***
Крайне предпочтительно для Барнса было организовать возврат в нейтральной зоне прямо посреди пустыни — быстро, чётко, открыто, но он также прекрасно понимал, что израильтяне на такое не пойдут, не после того, как они вынуждены были сами о себе напомнить, запустив дронов и тем самым негласно лишить Баки права диктовать условия. Теперь ему следовало заранее приготовиться потратить на эту всратую встречу больше времени, чем он хотел и… был готов щедро подарить этим коррумпированным лизоблюдам. С щедростью у него вообще были сложности, особенно сейчас, когда его мир только-только начал собираться заново из осколков, и личные мотивы диктовали ему быть совершенно в другом месте, совершенно с другими людьми. Однако… личное личным, а работу никто не отменял, тем более, что отгул за свой счёт он уже использовал. Только поэтому, признавая за собой осечку, он старался проявить максимальную лояльность и не рубить предложения на корню, чтобы у евреев не возникло причин считать сделку однобокой, будто Барнса исход не волновал. Даже зная, что это значительно затянет процесс, Баки согласился на перепроверку документов, на подобие деловой встречи, наскоро организованной прямо в приграничной сторожке, согласился на всю наигранно вежливую хуету вроде: «Хотите кофе, чая? Закурить? Какие сигареты предпочитаете?» «В это время дня, блядь!» — мысленно закончил Баки, стараясь абстрагироваться от ощущения опасности. В то же самое время, как перед ним расшаркивались в предложениях, небольшая мобилизованная армия спецназа дышала ему в затылок и все прочие интимные места сквозь тонкие дощатые стены, которые превратятся в пыль, стоило ему неосторожно повернуться или не так посмотреть. Быть мишенью в чьем-то чужом снайперском прицеле Барнс терпеть не мог, и особенно сейчас… Увидев в дверях знакомое лицо, Баки сосредоточился мыслями на предстоящем и оскалился в приветственной улыбке. — Они пообещали забыть про твой провал и сохранить тебя в звании, если ты согласишься на эту встречу? — он спокойно поинтересовался на иврите. Артикуляционный аппарат уже был настроен говорить практически без акцента, легко переключаясь между различными наречиями западносемитской языковой группы, но после перерыва в вербальном общении в принципе было непривычно, длинные фразы давались с трудом, в горле быстро пересыхало. — Они не видели смысла посылать кого-то другого. — Раз так, то можно было спокойно обойтись без встречи вовсе. Зачем это всё? — предусмотрительно держа руки при себе, Баки обвёл окружение подозрительным взглядом, остановившись в итоге на стакане с кофе, который бесцельно вертел в руках. — Ты не вышел на связь в запланированное время. — Сеть не ловила, — подперев подбородок рукой, Баки дернул уголком губы. — А что? С ценным грузом возникли проблемы? Страниц не досчитались? — Откуда нам знать, что ты не слил информацию на сторону? — Это не было моей целью, — Баки медленно опустил взгляд с лица переговорщика вниз по его телу в поисках передающего устройства. — Если бы вас волновала утечка информации, вы бы не платили мне за её сохранность, а уничтожили бы первоисточник. Но вам важен факт владения, возвращение документов непосредственно к вам в руки, чтобы вы могли продолжить разработку. Документы возвращены, свою часть сделки я выполнил, — Барнс поджал нижнюю губу, продолжая сверлить взглядом лацкан кителя стоящего перед ним человека. — Если имеются претензии, озвучьте сразу. — На кого ты работаешь? Вопрос, вечный как мир. Его пора уже перманентным клеймом вывести на лбу у каждого, кто заходил с ним в допросную комнату. Будучи самим собой, а не Солдатом, Барнс мог с гордостью, с предостережением, со злостью и еще десятком различных интонаций в зависимости от посыла сообщить, что если бы он на кого-то работал, вероятнее всего, Моссад доживал бы свои последние дни, как и независимый Израиль. Но, скажи от такое, это лишь подпитает чужую паранойю, а ему хотелось как можно быстрее