Черный хвост Обскура

      Криденс не понимал, зачем он пошел в суд. Не понимал и того, зачем в первый же разрешенный для свиданий день отправился в тюрьму, и что заставило его слушать оскорбления от Мэри Лу, вновь чувствуя себя беззащитным, маленьким, словно бы раздавленным катком... Глядя в окно автобуса, везущего его прочь от окружной тюрьмы, он считал мили, проносящиеся за окном, чувствуя себя полным ничтожеством.       «Я пыталась сделать из тебя человека, но не все можно исправить. Человека из тебя не вышло. Ты — мелкий грязный щенок без мозгов, который никому не нужен, — твердо и убежденно, словно читая проповедь, говорила Мэри Лу, с нескрываемым отвращением глядя на своего приемного сына. — И этому мужику, который пользует тебя, ты тоже скоро станешь не нужен — он выкинет тебя прочь, когда ты ему надоешь».       Криденс почувствовал, как от воспоминаний в горле встал комок, и сделал глубокий вдох, потом еще, и еще... За последнее время он и так слишком часто плакал без причины, постоянно хотел спать и с трудом волочил ноги. Особенно легко слезы подступали от мыслей о Персивале.       Криденс мог с уверенностью сказать, что влюблен. Он никогда не встречал того, в кого было бы так легко влюбиться, как в мистера Грейвса. Нет, он не был кем-то вроде принца — или даже, скорее, короля — из сказки, не был ни ослепительно красив, словно киноактер — как оказалось, на его теле было тоже немало шрамов, ни изыскан. Но каждый раз, вспоминая дни, проведенные с ним вместе, Криденс чувствовал, как внутри разливается тепло — ведь Персиваль стал первым, кто относился к нему так, словно он был... особенным? Тем больнее было от понимания того, что больше ему этого никогда не испытать.

***

— Сегодня утром ты опоздала, — мрачно возвестил Грейвс, когда запыхавшаяся Порпентина влетела в кабинет, кинув на стол кипу документов. — В очередной раз. — Каюсь, — бросила она на него виноватый взгляд. — Такого больше не повторится! —Что-то подобное я слышал вчера. И позавчера. И, кажется, неделю назад, — нахмурился Персиваль. — Если ты остаешься ночевать у своего коновала... — Он зоолог! — вскинулась Голдштейн, перебивая его. — Однохренственно, — отрезал Грейвс. — Если ты теперь добираешься по утрам от центра, то будь добра, рассчитывай время. — Окей, — фыркнула Тина. — Тебе и самому бы не мешало пару раз в неделю откуда-нибудь из другого места до работы добираться. А то на людей уже кидаешься, — прихватив из ящика стола пару папок, она исчезла прежде, чем испепеляющий взгляд Персиваля успел ее настигнуть.       Его темные мысли, порождающие раздражение, не дававшие ему покоя, лишь подстегнул телефонный звонок, прозвучавший уже в конце дня. Увидев на экране телефон управляющей хосписом, Персиваль ощутил легкий укол беспричинного беспокойства от воспоминаний о Криденсе. — Грейвс, — снял трубку он. — Привет, — голос Ивонн на том конце трубки звучал не очень-то решительно, — я понимаю, что не совсем по адресу, но тот парнишка, которого ты к нам устроил... — Что с ним? — подскочил в кресле Персиваль. — В том-то и дело, что я не знаю, — вздохнула она. — Уже скоро неделя будет, как его на работе не видели. Адреса его у нас нет, телефон он не берет. Просто рук не хватает, а желающих много...       Грейвс почувствовал, как внутри у него все похолодело. — Понял, — бросил он, на ходу надевая куртку. — Делай, что надо. Я разберусь.       Он нажал на кнопку «отбой», так и не дослушав Ивонн, и попрощался с Куинни, сидящей у его кабинета. Уже через четверть часа Персиваль стоял у двери Криденса. Тот и впрямь не отвечал на звонки — телефон был недоступен, сколько бы Грейвс ни набирал его номер. Прикидывая, как лучше ударить, чтобы дверь открылась, он подергал ее за ручку и понял, что она не заперта.       Когда он оказался внутри, ему пришлось долго приглядываться — вокруг царила темнота, свет исходил лишь от лампочки над раковиной, под завязку заваленной посудой. В доме было зябко. Недолго думая, он взлетел на второй этаж по скрипящей лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и осмотрелся — Криденса нигде не было видно.       Он бы так и ушел ни с чем, если бы не услышал шорох одеяла из спальни и тихий вздох. — Криденс, — позвал Персиваль, осторожно направляясь туда, — ты здесь?       Ответом ему послужила лишь тишина, в которой едва было слышно легкое дыхание.       Грейвс нашел его, укрывшегося едва ли не с головой, уткнувшегося лицом в подушку. — Криденс? — осторожно дотронулся он до плеча. — Отстаньте... — слабым голосом простонал тот и зарылся в подушку еще сильнее. — Что случилось, Криденс? — что-что, а отставать Грейвс не собирался точно. — Просто уйдите... — скривил губы Бэрбоун.       Персиваль вздохнул, окинул взглядом комнату, заваленную мусором вперемешку с одеждой и, сосчитав в уме до десяти, сдернул с него одеяло.       Криденс не особо сопротивлялся, лишь морщился, когда Грейвс, подсвечивая себе фонариком, проверил его зрачки. Удовлетворившись увиденным, он на всякий случай закатал рукава свитера, высматривая следы от уколов, но не нашел ничего, кроме следов от зубов. — Криденс, — заглянул ему в глаза Персиваль, рассеянно гладя по спутанным давно не мытым волосам. — Ты заболел?       Бэрбоун ничего не ответил, лишь прикрыл глаза и повернулся набок, натягивая одеяло обратно на себя, будто кокон.       «Нет, так не пойдет», — покачал головой Персиваль, уже приняв решение. Он, в очередной раз раскутав Криденса, подхватил его на руки и понес прочь из спальни, старательно переступая через валяющийся под ногами мусор. — Отпустите... — прохныкал ему в плечо тот, но слушать его Грейвс не собирался. — Пойдем, — прокряхтел он, ногой открывая дверь черного хода. — Приведем тебя в норму.       Грейвс занес его в собственный дом и, не мешкая, потащил наверх, где раздел, попутно наполняя горячую ванну. Закатав рукава, он до красноты тер жесткой мочалкой тело Криденса, сам в это время следя за его реакцией, которой не было — юноша оставался пугающе безучастным. Как следует выполоскав мыло из волос, Персиваль завернул его в большой махровый халат.       Донеся Криденса до своей кровати, Грейвс устроил его на подушках и, поколебавшись пару мгновений, улегся рядом, обняв его и положив руку на живот. Теперь, когда к его груди прижималось ставшее уже таким родным тело, бессонница отступила, и Персиваль, почувствовав, как глаза закрываются, мазнул губами по шее Криденса и уснул, крепче притягивая его к себе.