин достойна лучших курсов кулинарии, что после она наверняка откроет попросту легендарное кафе. Хью верил в нее, как никогда не верил в себя. Но он соврал бы, если бы признался в том, что это единственное, на что он так отчаянно решился. Бывали люди, которые подходили Хью безо всяких вопросов. Они напоминали ему себя, и потому он легко сходился с ними и легко расставался, не жалея ни секунды ни о встречах, ни о прощании. Бывали те, ради которых ему приходилось усмирять свой темперамент и прикрывать легкомыслие, и Хью был рад избавляться от них со временем. Бывали те, что просто оставались смутным ощущением после ночи, и только. Еще ни от кого Хью не оказывался так далеко, ощущая при этом практически волшебное дежа-вю близости. Миллард был другой планетой, возможно, даже Вселенной. Слушая Клэр, что так старательно читала свою первую в жизни страницу, Хью думал только о том, что говорит ему извечный инстинкт. Он не обращал никакого внимания на Джейкоба, лишь раз взглянув на него, чтобы удостовериться, что на тот момент он достаточно близок к понятию счастья, после чего перевел взгляд на Милларда и больше не сводил. Это был достаточно ответственный момент, ведь за полчаса посиделок Хью так и не нашел ответа на вопрос, почему он. Как если бы ответа в принципе не существовало, к чему Хью вполне мог привыкнуть. Он уже знал, что этим вечером совершит что-то алогичное, вполне в своем стиле. Слушая признания о самых худших и лучших праздниках, Хью еще смутно представлял себе, что он должен сделать, чтобы это исправить. Потребность вмешаться, потребность сделать хоть что-нибудь, чтобы все происходящее между ними перестало быть каким-то эфемерным наваждением, все потребности вдруг наложились на его сумасшедшее настроение доверяться первой идее. И Хью попросту поднялся на ноги. Старенький магнитофон, привезенный из дома, послушно напевал типичные рождественские мелодии, что мурлыкали на каждой станции радио. Когда все наконец закончили хлопать смущенной Клэр и в честь этого невероятного открытия дарить ей подарки сразу, не в силах дотерпеть, Хью плавно подкрутил громкость, надеясь, что эта идея будет принята в общем достаточно положительно. Он предложил танцевать Клэр, что восхищенно перебирала каждый из своих подарков. Здесь была чудесная кукла с целым набором рукодельной одежды от Бронвин, и пара красочных, явно дорогих книг от Милларда, которые радовали ее ничуть не меньше, и внушительный набор юного художника, который Хью выбрал не без помощи Бронвин, подложив в имеющийся чемодан несколько раскрасок, и коробки с мозаиками самого разного количества, которые, вероятно, подарил ей Енох. Платье на ней тоже было абсолютно новым, что, наверное, было дело запасов Джейкоба. Она казалась, возможно, одной из самых счастливых людей здесь. И когда Хью танцевал с ней, поневоле перенимая ее широкую улыбку, питаясь невероятным, чистым детским счастьем ее глаз, он замечал, что счастье ее абсолютно похоже на счастье Джейкоба, что так смущенно оказался вдруг в руках Еноха. Смущение делало его каким-то абсолютно незнакомым Хью, влияло даже на внешность, стирая все нелегкие последние недели, а счастье и вовсе плохо скрывалось, хотя он очень старался. Для Хью это было своеобразным подарком. Хотя еще пару дней назад он не смог бы избавиться от ревности. Он передал Клэр Бронвин, что наконец смогла уверенно встать на ноги. Последнее время она тренировалась каждый день, отвыкнув от физических нагрузок за время постельного режима, так что настоящие танцы – кто во что горазд, когда никому не стыдно просто двигаться под музыку праздника перед теми, кого он считает семьей – были для нее некоторым испытанием. Помедлив и понаблюдав за тем, как двигается Бронвин – не пошатнется ли, не упадет ли случайно, он наконец обернулся к Милларду. Это было одним из самых сложных шагов, что ему вообще приходилось делать. Весь его разум считал, что это скорее всего ошибочное наваждение, что нет ни единого логического довода в пользу того, что они как-то смогут существовать рядом. И все же он протянул руку. Потому что доверял своему инстинкту, твердившему, что когда-то – черт его знает, в другой жизни – он уже выбирал этого человека. Взгляд Милларда казался нечитаемым ровно до