завести этот нежелательный диалог в тупик, поэтому он предугадывал дальнейшее развитие сюжета, опережая вопросы и опуская ответы. — А у вас есть вакантная должность? — он мимикой выказал незаинтересованность. — Неа. Оплату не потянете, предупреждаю сразу. Еврей перед ним, до этого изо всех сил старающийся сохранить нейтральное выражение, улыбнулся, на силу сдерживая смех, который невыгодно бы прозвучал для его руководителей в эфире открытого канала связи. — Назови сумму, — он попросил с улыбкой, этак по панибратски, словно они в баре пытались сбыть друг другу дурь по выгодной цене. — Во что оценишь свою лояльность Моссад? Баки улыбнулся в ответ, но коротко и не искренне, больше со снисходительной насмешкой. — Не в денежном эквиваленте уж точно. Барнс ждал следующего логично вытекающего из его ответа вопроса, но наступила тишина. Кажется, он именно этого добивался, чтобы у его истинных оппонентов там, на другом конце переговорного устройства, закончились реплики, но последнее слово должно было быть за ними, иначе… иначе он рисковал себе нажить если не явного врага, то, по меньшей мере, достаточно влиятельного недоброжелателя. Не лучший задаток на будущее. Баки выжидал. Хотя сегодня это давалось ему сложнее обычного, он был терпелив. — Слушай… — его переговорщик в итоге первым прервал затянувшееся молчание, и, судя по интонации, терпение ему изменяло гораздо быстрее, чем Барнсу. Либо он наконец понял всю тщетность заранее спланированной акции и решил действовать экспромтом. Всё сводилось к тому, что терять ему было нечего, потому что всё, что мог — авторитет, доверие, профессионализм — он уже потерял, а Родина такого не прощала. Никакая, никому. Даже лучшим. — Давай начистоту, — мужчина с явным раздражением и нетерпением вытряс из уха крохотный наушник и отстегнул от лацкана значок-камеру, открыто выложив всё это добро на стол между ними. — Ты не стал бы меня вытаскивать, не будь это выгодно тебе и… твоим кураторам. Упоминание кураторов даже на иврите обрезало слух, захотелось огрызнуться, но Баки сдержался. — Я получил свою выгоду, устроив себе явку в сени вашего противоракетного зонтика. За что весьма благодарен твоему руководству, было очень комфортно в обнимку с вашими бесценными доками знать, что меня не поджарят с воздуха. — То есть ты продолжаешь настаивать, что, не работая на Дядю, в одиночку без прикрытия сверху сунулся сюда… по собственной инициативе? — израильтянин засмеялся. — Я считал тебя профессионалом, — он сказал с напускным разочарованием. — А ты врешь, как мой племянник. Ему пять и врать он пока не научился. Демонстративно медленно и аккуратно Баки обхватил бионической ладонью стакан с кофе, случайно акцентируя, случайно напоминая то, о чём каким-то уму непостижимым образом все умудрялись забывать, но при этом не сводя внимательного взгляда с лица собеседника, чтобы знать, верно ли истолкован намёк. — Ты или глуп, или они мозги тебе совсем отбили на допросах. Давай, — окончательно устав от бессмысленной болтовни, Баки откинулся на спинку стула, — запрашивай подтверждение или… что там еще требуется по протоколу, и разойдёмся мирно. — Ты ведь знаешь, что в этих документах, — не сдерживая эмоций, израильтянин налег грудью на столешницу, кажется, совершенно не замечая, насколько сократил дистанцию. — Ты их просматривал, читал! Бьюсь об заклад, ты разбираешься в том, что в них написано. Ты мог продать их за баснословные деньги! В конце концов, если ты встал на путь истинный и насаждаешь добро, ты мог уничтожить их! — А еще я бы залез в ваши ядерные шахты и лишил бы вас ядерного запаса. Или еще лучше — я перебил бы ваших ученых, чтобы они не смогли заниматься разработкой. Я же на голову отсаженный, и мне заняться больше нечем! — ИГИЛ же ты раздраконил, так что… кто тебя знает. Баки в который раз обвел взглядом стены, все еще ощущая кожей дистанционный взгляд на себе, но вернулся в итоге к столешнице и черной бездне давно