Я не участвую в войне...

Застройка территории, отведенной под базу, была достаточно плотной, исключая обособлено стоящее здание госпиталя, и однотипной. Большинство построек были примерно одинаковой высоты, что давало возможность легко перемещаться по крышам. Роджерс в очередной раз попытался побыть голосом разума и как-нибудь поаккуратнее напомнить, что Хартманн нельзя совершать прыжки. Вот только она это прекрасно знала без его напоминаний, заведомо не собираясь себя беречь. Она отпустила перекладину лестницы и улетела вниз с высоты полутора этажей раньше, чем Стив успел раскрыть рот. Отрезок расстояния по земле они преодолели практически нога в ногу, по крайней мере, Стив видел ее боковым зрением по правую сторону от себя, а дальше, не сбавляя скорости — прыжок, упор ногой в стену, толчок вверх… Встав устойчиво на крышу казармы, Стив обернулся, чтобы увидеть её, стоящую рядом также уверено и уже осматривающую открывшееся их обзору пространство сквозь затемненное зеркало очков. — Там, — она указала рукой направление. — Между крайней казармой и тренировочным полигоном есть слепая зона для камер. Там расположены душевые с умывальниками и… бочки с дождевой водой, судя по происходящему ночью, наполненные до краёв. Роджерс прижал руку к уху и какое-то время напряженно вслушивался в забитую помехами частоту. — Иди, — наконец, сказал он, разворачиваясь. — Жди меня там, я приведу сирийца. — Роджерс, что… — Я приведу его! — командным тоном отрезал Стив и уже хотел спрыгнуть обратно вниз, чтобы зайти, как полагается, через входную дверь, но рука, сдавившая плечо, остановила его в полудвижении и дернула на себя. — Возьми, — велел механический голос, и затянутая в черную гловелетту рука всунула в его руку шприц. — Это спецпрепарат, в узких кругах некогда названный «Сывороткой правды». Был разработан русскими с целью… очеловечить и… ускорить допросную практику, чтобы язык у допрашиваемого развязывался раньше, чем в ход шло рукоприкладство. Действует быстро, но все же минимальное время препарату нужно, чтобы подействовать. В самый раз, пока ты будешь тащить его ко мне. Введешь в вену. И… не пытайся обмануть меня, Роджерс. — Может, по мне и не скажешь, но я ещё не настолько тронулся умом, — расцепив замок рук, Стив шагнул с крыши и спустя мгновение свободного полета приземлился на ноги, лишь слегка склонившись вперед для амортизации удара. Камера на углу здания должна была поймать и этот уличающий финт, и его самого, но теперь настало время идти ва-банк, так что он не растрачивал время на бесполезные попытки скрыться. Более важной задачей сейчас было успеть разминуться с конвоирами, которых послали за Суфаром, чтобы отвести его на встречу с представителями посольства, на всеобъемлющее влияние которого сириец так слепо полагался. Конечно, будучи отнюдь не дураком, полагался он не на закон, а на очень немалые деньги, а также на подкупность и продажность должностей, но… он ошибся слишком непростительно и… слишком чревато для многих, виновных и невинных, когда решил привлечь к делу Диану. Когда возомнил, вступая с ней игру, выйти победителем. — Это снова я, парни, — Стив помедлил в проходе, давая остальным время осознать ситуацию. В этот раз помимо полной экипировки, при нём был автомат, спокойно висящий на лямке под правой подмышкой. Пользоваться им, он, конечно же, не планировал, но и полностью разоружаться не собирался. — Там, — он указал большим пальцем себе за спину, — погода наладилась. Могу я, — Стив намерено акцентировал небольшой паузой, — попросить вас выйти? Взгляд одного из солдат метнулся к лежащему в полуметре оружию, другой сжал висящий на груди автомат рукой. — Не стоит, — качая головой, Стив медленно опустил взгляд в пол. — Точно не ради того, кого вам поручили охранять. У одного из солдат сработал интерком, но руку до уха он не донес, замерев с открытым ртом и взглядом, направленным в одну точку левее плеча Роджерс. — На выход, мальчики, — прозвучало на приглушенном маской русском. Она стояла позади него, поигрывая гранатой в одной руке и чекой от неё — в другой. — Иначе через три секунды здесь станет жарко. Раз, — шипящий вдох в респиратор маски. — Два… Все присутствующие одновременно сыпанули к выходу, не дожидаясь счёта «три». Для страховки удерживая руку поперек груди Хартманн, Роджерс только и успел, что потеснить их обоих к стене, максимально освобождая проход. — Как я и говорила, внешний вид решает многое, — уже по-английски она ответила на невысказанные вопросы, не дрогнувшей рукой вернула чеку в гранату и, не оглянувшись на происходящее, двинулась дальше. — А у тебя лицо открыто и глаза добрые, ты бы слишком долго с ними цацкался. В последний момент Стив успел ухватить её за руку, дернуть назад и прижать к стене. — Стой! — прошипел он требовательным полушепотом. — Если ты сейчас хоть немного ставишь на внешность, подожди здесь и дай мне сперва вколоть ему эту дрянь, чем бы она ни была. Он здесь, — Стив мотнул головой на закрытую дверь. — Он твой. Очень скоро он… заплатит за все, и никто этого не сможет изменить. Жди здесь! Дальше Роджерс в один шаг оказался у двери и, не озаботившись мерой приложенной силы, вломился в помещение. Суфар ждал визита, в каждом его движении за тот короткий промежуток времени, пока он осознавал, кто перед ним, читалось нетерпеливое предвкушение. Которое сменилось каменным выражением, стоило ему узнать визитёра. — Я ведь обещал, что мы скоро увидимся, — Стив сделал шаг на сближение, — мистер Суфар. Сириец попытался избежать захвата, но его движения были медленными и слишком для Роджерса предсказуемыми, поэтому занесенную для удара в солнечное сплетение руку Стив перехватил одной своей рукой, толкнул Суфара к кровати, чтобы получить необходимую опору, и как только тот осел на матрац, Стив за кисть выдернул его руку вперед. Но даже с учётом скорости реакции Роджерса у Суфара было достаточно времени начать сопротивляться, что он и сделал, поэтому резко вздернув его на ноги, Стив заломил ему руку за спину и, своей рукой фиксируя положение, ввел содержимое шприца в столь удачно надувшуюся в процессе борьбы вену. Сириец пробовал вырваться, орал и невнятно ругался, а