Наполеон (the napoleon)

Привык я думать, что любовь всего лишь сказка Но было то до первого привет, улыбки первой И если мне придется повторить всё это, не изменю ни грана Ведь вечная она Внезапно – жизнь озарилась новым смыслом Над всем царит краса незамечаемая прежде Проснулся и внезапно – ты влюблён.

-Billy Ocean, “Suddenly”

* Они едва успевают войти, как Шерлок разворачивается и целует Джона. Жарко, нетерпеливо и, возможно, самую малость нервно, как будто он не до конца верит, что ему всё еще позволено находиться в святости этих стен: их дома, их жизни, чего-то более значимого, чем грязный переулок, задымлённый танцпол или подогретая адреналином победа. Джон постанывает под его губами, притягивая его поближе (у них обоих холодные носы, и они трутся друг о друга) и одновременно отталкивает, вжимая спиной в стену у подножия лестницы, где он может удерживать Шерлока на одном месте и целовать его, пока тот не поверит, что Джон здесь и всегда будет здесь. Это началось здесь, у подножия лестницы – их разделённый смех – и Джон ничего не может с собой поделать. Он начинает хихикать прямо Шерлоку в губы и продолжает, пока уже не может продолжать поцелуй. – Я думал тогда об этом, здесь, – говорит он, целуя Шерлока в щеку, прослеживая линию подбородка. – О тебе. У Шерлока такая тёплая кожа. Его шея пахнет потом, дымом и ветивером. – Я тоже думал о тебе, – признаётся он. – Ты сказал, что женат на работе. Шерлок хихикает. Этот звук – низкий и бархатный, закручивается у Джона жидким золотом вокруг позвоночника и устраивается где-то в районе бёдер. – А затем, я пригласил тебя стать её частью, – отвечает Шерлок низким, напористым голосом. Джон отчаянно стонет и снова целует его, на этот раз сильнее, легонько прикусывая и чувствуя, как Шерлок неуверенно скользит языком по его губам. Джон целует его, пока у того не перехватывает дыхание. Целует его, пока бёдра Шерлока не вжимаются в его бёдра, пока руки Шерлока не забираются под его изрезанную рубашку, пока сам Джон нащупывает дрожащими пальцами пуговицы на жилете Шерлока. Пока не открывается входная дверь. Джон вздрагивает и отстраняется, а в квартиру, в облаке струящейся сиреневой ткани, вплывает миссис Хадсон и внезапно замирает на пороге, разглядев мизансцену у подножия лестницы: Шерлок, тяжело опирающийся на стену, Джон, едва ли в шаге от него, и оба они с трудом переводят дыхание. А, и жилет Шерлока расстёгнут наполовину, начиная снизу. – Ох, – произносит она, поправляя в волосах свою тиару и даже не пытаясь скрыть ликование, – мальчики, надеюсь, я вам не помешала? Джон пытается сказать "совсем нет", но это настолько очевидная ложь, что у него язык не поворачивается. Вместо этого он смотрит на Шерлока в поисках совета, но тот лишь слабо мотает головой, и в итоге они оба пожимают плечами с глупым видом. – Надеюсь, вы двое хорошо провели вечер, – продолжает она вопросительным тоном, не дождавшись подробностей. – Я в этом вполне уверен, – отвечает Шерлок, впечатляюще невозмутимый для человека, прерванного в процессе целеустремлённого развращения. Он отстраняется от стены и выпрямляется, расправляя лацканы камзола, как будто это поможет ему выглядеть менее расхристанным. Джон давит рвущийся наружу смех. – Я также уверен, что и у вас вечер прошел хорошо. Миссис Хадсон хихикает и, похоже, в итоге решает оставить их в покое. – О, да, – соглашается она, проскальзывая мимо них в свою квартиру. – Не бывала на такой хорошей вечеринке с 72 года! Джон смотрит, как она удаляется, шелестя юбкой сиреневого платья, и тут он понимает нечто, что он бы