остывшего, нетронутого кофе. — Что они пообещали тебе, если ты меня разговоришь? — Да при чём тут я? — вскинулся мужчина, но запала патриотизма ему хватило лишь на начало фразы, концовка прозвучала практически шепотом. — На твоём месте я бы не разбрасывался шансом, — заметил Баки, но, в конечном счёте, ему было всё равно. — Был рад поболтать, но мне действительно пора идти. И я очень надеюсь, что мне не придется прорубать свой путь отсюда. Осознавая, что время на исходе, и другого шанса ему не выпадет, израильтянин признался: — Наверху считают, я сам… продал тебе информацию. — Избил и ранил тебя тоже я, правдоподобия ради и с твоего непосредственного позволения? — с трудом поборов в себе желание закатить глаза, Баки скорчил пренебрежительную гримасу и медленно несколько раз покивал самому себе. — Ну да, конечно. На что-то другое у них никогда не хватает фантазии… Давай, включай заново свою трынделку. Скажу пару ласковых твоим Дядям и закругляемся. Правую руку под манжетой легонько кольнуло беззвучной вибрацией, но Баки подавил в себе немедленную необходимость проверить уведомление. Момент был максимально неподходящий, чтобы светить чужими передовыми технологиями перед теми, кто при любой удобной и неудобной возможности готов был наложить на них загребущие руки. Вернув микрогарнитуру в ухо, израильтянин, конечно, попытался восстановить связь и добиться ответа, но, видимо, на том конце были не сильно заинтересованы в признании. — Это ничего не изменит, в строй меня уже не вернут, да и не за этим я сюда пришёл, — мужчина посмотрел на Барнса, ища пересечения взглядов, но с этим Баки не торопился. — Просто скажи правду. Не для них. Мне… скажи правду. — Еtt haemett… — Баки покатал это еврейское словосочетание на языке. — Правду хочешь? Думаешь, спать станет проще? Это вряд ли, — он все же поднял на собеседника взгляд, выждал пару мгновений, налаживая зрительный контакт, и заговорил — спокойно и уверено: — Почему я вернул документы? Вы не единственные владельцы технологии, которую собираетесь разрабатывать. Более того, сомневаюсь, что земляне вообще первоначальные владельцы, но это уже другая история. После Нью-Йорка, после того, как базы данных американского ЩИТа были обнародованы, после Заковьи… не обязательно быть разведчиком и работать на кого-то, чтобы понимать, что чертежи, такие же, как в ваших драгоценных папках, разработки и даже готовые прототипы ушли в массы и достались тем, кто был готов щедро и быстро заплатить. Я не насаждаю добро, отнюдь, но с моей стороны было бы нечестно и даже подло, руководствуясь шекеля не стоящей иллюзией мира во всем мире и тотального отказа от оружия, лишить вас кровью добытой попытки не отставать от прогресса. В следующий раз, когда оттуда, — Баки абстрактно указал пальцем в потолок, — посыплются инопланетяне, хотелось бы, чтобы не только Штаты и Мстители оказались обороноспособными. А если вдруг вы захотите использовать новые технологии как-либо иначе, будьте уверены, что вам ответят. Не только Штаты. Правда, сомневаюсь, что исход будет менее разрушителен, чем ядерная война, которую все так стараются не допустить. Как бы случайно, меняя позу, Баки опустил ладони под столешницу, случайно потер руку об руку, случайно задел манжет. «Нужна вода, чистая питьевая». Гласила отрегулированная под остроту его зрения, почти мгновенно растворившая в воздухе надпись, спроецированная бусинами браслета. Еврей в это время осторожно и как будто неуверенно подвинул по плоскости стола ближе к Барнсу коммуникатор. Баки покатал крохотную бусину наушника в пальцах, помедлил, настраиваясь, в случае чего, на менее резкий диалог, хотя как такового диалога он в принципе не хотел. Хватит. Наговорился. Да и о чём еще можно было говорить, если своё однозначное мнение он уже высказал? Нехотя вставив гарнитуру в ухо, он промолчал, никак не обозначив свое присутствие в эфире. В конце концов, надо было не ему. «Вы получите деньги, — внятно