той секунды, пока он не принял руку Хью, поднимаясь последним. - Я бы не сказал, что я так уж хорошо танцую, - пробормотал он. Без очков глаза его казались просто огромными, что было несомненным плюсом всей его почти ангельской внешности. Очки скрывали эту его особенную ярко-голубую радужку, которая делала бы его заметным с расстояния в километр. В его взгляде было столько всего от Клэр, что для Хью уже не было сомнений в том, почему и он вдруг стал частью их разношерстной, но очень близкой компании, даже если в словах это почти не обозначалось. - А похоже, что здесь кто-то в этом специалист? – мягко заметил Хью, и черт возьми, не было ничего более занимательного, чем то, что он начинал улавливать в невероятных глазах напротив. Там было бесконечное удивление и смущение, как будто в целом мире не было ничего более странного чем то, что Хью пригласил его на танец. Для Хью это было по ощущениям самое естественное, что он вообще мог бы сделать. Миллард был меньше его ростом, оттого так удобно оказалось вдруг держать его в руках, и разница эта в возрасте заставляла его поднимать голову, отчего наблюдать за его реакцией было еще удобнее и занимательнее. Казалось, что он вообще не дышит, да и двигается с трудом, что для Хью было едва ли не настоящим открытием. До сих пор ему казалось, что Миллард вообще не способен что-то демонстрировать. Это сработало, как какой-нибудь запрещенный наркотик. Это стоило бы описать игрой, да только Хью не играл. Он назвал бы это своеобразным знакомством на жалких призрачных остатках предыдущего, что так странно и спонтанно произошло тогда на квартире. Он устраивал руку на талии Милларда поверх самой традиционной безрукавки, которую вообще можно было только надеть в канун Рождества, и это вызывало одну реакцию, устраивал вторую руку – и тут же была другая. Пожалуй, среди всех эмоций Хью не было лишь волнения. Для себя он все делал правильно. [Джейкоб] На этом моменте Джейкоб готов был бы закончить весь этот смутный, почти неудачный год и немедленно начать новый, чтобы каждый чертов день отныне был полон чем-то вроде этого объятия, которое могло бы стать танцем, если бы хоть кто-нибудь из них умел танцевать. Весь его мир, все его восприятие происходящего вокруг сузилось лишь до темного ворота рубашки, до сильного объятия и до боли знакомого запаха, причем всего этого Джейкобу было слишком мало. Чем сильнее он обнимал Еноха, тем больше ему казалось, что в следующую секунду он может все это потерять. Безотчетный страх то успокаивался, то возрастал вновь, и Джейкоб был готов признать себя душевнобольным. Он был так чертовски счастлив не только услышать Клэр, но и осознать, что она умеет читать. В новом платье, что Джейкоб так старательно выбирал, стесняясь прямых взглядов озабоченных мамашек, она сидела сперва среди подарков, количество которых было точно рекордным, а потом с радостью пошла танцевать с Хью, излучая настоящую и чистую детскую радость для всех, кто готов был ее принять. Она стала источником настоящего рождественского волшебства в тот вечер. Сложно было сказать, кто в действительности объединял их. По скромности своей, обычно Джейкобу не свойственной до последних дней, Джейкоб искренне считал Клэр причиной такого, что несколько крошечных звездочек среди серой мглы обычных людей объединились в созвездие, чтобы вместе засиять еще сильнее, чем раньше. Им было трудно понимать друг друга, ведь все они были достаточно разными, и вместе с тем все они доверяли тому случайному, очень открытому и неуверенному чувству тепла, чувству дома друг в друге. Чувство это было так сильно в отношении Хью и Еноха, что Джейкоб едва не совершил ошибку. Он до сих пор с трудом улавливал эту разницу. Подарить ей словесное описание было почти невозможно. И все же он отвлекся от Еноха в ту минуту, когда ему показалось, что отныне танец этот станет вечным. Прислонившись щекой к его плечу, он перевел взгляд на Хью и Милларда, что казались несколько смущенными, но от этого еще более радостными. На секунду Джейкобу показалось, что в их лицах есть что-то неуловимо общее, что сложно было назвать чертой лица. Эта эмоция… Ему хотелось, чтобы и его вместе с Енохом объединяло нечто подобное. Он вновь повернулся к нему. Енох был глубоко