Эра Мориарти

«Бэ-н-н!» — раскатисто прогудело и стихло вдали. И тут же часы у дальней стены выдали на-гора: «Иг-р-клац, бум». Звук разлетелся по дому, забрался под полы плащей в прихожей и свернулся калачиком. Лестрейд насчитал девять ударов. Перевернул газетный лист, пахнуло свежей типографской краской. Обычно прочитанное навевало скуку: объявления о продаже паромобилей и имений, результаты матчей, политическая обстановка… В этот раз на первой странице значилось: «Редакция выражает соболезнование безутешным родным и близким почившей накануне на семьдесят втором году жизни баронессы Харконен. Являясь почетным членом Кенсингтонского общества садоводов, а также Вестхэмского попечительского и Черинг-Кросского благотворительного комитетов, она зарекомендовала себя… Светлая память навсегда…» «Наследники в трауре…» Харконен… Харконен… Старушка со слуховым аппаратом наперевес, в бессменной шляпке с пучком фазаньих перьев. Ни одно важное событие, будь то раут, ассамблея или фуршет, не обходилось без этой развалины. Сплетницы с удовольствием перемывали ей косточки. Но как только речь заходила о ее богатствах, умолкали: сумма была впечатляющая. По сути, одной старушкой больше, одной меньше. Почему это должно было его волновать? Ладно бы ей кто-то поспособствовал, вот тогда конечно… Однако неприятное предчувствие шевельнулось вдруг на сердце и осело во рту оскоминой. А натренированный нюх никогда не подводил. И значит, сегодня должно было произойти нечто плохое. На улице зазвенели бубенцы и пропитый голос каркнул: — Счастливого Рождества!!! — а потом добавил тише: — Вашу мать кобылам в стойло. Наверное, какой-нибудь пьянчуга пытался выклянчить несколько монет. Но, судя по окончанию фразы, удача повернулась к нему завязкой фартука. Да, вечер планировался праздничный, с легким снежком, радостными лицами, опустевшими бумажниками и свертками подарков. Ведь сочельник — время чудес. Но печенка подсказывала: быть беде. И, значит, праздник праздником, благая весть — благой вестью, а револьвер — в заднем кармане брюк. Полицейский участок располагался на пустыре за Морбид-стрит. Казалось, остальные дома выпихнули задами нескладного коротышку, сдвинули ряды и, выпятив губы миниатюрных балкончиков, притихли. По сравнению с прошлым местом работы Лестрейда — глушь и захолустье. Однако инспектору полиции, еще месяц назад бывшему «старшим инспектором», особо выбирать не приходилось. — Да заводись же ты, паскудина! — рявкнули из темноты. Фонарь высветил внушительный силуэт футов восемь высотой. И двух человек, дергавших за рукоять, что торчала из груди гиганта. Гигант сочувственно глядел на них сверху вниз. Древний паровой зомби, не иначе, — у них с моторикой беда в холод. Лестрейд хмыкнул, но улыбка тут же исчезла. Возле участка витал странный запах — отнюдь не рождественский. Под тоскливый звон колокольчика инспектор захлопнул за собой дверь, втянул воздух носом… и поздравил себя. Чутье не подвело! В участке омерзительно пахло рыбой, проведшей сотню лет в холодильнике. Лестрейд не понимал желания журналистов именовать марсиан именно спрутами — для него самого они куда более напоминали кальмаров. Но как их ни называй, на их запахе это не скажется: однажды унюхав — больше ни с чем не спутаешь. А на измерительной скамье кое-как устроился сам источник зловония и поскрипывал нежно-фиолетовым нутром. Довольно массивный источник, кстати. «Вот бы его в окошко вместе с запахом», — подумал Лестрейд, но тут же укорил себя. Сначала оформить, дождаться кого-нибудь из марсианской диаспоры, а уже после — всех марсиашек в окно! — Зажимай! — пропыхтела младший констебль Уэллер, и ее коллега Ленд закрутил маховик. — Вытягивай! — Вытянул! Четыре щупальца были зажаты в тиски, остальные безвольно обвисли, Ленд пытался измерить одно из них. Погрешность нетерпеливо потирала лапы — длины рулетки явно не хватало. Да, система Бертильона-Бенчли идентификации личностей марсиан — занятие не для слабаков. — Думаю, — с сомнением произнес