из поврежденной вены змеилась тёмная кровь. Стив закрыл иглу зажатым в зубах колпачком и спрятал улику в карман разгрузки, после чего попробовал слегка подтолкнуть сирийца идти самостоятельно, но, встретив рьяное сопротивление, лишь усилил болевой захват, освободившейся второй рукой сгрёб волосы на затылке, чтобы еще сильнее ограничить движения, и поволок насильно. — И откуда в тебе столько агрессии, Стив? — прислонившись к дверному косяку и загораживая собой проход, Хартманн наблюдала происходящее. У её куртки имелся капюшон, который сейчас скрывал единственное светлое, что оставалось в её образе, единственную условно уличающую деталь. Суфар дёрнулся в захвате сильнее прежнего, заметив сплошь черную фигуру, и даже попытался обернуться к Роджерсу, не щадя волос и скальпа. — Не-а, дорогой, поздно, — Диана заменила хватку Стива своей, вздернула чужую голову и приблизила сирийца почти вплотную к себе. Вдыхаемый воздух зловеще свистел в респираторе. — Как же долго меня к тебе не подпускали, ублюдок, — упиваясь предстоящим, Хартманн нанесла удар коленом в живот. Пробно, лишь в четверть силы… — Ты хочешь продолжить прямо здесь? — обманчиво равнодушно уточнил Стив, старательно игнорируя задушенные хрипы от сбитого ударом дыхания. — Хотелось бы, конечно, но здесь аудитория не та, — выпустив чужие волосы, часть из которых так и осталась у неё между пальцами, Диана пошла дальше, минуя комнату изолятора, ряды двуспальных коек, к запасному выходу в противоположном конце здания. На ходу сорвав пломбу с двери, она распахнула ее ударом ноги, впустив столб солнечного света в мрачный закуток, и, не сбавляя, а лишь наращивая скорость, двинулась дальше. — Через пару минут пребудет вертолёт замглавкома, — повторил Стив то, что секундой ранее прозвучало у него в наушнике. — Камеры нас засекли. Они выслали группу… — Милости прошу. Чем больше будет толпа, тем выгоднее для нас. Стив наблюдал, как она зачем-то достала из внутреннего кармана телефон и сверилась с чем-то, что было на экране, после чего с ловкостью юлы оказалась с другой от Суфара стороны, перехватила его и уже сама поволокла в нужном направлении, так, будто мужчина ничего не весил, безвольно волоча ноги по только-только начавшей подсыхать грязи. — Вчера утром ты сказал, что «ублюдок с металлической рукой» почти выбыл из игры, — она заговорила на арабском так резко и так бегло, что Стив не разобрал и половины. — Что ты имел в виду? У Суфара было ровно столько времени ответить, сколько им оставалось идти до ближайшей бочки. И когда цель была достигнута, а ответ не был получен, Хартманн без промедления погрузила его лицом в воду, подавляя сопротивление и удерживая всего одной рукой. Вытесненная вода выплескивалась из переполненной бочки, сириец дергался и брыкался, пытаясь опереться свободной рукой о скользкий покатый край. Диана же стояла ровно, не кренилась, не пыталась усилить захват смещением упора и, казалось, могла стоять так часами. Лицо было скрыто, и по нему Стив не мог прочесть ровным счетом ничего. По его внутреннему таймеру прошло больше тридцати секунд, прежде чем она наконец вытянула его из воды и, игнорируя плеск, жадные вздохи и непрекращающееся сопротивление, повторила прежний вопрос. — Что. Ты. Имел. В виду? Теперь она сказала это практически по слогам, что позволило Роджерсу понять саму формулировку вопроса, но не его смысл. Слишком общим он был. — Иди… Новый всплеск воды, вытесняемой и смыкающейся над погруженной головой. Новый булькающий звук пузырьков выпускаемого воздуха. Стив скорее слышал это, чем имел возможность видеть, потому что к месту событий активно стягивались свидетели, и ему пришлось отвлечься, по меньшей мере, на тех, которые были с оружием и в экипировке. Позади них шёл, постепенно ускоряясь и переходя на бег в одном темпе с солдатами, человек, которого Роджерс уже имел честь видеть. Вчера утром, в бинокль. Генерал-лейтенант Анатолий Юрин — командующий Военно-Воздушными Силами России. — Диана… — Стив окликнул упреждающе. Хартманн нехотя отвлеклась и проследила взгляд Роджерса. Ожидаемое и несущественное обстоятельство, которое, при неизбежной глупости со стороны военных, обернется против них же. — Где Ма̀рид? — прокричала она, рванув на себя бьющееся в конвульсиях сопротивления тело. — Где он?! — Я… я скажу… тебе, — прохрипел Суфар в перерывах между жадными вдохами. — Чтобы вы… могли найти то, что от него осталось. Хартманн до крови прокусила себе губу, чтобы не сорваться в тот же миг, чтобы дождаться, пока эта мразь насладиться своим триумфом, пытаясь спровоцировать её на преждевременное убийство. Что ж… он почти… почти преуспел. — Говори, — она ткнулась маской ему в висок, нашептывая в самое ухо. — Скажи мне, чтобы напоследок я смогла сыграть с тобой, господин… Суфар. — Где как не в призрачном городе стоит искать… призрака? Где как не на заброшенной по… помойке стоит искать… дохлого волка? И все же выдержка ей изменила. Не отдавая себе отчета, Хартманн взревела от ярости, и приглушенный маской звук вышел до того зловещим, что на него обернулся даже Стив, краем глаза словив момент очередного погружения и слухом уловив всплеск смыкания воды. Роджерс разрывался между необходимостью следить за действиями русских и контролировать… процесс пытки. Он выставил вперед ладонь, пытаясь обозначить демаркационную линию между ними и приближающимися военными. Секунды шли, а её рука давила Суфару на хребет всё сильнее, все бесконтрольнее… — Остановитесь! — приказ вновь прибывшего генерала, окруженного толпой вооруженных солдат, пророкотал раньше, чем Стив смог подобрать нужные слова, чтобы попытаться заставить её остановиться. — Вытащите человека из воды, или мы будем вынуждены применить силу. «Господи, неужели они до сих пор еще не поняли…» — Стив обреченно качнул головой, помня о том, что лишних провоцирующих движений ему сейчас лучше не совершать. Хартманн рывком потянула на себя тело из воды, прижала спиной к своей груди и развернулась ко всем, свободную правую руку отставив в сторону в подобии жеста радушного приветствия. — Применяйте! — прокричала она из-под маски, спиной отступая от бочки и волоча сирийца за собой как мешок — живой щит. — Ну же, вперёд! Застрелите эту двуличную мразоту! Отомстите за своего! Ну же! — Диана… — держа раскрытую ладонь по направлению к русским в надежде убедить их не приближаться, он сосредоточился на Хартманн. — Что? — её взгляд невозможно было отследить, но Стиву казалось, что он метался от одного лица к другому в поисках вероятного кандидата. — Нет? У всех что ли кишка тонка? Что ж… Тогда с ним поиграю я, — она снова прижалась скрытой маской щекой к мокрому лицу сирийца и заговорила по-русски. — В одну милую игру. Плохие мальчики умрут… не досчитав до десяти, — она резко крутнулась, словно в танце, делая так, чтобы Суфар оказался к ней лицом, а спиной — по-прежнему к русским, закрывая ее собой. Она резко отдалила его от себя, в прежнем, похожем на танцевальное, движении, и столь же резко приблизила, оперлась о его плечи руками и нанесла удар в живот, а когда он задохнулся и начал заваливаться, она не стала ему опорой, пнув ногой так, что он отлетел, не касаясь ногами земли. Но не успело тело перестать двигаться по инерции, как она снова оказалась рядом и снова ударила ногой. Затем подняла, прижала к себе, снова прячась за ним как за щитом. С чужого разбитого лица ей на маску попала кровь. — Кем был человек, которого ты держал в подвале? — она обхватила его подбородок, удерживая голову прямо. — Говори! — С… СВРовец. Русский! — А теперь еще раз. Громче и по-английски! Чтобы все слышали! — черные пальцы разжались, выпуская чужую челюсть. — Ну же! — Русский! Русский шпион. У него была информация… — И ты пытал его, чтобы получить эту информацию и использовать в своих целях? Кивни, если подтверждаешь! Выразительно и наглядно! Сириец послушно кивнул, хотя со стороны это все равно выглядело так, будто он просто уронил голову, не в силах её удержать. — Кому нужна была эта информация? — она снова вздернула ему голову, заставляя смотреть прямо. — Правительству? — Нн-нет… — Вот как?.. Кому же тогда? Молчание. Роджерс метался взглядом от застывших в оцепенении русских к Суфару и обратно. — Кому?! — понуждая к ответу, она ударила его в правый бок, по печени. Боль сгибала его пополам, но Хартманн держала его загривок в мёртвом захвате, мешая двигаться. — Ш… — пытаясь говорить, он брызнул кровью из разбитых губ. — Ш… шейху. — Голова Марида ему предназначалась? Он заказчик?! Стив со своей позиции отчётливо увидел, как на лице сирийца формировалась деформированная, но все же узнаваемая улыбка. Диана, стоящая позади, видеть её не могла, но это вовсе не значило, что она о ней не знала. — Плохие мальчики умрут, — она боднула его так, словно они были закадычными друзьями. — О да! — в её свободной руке, контрастируя с чёрным, блеснула сталь, Роджерс успел поймать размытый в пространстве след движения, а уже в следующую секунду картинка снова стала статичной — из шеи сирийца с правой стороны торчал самый кончик рукоятки хирургического скальпеля, вбитого перпендикулярно на всю длину лезвия. — Но я теперь вожу, — захватив голову обратным захватом, она резко, до хруста позвонков, повернула ее вбок. Взгляд был нечитаем, но Стив знал, что теперь она смотрела на толпу. — Вы закончили представление? — спустя какое-то время спросил… зачем-то снова по-английски генерал и медленно вышел вперед. — Мисс… — Генерал, не… — попытался Стив, но был бесцеремонно прерван жестом и направленным в его сторону дулами автоматов. — Придумайте сами. Вы ждете выступления на «бис», товарищ генерал? — Диана спросила по-русски. — Какую бы конечную цель вы не преследовали, кое-чего вы только что определенно добились, — он сделал ещё один полушаг навстречу. — Теперь мы в состоянии войны на территории, целиком и полностью принадлежащей врагу. Без объяснения причин произошедшему, — он кивнул на мёртвое тело, с которым Хартманн по-прежнему стояла в обнимку, — у них есть повод, столь же незаконный, как и ваши действия, ударить по этой базе ракетами. — Дайте мне свободно уйти, и я найду для них причину мстить мне, а не вам. — Докажите мне, что вы не дезертир, пытающийся сбежать с разведдаными? Откинув голову назад, она зашлась шипяще-лающим смехом. Ещё один, почти незаметный шаг на сближение. Стив непременно попытался бы встать между ними, но его держали на мушке, и если бы дошло до стрельбы, он почти наверняка смог бы увернуться. В этом случае всё, что не досталось бы ему, прилетело генералу. Рисковать Стив не стал. — У вас было больше двенадцати часов в распоряжении с тех пор, как вас уведомили о произошедшем, и это всё, что вы придумали? При всем уважении, товарищ Командующий… Когда она сделала свой единственный ответный шаг навстречу, Стив понял, что произойдет дальше. — Не смей! — он рванулся к ней, но она перебросила ему труп, отвлекая, и молниеносным выпадом, как кобра в броске, утянула генерала в свои объятия, спиной к себе, навстречу лесу нацеленных в неё — в генерала — стволов. — Вы идиот, товарищ Командующий, — прямолинейно закончила Хартманн. — Хотя в смелости вам не откажешь. Как и всех своих жертв, она удерживала его всего одной рукой, и по незнанию заложник счёл это своим шансом — он попытался вывернуться из захвата, ударив ее локтем в ребра, намеренный, очевидно, продолжить свою атаку, после того, как освободиться, но она даже не шелохнулась, а ему вернулась отдача такой силы, будто он ударил бетонную стену. Никак не комментируя произошедшее, свободной рукой Хартманн достала мобильный и поднесла его к лицу Юрина, удерживая на удобном для чтения расстоянии. — Прежде чем вы сделаете или произнесёте очередную, чреватую для вас глупость, соблаговолите прочесть. Вслух. Для всех. Приняв неизбежное, мужчина замер, послушно опустив взгляд в маленький экран. Роджерс замер вместе с ним, потому что это было именно тем, чего он боялся. Непредсказуемостью. Даже для него, потому что он делал ставку на то, что им позволят уйти и увести за собой угрозу. — Ну же, генерал! Вы же грамотный, я надеюсь. — А… активация детонации, — он произнес севшим голосом, подняв ничего не понимающий взгляд… нет, не на толпу ждущих приказа подчиненных, а на Роджерса. «Я же просил её не провоцировать! — без слов отозвался Стив. — Я просил не пытаться загнать ее в