не хотел понимать. Он зажмуривается, но осознание не исчезает и, обернувшись, он шепчет Шерлоку: – А на ней было именно это платье, когда... – Нет, – прерывает его Шерлок. – Не спрашивай. Ради бога, не спрашивай. – Затем, повысив голос: – Спокойной ночи, миссис Хадсон. – Спокойной ночи! – напевает она в ответ. – Постарайтесь не шуметь, ладно? Я сегодня прилично вымоталась. О, боже. Джон больше не может сдерживаться. Как только за миссис Хадсон закрывается дверь, он начинает смеяться, он просто лопается от смеха, вжимаясь свекольно-красным лицом в плечо Шерлока, и пытаясь вздохнуть. Шерлок тоже смеётся, хотя и не так сильно. Наконец он справляется с собой: – Пойдём, пока она не вернулась, – зовёт он и тянет Джона в сторону лестницы. * Шерлок должен что-то сделать. Должен ли? Внезапно он желает, чтобы на нем сейчас было его пальто и шарф, просто чтобы у него была возможность заполнить пространство и собственные руки их снятием. Стоит ли ему приготовить чай? Время ли сейчас для чая? Джону нравится пить чай, когда он обсуждает то, что считает важным. Например: "Серьёзно, о чём ты думал, ты почти умер, болван", или "Итак, касательно той вещи в ванной". Они сейчас будут обсуждать происходящее, или просто устроятся на диване и немного пообжимаются? Или много – пару часов? Должен ли он пригласить Джона в спальню? Или это слишком? Или это уже нарушение границ? А где вообще границы? Как он может одновременно уважать их и стирать? Вместо того, чтобы просто притащить Джона назад к подножью лестницы и продолжить с того места, где их прервали, раз уж, похоже, там они со всем разобрались, Шерлок закладывает руки за спину и ждет, что будет делать Джон. На другом конце комнаты Джон потирает свой загривок и смотрит на Шерлока. Их молчание растекается по гостиной, освещенной только светом звёзд. Оно напряженное, многозначительное и немного неуверенное. В итоге, Джон глубоко вздыхает, собираясь (даже мысль о том, что Джону, как и Шерлоку, требуется собраться, пьянит и возбуждает), и слабо ему улыбается. – Мы ведь так и не закончили наш танец, не так ли? Осознав предложенное, Шерлок не удерживается от ответной улыбки – немного напряженной и застенчивой. – Не закончили. Какое-то мгновение Джон рассматривает его, потом подходит к столу и, включив радио, крутит настройки в поисках хорошей станции, пока пространство не заполняется голосом Билли Оушена. Убавив громкость, он поворачивается к Шерлоку, раскрывая руки в объятиях, и тот оказывается в них, сделав шаг. Это была длинная ночь, и внезапно, в безопасности объятий Джона, всё будто перемешивается: вечеринка, танец, убийство. Смотреть на Джона, стоящего напротив него в темном кабинете какого-то странного паба, слышать эхо доносящихся до них звуков праздника, стремиться друг к другу, но так и не коснуться. Целовать Джона в метро – случайно, всего лишь по нелепой ошибке после столького времени, – а затем целовать его в переулке, освещённом лишь лунным светом, совершенно намеренно, почти признаваясь этим в желании чего-то, но так и не сказав вслух, чего именно, ведь времени так мало, а расследование не ждёт. Театр. Майкрофт – неожиданный, залитый кровью. Злобный взгляд Наполеона из-под края шляпы. Джон, прижимающийся плечом к его плечу, губами к его губам, сжимающий его руку в своей, как будто если он перестанет дотрагиваться до него, то Шерлок забудет, или исчезнет, или передумает. Шерлок не собирается передумывать. Он прижимается виском к виску Джона, пока они покачиваются в танце, надеясь передать ему это знание, чтобы Джон понял и не испытывал сомнений. Я