и четко озвучил мужской голос на том конце. — За вычетом суток, когда вы не вышли на связь и проигнорировали назначенную встречу». Барнс вздернул краешек губы на это уточнение, но не издал ни звука. Он всегда очень настороженно относился к стереотипам и стигмам, не понаслышке зная, насколько надуманными и утрированными они могут быть, но… как говориться, не бывает дыма без огня. А евреи будто специально поддерживали образ самих себя из анекдотов. — Вычтите еще столько, сколько посчитаете нужным. За питьевую воду и… комплект униформы, — зная, что просить женскую было бы слишком палевно, Баки окинул оценивающим взглядом сидящего напротив, прикинул на глазок антропометрию и уверенно договорил в эфир: — Такого же размера, как у офицера передо мной, — все это звучало смешно до неприличия, но раз они были мелочными, Баки не отказал себе в желании лишний раз на этом акцентировать. Не связанный субординацией и правилами приличия, он бы и высмеять их не отказался, если бы ему это позволяла дыра в животе. «Упаковки хватит?» — прозвучало уточнение в наушнике. Баки очень надеялся, что под упаковкой имелась в виду заводская — десять по литру или десять по два, десять по ноль-пять, в крайнем случае, — а не одна жестяная пол-литрушка. Ну, а что? Упаковка? Упаковка! И не предъявишь ничего, особенно, если сейчас он скажет, что хватит. — Вполне, — отозвался Барнс, решив обойтись без уточнений. Ну нахер этих жидов! Если пожалеют воды, унизят сами себя, только и всего. «С документами всё в порядке, — сообщил все тот же бесстрастный голос. — Благодарим за сотрудничество!» Сухо, лаконично, беспристрастно. Сразу после раздался механический щелчок обрыва связи. — Не обращайтесь, — вслух произнёс Барнс, зная, что на том конце его уже не слушали. С удовольствием выковырнув из уха чужую гарнитуру, он вернул её на стол и выжидающе уставился на агента. — Я выйду первым… — Нет, — Барнс пресек на полуслове. — Мы выйдем вместе, и ты будешь меня прикрывать.***
Горизонт плавился, приземный воздух дрожал при взгляде вдаль. Ветер разносил песчаник и мелкий щебень, мотал туда-сюда перекати-поле. Барнс прищурился и лизнул языком пересохшие губы под пыльной клетчатой тканью. Едва отделавшись от евреев и связанных с ними обязательств, Баки хотел плюнуть на всё и убраться куда-нибудь туда, где были человеческие условия существования, куда-нибудь подальше из этой богом забытой пустыни. У него по-прежнему не было полной картины того, что он пропустил, лишь разобранный пазл, в котором отчаянно недоставало деталей, но он уже знал, из собственных наблюдений сделал вывод, по не досказанности и повисшим в воздухе вопросам почувствовал, что это не то место, где следовало сейчас находиться. Всем им и, прежде всего… Диане. Стоило Баки принести воду, ее сначала понюхал и попробовал Стив, словно придворный слуга при королеве, боящейся быть отравленной, а затем она залпом осушила литровую бутылку, хотя ее фляжка была полной. Что-то происходило за его спиной, что-то было не так, Баки знал это еще до того, как мог бы систематизировать наблюдения и самому себе попытаться объяснить, что именно. Что-то было не так с самого начала… Отсюда нужно было выбираться. Чем скорее, тем лучше. Интуиция твердила об этом Барнсу при каждом осторожном взгляде в её сторону, но холодный расчёт и профессионализм, знания о том, что здесь происходило, требовали остаться и закончить начатое. Он зашёл слишком далеко, чтобы так резко повернуть назад. И даже если сейчас он отвоюет им путь отсюда, не значит, что враги, которых он успел нажить, не последуют за ним… в любое место на карте, куда бы он не сбежал. Этого Барнс ни при каких обстоятельствах допустить не мог. Не важно, насколько осточертели ему эта блядская бесконечная пустошь и эта чужая война, неважно, что сейчас у него появился маленький проблеск света во тьме, соблазнительно нашептывающий мысли о мире. Прежде чем поддаваться соблазну, нужно было сжечь все