Черный хвост Обскура

      Грейвс поморщился от витающего вокруг запаха лекарств и открыл глаза, уставившись в белый больничный потолок. Обезболивающие действовали, но... Поморгав, он повернул голову влево, пару мгновений поразглядывав казенную стену, и вправо, столкнувшись взглядом с Порпентиной, которая явно хотела что-то сказать. — Голдштейн, — голова гудела, и он поморщился от неприятных ощущений. — У меня три вопроса...       Она подобралась и подсела ближе, внимательно глядя на начальника. — Первый — сколько я провалялся? — Двое суток, — легко улыбнулась она. — Врачи говорят — повезло. Попади пуля чуть правее или левее, все могло бы быть гораздо хуже, а так — ничего важного не задето, только крови много потерял. — Меньше пить надо, чтобы мимо сердца не промахиваться. Хм-м-м... Его взяли? — Да, — кивнула она. — Харрисон долго матерился, что ты туда сам полез, но в итоге он в него всеми зубами вцепился. Так просто не отпустит. Этот уже кресло в новый кабинет присматривает, — сморщила нос Тина. — Повышение будет получать твоими стараниями. — Пусть... — слабо отмахнулся Грейвс. — Куда его отправляют, не знаешь? — Харрисона? — Да Гриндевальда же! — рявкнул Персиваль, и в эту же секунду пожалел о своей несдержанности — тело ответило сильным головокружением. — А... Вроде я слышала, что в Чикаго. И хорошо, что туда. — Чикаго — это хорошо, да, — легкая торжествующая улыбка пробежала по лицу Грейвса. — Потому что Чикаго — это плохо. И третий вопрос: почему ты здесь торчишь, а не на работе?       На лице Тины отразилась обида. — Во-первых, — передразнила она его, — это уже четвёртый вопрос, если анальгетики тормозят твой мозг. А во-вторых, если бы я тут не торчала, то кто бы тебе ответил на первые три?! — Справедливо, — кивнул Грейвс, тихо фыркнув. — А теперь, с вашего геройского позволения, я отправляюсь в управление! — показав ему язык, она направилась к двери. — Чем сделаешь мне невозможное одолжение! — крикнул он вслед и закашлялся.       Когда дверь за Тиной закрылась, Персиваль неохотно поерзал на жесткой койке, устраиваясь удобнее, погладил несколько раз отчаянно саднящее место ранения, словно таким образом хотел успокоить боль, и прикрыл глаза, вспоминая.       Когда он услышал от Криденса, что заставлял его делать Гриндевальд, все, чего он хотел — это достучаться до мальчишки, объяснить, что он тут ни при чем. Но потом до него дошло, что он собрался просить прощения за то, чего не делал, и Грейвса словно бы обдало ледяной водой. Тщетно пытаясь вспомнить, когда это с ним произошло, когда он стал готов так унижаться, и решив, что за чужую вину он оправдываться не намерен — Персиваль медленно сошел с крыльца Бэрбоуна, сел за руль своего старенького «Ниссана» и отправился прямиком в управление.       Ему больше всего хотелось открыть дверь в кабинет Геллерта с ноги и превратить его самодовольное лицо в кровавое месиво, но огромным усилием воли он взял себя в руки, решив действовать законными методами. Прекрасно понимая, что сам прижать Гриндевальда так крепко, как ему бы этого хотелось, он не сможет, Грейвс провел следующий месяц в режиме ищейки, возвращаясь домой лишь для того, чтобы отключиться на несколько часов, и снова отправиться на работу. Персиваль поклялся себе, что если и в этот раз не сможет собрать доказательную базу, достаточную для пожизненного, то подаст в отставку и уберется прочь из Нью-Йорка.       «Дерьмово выглядишь», — то и дело слышал он и лишь кивал в ответ, отмахиваясь, собирая улики и не прерывая наблюдение. Прекрасно понимая, что времени до того момента, когда Геллерт поймет, что под него копают, остается не так уж много, как и шансов, что тот останется в неведении, Грейвс подготовил дело и передал его федералам.       Казалось, он мог бы на этом и успокоиться, но, узнав о готовящемся штурме, заявил, что хочет лично участвовать. Зачем? Себе он объяснил это тем, что хочет в последний раз посмотреть в глаза Гриндевальду, прежде чем его упекут в тюрьму до конца его дней. И Грейвс не мог со всей уверенностью сказать, правильным было это решение или нет.       Как сейчас, в ушах звучали слова подонка:       «Думал, нашел себе парнишку, с которым уплывешь в закат, а, Грейвс?»       Гриндевальд забаррикадировался на складе, в отделе бакалеи, вдвоем с Персивалем. Пока группа захвата выбивала массивную противопожарную дверь, между ними не утихала перестрелка.       «Ты же вроде не слабоумный! Так раскинь мозгами!»       Грейвс перезарядил пистолет, несколько раз выстрелил и чертыхнулся — пробив мешки с мукой, которая тут же взметнулась в воздух, он сделал видимость практически равной нулю.       «Он не будет катать тебя в кресле по парку, когда ты состаришься!»       Пуля просвистела над головой, но Грейвс успел пригнуться, скрывшись за стеллажом с крупой.       «Как только найдет кого-то поудобней и помоложе, так только ты его и видел!»       Гриндевальд явно хотел вывести его из себя и теперь целенаправленно этого добивался. Персиваль, сжав зубы, высматривал среди белой взвеси фигуру в черном.       «Ты кретин, если ты этого не понимаешь!»       Геллерт тоже успел заметить его и, хоть они оба выстрелили практически одновременно, пуля настигла Персиваля раньше, адской болью опалив грудь. — И из-за этой малолетней соски ты все это устроил?! — торжествуя, выплюнул Гриндевальд перед тем, как выстрел Грейвса пробил его голень, и он с воплем упал на пол. В следующее же мгновение дверь распахнулась, пропуская спецназовцев, которые тут же заломили руки Гриндевальду, а истекающий кровью Грейвс прежде, чем отключился, успел заметить его сумасшедший оскал.       «Я еще вернусь», — прочитал он по губам.