Ленд, — три фута, шесть дюймов. — Пометила, — кивнула девушка. — Теперь описание внешности и даггер. — Ну… лицо… спокойное. Глаза выпучены… веки плотно сжаты. — Дурак, — хохотнула Уэллер, — лицо у него не тут, а внизу. — Там у него рот! — А рот, по-твоему, не лицо?! Для везунчиков, которым пришлось дежурить в сочельник, они неплохо справлялись. Лестрейд кашлянул. — Ой! — вздрогнула Уэллер. — Инспектор! Мы вас не заметили! — Ничего. Продолжайте. — А мы уже закончили, сэр! — ответил Ленд, и они с Уэллер довольно переглянулись. Что ж, инспектор любил Рождество — его всегда приятно испортить кому-то другому. — Молодцы, — сказал он. — Но из управления пришел приказ: с нового года данные по Бертильону-Бенчли судом не принимаются. Теперь только спектрограмма кальмарьих чернил. Наш участок — передовой, поэтому приступайте. Неловкая пауза доставила инспектору море удовольствия. — А как я чернила добуду? — спросил Ленд с мольбой в голосе. — По исследованиям Уэсса-Крейвена, — нашлась Уэллер, — они выделяют чернила, если им страшно! Лестрейд поморщился: вся интрига полетела к чертям. Ох уж эта умница Уэллер. Родилась бы парнем — цены б ей не было: академия, блестящее будущее. Но полиция суфражисток не одобряет. — А, — посветлел лицом Ленд. — Значит, я его НАПУГАЮ! И так врезал кулачищем по столу, что на месте кальмара кто угодно чернила бы выделил. Ленд — толковый полисмен. В меру глупый, в меру исполнительный, но вот проштрафился и оказался здесь. По пути Лестрейд взял с тумбы отчеты о задержаниях: один клиент под опиумом, второй буйный и двое пьяниц… Кальмар, что ли, буйный? Нет, марсиашку вписали отдельно — арестован за бродяжничество. Так, одного из пьяниц и буйного забрали, значит, в подвале трое. Нет, двое, раз кальмар здесь. Могло быть и хуже. Инспектор хмыкнул и двинулся к кабинету: там в столе была припрятана бутылка шерри. — А, инспектор, — окликнула его Уэллер. — Вас адвокат дожидается. — Какой адвокат? — нахмурился Лестрейд. — Обычный, с саквояжем. Лестрейд скривился — похоже, шерри откладывалось. Давным-давно мама рассказывала, что в сочельник нечисть покидает ад и бесится до самой полуночи. Вот и подтверждение! Ну чего адвокату дома не сиделось?! Зайдя в кабинет, инспектор бросил: теплый плащ на вешалку, холодный взгляд — на гостя. Тот бодро вскочил со стула и протянул руку. Они были чем-то похожи: у обоих маленькие внимательные глазки, темные волосы, хитрое выражение лица. Словно два хорька облачились в одежду и встали на задние лапы. Разве что гроза преступников — пошире в плечах и повыше. — Инспектор Лестрейд? — уточнил гость. — Как здорово, что вы нашли для меня, так сказать, минутку! «А у меня был выбор?» — зло подумал инспектор, вслух же произнес: — Говорите, что нужно и выметайтесь, — однако, вспомнив о духе Рождества, добавил: — Пожалуйста. — Моя фамилия Феррет, — засуетился адвокат. — Я представлял… представляю одну очень, так сказать, важную особу. — Угу, — кивнул инспектор, борясь с раздражением. Руки сами собой взяли со стола захваченную из дому газету и скрутили на манер дубинки. — Вы наверняка понимаете, о ком я, — продолжал адвокат, буквально нырнув в свой саквояж, — очень влиятельный человек. — Та-ак, — протянул инспектор. Раздражение отвоевывало позиции. — Где же…– бумаги покидали саквояж, а затем вновь возвращались туда. — Я вам сейчас все покажу… — Говорите уже! — рявкнул Лестрейд, и адвокат сдался. — Хорошо. Я узнал, что ваши люди сегодня кое-кого, так сказать, арестовали. Мой клиент очень заинтересован в этом субъекте. И я бы хотел его забрать. Разумеется, если он не совершил ничего ужасного… — Счастливого Рождества-а! — вдруг прорезал деревянную дверь кабинета хриплый голос. — Хоу-хоу-хоу! Судя по голосу, этот Санта однажды заглянул в рудники, да и задержался на пару лет. — Эй! — донесся возмущенный ответ Уэллер. — Вы что себе позволяете, джентльмены?! Интонация подразумевала, что джентльменами там и не пахло. — В общем, — продолжил Феррет как ни в чем не