угол!» — Если дадите снайперам отмашку, детонирует по таймеру. Продолжите сопротивляться, детонирует. Найдёте любой другой способ не выпустить нас — и это место взлетит на воздух ещё раньше, чем боевики жахнут по вам ракетами. — Сделаете всё, как надо, и никто не пострадает, даю слово, — вмешался Стив, отвечая направленному на себя взгляду. Конечно, он понимал, насколько малый вес имели сейчас его слова, но в сплошном потоке угроз кому-то нужно было чётко обозначить требования. — Отдайте приказ своим людям сложить оружие, генерал. Дайте нам уйти. — Дайте отбой стрелкам и очистите вертолетную площадку, — добавила Хартманн, заломила Юрину руку за спину, но для большей свободы движений отпустила шею. И следом же заломила вторую руку. — Выполняйте! — хрипло рявкнул Юрин обступившим их подчиненным. — Обеспечьте им доступ к вертушке. — Вот и славно. Идемте, товарищ Командующий. Вы полетите с нами, — она посмотрела на Роджерса, уже открывшего рот для возражений. — В качестве гарантии того, что ни одна из русских ракет, выпущенных как по приказу, так и без него, нас не собьёт. И если этого не произойдет, пока мы будем оставаться в зоне поражения, мы высадим вас вблизи какой-нибудь русской базы. Вы же успели по всей стране их насадить, верно? — Я должен быть уверен, что мои люди в безопасности. Деактивируйте взрыватели… — Как только так сразу, генерал. Вы, главное, будьте послушным и попытайтесь не угодить в собственные же ловушки. Обо всём остальном я давно подумала за вас. Стена вооруженных людей расступилась, давая пройти. Заложника Хартманн вела впереди себя, не оставляя ни сантиметра лишнего пространства между их телами. Роджерс шёл сзади, близко, но для обзора неудобно. Она не хотела сейчас думать о том, что он не случайно выбрал себе именно такую позицию, что так он прикрывает ей тыл и, не помедлив ни секунды, кинется наперерез первой же пуле, если таковую все же пустят ей в затылок, несмотря на все страховочные меры, ею принятые. — Твое всратое чувство долга и неумение вовремя съеб… свернуть с дороги тебя когда-нибудь угробят, Роджерс! — Где ты заложила заряды? — требовательно спросил Стив, сверля взглядом дыру в маячащей спереди женской спине. Заметь, я даже не спрашиваю, когда и зачем ты это сделала, я хочу знать, где? — Административный корпус, узел связи, остальное… — Госпиталь? Хартманн хотела закончить фразой «остальное тебе знать необязательно», но в нужном направлении Роджерс домыслил сам, а раз так, отрицать она причин не видела. — Поверить не могу! — с большего это стало лишь заменой непечатных слов, фигурой речи, в которой не было ни йоты искренности. Некоторое время назад Стив окончательно для себя уяснил, что, когда касалось её, верить впору было начинать даже в зомби и привидений. — Для тебя существует хоть что-то святое, Эсма? — Не притворяйся, будто ответ тебе неизвестен, Капитан Ходячая Мораль. Ты умеешь управлять вертушкой, или стоит генералу спровоцировать выброс адреналина и посадить в кресло пилота, заставив тряхнуть стариной? — Угомонись! — со злостью, которую уже даже не пытался скрыть, огрызнулся Роджерс и на подходе к вертолетной площадке, расположенной за тренировочным полигоном, поравнялся с ней, подстроившись под шаг. — Ваши люди, имевшие с нами дело прежде, не восприняли мои предупреждения всерьез. Я надеюсь, теперь вы осознаёте… всю полноту угрозы, генерал? Он легко мог бы парировать в ответ: «А вы?» — и Стиву нечем было бы крыть. — От того, чтобы повторить судьбу того сирийца, меня отделяет только скальпель, но… это ведь дело доли секунды? А ещё угроза подрыва… Признаюсь, был момент, когда я позволил себе думать, что это блеф, но своим коротким диалогом вы сполна подтвердили обратное. Так что — да, сполна осознаю! — Избавьте меня от нужды наводить лишние справки, генерал, и не сочтите за труд напомнить мне основные летные характеристики вашей птички. Это ведь «Касатка»? — Максимальная скорость — триста, практическая дальность — семьсот. — Коротко и по делу. Вот так бы сразу. Сколько топлива в баках? — Их заправляли перед вылетом. Должно быть чуть больше половины. — Значит, километров на триста должно хватить. К моменту их появления на площадке откидная ступенька была опущена. Небольшой толпой солдаты суетились у вертолета, попеременно исчезая во мраке его десантного отсека и спешно появляясь вновь, груженные ящиками. — Отбой, мальчики, что не выгрузили, останется противовесом. Дальше мы сами. Роджерс решил, что в данном случае будет не лишним сгладить дерзость заведомо не имеющего силы приказа соответствующими жестами, выражающими безмолвную просьбу срочно очистить периметр. Хартманн повернулась к вертолету спиной, всё так же держа Юрина перед собой, и одной ногой встала на ступеньку. — Самое время отдать нужные распоряжения, генерал. И лучше лишний раз убедитесь, что они пройдут всю цепочку вашей длинной приказо-подчинительной иерархии в неизменном виде. Иначе если кто-то там не так расслышит и неверно интерпретирует ваши приказы, это будет стоить жизни в первую очередь вам. Вы это понимаете? — Разумеется. Как и то, что эта база по-прежнему заминирована, а взрыватель у вас. Хартманн закатила глаза, хоть этого никто не мог увидеть, и передала Роджерсу телефон. В тот же момент чуткий слух уловил интуитивно знакомый звук — свист рассекаемого на большой скорости воздуха, за которым последовал точечный удар в левую ногу выше латеральной лодыжки. Диана рефлекторно вздрогнула, чуть пошатнувшись из-за жгучей мгновенной вспышки боли и из-за слишком разного в данный момент распределения нагрузки на правую и левую ноги, но почти моментально восстановила баланс. Окружение встало на паузу. Стив, уловивший свист пули наравне с ней, вместо того, чтобы отслеживать направление выстрела, беспокоясь о собственной безопасности, прикипел к ней взглядом, лихорадочно рыская глазами по доступным обзору частям тела в поисках увечий. Хартманн же, как ни в чём не бывало, приникла к уху замершего в её захвате Юрина и с присвистом зашептала в респиратор. — Даже если только что кто-то наложил в штаны и со страха косо спустил курок, а я поверю, что причина именно в этом, это было очень… очень