люблю тебя. Я любил тебя. Я буду любить тебя. Джон прижимает его к себе и движется под музыку, и если он слышит его мысли, то он не отстраняется. Его дыхание сплетается с тихой музыкой, доносящейся из радио, одна песня сменяет другую, и Шерлок теряется в его ритме. Он отпускает от себя остаток этого вечера: американские горки взлётов и падений, пиков и низин, разочарования, стыда, сожаления и страха. Он позволяет этому уйти. – Как ты думаешь, – в конце концов тихо спрашивает Джон с намёком на веселье (уху так тепло), – где приятнее целоваться, здесь или в переулках рядом со станцией Ватерлоо? Шерлок фыркает со смешком и притворяется, будто обдумывает вопрос. – Ну, запах здесь гораздо лучше. С другой стороны, в том переулке была определённая атмосфера. – Ты думаешь? – он отодвигается, чтобы посмотреть Шерлоку в глаза (у него морщинки в уголках глаз). – Немного жестко, немного рисково. Похоже, тебе нравится ходить слегка по краю? – Мне нравится это, если ты со мной. Джон улыбается ещё шире и произносит намного нежнее: – Да, мне тоже. Он целует Шерлока снова: медленнее, без спешки, интимнее. У Шерлока уже покалывает губы, они припухли от непривычного натиска, но он лишь углубляет поцелуй, не позволяя Джону отстраниться. Шерлок хочет сказать это. Признаться, обнажить себя, освободиться от бремени гадания: любит ли Джон, может ли Джон, хочет ли Джон. Он хочет вывалить всё до конца, чтобы у Джона оказался каждый его кусочек. Он хочет отвести Джона в кровать, и он хочет, чтобы Джон знал, что это значит для него, что он хочет, чтобы это было в той же мере о нежности их пальцев, сплетающихся вместе, как и о вжимающихся друг в друга бёдрах. Ему кажется, он почти уверен, что Джон думает о том же. То, как Джон его целует, то, как он его касается, то, как Джон не смеётся над этим. Ему кажется, но он не знает. – Итак, Сальери, – шепчет Джон, прерывая размышления Шерлока, – кто твой Моцарт? Шерлок от удивления не может подобрать слов. – Хм, это… ошибочное мнение вообще-то. Драма, созданная для фильма. Знаешь, они были в довольно дружеских отношениях. И в конце своей жизни Сальери учил бедных студентов бесплатно, продолжая брать оплату с богатых. Робин Гуд от музыки, в своём роде. Взгляд Джона выражает «прекрати увиливать от вопроса». – Шерлок. – Джон. Они тянутся друг к другу, и, прежде чем их губы встречаются в поцелуе, он слышит: – Ты лучше всех. * – Послушай, – говорит Джон, – сначала я должен сказать кое-что. Ты должен знать. Джон смотрит на него широко раскрытыми глазами, а улыбка сменяется серьёзностью, и Шерлок торопливо перебирает в голове вероятности, все извинения и признания, которые Джон может сделать. Сердце колотится в груди, и он пытается вздохнуть, и внезапно ощущает, как Джон нежно касается его лица, но его голос доносится издалека, хотя он прямо здесь. Шерлок сглатывает, пытается собраться и выдавливает: – Хорошо. – Мне кажется, – произносит Джон, прижимаясь к нему поближе, как будто собирается поделиться секретом. В дыхании, овевающем ухо Шерлока, намёк на изумление, как будто Джон не может поверить собственной смелости. – Мне кажется, возможно, я в тебя влюблён. Бегущая строка в голове Шерлока, перечисляющая все возможные варианты резко останавливается, расцвечивая слова Джона яркими сверкающими огнями: «Я в тебя влюблён». Странное ощущение под рёбрами ширится и пузырится как золотое шампанское, такое же шипучее и воодушевляющее, и Шерлок бросается в него с головой. Джон обнимает его за талию, и Шерлок целует его и полусмеётся, полувсхлипывает ему в рот, и целует его, и