мосты, иначе незаконченное дело настигнет его в тот момент, когда он меньше всего будет к этому готов. Договор с израильской стороной себя исчерпал, они больше не обязывались прикрывать его зад, а значит, топтаться на одном месте было небезопасно, нужно было двигаться, но даже это не гарантировало безопасности. Выучка, логика и въевшаяся в подкорку привычка требовали от Баки сесть или за руль, или, в крайнем случае, на переднее пассажирское — места смертников в машине, ведь именно с водителя начинают обстрел. Кроме того, лобовое стекло давало больший обзор в случае необходимости отстреливаться от погони. Все это Баки прекрасно знал, как знал и то, что вперёд не сядут трое, но он потратил больше часа на ублажение евреев, и теперь ему просто необходимо было… видеть её, чувствовать её, трогать ее и этим убеждаться, в противном случае реальность по-прежнему не казалась ему настоящей. Разрываясь между необходимостью держать дистанцию и прилипнуть к ней клещом и не выпускать, Баки переплел их руки, вопреки установке никогда не делать этого на глазах у других. И то, что сегодня другим был Стив, во внутреннем мироощущении мало что меняло, потому что выставлять привязанности напоказ когда-то было равноценно смерти, и Баки даже спустя семьдесят лет не смог… да и не считал нужным себя переучить. Но сейчас это было необходимо, он лишний раз себе напомнил — это Стив — и притянул её в объятия, коснувшись губами лба в невесомом поцелуе. И это действие, призванное утолить тактильный голод, лишь сильнее распалило в Баки тревогу. Она была горячей. Лоб под его губами, рука в его руке… вся она пылала ровным жаром под слоем чёртовой брони, и то, что это было ненормально, Баки готов был отстаивать, даже сам будучи не в лучшей форме. По крайней мере, он этого не отрицал. Безошибочно считывая беспокойство с его лица, вот-вот готовое прорваться сквозь зубы первым сформулированным вопросом, она притянула его ближе, поцелуем вынуждая молчать. — Давай вперёд, — разомкнув объятия, она легко толкнула его в грудь. И Баки подчинился. Сцепил зубы, глотая протест, но подчинился. Потому что, чем быстрее они найдут себе в этом гадюшнике какую-нибудь нору, в которую можно забиться и перевести дух, тем быстрее он получит ответы. В зависимости от того, насколько шокирующей окажется правда, он будет решать, что делать дальше. И тогда уже никто его решения не оспорит. А пока… — Пересечём границу — нужно будет сменить колеса на более неприметные и найти человеческое место для ночлега, — озвучил он, забравшись на переднее сидение и укладывая винтовку себе на колени так, чтобы она как можно меньше мешалась Стиву. Баки не был уверен, что хотел знать, каким образом его винтовка вновь оказалась у него, и в то же время он хотел в подробностях знать всё, что пропустил, потому что иначе, без знаний о происходящем, он чувствовал себя голым, беззащитным и беспомощным. Не только перед врагом, но и перед… друзьями, перед самим собой. Как он мог продолжать убеждать себя, что всё происходящее… происходит на самом деле, имея столько логических пробелов? Бросив тревожный взгляд в зеркало заднего вида, Баки успел застать момент, прежде чем она заметила его взгляд, когда Диана отдернула холодную бутылку ото лба. Сжимающая винтовку правая рука неприятно дрогнула, как дрожал поднимающийся над землей раскаленный воздух, как дрожат миражи. В поисках стабильности Барнс украдкой скосил взгляд на водительское сиденье, где сидел Роджерс, так сильно на себя не похожий. Бородатый (Баки сомневался, что до всего этого кошмара с похищением, Кроносом и воскресшим Шмидтом вообще видел Стива небритым), в пыльной солдатской одежде, потный, грязный, обвешанный огнестрельным оружием, которого совсем недавно избегал. Баки усилием воли сглотнул навеянную паникой тошноту и промолчал. Начинать разговор было бессмысленно, как и рассчитывать на долгую поездку, потому что колеса быстро пожирали мили, а вблизи границы им так или