Nohara Rin's post-traumatic syndrome

      — Ужин, — дверь привычно распахнулась. Мужчина неторопливо вошел и, оставив тарелку с едой и стакан воды, собирался уходить.       — Эй, погоди! — я спрыгнула с кровати, желая привлечь внимание этого… надзирателя?       — М? — я понимала, что он был немногословен, но хотелось получить хоть какую-то реакцию.       — Сколько мне ещё здесь сидеть?       — Хм, — подчинённый Орочимару ухмыльнулся, — тебе ещё очень повезло, что ты сидишь именно здесь, а не в Южном убежище*. Там мало кто выживает, — отрезал человек, быстро захлопнув дверь.       — Тц, держите меня семеро, а то я щас рухну в обморок от счастья, — раздосадовано проворчала я и села прямо посреди комнаты, вперившись взглядом в тусклую лампу. — Будто я что-то поняла…       Даже и не знаю, что меня бесило больше: то, что я черт знает, сколько времени не могу душ принять или то, что меня держат за какую-то подопытную крысу в клетке, постоянно снимая показания. У меня не было совершенно никаких предположений, почему я еще жива. Черт его поймет этого Орочимару. Там любой психолог с ума сойдет, если решит с ним поговорить.       Тем не менее я понимала, что Саннину явно интересно. Знаете, первый опыт в воскрешении, как и первая любовь, не забывается никогда. Я сначала пыталась понять, почему на мне нет специфических трещин, как на других более поздних вариантах, но потом сообразила, что тело было практически целым, поэтому не пришлось использовать другого живого человека. Вообще, возвращение Рин к жизни было чем-то вроде разминки, потому что слишком все легко получалось, даже ДНК искать не надо было.       — Черт… Не хочу, не хочу, не хочу! — забывшись я грохнула кулаком по бетонному полу, после чего взвыла не своим голосом, потирая ушибленное место. — А если он меня захочет укусить? Эта ж его техника мне вообще не нравится… Я не хочу быть похожей на какое-то уродище… А если будут еще эксперименты? Пришьет мне чью-то голову и заставит ходить так! — голос дрогнул. Я разревелась. И что мне делать, если я совершенно одна? В том мире меня уже похоронили, а в этой чертовой комнате я, блин, как в том же гробу!       Никому не нужная ошибка в эксперименте…

***

      Когда ко мне вошли следующий раз, я спала. Здесь, под землей, день и ночь смешались, поэтому мои внутренние часы благополучно сошли с ума. Я не понимала, сколько длился час, а сколько день. Только обед и ужин помогали хоть как-то обозначить время в сутках, однако я не уверена, что оно совпадало.       — Пошли, — меня разбудил слегка хрипловатый, но довольно молодой голос.       — М? — я сразу не поняла, о чем говорил этот человек, потому что до сих пор думаю по-русски. Тяжело перестроиться так быстро.       Я вперилась в нависающий надо мной силуэт какого-то молодого человека. Наверное, мое лицо выражало такое непонимание, что тот вздохнул и резко сдернул с меня одеяло.       — Вставай.       — Хорошо, — я кивнула, неуклюже сползая с кровати. Голова раскалывалась, а мысли были еще спутаны, но я отчётливо понимала, что делать нужно все, что говорят. Я, может, смерти боюсь и меньше, но вот боль ужасно не люблю, поэтому болезненная смерть — явно не то, чего я тут хочу достичь.       Если честно, я вообще ничего не хочу. Буду делать все, что говорят, хотя становиться шиноби или что-то в этом духе не горю желанием. Это больно, опасно и страшно. Да и человека я убить не смогу, наверное… Ну, разве что это будет самозащита.       — А куда мы? — я вышла в тусклый, но широкий коридор с довольно низкими потолками.       А в ответ тишина…       Молодой человек отличался от других мужчин, которые меня кормили и следили за мной. Он был намного младше. На вид где-то лет двадцать. Обычно это были побитые жизнью мужики, над которыми явно ставили слишком много экспериментов. А это парень был какой-то слишком обычный, будто даже из моего мира, что, конечно, невозможно. Только высокий очень. Хотя, наверное, это я не привыкла к своему росту. Не знаю, какой он именно, но я достаточно мелкая. Это плохо. Не люблю быть низкой.       — Как тебя зовут?       Молчание.       Я остановилась, четко для себя решив, что нервы сдали окончательно. Все копилось и копилось, копилось и копилось. Сколько я тут сижу? Зачем? Что будет дальше? Я действительно ошибка? Мне слишком тяжело ничего не знать…       — Эй, может, перестанешь меня игнорировать и подаришь хоть каплю своего драгоценного внимания? — на этот раз это прозвучало громче и увереннее. Видимо, у меня исчезли остатки мозга, раз я позволяю себе откровенно нарываться. — Я чувствую что-то неладное…       — Значит, собери свои нервишки в кулак и молись о том, чтобы не сдохнуть от плохого предчувствия, — фыркнул он. Это ж где таких дерзких дебилов делают?       — Не знала, что Орочимару ставил эксперимент по удалению мозга у человека, — случайно ляпнула, сразу же прикрыв рот рукой. Это привычка. Ужасная привычка. Последнее слово всегда за мной, но это был явно не тот случай.       Я дура.       — Если ещё раз выдашь хоть что-то подобное, я тебя сгною в самом дальнем углу этого чертового убежища, а еще лучше, — отправлю в Южное, прямиком в камеру с заключенными, — казалось, он сейчас настолько наслаждается своей властью надо мной, что может лопнуть от гордости. Но в пресловутое Южное убежище мне не хотелось совершенно. Я заткнулась.       Мы зашли в какую-то комнату. Она была освещена получше, чем моя, да и размером побольше. По периметру стояли какие-то шкафчики, металлические и деревянные столы, пара кушеток, ширма. В общем, все очень минималистично. Пока я рассматривала помещение, желая наполнить мозг хоть какой-то новой информацией, тот молодой человек куда-то отошел.       — Возьми это и переоденься, — мне в руки неожиданно ткнули какую-то одежду. От неожиданности я сразу ничего не поняла, а вещи случайно выпали из рук. Засуетившись, я принялась собирать их, выслушивая неодобрительные вздохи того идиота.       Собрав всё, я отправилась за ширму. Наконец-то сменить некое подобие больничной рубахи на нормальную одежду было хоть какой-то радостью. Тем более, что вещи более менее нормальные. То ли топ, то ли что-то вроде спортивного лифчика (не знаю, как шиноби здесь называют эту фигню), бриджи и какой-то халат средней длины с поясом. Вообще, все это можно было бы назвать кэйкоги*, но в немного шинобской версии. Короче, главное, что ничего не мешает и не сковывает движений, удобно и не пачкается.       Хотя я понятия не имею, почему об этом думаю.       — Всё, — я вышла из-за ширмы, одергивая халат.       — Отлично, — меня резко передёрнуло, потому что голос Орочимару других эмоций вызывать не может. Я почувствовала себя мышью, чья мышеловка как раз только что захлопнулась.       — Здравствуйте, — я нервного сглотнула, судорожно выдохнув.       За Орочимару стоял тот идиот, делая, наверное, самое серьёзное выражение лица, на которое был способен.       — Джун, исчезни, — бросил Саннин, даже не глянув в сторону паренька. Тот немного сник, как мне показалось. Впрочем, пускай валит, потому что его надменный взгляд меня сбивает.       — Всё ещё пытаешься понять, зачем ты мне? Почему всё ещё жива, ведь ты всего лишь неудачный эксперимент? — он обошёл меня и встал около одного из столов.       — Уверена, что Вы ничего не делаете просто так, — я нервно мяла край халата, пытаясь угомонить трясущиеся руки.       — Хм, — мне показалось, что он будто бы что-то для себя отметил. — Не вижу смысла скрывать истину. Рин была джинчурики Санби. Чакра Хвостатых — уникальный материал, который открывает безмерное количество совершенно новых перспектив.       — Но она же умерла, а значит, Санби возродится и получит другой сосуд, — да, эту статью я тоже читала.       — Слишком много специфических знаний для посредственной души, — он говорил не оборачиваясь. Явно совершал какие-то приготовления. Да, для моих похорон. А вообще, это немного странно, что Орочимару до сих пор не решил узнать побольше о том, откуда мне известны некоторые подробности этого мира. Я бы сказала, что это даже подозрительно. — Тогда ты, должно быть, слышала о Кингин Кьёдай*? Две недели они провели внутри Девятихвостого, употребляя его плоть, таким образом заставив их выплюнуть. После этого Кинкаку и Гинкаку стали псевдо-джинчурики. Неужели ты думаешь, что в теле настоящего Джинчурики не останется ни капли чакры биджу, если его извлекут?       — Я… — внезапный кашель заставил прерваться, — я думаю, что во мне никакой чакры не осталось. В любом случае, мне даже неизвестно, как ей пользоваться.       — Совершенно точно, — он обернулся ко мне, криво ухмыльнувшись в своих лучших традициях. — Сядь, — Саннин кивнул в сторону кушетки. Тут я поняла, что жизнь — это та еще задница, а мои «весёлые» приключения только начинаются.       — Вы меня убьете? — здесь даже появилась некая надежда на быструю смерть, потому что, если подумать, что он делал с людьми, то оказывается — лучше просто сдохнуть.       — Нет, — отрезал он, подойдя ко мне. — Разжуй это, — Орочимару с совершенно невозмутимым видом протянул мне какую-то таблетку. Деваться было некуда, поэтому я её сожрала. А мама ведь говорила, что брать что-то из рук у подозрительных мужиков нельзя.       И тут я поняла, что перестаю контролировать своё тело. Ноги, руки, голова — всё становится таким тяжёлым, что я не могу нормально сидеть. Орочимару это заметил и, слегка ткнув куда-то в область моих ключиц, сделал так, что я грохнулась на эту кушетку, как мешок с картошкой.       — Твои каналы чакры в ужасном состоянии, поскольку они практически полностью ссохлись от пережитого, поэтому я не могу получить нужные образцы. Конечно, можно было бы тебя убить, но достать материал из трупа пусть и возможно, но намного проблематичнее, — Саннин закрыл мне глаза всё той же бумагой со странными символами и сам, кажется, сложил какие-то печати. Видеть я не могла, но по звукам было похоже. — Придётся немного потерпеть, пока каналы расширятся до нормальных размеров. Обычно это не больно, но ужасно медленно, а я не намерен ждать. Ты станешь отличной подопытной.       Это было последнее, что я услышала, ибо дальше начался такой трындец, что все мои болячки, страхи и переживания просто уходят на третий план. Эта чёртова пытка затмила всё. Мне показалось, что я внезапно ощутила боль в каждом нерве своего тела. Внутри все просто адски горело, а мне хотелось лезть на стенку или просто сдохнуть, но я не могла и пальцем пошевелить. Мозг вообще грозился вот-вот взорваться, а глаза, наверное, повылетали бы из глазниц, если бы они были открыты. Мне показалось, что у меня помутнилось сознание, и я начала воспринимать все в бреду, потому что терпеть это не выходило. Непроизвольно из глаз потекли слезы, а все тело будто раздавили. Самым жутким было то, что не получалось даже потерять сознание от болевого шока, поэтому эту боль приходилось терпеть и терпеть, терпеть и терпеть. На секунду мне показалось, что я так могу с ума сойти.       Но теперь я понимаю, что это было только начало. — Южное убежище — Южное убежище Орочимару расположено на острове, находящимся рядом с границей Ивагакуре. Убежище было представлено, как тюрьма, в которой находится большое количество тюремных камер и надзирателей. В этом месте, находились почти все заключённые Орочимару. — Кэйкоги — униформа, носимая при занятиях боевыми искусствами. — Кингин Кьёдай, также известные как Футатсу, но Хикари (二つの光, «Два луча») — два известных шиноби из Кумогакуре с именами Кинкаку и Гинкаку, которые являются дальними потомками Рикудо Сеннина.