целует его, и прижимается лбом к его лбу и говорит: – О, боже. Мне кажется, возможно, я тоже в тебя влюблён. * Рот Джона то жесткий, то требовательный, и временами настолько нежный, настолько нерешительный, что Шерлоку трудно вынести это, и пробившаяся за день щетина мажет его по подбородку. Руки: двигающиеся, исследующие, находящие, раскрывающие, уступающие (нагретый шёлк, и тонкий хлопок, и вжимающаяся в бедро ременная пряжка), прижимающие к столу – радио сбивается с настройки, Уитни Хьюстон теряется в статике, но грудь Джона прижата к его груди, бедро Джона между его бёдер – вспышка неуверенности, желания, и два пульса колотятся о рёбра Шерлока, а отпечатки его пальцев на животе Шерлок чувствует всей кожей, и он не привычен к желанию чего-то, что возможно получить, и он задыхается, он тяжело дышит и пытается сказать и… * – Шерлок, могу я… можем мы… в твою комнату? У Джона практически трясутся руки, и он не может припомнить последний раз, когда он так нервничал от того, что окажется с кем-то в постели, но это же Шерлок, и Джон хочет, чтобы всё было правильно, и Шерлок любит его (возможно), возможно так же, как Джон говорит «возможно» и имеет в виду «определённо», и Джон до боли хочет прикасаться к нему, держать его в объятиях, и познать его, показать ему всё, что Джон не может облачить в слова. – Да, – у Шерлока получается, слава богу. Он уже соскальзывает с края стола и направляет Джона в сторону спальни, у него горячие руки и подгибающиеся колени. Он следует за ним, Шерлок ведёт его за собой на буксире, лишь пальцами – двумя, сцепившимися с его – двумя. – Я не хочу заставлять тебя… если это слишком быстро, просто… Шерлок тянет Джона в свою спальню и целует, заглушая слова. – Не слишком. Идеально. Снимай обувь, – он садится на край кровати, чтобы сделать то же самое и замирает, с опаской глядя вверх. – Или это слишком быстро для тебя? В беспокойстве, написанном на лице Шерлока, определённо есть что-то успокаивающее – значит, Джон не единственный, кто пытается нащупать верный путь, кто хочет, чтобы всё произошло правильно. – Идеально, – соглашается Джон, – снимай свои туфли, я хочу тебя снова поцеловать. Обувь, носки, и вот Джон бережно ведёт руками по плечам Шерлока, снимая с него тёмный камзол, а тот сидит, запрокинув голову, открывая шею, цепляясь за бёдра Джона, прижимая его как можно ближе. За камзолом следует жилет, оставляя Шерлока только в льняной рубашке, и с закрытыми глазами он невероятно похож на бестелесного духа. Призрак из давно позабытого прошлого, сидящий в ожидании Джона, который появится и избавит его от этой участи и вернёт его к жизни. Джон не собирается его избавлять. Шерлока не нужно спасать. Его нужно просто любить. Иногда, это именно вот так просто, и так сложно, так отчаянно, разрушительно, и нестерпимо нежно; иногда это просто маленький уголёк, тлеющий в чьём-то сердце, ждущий, когда кто-нибудь разожжет в нём пламя, осознание, потребность дарить и брать; иногда, это просто робкая потребность протянуть в темноте руку и коснуться другой руки, когда боишься лишь того, что рука останется пустой. Быть любимым. Джон справится. * Длинные пальцы Шерлока расстёгивают ремешок над коленом Джона, снимают с пояса кобуру. Ладони придерживают за заднюю часть бёдер. Рот прослеживает край джинсов – такой красивый. Волосы вспушаются, но не путаются благодаря лаку, когда Шерлок освобождается от льняной рубашки и бросает её на пол. Покачивая задницей и бёдрами, он избавляется от бриджей, от чулок, цепляющихся за голени. Джон упивается его видом, пытаясь запечатлеть в