рискованно, Анатолий Андреевич… — Нужен цифровой код, — подал голос Стив, вернув часть внимания отображаемой на экране информации. — Слышали? — она словно бы не обратила на это никакого внимания, продолжая нашептывать на ухо Юрину. — Код нужен. С чего бы мне сейчас его говорить, если кто-то из ваших людей уже нарушил наш уговор? — Я отдал приказ не стрелять! — в отчаянии воскликнул мужчина. По его виску стекла капля пота. — Вы сами слышали! — Если ваши приказы не имеют силы, значит, будьте готовы умереть в воздухе, генерал. Не худшая смерть для лётчика, верно? — спиной войдя в десантный отсек вертолета и волоча Юрина за собой, Хартманн беглым взглядом оценила внутреннюю комплектацию и, все же обнаружив сидения, толкнула мужчину на ближайшее. — 1-2-1-1-1-9-4-4. Побыстрее поднимай эту колымагу в воздух, Роджерс. — На борту имеются парашюты? — поинтересовался Стив, вводя названный код, и только секунду спустя сообразил, что, вероятнее всего, остался непонятым. Чёртов языковой барьер, с периодически меняющейся высотой! — Па-ра-шу-ты? — повторил он на ломаном русском. — И ап-те-ка? — для большей наглядности он сложил указательные пальцы крестом. Смотрящий, а вернее, опасливо следящий за происходящим Юрин лихорадочно закивал, хотя вопрос был задан не ему, и Стив даже не мог его видеть, будучи по-прежнему снаружи. — Роджерс, ты ждёшь, чтобы я пересела в кабину пилота? — она окрикнула требовательнее, взявшись обхаживать отсек, точно клетку, грозящую вот-вот захлопнуться. — Спрыгнет он без парашюта, — исподволь наблюдая за реакцией генерала, шёпотом добавила, — если соврал об их наличии, — и снова криком. — У нас нет времени, Стив! Одним слитным движением кто-то захлопнул сдвижные рельсовые двери. Секунд через пятнадцать хлопнула дверь кабины пилота. Завершая очередной круг, Хартманн подошла к окошку между двумя отсеками и постучала. Роджерс открыл буквально сразу. — Потом ты мне популярно объяснишь, зачем понадобилось угонять вертушку, а сейчас мне нужны координаты. — Нам в юго-западном направлении. Остальное обсудим уже в воздухе, — Хартманн с намеком указала на своё ухо. — Эти хреновины помогут нам расслышать друг друга даже за шумом вертушки. Взлетай, пока русские не придумали способ оставить нас на земле. — Тогда сядь и надень наушники! — Стив сам нацепил массивные пилотные «локаторы», после чего демонстративно отвернулся к приборной панели. Под его пальцами лихо защёлкали многочисленные тумблеры, загудела электроника, снаружи сверху начал раскручиваться четырёхлопастный винт, нагнетая уровень шума. Несколько кресел по центру были убраны, дабы вмещать груз, от них остались лишь следы креплений на днище. Для балансировки был оставлен ряд ближе к кабине пилота и ряд — в хвостовой части, оба повернутые друг к другу. Пошатываясь из-за того, что вертушка уже начала набирать высоту, Хартманн ушла в хвост и плюхнулась в кресло, лицом к сидящему точно напротив Юрину. Медленно, предвкушая реакцию, она сперва сначала очки, затем также медленно отцепила заушные фиксаторы маски, отвела её от лица и, показательно оттопырив нижнюю губу, медленно выдохнула, сдувая со лба несуществующую испарину. Шум нарастал. Отыскав взглядом повешенные на поручень над дверью наушники, Диана ещё какое-то время открыто наблюдала за генералом и его реакцией, позволяя ему себя рассматривать, прежде чем, перекрикивая шум, сказать: — Десантному составу они в принципе не полагаются, — её голос без респиратора звучал четче и звонче. — Но раз они здесь есть, думаю, вы предпочитаете летать с комфортом. За час вы точно не оглохнете, остальное меня не интересует совершенно, но если вам не всё равно, — она достаточно выразительно кивнула в сторону перекинутых через перекладину наушников, — можете воспользоваться шумодавами. Подать? — Хартманн любезно улыбнулась, не дожидаясь ответа, встала, и, шатаясь, ведя рукой по корпусу, чтобы не мотеляло в пространстве, добралась до наушников. Надежно ухватившись за держатель, она перекинула одну пару шумодавов мужчине, другую неуклюже, так как приходилось орудовать всего одной рукой, нацепила на себя. Мгновенно стало тише. Не абсолютно, но звук как будто отдалился, стал глуше. — Приём-приём! Командир, как меня слышите? Вас можно поздравить с дебютом? Стив попробовал обернуться, из-за подспудного отчаянного желания увидеть происходящее в другом отсеке, но окно или вернее люк предназначался только для переговоров, а не для обзора, так что многого он там все равно не увидел. Не увидел ничего, если быть честным до конца. Ему очень хотелось осадить Диану, хотя бы на словах, но в который раз он этого не сделал. Он ещё успеет, тот самый момент обязательно подвернётся, но делать это здесь и сейчас было чревато. Обольстительная смертоносная стерва — это её защитное состояние, её кокон, в котором она прячется от страха, тревоги, волнения и ещё целого ряда чувств, вплоть до паранойи, которые в ней способен был вызвать только… Баки. Прячется отнюдь не затем, чтобы не чувствовать, а затем, чтобы они не снижали результативность поисков. И ещё затем, Стиву хотелось в это верить, хотя сама она этого даже не осознавала, чтобы уберечь окружающих. В том числе и от тех безумств, на которые толкал её страх. За Баки. — Эй, Роджерс… Только не говори, что твоя иммунная система уже сломала эту недолговечную инородную штуку в ухе… — Моя… что? — Стив тряхнул головой, собирая мысли в кучу. — В любом случае, я прекрасно тебя слышу. Отвлекся тут на давно забытые ощущения, извини. Теперь мы можем говорить? Возвращаясь к облюбованному креслу, Хартманн мельком глянула на Юрина, уже нацепившего шумодавы. Сквозь них и шум вертушки он не расслышит ничего существенного, даже если очень постарается, насчет этого можно было не переживать. Усевшись в кресло, Диана закрыла глаза и сделала глубокий вдох, чтобы затем упорядочено и систематизировано попытаться изложить всю скопившуюся в мозгу информацию: — Суфар упомянул призрачный город. Так местные и просто знающие называют Эль-Кунейтру — столицу одноимённой мухафазы на юго-западе страны. Так… историческая ремарка нужна, или?.. — Или. Я изучал историю пропущенных лет. С 1967-го по 1974 город