бывало, — мне нужно… — …вертать нашего товарища! — закончил за адвоката хриплый Санта. — Он ни в чем невиновный. Покажите где он, и в это Рождество вас всех дожидает щастице. — Да ну, — пробасил с сомнением Ленд. — Ну да! — ответил другой голос, не такой хриплый, но столь же наглый. — Мы его-у берем, и нам всем хорошо-у! В голосах мастеров изящной словесности с каждым звуком становилось все меньше дружелюбия. «Пора вмешаться», — решил инспектор и шагнул к двери. — Позвольте, — забеспокоился адвокат, — но мое дело… — Подождет. Скрипнула дверь, и Лестрейду явилась диспозиция грядущих неприятностей: у окна на измерительной скамье сидел бледный тощий тип с поникшей головой; кальмара нигде не было видно. Видимо, оформили и уволокли в камеру. Еще спины констеблей. А на их фоне три гостя: один — головорез типичный, другой моро — получеловек-полуволк в зеленом свитере, третий тоже головорез — конечно же! — в костюме Санты. — А вот и старшой пожаловал, — прищурился Санта. — Щас все утрясем. Худенький мешок из его рук перекочевал на пол. — У вас тут наш, как бы так, брат зазря томится, — весело рыкнул моро, ни дать ни взять уродский эльф в пару к Санте. — Мы его заберем, а? Третий промолчал, ему, видать, досталась роль оленя — благо нос был подходяще красный. «Всех троих бы в камеру», — подумал инспектор. — Зря к нам не попадают, — спокойно сказал он, подходя ближе. — Сейчас разберемся. — Да чего разбираться?! — удивился Санта. — Сочельник, сэр! Проявите христианскую доброту. Он подмигнул Лестрейду и распахнул мешок: — У нас и подарочек найдется! И Санта вытащил из мешка игрушечную обезьянку. — Вот она, красавица, — прогудел он добродушно. — Примите от чистого сердца. Но Лестрейд сразу усомнился в «чистоте» этого самого сердца. Мало того, ему захотелось, чтоб Санта засунул зверушку обратно. Пусть даже не туда, откуда извлек, а просто … куда ему будет угодно. Сама обезьянка не отличалась от тысяч своих подружек. Тот же ярко-красный мундир с пестротой желтых полос. Пара блестящих тарелок в цепких лапках. Короткий куцый хвост. Идиотская улыбка — улыбнись зверюга шире, и верхняя часть головы отвалилась бы. Но глаза… Что-то злое спряталось в этих нарисованных кругляшах. Словно изголодавшийся пес смотрел сквозь них на мир. И не просто глядел, а выбирал — в чью податливую мякоть запустить клыки. От этого взгляда обезьянья рожица смотрелась совсем не празднично. Наркоман на измерительной скамье вдруг ожил и что-то промычал. — Не нравится? — запричитал Санта. — Не нравится моя проказница?! Он провел ладонью по глумливой обезьяньей морде и приказал: — Джуди, служи. И в то же мгновение нутро «проказницы» застучало и зазвенело. Будто кто завел старинные часы, и они, натужно скрипя, принялись толкать стрелки по кругу. Обезьянка покрутила головой, будто разминая затекшие мышцы. Потом шея ее неимоверно вывернулась несколько раз, и… — Бр-р-язь! — Кривые ручки ударили в тарелки. У Лестрейда сразу свалился камень с души: механический примат сделал то, для чего предназначен. А все выдумки о зловещем обезьяньем оскале — обычные его, Лестрейда, подозрительность и дурное настроение. — Что-то не нравитесь вы мне, — с подкупающей прямотой заявил Ленд. — Дзинь-дзинь! — гремела тарелками обезьянка. — О-у-ж-е! — сделал новую попытку доходяга на скамье. — Инспектор, вы позволите? Мое дело не терпит отлагательств! — выглянул из кабинета мистер Феррет, да так и застыл. А ведь мама говорила, что нечисть появляется в самую неподходящую минуту! — С Рож-дес-твом! — гаркнул, чеканя слог, Санта. Вопль его совсем не походил на поздравление. Скорее, на угрозу. Лестрейд и понять толком не успел, что произошло. Но обезьянка… и это заставило зашевелиться остатки волос на затылке … Мохнатая злыдня улыбнулась еще шире, чем могла до этого — и голова ее осталась целехонька! Причем, глаза дико сверкнули! Она сжалась в комок… Обезьяны не летают, конечно же, они не летают… Но тварь взвилась в воздух! — Бере-итесь! — наконец совладал с голосом