памяти каждый открывающийся дюйм, пытаясь запомнить, как он двигается, как звучит, каков он на вкус, пытаясь заметить каждую деталь. Шерлок благоговейно прослеживает царапины на груди Джона, и тот целует кончики его пальцев – фантазия, обернувшаяся чудом. * Голубой лунный свет наполняет комнату, ветерок из треснувшего окна покачивает прозрачные шторы, и Шерлок тянет Джона на себя, вниз на натянутые прохладные белые простыни, и Джон замедляется, замедляется, замедляется. Джон горячий на ощупь, он вытягивается вдоль Шерлока – перекатывающиеся мускулы и чуть липкая от пота кожа, уверенные руки, и губы – такие мягкие на шее Шерлока, ключицах, груди. Каждое касание заставляет его тело петь, затрагивая ноты, которых никто не касался прежде, создавая мелодию и гармонию там, где ранее были только долгие паузы и резкое стаккато язвительности и пренебрежения. Но Джон – Джон другой – он бурная сладкая страсть электро-скрипки, высокие ноты, взмывающие крещендо вдоль позвоночника Шерлока, пульсирующие в его груди и наполняющие его пах. Он прикасается к Шерлоку так, будто он уже знает, как прикасаться к Шерлоку, как будто он всегда знал, как прикасаться к Шерлоку. И может быть, думает Шерлок, выстанывая ему в рот и впиваясь пальцами в плечи, он всегда знал. Кончики пальцев прослеживают его тазовые кости, а голос Джона низкий и хриплый. – Ты уже делал такое раньше? – тёплая влажность его рта прижимается к рёбрам Шерлока. Под его пальцами волосы Джона – жесткие. Его плечи – широкие, распростёртые над его телом. – Разве не так это всегда работает? – шутит Шерлок, извиваясь на простынях от того, что Джон нашёл щекотное место под пупком. – Ну, в фильмах ужасов. Девственница выживает. Джон улыбается в мягкий живот Шерлока, чуть ниже изгиба крайнего ребра. Его запястье, вытянутое вдоль тела Шерлока, время от времени легко касается его члена в восхитительно непреднамеренном поддразнивании. – Я выжил, так что это ничего не значит. – Ну, по справедливости, на самом деле он не пытался убить нас. – То есть – нет. Это ты мне хочешь сказать? – Джон смотрит на него снизу вверх, находясь где-то в районе его бёдер, и соскальзывает ещё ниже по кровати. – Не делал. – Не делал, – легко соглашается Шерлок, и если Джон думает, что это имеет значение, то он неправ. Не то чтобы у Шерлока была определённая позиция по этому вопросу – просто раньше этого не случалось, а теперь это происходит и это прекрасно. Он откидывает голову назад и двигает бёдрами, пытаясь соблазнительно изогнуться. – Полагаю, выравнивание игрового поля зависит от тебя. Не хотел бы выжить в фильме ужасов без тебя. Джон смеётся, его дыхание обдувает кожу Шерлока, его член, заставляя его дёрнуться. Он изучает Шерлока ещё пару секунд, как будто пытаясь решить, стоит ли его об этом спрашивать, но затем опускает голову обратно к складочке, где бедро переходит в торс. – Знаешь, всегда есть угроза того, что девственника могут принести в жертву. Мы могли бы предвосхитить её. – Хорошая идея, – запыхавшимся голосом отвечает Шерлок и ухмыляется. – Умно с твоей стороны. – В таком случае, – рот Джона скользит по его коже, зависая в паре сантиметров над членом Шерлока, – позволишь? * Рот Джона такой… такой… * Член Шерлока гладкий и бархатистый, так тяжело ложится на язык, и ощущать его во рту великолепно, возможно, это самая великолепная вещь, которую Джон когда-либо знал – такой он уязвимый, доверчивый и могущественный одновременно. Каждое движение его бёдер и издаваемые горловые стоны – это воодушевляющее, растущее давление в основании позвоночника