раздирали между собой Сирия с Израилем, в результате чего его почти сравняли с землёй. С 1974-го город числится как нейтральная демилитаризованная зона между сирийской и израильской границами. По сей день практически необитаем. На территории города и в окрестностях — повышенная минная, — от автоматического воскрешения в закромах памяти цитат Роджерс незаметно для самого себя перешёл к анализу новых данных. Понимание того, насколько уже они напоминают мучительно искомую истину, Стив аж запнулся, — о… опасность. — Накладывая его слова на то, чего мне удалось добиться от русского разведчика, могу с уверенностью сказать, он не лгал и… это не устаревшая информация, которую под действием препарата он мог бы попытаться выдать мне за правду. Иногда Стив внутренне ел себя за то, что далеко не всегда у него получалось понять или хотя бы предвидеть, насколько далеко вперед ушла шахматная партия в её голове. И даже когда получалось понять, что далеко, не всегда он знал — насколько и через какую хитроумную комбинацию ходов. Однако он никогда не был завистником, точно не тёмным. Ему казалось, лишь это и спасало шаткое взаимопонимание между ними от неизбежного краха. — Напомни, что тебе сказал разведчик? «Когда? И стоило ли доверять насильно добытым словам измученного, ко всему прочему ещё и одурманенного наркотиками человека?» — эти вопросы Роджерс, понятное дело, оставил при себе. — Название города, которое, очевидно, называл в его присутствии долбоёб Суфар, он выговорить не смог, но посильное, оказавшееся ключевым, обозначил — ООН. Демилитаризованная зона на территории Эль-Кунейтры подконтрольна ООН. Роджерс выровнял высоту, лег на курс, произвёл все минимально необходимые настройки и на РЛС отключил функцию маяка, чтобы не зеркалить лишний раз на чужих радарах. Но наслаждаться полетом и видом ему мешали мысли, формирующиеся в длинные цепи из неизбежных следствий и неумолимых причин. «Следи за языком», — вставил бы Стив, если бы это действительно стоило того, чтобы её перебить, но… не стоило. Потому что глубоко в душе он был до последнего с ней согласен. Хартманн никогда не думала в оговоренном направлении, потому что ошиваться в приграничье и бодаться с евреями, жадными не только до своего, но и до чужого, у Баки не было причин. В Израиле не было текущей войны, а в исторические междоусобные склоки он бы не полез, даже если бы сфера его интересов каким-то невероятным образом пролегала бы в непосредственной близости. Он не расставался с оружием даже в спальне, а потому ни за что не пошёл бы на поводу у ООН, с её принципом разоружения… почти буквально на минном поле. Если только его к этому не вынудили, лишив выбора. В таком случае, если ему все-таки пришлось отступать (о причинах она думать себе запрещала, ибо любая из них предвещала катастрофу), то Эль-Кунейтра была единственным местом в этой трижды клятой стране, где он мог… спрятаться. Выиграть время, пусть и минимальное, понадеявшись, что географическое положение и особый административный статус города хотя бы ненадолго отсрочат неизбежное. В любом случае, те, кому Баки перешёл дорогу, найдут способ договориться с израильской стороной, возможно даже, заручаться их помощью. Если ещё этого не сделали. А «голубые каски», если их вмешательство заведомо не пресекли черновой бюрократией сильные мира сего, станут не более чем поставщиками бесплатного оружия и пушечным мясом. И благими намерениями им будет вымощена дорога во всем известное место. И пока всё это происходило или уже произошло где-то там, она висела в воздухе, не уверенная ни в чём, кроме того, сколько уже было упущено драгоценного времени и какую фору имели враги. Она физически ничего не могла сделать, отделённая от него милями и милями расстояния. А у спущенных с поводка цепных псов Суфара в запасе было больше суток, потому что к моменту, когда Суфар впервые заговорил о Баки — сутки назад — приказ был уже отдан. Неопределенность и неизвестность сводили с ума, ей хотелось сию же секунду поднять на уши всех и каждого, позаимствовав чужую власть, влияние, средства, что угодно… Названивать Смирновым, чтобы те вытащили свои задницы из уютных кабинетов и подергали за многочисленные ниточки, концы которых были у них в руках. Чтобы связались с официальными властями Сирии, израильской разведкой, их погранкомитетом. Чтобы сделали хоть что-нибудь! Они ведь знают, что за ценой она не постоит. Однако… даже если она повесит на себя уже второй по счёту неоплатный долг перед русскими, есть вероятность, что это ничего не изменит. Как уже случилось в 46-м. Тогда обстоятельства оказались превыше сделки. А сегодня информация, будь то донесение, просьба или прямой приказ, не разлетится на тысячи километров по щелчку чьих бы то ни было пальцев и не настигнет адресатов в мгновение ока, никто не ринется безропотно и безусловно исполнять чью-то чужую волю и наводить в своей стране чужие порядки. В итоге, на все эти бюрократические проволочки уйдет намного больше времени, чем на перелет. Больше четырехсот километров в воздушном пространстве, которое целиком простреливается, с половиной запаса топлива, и без единой точки на радаре, куда не смогли бы достать ракеты — русские, американские, сирийские. Она никогда бы не пошла на такой риск, будь у неё выбор, будь у нее хотя бы… время на поиск иного пути. Уперев локти в колени, она запустила пальцы себе в волосы и впилась отросшими ногтями в кожу. Если бы не броня, не оставляющая ни доли миллиметра свободного пространства между материалом и кожей, у нее бы все волосы на теле стояли дыбом. У Стива неприятно загудело в ухе. С таким количеством фонового шума различного происхождения он сперва списал на помехи. Постучал бы по наушникам-шумодавам, если б знал, что дело в них, но источник звука был глубже. Дело было не в электронике, шум становился всё более специфичным, узнаваемым — глухой утробный вой на одной ноте, кажущийся бесконечным. «Один больной волк отбился от стаи, и другие той же породы, мгновенно сорвались со всех цепей…» Услужливая память и любезно подкинутые мозгом ассоциации были сейчас как никогда некстати. — Диана, — он попробовал ее позвать. Не дождавшись реакции, просто