Обычное утро Тины Голдштейн

      Персиваль Грейвз уже привык к тишине в его отделе и к тому, что половина этого отдела теперь задерживалась здесь на час-другой, чтобы довести свои отчёты "до положенной нормы", как он однажды выразился.       Со времени ссоры с лучшим другом - Майклом Купером - Грейвз сразу же огласил некоторые нововведения, среди которых и был пункт, касающийся отчётности. И попадало в основном как раз-таки Майклу Куперу, который, как Персиваль выражался, просто отвратительно их составлял.       Конечно, Глава Отдела знал, что перегибает палку и задевает друга, а также, что они оба - он и Купер - ведут себя, будто малые дети, не сумевшие поделить на двоих одну песочницу, но делать первый шаг к примирению ни один из них не собирался. Кроме того, последующие две недели, после инцидента с отчётом Купера, мужчины, сталкиваясь друг с другом в коридорах, смеряли друг друга ядовитыми взглядами, и один из них при каждой такой "встрече" не упускал возможности задеть другого, как бы случайно, плечом.       Также Грейвз знал, что рано или поздно кто-то из мракоборцев сорвётся и выскажет всё этому "Купидону на выделках", как теперь мужчина называл друга, но он никак не ожидал, что этим "кто-то" окажется тихоня Голдштейн, которая сегодня как раз-таки сказала, вернее прокричала, свою точку зрения на данную ситуацию. Когда Грейвз вышел из своего кабинета, то услышал лишь ту часть речи, где девушка говорила, что они оба - он и Купер - ведут себя как дети. Мужчине стало даже немного жаль своего друга - тот смотрел на Тину расширенными от удивления и ужаса глазами и, кажется, даже забыл как говорить.       Сейчас Голдштейн сидит напротив него и упрямо разглядывает поверхность стола, явно не желая отвечать на его вопрос. - Голдштейн, пауза неприлично затянулась, не правда ли? - спрашивает он, не выдержав. - Вы ответите мне, почему вы... - ему не хочется говорить "выплеснули все эмоции на моего друга", поэтому он молчит, а затем продолжает, тщательно подобрав слова: - В чём причина вашего срыва в сторону мистера Купера? - он скрещивает пальцы в замок, кладя их на стол, и напряжённо смотрит на девушку, лицо которой искажает лёгкая усмешка, когда он задаёт вопрос, касающийся Купера. Эта её усмешка как бы говорит: "Будто вы сами не знаете, мистер Грейвз, в чём причина..."       А ещё его раздражает её чёртово упрямство и гордость, которые сейчас совсем ни к месту. Он хочет поскорей избавиться от неё и не только в данный момент, а вообще, потому что Голдштейн уже как заноза, засевшая глубоко под кожей, которую он не может вытащить, так как она уже буквально вросла в кожу, и единственный способ от неё избавиться - сковырнуть кожу, тем самым причинив себе ещё большую боль. - Ну, если вы не желаете говорить, то... - начинает он, но девушка его перебивает. - Я сказала то, что думала, мистер Грейвз, - спокойно говорит она, продолжая изучать лакированную поверхность стола. - Вы, как упрямые бараны, столкнулись друг с другом в борьбе за добычу, и ни один из вас не желает уступать. Я понимаю, что это не совсем то сравнение, но думаю я именно так, и мне всё равно, что вы подумаете по этому поводу, - продолжает Тина, наконец поднимая глаза, в которых Грейвз читает злость. Злость на него, на Купера или на всю ситуацию - он точно не знает. - Можете влепить мне выговор, но это ничего не изменит. Пока вы не помиритесь с Купером, то каждый день будет шанс того, что вы услышите подобные речи от кого-то из моих коллег. Терпение у нас не железное - хоть к этому и обязывает нас наша работа - и мы не можем больше наблюдать, как вы, двое взрослых мужчин, строите из себя маленьких детей, не поделивших одну конфету на двоих! - она скрещивает руки на груди, предварительно поправив рукава своей бордовой кофты, и продолжает недовольно смотреть на Грейза. Мужчина в лёгком недоумении: тихоня Голдштейн и такие речи - вещи разные. - Продли ссору с Купером - не такое ещё услышишь, - думает он, открывая одно из дел, которое ему сегодня принесли. - Отлично, мисс Голдштейн, - стальным тоном произносит он, не глядя в её сторону, - выговор в личное дело вы себе обеспечили, - на этих словах недовольство в её глазах сменяется лёгким испугом: она не думала, что её слова так подействуют на начальника, - а также я освобождаю вас от выходов на задания, касающихся каких-либо преступлений в городе - будете выполнять мои мелкие поручения: разбор дел в архиве, отправка документации в другие отделы и так далее, - мужчина с некоторым наслаждением отмечает, как поубавилась смелость Тины и как девушка обиженно поджимает губы. - Но это несправедливо, мистер Грейвз... - начинает было девушка, но, заметив его язвительный взгляд, такой, каким он обычно смотрел на Купера в последние недели, замолкает. - Если это все, что вы хотели сказать, то, прошу, освободите мой кабинет, - небрежно говорит хозяин кабинета, бросив быстрый взгляд на девушку. Тина встает и, так же поджав губы, идёт в сторону выхода. - И да, Голдштейн, если захотите в следующий раз высказать своё мнение - не важно в чью сторону, - то, пожалуйста, подумайте, прежде чем сделать это. Последствия ведь могут быть всякие, не так ли? - говорит он и, достав её личное дело, делает вид, будто пишет туда выговор.       Тина лишь с досадой и злостью смотрит на него, а затем покидает его кабинет. Едва дверь за ней закрывается, то мужчина тут же отбрасывает перо в сторону, смотря на чистую страницу.       Никакого выговора он ей не напишет. Правда, она не узнает об этом.