Дополнительные занятия

Звонок в дверь бил аккурат по ушам, заставляя чуть ли не болезненно стонать и отрывать свое бренное тело от кровати. Ойкава, заспанный, домашний, раздраженный и не понимающий, кому чего надо было от него в единственный свободный день, медленно брел к двери, спотыкаясь о валяющиеся вещи. Дел он никаких не припоминал. Разве что тетради проверить, но уж точно никто не припрется к нему ради такого. Тихо ругаясь, Ойкава открыл дверь, зло уставившись в пришедшего и… Резко оттаяв, растаяв, умерев пару раз и чуть не уронив очки. – Ох… Хаджиме-кун?.. Уже пять?.. – учитель начал оглядываться по сторонам, будто на улице могут висеть часы именно ради того, чтобы забывчивый Ойкава постоянно проверял время. Иваизуми же, увидев, что его сейчас не ждали, тут же поник и начал бормотать себе что-то под нос, краснея и хмурясь. Кажется, он несколько раз сказал слово «придурок», но было не ясно, про себя он или про Ойкаву. Но последний даже внимание на это не обратил, начиная заталкивать мальчика в дом и попутно извиняясь. – Прости-прости, Хаджиме-кун, я уснул и… Знаешь, столько работы, я так устаю… Но на тебя у меня время всегда найдется, не переживай! Давай-давай, проходи, сейчас я заварю нам чай. Тебе черный? Есть еще фруктовый, зеленый, мятный, с бергамотом… О, и я купил тебе конфеты! Ты же вчера про них говорил, да? Я их раньше не пробовал. Не стесняйся, Хаджиме-кун. Не чужие же уже друг другу люди. Тоору довольно улыбнулся и показал мальчику знак мира, отвернувшись к заварочному чайнику, попутно доставая сахар, конфеты, ложки и чашки. Последнее он чуть не уронил, потому что все названные вещи пытался взять одновременно. Иваизуми, следивший за всем этим представлением, насупившись, неожиданно выдал: – Вы выглядите глупым, когда не в школе. Ойкава уронил и ложки, повернувшись к своему ученику и приподняв брови. Хаджиме, тут же прикусив себе язык, выпрямился, будто не собираясь прятаться от потенциального наказания. Он сказал правду, так что с чего бы ему просить прощения и… Шатен вдруг рассмеялся, наклоняясь, чтобы поднять столовые приборы, после направив их на Иваизуми. – Честное слово, Хаджиме-кун, моя последняя девушка сказала мне точно так же. И отвернулся, посмеиваясь и разливая чай. Иваизуми же от реакции своего учителя попросту выпал из реальности, впав в какой-то вакуум и бездумно следя за мужчиной. Брови даже забыли нахмуриться, а рот – держаться закрытым. Ойкава поставил чашки на стол и только тогда заметил степень удивления мальчика. – Ой-ой, Хаджиме-кун думал, что я на него разозлюсь? – он потрепал Иваизуми по волосам, широко улыбнувшись. Брюнет, наконец, придя в себя, тут же забурчал, покраснел и насупился, отталкивая чужую руку и утыкаясь носом в чашку. Умильно улыбнувшись, Тоору сел за стол, наблюдая за учеником, – А не разозлился я потому, что ты так это сказал, будто тебе нравится Ойкава-сан в его естественной среде обитания. Правда же? Ну-у, Хаджиме-кун, скажи же, что на самом деле эта картина – отрада для твоих глаз! Мальчик нахмурился еще сильнее, явно пытаясь скрыть свои глаза бровями, чтобы никакие «Ойкава-саны» не смели туда заглядывать и говорить столь милым тоном такие совершенно идиотские вещи. – Я так сказал потому, что вы выглядите нелепо и все роняете, а не потому, что милый или что-то подобное, – пробурчал Хаджиме, явно желая свалить куда подальше от своего инфантильного учителя. – Хаджиме-кун назвал меня милым! – воскликнул Ойкава, видимо, прослушав всю остальную часть фразы. Честное слово, у Иваизуми руки зачесались – настолько ему хотелось врезать шатену. Будь он старше – точно бы так сделал. И не раз. И даже не два. – Математика, – напомнил Хаджиме, чувствуя себя здесь единственным взрослым. Тоору, тяжело вздохнув, кивнул, как бы извиняясь за свое поведение. Ладно, пора принимать на себя роль учителя, ведь Иваизуми ради этого здесь. Жаль-жаль. Такой интересный ребенок. Хотелось бы узнать о нем побольше. И понять, наконец, почему тот такой агрессивный. Не просто же так он не ладит с остальными. Следующие полчаса они исправно занимались математикой. И, вообще-то, Ойкава тупо не понимал, чего не понимает Иваизуми. Стоило ему дать задание, как через несколько минут он тыкал тетрадь учителю в лицо, радостно восклицая, что «я решил, Ойкава-сан, я все решил!». Ойкава же на это тихо умилялся и скулил в душе, желая, чтобы все его ученики были такими сообразительными и милыми. Чтобы все его ученики были Иваизуми Хаджиме. Ойкава покраснел от своей же мысли, уткнувшись в чужую тетрадь с корявым почерком, проверяя идеально верно решенную задачу и в который раз хваля мальчика, который от этого загорался, как новогодняя звездочка на елке, а потом отбирал тетрадь и решал следующую задачу. И еще одну, и еще. Ойкава лишь диву давался, откуда в нем такая любовь к вычислениям. – Хаджиме-кун, а чем ты занимаешься в свободное время? – невзначай поинтересовался Ойкава, кусая одно из яблок, которые он притащил с кухни для них обоих. Иваизуми, почесав нос, пожал плечами и просто ответил: – Гуляю. И вновь уткнулся в тетрадь. Ойкава, недовольно фыркнув, вновь предпринял попытку поговорить. – А чем ты занимаешься дома? Иваизуми вмиг напрягся, что не скрылось от глаз Тоору. Чуть сильнее сжав ручку, мальчик тихо сказал: – Сплю. В остальное время гуляю. Все? И посмотрел таким серьезным и взрослым взглядом, что Ойкава невольно издал тихое «оу» и замолчал, медленно кивнув. Если это правда, то он почти не бывает дома. Тоору, конечно, слышал, что у Иваизуми какие-то проблемы с семьей, но не разбирался с этим. А, видимо, стоило. Но лезть не в своей дело… Разве это не слишком личное? Мальчик теперь выглядел каким-то раздраженным и решал задачи быстрее и яростнее, один раз надавив на ручку так, что порвал лист. Тогда Ойкава объявил перерыв и усадил Иваизуми перед телевизором, выставив стопку дисков. – Выбирай любой фильм. Я, хоть и люблю математику, но знаю, что от нее надо отдыхать. Мозги спекутся. Иваизуми пробурчал что-то подозрительно похожее на «а у вас уже», а потом начал заинтересованно рыться в дисках, тут же отчего-то радостно подскакивая и впихивая шатену один из них. – Давайте его, Ойкава-сан! Пожалуйста! Я так люблю этот фильм! Ойкава, растерявшись, просто уставился в эти щенячьи глазки ребенка, который так часто пытался казаться взрослым, все же оставаясь таким милым, что, честное слово, Ойкава чувствовал, как его лицо трещит по швам. Удивительно то, как быстро Иваизуми переходил из одного состояние в другое. Улыбнувшись, Тоору кивнул, не глядя беря диск и вставляя в его в дисковод. – Годзилла? – удивленно спросил учитель, посмотрев на мальчика. Иваизуми счастливо закивал, устраиваясь на диване поудобнее. Глаза горели, как тысяча прожекторов, что невольно завораживало учителя, который, честное слово, безумно хотел сейчас обнять это маленькое чудо, так радовавшееся обычному фильму. – Зилла-чан такой крутой! Я бы хотел его когда-нибудь вызвать на бой! – серьезно выдал Иваизуми, улыбнувшись и многообещающе нахмурившись, будто говоря «и я точно победил бы в этой схватке». – Думаю, Хаджиме-кун достаточно крут, чтобы победить даже Годзиллу, – уверенно произносит Ойкава и треплет мальчика по волосам, от чего последний жмурится, якобы неприязненно отталкивая чужую руку, но после уже спокойно устраиваясь под теплым боком взрослого. Последний же, поджав губы, чтобы его улыбка не была уж слишком широкой и довольной, приобнял Иваизуми одной рукой, направляя взгляд в телевизор.