продолжил говорить: — Прекрати себя накручивать, — звучало, мягко сказать, так себе, Стив понимал. Все эти шаблонные слова намного сильнее раздражали, лишний раз убеждая в бессилии, нежели успокаивали, когда речь шла о ком-то близком. — 12111944 — это ведь день, когда мы брали Золу, когда… Баки упал, верно? — Роджерс поджал губу, помолчал, прежде чем продолжить: — В тот день Пегги спросила меня, уважал ли я друга настолько, чтобы принять его выбор? Верил ли я в него. Эсма… — Стив снова потянул паузу, решаясь, стоит ли об этом сейчас. — Неужели ты на самом деле не веришь в Баки, как в профессионала? В убийцу. И… да, впредь я не собираюсь подменять понятия. Ведь именно этой профессии его обучали. А ты подготовила его к этому обучению. Лучше, чем кто-либо. Ты позаботилась, чтобы он его пережил. Я доходил до этого… долго и трудно, но я это осознал. И теперь я знаю, что ничего и никогда ты… не делаешь наполовину. Особенно, в отношении Баки. А теперь ты… сомневаешься? — Стива вдруг прошило осознанием. Всё, что до этого звучало между ними завуалированными полунамеками, опускалось и замалчивалось, всплыло в памяти единым свежим информационным пластом. — О чём я не знаю, Диана? Не «Я о чём-то не знаю?», не «Ты чего-то не договариваешь?», а именно в той конкретной и прямой формулировке, которую Стив озвучил. «О многом, Роджерс! Настолько о многом, что правильнее спрашивать: о чём ты вообще знаешь? Знаешь ли ты хоть о чём-нибудь? В контексте творящегося у Баки на душе. Конкретно сейчас и все долгие годы прежде. Да, вы друзья. Спустя десятки лет всё ещё… друзья. И в душе у тебя припрятаны секреты о нём, известные тебе одному, но как другу. Некоторые из них, вполне возможно, ты узнал во время совместных ночевок на привалах во времена войны, но… даже это и близко не сравнится с тем, что можно узнать, имея привилегию проводить с ним ночи, бок о бок, тело к телу, просыпаться по утрам рядом и успеть перевидеть в его глазах весь присущий человеку эмоциональный диапазон: от похоти до стыда, от любви до ненависти». — Ты возводишь его выносливость и силу воли в абсолют, Стив. И, в общем-то, от истины ты недалёк, потому что ему всегда было, на кого ровняться. Даже когда у него ничего не осталось. Даже когда тебя для него не стало. Он всегда слишком уважал тебя, а теперь он ещё… отчего-то слишком уважает то, что когда-то сделала для него я, чтобы позволить себе… даже отголосок мысли о самоубийстве. Баки, способный осознавать себя и критически мыслить, всегда считал, что самоубийство — удел слабых, ведь жизнь… она намного сложнее. Разговор начался от противного, а значит, закончиться он должен был именно тем, что не укладывалось у Стива в голове. И у него были на это вполне обоснованные причины. Он видел Баки сразу после случившегося и перед началом его… джихада. Они говорили, настолько откровенно впервые года с 43-го. Впервые за все время Стиву пришла в голову мысль, что состояние Дианы, насколько бы сильно она его не отрицала, отказываясь уделять этому внимание, давало о себе знать. И если его не убедила в этом ее готовность хладнокровно угробить единовременно сотню-другую людей, то это было… за гранью добра и зла, буквально. — Баки никогда не пойдет на самоубийство, — обрубил Стив, надеясь больше никогда к этому вопросы не вернуться. — Ты прекрасно это знаешь. Ты знаешь, почему. — Ты меня вообще слушаешь, Роджерс? Ты слышал, о чём я до этого говорила? Есть великое множество других способов свести счёты с жизнью, не нарушая ни собственных принципов, ни кому-то данных обещаний, ни даже представления о себе в глазах других. И самый коварный из них — случай. Тебе как раз это знакомо мало. Пропаганда создала тебе непогрешимый образ еще в сороковые. Но я и… Джеймс… мы с ним явно не безгрешны. Желающие видеть наши головы на пике не переводились никогда, даже без призового фонда с девятью нулями. И целиться в самих себя нам незачем, потрудятся другие. Нам нужно лишь закрыть глаза и не заметить. Или ещё лучше — заметить, как целятся в кого-то и поступить благородно. И если ты думаешь, что сыворотка не позволит зазеваться, или инстинкт самосохранения, то тебе просто никогда не приходилось… их отвлекать, продумывая сотни изощренных способов замедлить регенерацию и рефлексы. Все возможно. И даже это, достаточно иметь мотивацию и знать парочку медицинских тонкостей. Иногда достаточно просто… перестать сопротивляться. Не то чтобы всё услышанное не посеяло в Стиве сомнение, но в то, что Баки мог просто взять и перестать сопротивляться, верилось с трудом. О том, что эта всего лишь пресловутая фаза отрицания, ему думать не хотелось. — Всё еще не верю, что Бак так умеет, — Стив был намерен отстаивать друга до последнего, даже когда ни место, ни время к этому не располагали. — Не умел, — с этим Диана согласилась без колебаний. — Но у него могла… найтись причина научиться. Она выбирала смерть, а не его… не в первый раз. Но в этот раз они пробыли вместе достаточно долго, на достаточно свободных условиях, чтобы как следует осознать своё значение друг для друга. И всё же снова она выбрала… не в его пользу. — Пойми, ему не нужно ломать себя и обманывать прокаченные защитные системы организма, чтобы стать самоубийцей. Достаточно вымотать себя до забытья, а остальное за него сделает случай. — Он обещал глупостей не творить, — Стив попытался сгладить момент, но вышло это у него из рук вон плохо, и ему осталось лишь тайно порадовался тому, что гарнитура в большинстве своём стирала интонации, делая голос нейтральным. Обещать — обещал, вот только к обещанию этому существовала весомая приписка, о которой Роджерс умолчал: он обещал гражданских под удар не подставлять. — Топлива хватит ещё минут на сорок полёта, и то, я бы предпочел в ноль не расходовать. Нужно решать, что делать с русским. Можно было бы попытаться связаться с посольством РФ в Дамаске… — Слишком долго. Да и не подберёмся мы настолько близко к столице. Даже если топлива хватит, нас обнаружат и собьют системы ПВО, — откинув голову на высокий подголовник кресла, Хартманн посмотрела на Юрина. Тот, в свою очередь, молча за ней наблюдал, и для него это должно было быть как немое