Персиваль, тщательно сверившись с рецептом на экране ноутбука, натер индейку специями и принялся нарезать апельсины, не без затаенной улыбки наблюдая за Криденсом, украшающим большую елку, занявшую едва ли не четверть гостиной. Он уже много лет игнорировал рождественскую суету — какой у нелюдимого холостяка семейный праздник? Но теперь, когда он больше не был один — да еще и узнав, как праздновалось Рождество в семье Бэрбоунов — Грейвз пообещал себе, что сделает все, чтобы порадовать Криденса. На следующий же день он приволок домой пушистую зеленую ель, и то, как загорелись глаза Криденса, почуявшего аромат хвои, наполнивший дом, было лучшей наградой за все старания.
Игрушки нашлись в кладовке, и теперь, пока Грейвс занимался ужином, изображая из себя хорошую стряпуху, Криденс украшал ель, развешивая яркие шары по ветвям. Персиваль не мог не смотреть на него, и каждый раз, ловя его взгляд на себе, Криденс неминуемо смущался, краснея и опуская голову, но спустя пару минут, забывшись, снова расплывался в улыбке и начинал едва заметно пританцовывать под тихую музыку, доносящуюся из колонок приемника.
Грейвс запихнул внутрь индейки последнюю дольку и, скрестив на удачу пальцы, поставил ее в духовку. Криденс же, тоже почти закончив с украшением, достал со дна коробки звезду и встал на цыпочки, примеряясь к верхушке. При этом его футболка задралась, обнажая изгиб поясницы. Персиваль быстро стянул с рук прихватки и буквально в считанные секунды оказался рядом.
Криденс вздрогнул, когда теплые ладони очутились на его талии и нежными поглаживаниями прошлись по животу. Он подался назад, прижимаясь спиной к груди Персиваля и, невнятно пробормотав что-то о щекотке, откинул голову тому на плечо, подставляя шею под поцелуи.
— У тебя там... не сгорит ничего? — полузадушенно спросил Криденс. Твердость голоса подвела его на последнем слове, когда Грейвс обвел пальцем напрягшийся сосок.
— Если верить рецепту, три часа у нас точно есть... — шепнул ему на ухо Персиваль.
— Целых три... — выгнулся Криденс, прикрыв глаза от удовольствия и, не сдержавшись, повернулся к Грейвсу лицом, целуя, запуская руки под его футболку.
Оторвавшись от Криденса только затем, чтобы помочь себя раздеть, заодно раздев и его, Персиваль вновь прижался губами к шее любовника, спускаясь поцелуями все ниже и ниже, зацеловывая ключицы и плечи.
— Наверх? — спросил Персиваль, когда пальцы Криденса расстегнули молнию на его джинсах.
— А как же атмосфера Рождества? — покачал тот головой, подталкивая его к дивану, на котором Грейвс вытянулся, увлекая за собой Криденса.
То, как он раскрылся, стал увереннее в себе, не могло не радовать Персиваля, и он с трудом узнавал в этом чувственном соблазнителе того самого юношу, который в их первый раз, слегка заикаясь, просил Грейвса не включать свет. Освободившись, наконец, от оставшейся одежды, он закинул ноги на бедра Криденса, притягивая его к себе.
— Куда мы смазку засунули? — выдохнул тот в его губы, прежде чем поцеловать снова.
— Под средней подушкой... — ответил Грейвс, нехотя отпуская Криденса из объятий.
После, когда они уютно устроились вдвоем на узком диване, Персиваль невесомо гладил его по взмокшей спине и молчал — в голове было восхитительно пусто.
— Знаешь, — Криденс, не выдержав, первым нарушил тишину гостиной, — я не хочу ждать вечера... Давай дарить подарки прямо сейчас?
Каждый раз, когда Бэрбоун открыто, без тени застенчивости заявлял о своих желаниях, Грейвс чувствовал, что внутри разливается умиротворенное тепло, точно такое же, какое он испытывал сейчас. Поэтому он согласился, лишь с долей сожаления отметив, что придется вставать — ему казалось, что он был готов так лежать, прижимая Криденса к себе, целую вечность.
— Почему бы нет? — потянулся он. — Тогда я за подарком, — Персиваль нехотя влез в джинсы и поднялся по лестнице, оставив Криденса внизу.
Он не был уверен, придется ли его сюрприз Криденсу по душе, доставая из томика Кинга на полке конверт. Возможно, если бы он знал, что не он один сомневается в эту минуту, ему было бы легче. Внизу Криденс встретил его с объемным пакетом в руках, закусив губу и нервно пританцовывая.
— Я не знаю, носишь ли ты такое, чаще всего я вижу тебя в форме, но... — Бэрбоун неловко замолчал, прервавшись. — Я его как только увидел, сразу подумал, как он будет смотреться на тебе, — закончил он и повесил на шею Персивалю синий кашемировый шарф. — Тебе идет.
Грейвс не видел себя в зеркало, но, невольно погладив приятную на ощупь ткань, он уже заранее знал, что эту вещь он совершенно точно будет носить. Поймав себя на мысли, что его подарок совсем не такой личный, как у Криденса, он все же молча протянул ему конверт.
— Ты шутишь, да? — воскликнул тот, едва его открыл.