***

Что Ойкава понял за два часа фильма – так это то, что с Иваизуми просто невозможно смотреть фильмы, которые ему очень нравятся. Будьте уверены, этот непоседа раз двадцать вскочит на ноги, победоносно закричит, вскинет руки, сядет обратно, вскочит снова, наконец, смутится, извинится и усядется обратно, совершенно неосознанно обняв Ойкаву с приоткрытым от восторга ртом. И, знаете, что? Ойкаве это безумно понравилось. В голове он уже составил список фильмов, которые они просто обязаны, черт возьми, посмотреть вместе. Потому что видеть этого мальчишку таким счастливым и не скованным – настоящая отрада для глаз. Но вот пошли титры, и Иваизуми затих, все еще прижимаясь к своему учителю и явно о чем-то напряженно думая. И из-за чего-то расстраиваясь. Ойкава удивленно наблюдал за своим учеником, пока тот тихо не сказал: – Мне домой пора. Тоору тут же спохватился, глянув на часы. И правда, уже поздно. Ойкава даже как-то не задумывался над этим, пока мальчик ему не напомнил. Поднявшись, мужчина повел его к двери и помахал рукой, улыбнувшись. – Заходи еще, Хаджиме-кун. Можешь даже не ради математики. Мальчик, растерявшись, вдруг улыбнулся и крепко обнял Ойкаву, от чего последний удивленно пошатнулся, а после быстро убежал, на ходу крикнув бодрое «до свидания, Ойкава-сан». А Ойкава тупо пялился ему вслед, чувствуя, как в районе сердца что-то ощутимо припекает.