Джона, двигающегося, всасывающего, потягивающего, пробующего на вкус и… * Джон сплетает пальцы с пальцами Шерлока, они вцепляются друг в друга и о, боже… * Появление предсеменной жидкости – этот солоноватый взрыв, заставляющий Джона застонать, это инстинктивное доказательство наслаждения, и он наблюдает сквозь полуприкрытые веки, как Шерлок запрокидывает голову, как тяжело ходит его грудь, как красные пятна разливаются от щёк к грудине, как одна рука крепко сжимает руку Джона, а вторая хватается за простыню, за плечо Джона и снова за простынь, вцепляется в его волосы и загривок, и Шерлок колеблется, неуверенный, где он хочет остановиться, где он хочет удержаться, и... * Шерлок трясётся, сжимая зубы в попытке сдержать шум, пока Джон не гладит его свободной рукой по челюсти, расслабляя её. Он выпускает член Шерлока, целует головку и шепчет поверх неё: "Не скрывай это от меня", и "Позволь мне слышать тебя", и "Боже, Шерлок, это... ты в порядке, ты невероятный", и Шерлок позволяет своему рту раскрыться, он задыхается и скулит, и "Джон", и поднимает бедра как можно ближе к Джону. Джон умудряется на самом деле ухмыльнуться с членом во рту, и у Шерлока болит в груди от смеха, даже когда он пытается справиться с наплывом ощущений. Рука Джона скользит ему под задницу и удерживает его между ладонью и ртом, отстраняя немного, чтобы дать Шерлоку возможность неглубоко толкаться, и Шерлок с трудом может удержать взгляд на лице Джона, потому что всё становится разгорячённее, скользче и немного грязнее. Затем их взгляды встречаются, тогда как один из пальцев Джона устраивается в расщелине между ягодиц в очевидном вопросе. – Да, – вырывается у Шерлока откуда-то из глубины и о боже, он чувствует себя фейерверком, неоновыми огнями, прожектором, пронзающим облака, – да. * Джон выпускает изо рта член Шерлока с преувеличенным чмоканьем, просто чтобы посмотреть, как Шерлок пытается хихикать, даже не отдышавшись, и тянется к прикроватной тумбочке: боже, пожалуйста, пусть там будет смазка, пусть там будет смазка... – Во втором ящике, – подсказывает Шерлок, и Джон рывком выдвигает его и обнаруживает маленький полупустой тюбик. Боже, он использует его, он и правда использует его, он трогает себя, он ласкает себя. Джону кажется, что он сейчас взорвётся, у него так стоит, что ему больно, он смазывает пальцы и ставит засос Шерлоку на левом бедре, просовывает руку обратно под Шерлока и тот толкается навстречу – нетерпеливый и требовательный, и Джон скользит пальцем по отверстию и одновременно снова берёт головку в рот, и... * ... Джон давит внутрь, самую чуточку, и Шерлок чувствует, как весь мир сжимается до размера булавочной головки, до осторожного пропихивания пальца внутрь его тела и нежного, лёгкого посасывания ртом, и Шерлок не может думать, и это блаженство – впервые в жизни это прекрасно, быть в своём разуме, плыть по течению хриплой тишины, порождённой наплывом наилучших ощущений из возможных, и... * ... Шерлок стонет, и скулит, и двигается, трахая себя мелкими толчками, между пальцем и ртом Джона, и Джон просто не может перестать смотреть. Свободной рукой он гладит Шерлока по груди, по животу, ловит сосок, видит, как тот дёргается в ответ, а потом обхватывает основание его члена для большего контроля. Когда глаза Шерлока наконец распахиваются, когда его тело начинает содрогаться в конвульсиях, Джон погружается ниже, и погружается глубже, и даёт ему больше, даёт ему всё, и Шерлок... * ... кончает, сильно, по нему пропущен электрический ток, сотрясая его живьём, он ловит воздух, пальцы впиваются в плечи Джона, и