I fell in love this summer

От испуга парень дернулся с такой силой, что окна, к которым омега прислонял свои руки, начали дребезжать. Их толстые стекла отражали на своей кристальной глади лучи красного великана, чей лик был укрыт кроной деревьев, словно одеялом. — Ты чего? — С ехидной усмешкой произнес Рэнделл, — Испугался? — Вовсе нет, — Шептал Миша, — Никогда не боялся извращенцев, приходящих из-за углов и хватающих омег за талию. Он насупился. Даня, несколько секунд смотря на фырчащие личико, по-доброму, выражая ласку одним лишь дыханием, притянул все еще младенца к себе. Сильными руками обнял за дрожащую от прикосновений талию, поцеловал горячую щеку, а потом, мысленно прося прощения, перешел к сладковатым губам. Их бархат приятно щипал за сухость уст альфы, и это было приятней самого вкусного латте свежим теплым утром где-нибудь на вершине Нью-Йоркского небоскреба. Продуманный до мелочей и в то же время загадочный, неисследованный поцелуй прокрадывался по коже в виде стаи мурашек. Они, как в ленивом смятении, забирали во власть все большие периметры кожи, уже господствовали на шее, потихоньку захватывали мерею за ушками. Пух от тополей из белых снежинок превращался в рыжую вату, не спеша падающую с желто-голубого неба. Было ощущение, что это облака по-тихому роняют кусочки себя, дабы потом, исчезнув наверху, оказаться на земле и ощупать краем своей горбатой перины траву. Жесткую, острую, по сравнению с ними. Они как люди. Бездумные и бездонные. Ветер смахнул смолистые, жирноватые от грязи волосы омеги с покрасневшего лица. Звон стеклянных листьев потягал за уши обоих ребят, а потом, будто не желая созерцать столь нежный фейерверк, оттянул тела друг от друга. Пришлось подчиниться. — Пугай меня чаще, — Шептал Мишу в сомкнутые губы, отдающие чем-то безумно сладким с маленькой долей чего-то кисленького, — Мне нравится так успокаиваться. Усмешка. Парень соприкасался носами с парнем. Уста так и хотели сойтись, как две детали пазла, но, ветер — наглец, проникал в трещины, пробегал мимо ребят, между их телами ребенком, дергая обоих за рубашки. Ему осталось только поднять обоим веки и прекратить трение лбов, чтобы совсем разрушить этот легкий вкус тающего на языке упоения. Холодный мальчик никак не хотел сдаваться. Явно, он хотел веселой игры, а не фильма в реальном времени. Он даже схватил один лучик, самый красный и сочный, провел его между ребят, запустил его в стекло, и далее красная нить ударилась об мягкий ковер внутри домика. Ах ты, проказник! — Что будем делать? — Наконец-то вырвалось у Дани, — Нельзя стоять тут вечность. — А Жаль, — ребята, укутавшись в призрачное расслабление, отошли друг от друга, — Пойдем смотреть на солнце? — Я уже на него смотрю.