— Мне показалось это неплохой идеей, — пожал Грейвс плечами, словно оправдываясь. — Возможно, место слишком тихое, и развлечений там не так много, но... — он умолк, когда увидел на лице Криденса неподдельный восторг.
— Гавайи! Да я даже в летний лагерь никогда не выезжал! — расплылся тот в улыбке, и от этого зрелища сердце Персиваля дрогнуло.
— На пять дней вместе нырнуть в лето — это же неплохо, да? — облегченно обнял его Грейвс. — Погода там хорошая, вода теплая...
Вместо ответа Криденс нашел его губы своими, но в следующее мгновение испугано отпрянул — стоящая неподалеку елка с грохотом повалилась на пол. Пока Персиваль пытался сообразить, где он ошибся, устанавливая ее, Криденс, не удержавшись, прыснул, увидев выползающего из-под дерева, жмущегося к полу Обскура.
***
— Смит, зайди, — высунулась Джейда из своего кабинета, провожая взглядом работниц после ужина. Она смотрела в спину Мэри Лу, моющей овощи — та и ухом не повела. — Смит, ты оглохла, черт возьми?!
Заметив, что осталась на кухне одна, Мэри Лу вздрогнула и обернулась.
— Я Бэрбоун, — кивнула она на бирку, избегая смотреть приближающейся Джейде в глаза.
— Да мне наплевать на твоего трахнутого Иисусом в мозг говномужа, — выплюнула Джейда ей в лицо, жестко схватив за локоть и толкнув к противоположной стене, отчего Мэри Лу вскрикнула, больно ударившись лопатками. — Для меня ты была, есть и останешься Смит. Поняла?
Мэри Лу кивнула, сжав губы. Упрямая ямочка на ее подбородке стала еще заметней, и Стюарт, увидев это и усмехнувшись, потянулась за поцелуем, но та резко отвернулась. Жесткие руки Мэри Лу уперлись в плечи Джейды, больно сжав.
— Ты подставила меня... — зло просвистела она сквозь зубы. — Использовала! Бросила с товаром и смылась! И то, как мне пришлось выкручиваться — не твое собачье дело. Ну что, далеко удалось убежать, прежде чем тебе руки за спину, а? — выдохнула она ей в лицо и, толкнув, вышла прочь из кухни.
Стюарт оценивающе посмотрела ей вслед, невесело усмехнувшись себе под нос:
— От тебя убежишь...
***
Оставался еще один подарок, который Криденс должен был вручить. Он постучал в дверь опекунши Модести, предварительно посмотрев на часы и решив, что вряд ли они уже успели сесть за стол. И уж тем более, в рождественскую ночь никто еще не лег спать. Миссис Росс открыла дверь, украшенную венком, и ее лицо мгновенно приняло кислое выражение, стоило ей увидеть на пороге Бэрбоуна.
— Могу я увидеть Модести? — спросил он, оставив ее гримасу без внимания.
— Мне кажется, вы и так часто видитесь. Слишком уж часто, — процедила она и прикрыла дверь перед его носом.
Криденс, которого было уже не смутить этим, ставшим традиционным, жестом, остался терпеливо ждать на крыльце. И через пару минут к нему в объятия впорхнула на ходу натягивающая пальто Модести.
— Привет, мелкая, — прижал он ее к себе крепче, когда ощутил на своей шее ее маленькие, но крепкие ручки. — С Рождеством...
Заметив, что из окна за ними смотрят, он взял ее ладонь и повел в сторону, туда, где на другой стороне улицы стояла небольшая скамейка.
— Я скучала, — выпалила Модести сразу же, как только уселась рядом. Криденс обнял ее, достав из кармана коробку с новеньким телефоном, купленным специально для нее.
— Знаю, я тоже. Держи, — протянул он ей подарок. — Там есть мой номер, и когда ты соскучишься снова, ты сможешь просто меня набрать.
Модести, кинув беглый взгляд в сторону дома, замотала головой.
— Нет! Лучше не надо.
— Но почему? — опешил Криденс, пытаясь сообразить, что он сделал не так.
— Миссис Росс будет недовольна. Она будет ругаться, — пробормотала Модести, глядя на дорогу. — Она уже ругается. Когда ты приходишь.
— Она бьет тебя? — взял он ее за плечи и развернул к себе, нервно сглотнув. — Ну? Бьет?
— Нет, — она подняла на брата открытый, но невеселый взгляд, — просто ругается. По-разному. Смотрит в потолок и спрашивает, когда ты отстанешь. Но ты все равно приходи, ладно?
Криденс кивнул, ужаснувшись облегчению, которое испытал только лишь от того, что Модести здесь не трогают. Она, уткнувшись ему в куртку, тихо, словно ступала на тонкий лед, спросила:
— Потом, когда-нибудь, ты заберешь меня к себе? Туда, где ты живешь?
Под конец она совсем стихла, прикусив язык, вспомнив, что просить нельзя — и так уже о многом сегодня просила — и зажмурилась. Криденсу стало горько, едва он вспомнил себя в детстве, когда он вел себя точно так же, как Модести сейчас. От собственной беспомощности стало дурно — он прекрасно понимал, что не вправе давать никаких обещаний, но и промолчать не мог. Сделав глубокий вдох, он погладил ее по голове:
— Я что-нибудь обязательно придумаю...