его бёдра дрожат, пульсируют, пульсируют Джону в рот, пока Джон не отстраняется, и затем ему в руку, пока он поглаживает его член, пока Шерлок кончает, и один палец всё ещё погружён в него, и одно движение запястья посылает волны удовольствия, расходящиеся вниз и вверх по позвоночнику, пока Шерлок не хватает Джона за загривок и не тянет его вверх, тянет его накрыть своё тело, и целует его изо всех оставшихся сил. И затем, затем, когда всё кончается, когда форт сдан и передан, Шерлок прикрывает глаза и ощущает себя на удивление пусто и заполнено в то же самое время. – Джон, – хрипит он. – Да, – выдыхает Джон в ответ, его тело напряженной струной вытянуто вдоль него, и Шерлок начинает ослаблять и разматывать эту струну, ведет руками по спине до бёдер и потирает Джона о себя. – Да, Шерлок, боже, да... ты... Шерлок ухмыляется, ошеломлённый наплывом гормонов. – Давай, – подбадривает он, в жадном нетерпении ощутить оргазм Джона, увидеть Джона, возвращающего то, что только что было у него самого. Он прижимается бедром к члену Джона, стараясь быть как можно ближе, и вцепляется раскрытой пятернёй в его задницу, усиливая его толчки, и стонет. – Давай, сделай, давай, давай. Это занимает всего ничего, Джон уже так близко, и его ведёт только от осознания этого. Джон содрогается и толкается в него и содрогается, и проходит не больше минуты, как он кончает горячей струёй на бедро Шерлока. Его рот так плотно вжат в плечо Шерлока, что тот чувствует очертания его зубов, и он содрогается в его объятиях, и все мокро, грязно и восхитительно, и затем Джон переводит дыхание, уткнувшись в его плечо, делая судорожные вздохи, и его дыхание влажно оседает на коже. – Джон, – выдыхает Шерлок, в благоговении и изумлении, и что-то острое под грудиной, ощущающееся беспомощностью, но так же и надеждой, важностью принятия и желания отдавать и брать в бесконечном цикле, наконец встаёт на место. Будущее разворачивается перед ним в бесконечность, внезапно освещенное, и светящиеся указатели направляют его к вечности. – Джон. Джон хихикает, ведя поцелуи вверх по шее и находя его рот. – Я знаю, – говорит он, – я понимаю тебя. * – Когда мы завтра проснёмся, – шепчет Шерлок хрипло, повернувшись лицом к окну, пол­но­му лунного света. Это звучит как вопрос. – Когда мы снова станем самими собой. Джон слышит отголосок неуверенности в этих словах и проводит рукой по его позвоночнику, до головы, лежащей на своей груди, и обнимает затылок. Шерлок весь мягкий, размытый сонливостью и удовлетворённостью, с взлохмаченными волосами и расслабленными мускулами, уплывший в своего рода полусонное ранимое любопытство. – Мы будем потрясающими, – шепчет Джон в ответ, прижимаясь губами к его кудрям. Остатки лака делают их немного липкими, но запах знаком и Джон не возражает. – Мы будем собой. Ты будешь безумным и блестящим, и будешь бесить меня, а я буду ворчливым и возможно, слишком снисходительным к тебе. И мы будем вместе, и будем сами собой по отношению друг к другу. Пока не превратимся в раздражительных стариков. Возможно, и после того. – Пока не исчезнем. – Пока даже память о нас не исчезнет. Пока есть ты, буду и я. Он кожей чувствует, как Шерлок расплывается в улыбке прямо над его сердцем. Он чувствует на своей груди движение его ресниц, которые открываются и закрываются медленно и тягуче в тишине ночи. После долгой паузы Шерлок смещается, задирает голову, чтобы прижаться сонным поцелуем в подбородок Джона, потом снова устраивается в изгибе его руки, тяжелый и довольный. – Как пожелаешь, – говорит он. Джон закрывает глаза и желает.