в своих мыслях, двигаясь фактически автоматически, доверив свое тело Джейкобу. Доверие это было теплым, домашним и чрезвычайно уютным, отчего Джейкоб лишь еще больше понимал, насколько долог был путь. Позади были лишь внешние барьеры, лишь собственные ошибки и работа над собственным характером, ему еще предстоит узнать, что кроется внутри кудрявой головы, что правит Енохом и составляет Еноха, и пусть он сделает еще тысячу ошибок, он готов идти по этому пути. Ведь это единственный самостоятельный и самый четкий его путь. Он провел рукой по спине Еноха, ненавязчиво стараясь избавить его от тяжелых мыслей. Ему нет доступа в голову, но шестым чувством он улавливал напряжение внутри Еноха. Оно было всегда, это так, и все же поначалу Джейкобу казалось, что Енохом правит волевое усилие отложить все проблемы в сторону. Теперь, похоже, он все же проигрывал. Джейкоб мало чем мог помочь. У него не было возможности подарить стоящий подарок, и он мог подарить Еноху лишь рубашку, чрезвычайно красивую, того глубокого черного цвета, что только смог найти, но вместе с тем в рубашке этой был удивительный, почти нежный секрет в виде, может быть, лейбла – вышитого тонкой серебряной нитью оленя, молодого еще, испуганного, в котором Джейкоб вдруг узнал себя. Он не умел читать мысли. Пожалуй, он мог предложить только одно. Свою любовь. Пройдет тысяча лет, и каждый день этого тысячелетия Джейкоб мог бы находить что-то новое в нем. В иной спирали темных кудрей, в необычном изгибе бровей, новые оттенки бесконечных темных глаз. Резерв этого хранился в нем самом, и до тех пор, пока в нем сохранялся чертов огонь сумасшедшего чувства к Еноху, он сам готов был превращать новый день в новый опыт. Его чувства хватало на двоих, и разрешение Еноха лишь подстегивало его силу. Он ненавязчиво касался Еноха – нежно проводил по щеке, готовясь поймать негатив, немного разминал плечи, мечтая забрать тяжелые мысли себе, перебирал водопад темных волос, снимая на несколько секунд весь их вес с усталой головы. Каждое прикосновение помогало ему настраиваться на лад Еноха, подбирать крошечные ключи этой возлюбленной загадки, и поневоле Енох поддавался. Джейкоб понятия не имел, сколько прошло времени, не был уверен в том, когда же закончились танцы и началось застолье…. Заполье, если быть точным. У него не было аппетита, однако булочки, принесенные Миллардом, оказались волшебно мягкими, а салаты, купленные Хью, были необычными и чрезвычайно сочными. Сок казался многогранным и настоящим, хотя вот они, пакеты из под него, заводская упаковка. Мурлыканье радио, мигание дешевых китайских лампочек, тепло обычного больничного радио в те минуты обладали особенным волшебством. Зажженные свечи в безопасных подсвечниках сменили яркий свет, и вот Клэр устало дремлет на плече Бронвин, довольно и осторожно даже во сне прижимая куклу к себе. Вот и Джейкоб понимает вдруг, что глаза его слипаются, что сам он совсем не хочет спать, но тело устало и требует своего. И он сползает по подушке, что является его сидением, устраивает голову на коленях Еноха и закрывает глаза, задавая вопросы будущему, что стоит за порогом этого дня. Неужели все это может продлиться вечно? Ему было так уютно, что дрема так или иначе накрывала его с головой. Он боролся со сном, но, видит бог, это было почти невозможно. Ровное тепло от тела Еноха, удивительно нежные движения чужих пальцев поверх его лохматой макушки – и много ли нужно усталому организму, чтобы уснуть? Джейкоб едва ли смог открыть глаза в последнее мгновение. Напротив себя он успел увидеть Милларда, что так растерянно и бесконечно нежно обнимает привалившегося к нему Хью. Он мог бы доверить Милларду своего друга. Действительно мог бы, хотя, кажется, никто его и не спрашивал. - Пенсионеры, мы что, собираемся проспать чертов Новый год? – возопил Хью, проснувшись буквально за одну секунду. – Я вас, черт возьми, спрашиваю! И сон моментально слетел с Джейкоба, даря ему ощущение собственной безалаберности. Сколько одинаковых дней, бесполезных праздников было в его жизни, чтобы он так бездарно проспал этот день и не запомнил навсегда год, когда все наконец изменилось. Он поднялся на ноги. Куда угодно. Лишь бы жизнь продолжала свой новый, удивительный путь.