кино. Специфический жанр, особенно, если не умеешь читать по губам, да ещё и на нескольких языках. Стянув шумодавы, Хартманн чуть наклонилась вперёд, упираясь локтями в собственные колени и сцепив руки в замок, тем самым без слов давая оппоненту понять, что пришло время поговорить. Дождавшись, пока намёк дойдет до адресата, и он в показном сомнении медленно стянет наушники, она продолжила, чуть повышая голос, чтобы быть услышанной: — Перестаньте делать вид, будто вас совершенно не интересует происходящее и не волнует собственная судьба, генерал. Во-первых, актер из вас никудышный, во-вторых… мне нужно отвлечься, так что сейчас самое время для вопросов. Не продешевите, генерал, другого шанса спросить у вас не будет. — Знаете, я бы не сильно расстроился, — мужчина тоже чуть наклонился вперед, пытаясь перекричать шум. — На вас глядя, подумать можно, что утро не задалось, хотя… — он показал ладонью на окружение и на самого себя. — Я бы, конечно, поспорил, у кого оно не задалось сильнее. Продолжая рассматривать человека напротив, Хартманн в задумчивости склонила голову к правому плечу. — Возможно, вы не великий стратег, но вы точно не сумасшедший. Зачем было так очевидно себя подставлять под удар? — Поступил приказ… я позволю себе вольную его формулировку: плясать под вашу дудку. Уж не знаю, о чём они там, в Москве думают и как представляют себе сложившуюся здесь ситуацию. Возможно, после недавних событий она им вообще шуткой кажется, вот только тем, кто здесь, явно не до смеха. Я не готов был позволить вам угробить союзные отношения между странами, а коль уж вы всё равно это сделали, я не готов был позволить вам угробить столько людей во имя… Чего, в конце концов? Какова ваша цель? Чьим приказам вы подчиняетесь? — Зря не сплясали под дудку, — заметила Диана, отчасти с сожалением. — Что до подчинения приказам… Ваше счастье, которого вы, конечно же, не осознаёте, что ничьим. А цель моя… слишком личная, чтобы вам было до неё дело. — Вы стравили союзников, вы переделали текущую войну на свой лад… по личной прихоти? — Я оказалась в Алеппо, сопровождая раненого русского солдата. Я попала к Суфару, потому что он сам прислал за мной своих цепных псов, сам рассказал мне про пленного, сам попросил меня привести его в чувство. Но вас всё это, конечно же, интересует крайне мало, потому что вы ни за что не поверите, что ни в чём из этого я участвовать не хотела и… не должна была! Это ваша война! И мне все равно, что она вдруг пошла не по тому сценарию, который написали те, чьим приказам должны подчиняться вы. — И кто же автор этого нового сценария? Уж не вы ли единолично? Вашего верного телохранителя я даже в расчет не беру, вы ему на горло каблуком так наступили, что он боится рот открыть. Слушок среди солдат прошёл, что, дескать, это сам звёздно-полосатый Капитан, но, как по мне, уж больно не вписывается в его образ роль подкаблучника. Хартманн лишь едко усмехнулась. — Нехорошо вы отзываетесь, генерал, о том, кто жизнь вам спас… вам и ещё многим другим глупцам, не способным выбрать себе противника по силам. Впрочем, вы ведь даже не знали, что были в опасности, так что для вас это всё одно — пустой звук. — Не знал, что уже и женщины есть, — немного помолчав, задумчиво изрек Юрин. — Поговаривали одно время, будто Черная Вдова суперсолдатской породы, но… в итоге не подтвердилось, насколько мне известно. Диана вопросительно изогнула бровь. — Да бросьте! Вы не больно-то скромничали, когда швыряли мужика вдвое крупнее вас, как теннисный мячик. Я вас ударил в грудь, и дыхание перехватило у меня, а не у вас. В конце концов, вам в ногу пуля прилетела, и… — его взгляд на мгновение метнулся вниз. — Не то, чтобы вы это заметили. — У сверхспособностей множество источников, — Хартманн оскалилась в загадочной улыбке. — Сыворотка суперсолдата — лишь один из них. И давайте ближе к сути, генерал. Для нас было бы оптимально высадить вас вблизи Эш-Шайрата, но, предположу, в свете последних событий, вас там может ожидать не самый радушный приём. — Как будто вас это волнует. — Меня — нет, — честно призналась Хартманн и кивнула на кабину пилота. — Его — да. Поэтому вопрос остается открытым. К Дамаску приближаться опасно. У вас есть другие идеи? Вам ведь должны быть известны места дислокации русских ВС, скажем, менее постоянные, чем те, что нанесены на спутниковую карту Гугла.  — И я должен вам их сообщить? Хартманн сильно надавила ладонями на лицо, как будто это могло стереть раздражение, запустила пальцы в короткие волосы и снова откинула голову на подголовник, который слишком некстати амортизировал удары. У неё зудели все мышцы, невыносимо зудела под слоем кевлара кожа, требуя активных действий. «Я тебя прошу, Диана», — голос Роджерса в наушнике был лишен интонаций, но Хартманн угадывала просящий, почти умоляющий тон. Как и он безошибочно угадывал её состояние, хотя вслух в этот раз она не проронила ни звука. Раз за разом ей все труднее было возвращать мысли в нужное русло. Она посмотрела на сидящего напротив мужчину с холодным безразличием, с каким смотрят на неодушевленный предмет, не приносящий пользы.  — Вы не должны мне ни-че-го, генерал, — она сыграла мимикой и равнодушно дернула плечом. — Но если в ближайшие пятнадцать минут вы не скажете мне, где вас высадить безопаснее всего, я вышвырну вас, где придётся. Будет на вас в тот момент парашют или нет, зависит от вас. Сложные условия прыжка, отсутствие площадки приземления, немолодой уже возраст, в конце концов. Самому себе Роджерс мог бы назвать ещё сотню причин, почему заставлять русского прыгать опасно, ни одна из которых, ни даже все они разом не стали бы достаточными для Хартманн. «Снабди его оружием, слышишь? Он не должен остаться безоружным на вражеской территории». — Не попасть в плен оно ему вряд ли поможет… «Тогда убей его сама и успокойся!» — не выдержав, подумал Стив, но вслух смолчал. Это было равноценно тому, что подначить самоубийцу прыгнуть, и Роджерс не был готов нести ответственность за подобное. — Я посажу нас всех километрах в пятидесяти от Дамаска. И скину Смирновым координаты, чтобы они могли направить за ним своих. Мы оставим его там, а сами пойдём дальше.