иначе придётся бросить машину и дальше прорываться пешими. — Стив… — вдруг послышалось сзади сдавленным писком, и Барнс метнул очередной взгляд в зеркало, прежде чем обернулся и посмотрел прямо. — Стив… тормози! — она зажала рот ладонью, склонившись в пространство между сидениями и шумно, глубоко вдыхая носом. Тормозить было нельзя, как и покидать машину. В связи с последними событиями сирийцы, наверняка, усилили охрану границы, стянули на этот участок дополнительные силы, и если несущийся на скорости автомобиль еще проблематично было взять в прицел, то одиночные цели расстреляют без предупреждения и объяснения причин. Патрульные овчарки, стоит им только оставить след на песке, учуют их и поднимут хай, начнется перестрелка… К чёрту! К черту всё! И всех! — Тормози! — рявкнул Барнс, и едва машина сбавила скорость, швырнув его грудью на приборную панель, он выскочил наружу, не дожидаясь полной остановки, и дернул на себя пассажирскую дверь, становясь точно напротив, загораживая собой траекторию возможного выстрела, пока она, свесив ноги боком на сиденье, корчилась от спазмов, издавая знакомые, но от этого не менее страшные для Баки звуки. Он положил руку ей на плечо, придерживая, и поднял на Стива взгляд, требующий ответы и обещающий адские муки за отказ их дать. У здорового суперсолдата все в порядке с вестибулярным аппаратом, его не может укачать в машине ни после десяти минут поездки по колдобинам в жару, ни после десяти часов. С терморегуляцией та же история, если дело не касается сжигания или заморозки заживо. Справедливости ради, Баки не был стопроцентно здоров даже без дыры в печени, но он не замечал у себя симптомов перегрева, проторчав целый день под палящим южным солнцем. Выносливое тело было призвано компенсировать отклонения от гомеостаза, порой весьма значительные. Будто чувствуя, в какую степь потекли его мысли, Диана подняла дрожащую руку, хватаясь за него. Баки моментально прильнул ближе, удерживая, закрывая собой, и… промолчал. Не к месту, не ко времени были выяснения, которые делу никак бы не помогли. — Все хорошо, — вместо бесполезных вопросов он погладил её по голове. — Я здесь, я рядом. Кому из них двоих эти слова-убеждения были нужны больше, Баки не знал. Он просто прижимал её к себе и снова мог думать лишь о том, что, если он не будет держать достаточно крепко, она исчезнет. Заберёт ли её его собственный мозг, переваривший галлюциноген, или это будет смертельный вирус — не суть важно. Результат един. Она неровно дышала ему в плечо, в то время как острый слух уже различал вдалеке тяжелые шаги и хриплый лай надрывающихся собак. Стив хлопнул Баки по плечу увесистой рукой, словно пытаясь привлечь внимание, вернуть в колею. — Уходите! — он подсунул Баки под руку уже знакомую пачку сигарет. — Табак собьёт ищеек с вашего следа. Я отвлеку погранцов на себя и постараюсь убедить, будто я единственный нарушитель. Сложно быть не должно, мы уже встречались. Уходите! — настойчивее прикрикнул Роджерс, рывком вышвыривая с заднего сиденья набитый рюкзак. — Встретимся по ту сторону. Зная, что ни на что другое времени нет, Баки поймал друга левой рукой в полудвижении и крепко сжал пальцы у него на плече. Он больше не мог сказать ему, что один не уйдет, мог только беззвучно поблагодарить за очередную возможность. — Давай, Бак, — торопил Стив в те драгоценные секунды, пока Баки перекидывал винтовку себе за спину, освобождая руки, ломал сигареты и остервенело втаптывал их ботинками в песок. Он всерьез рассчитывал нести Диану на руках, но, стоило ему подступиться, она достаточно уверенно отстранила его от себя, вставая рядом, на поломанные сигареты. Стив кивнул обоим. — Вперёд. Не оглядываясь! Прежде чем схватить Диану за руку, намертво сплетая их пальцы, и рвануть что есть мочи в приграничные заросли, Баки ещё заметил, как Стив подмигнул ему. Огненный шар на горизонте кренился к закату. Лай собак и топот бегущих ног становились всё громче.