наркоман, и оцепенение инспектора сгинуло. Лестрейд мгновенно пригнулся, и тварь приземлилась на груди у Феррета. Тот хотел стряхнуть с себя бестию, но тщетно. В следующий миг перед его лицом тускло блеснуло, и белоснежный воротник фееретовской рубашки быстро стал красным. Адвокат захрипел, взмахнул руками и грохнулся навзничь, а под ним, купаясь в крови, шевелилось все медленнее, словно насыщаясь и впадая в сытую негу, дьявольское отродье. Только идиот бы не сообразил — помочь адвокату теперь смог разве что святой Петр. Да и то лишь в одном — пустить беднягу Феррета во врата царствия небесного в обход канцелярии. Лестрейд себя идиотом не считал. И первым делом озаботился хозяином обезьянки — прицелился в него из револьвера и гаркнул: — А ну стоять всем! Никто из злополучной троицы не послушался. Двое несостоявшихся — «эльф» с «оленем», — низко пригнувшись и закрыв головы руками, моментально ретировались. А «липовый» Санта… Рождественская сказка закончилась. Вряд ли кто будет продолжать верить в чудеса, увидав, как Санта-Клаус выхватывает из-за белой курчавой бороды нож. Инспектору оставалось лишь расставить точки над «I» в этой невеселой истории. И он без промедления всадил в Санту пять пуль. Не успел бородатый балагур затихнуть навсегда, а Лестрейд уже топтал выкарабкавшуюся из-под искромсанного тела обезьянку. Она не сопротивлялась — покорно уставившись в пол, превратилась в груду лоскутов и шестерен. Краткая пауза между бешеным действием и осознанием обычно заполнена тишиной. Лестрейд первым нарушил ее, выругавшись. Почти весь барабан — в одного человека. Хватило бы и двух пуль! Остался всего один патрон в револьвере… и еще один — в кармане жилетки. Но это уже на самый крайний случай. Лестрейд раздраженно сунул револьвер в кобуру. — Ого! — выдохнула Уэллер почти с восторгом. — Здорово вы его, сэр, — буркнул ошарашенный Ленд. Единственным, кто, казалось, не растерял самообладания, был тот самый опиумный наркоман. Он сидел на измерительной скамье, совершенно спокойно оглядываясь вокруг. Инспектор подошел к нему. — Спасибо, сэр. Вы меня спасли. Откуда вы знали про эту обезьяну? — Элементарно, дорогой Лестрейд, — отозвался тот, и инспектор застыл. «Нет. Только не это!» Лестрейд едва не зарычал от досады. — Я уже видел подобное, — пустился в объяснения тип. — Опасная игрушка для тех, кто боится ограбления. Посадите ее в сейф, дайте команду атаковать любого, кроме хозяина, и ваше имущество будет в полной сохранности. Тип стащил с головы парик и улыбнулся инспектору. — Кстати, дорогой Лестрейд, — добавил он, — вам повезло. Если бы вы топтались по ней чуть усерднее, могли бы погибнуть. Там внутри капсула со сверхсжатым воздухом. Именно она служит источником питания этой машины. Медленно багровея, Лестрейд повернулся к подчиненным: — Уэллер, перевяжи Ленда. Девушка кинулась исполнять приказ, а инспектор повернулся к вечному источнику своих проблем. На измерительной скамье сидел известный на всю Империю сыщик — мистер Шерлок Холмс. Ну конечно же, Холмс! Если он оказался рядом, жди беды. — Вот так встреча! — Лестрейд сорвал с лица сыщика накладную бровь, та захватила с собой часть настоящей. Тут же запахло старым сыром — клей был не самого лучшего качества. — Рад вас видеть, инспектор, — сказал Холмс, будто бы и не заметивший потери. Сыщик выглядел не лучшим образом: бледность, очевидно, была натуральной, глаза ввалились, а вот мешки под ними, наоборот, набрякли. — Славная маскировка, — съязвил Лестрейд. Холмс пожал плечами: — Предпочитаю предаваться порокам инкогнито. — Мои подчиненные забрали вас из притона, — кивнул Лестрейд. — Почему сразу не представились? — Боюсь, когда констебли тащили меня к повозке, — спокойно ответил Холмс, — я был не в состоянии говорить. — Сомнительное развлечение. Холмс ухмыльнулся: — И это говорит человек, застреливший Санта-Клауса! — Это не… — начал было Лестрейд, но одумался. — Какого черта я должен оправдываться?! — Не должны, — согласился Холмс и, помедлив, добавил: — Мне кажется, вы сомневаетесь, стоит ли освобождать меня от наручников. Мгновения для быстрого ответа, способного сгладить ситуацию, истекли, только после этого инспектор вздохнул: — Может быть, сэр. Может быть, — и полез за ключом. Последовала неловкая сцена: инспектор представлял подчиненным знаменитого сыщика, те выражали восторг и искреннее раскаяние. Холмс же извинялся за неудобства. Наконец стороны угомонились и Лестрейд повернул разговор на деловые рельсы. — Отправляйтесь домой, Холмс. Уэллер, проводи мистера Холмса, а ты, Ленд, отволоки труп в подвал. Констебли покорно козырнули. Но Холмс запротестовал: — Я бы предпочел остаться. И позвольте воспользоваться телеграфом. Разумеется, после того, как вы доложите в Скотланд-Ярд о случившемся. Нападение на участок — дело неслыханное! Не став препираться, инспектор вздохнул и направился к аппарату. Тот тускло поблескивал латунными боками в свете газовой лампы. Но прежде чем Лестрейд коснулся тумблера, аппарат застучал сам. Такое бывало и прежде: начальник полиции мистер Мьюир под Рождество обстукивал участки и поздравлял сотрудников, полагая, что это их утешит. — Инспектор Лестрейд у аппарата. — О! Инспектор? Доброго вам Рождества! Мы уже виделись сегодня… Жаль, что наш добрый Санта погиб. Но черт с ним. Мы забудем эту неприятность, он все равно был порядочной сволочью. «Сколько моро не корми, все равно нормально говорить не выучится. Даже руками», — подумал Лестрейд. — Но, — выбил аппарат, — при одном условии. Выдайте нашего друга. А потом вы про нас забываете, мы про вас забываем. И всем хорошо. — Это все? — сухо поинтересовался Лестрейд. — Нет, не все. Санта помер, но подарки при нас. Скажем, по сто гиней на человечка, а? Лестрейд задохнулся от такой наглости. — А может, он и не у нас вовсе! — У вас! — «Эльф» умудрялся лаять даже по телеграфу. — Я чую! Ну, вы там подумайте, мы попозжа стукнем. Скажем, через часок, да? Инспектор с силой сжал выползающую из телетайпа ленту, еще чуть-чуть и порвется — либо лента, либо сухожилие. «Не время давать волю эмоциям», — сказал он себе. Но успокоиться не получалось. Холмс, заметив, как изменилось лицо Лестрейда, прислушался к дробному перестуку. — Да, вот еще, инспектор, — сказал моро. — Вы из участка не выходите, лады? — Или? — У меня парни нервные. Могут не понять. Посидите в тепле, ага? Некоторое время стук был бессмысленным, словно выбивавший просто дергал рукой. Потом смысл проступил, словно Пекельная ограда из кровавого тумана: — В общем… инспектор, не скучайте. И аппарат замолчал. Едва преодолев желание шарахнуть им об стену, Лестрейд взглянул на Холмса: — Вы все слышали? — В общих чертах, — серьезно ответил сыщик. — И что думаете? — У нас, похоже, проблема. «Пуф-ф-ф» — донесся с улицы скороспелый одинокий хлопок будущего фейерверка. — Итак, телеграф умер, — принялся перечислять Холмс, расхаживая из угла в угол. — Сигнальный огонь накануне фейерверка никто не примет всерьез; бегство в окно — вариант плохой, во многом из-за марсианина и пьяницы; поджечь участок и дождаться пожарной команды — забавно, но заведомый суицид. Ничего не упустил? — Нет, — сердито сказала Уэллер, автор идеи с поджогом. — Сейчас наша задача, — подытожил Лестрейд, — понять, что вообще происходит. Все промолчали, а значит, согласились. — Тогда, — сказал сыщик, — предлагаю осмотреть трупы. С кого начнем? — Может, с адвоката? — спросила Уэллер. — Давайте, — разрешил Холмс, что вызвало у Лестрейда новый приступ негодования. Какого черта этот любитель командует?! — Начнем с адвоката, — сказал инспектор с нажимом, — а констебли постараются укрепить дверь. Удрученные констебли поплелись исполнять приказ, а Холмс развил кипучую деятельность. Сперва он, не спросив разрешения, вломился в кабинет Лестрейда. Обошел труп несколько раз и сказал: — Ну, дорогой Лестрейд, что вы можете сказать об этом человеке? — Я не Ватсон, — отозвался инспектор. — Оставьте эти фокусы для него. — Вы правы, извините. Костюм не из дешевых, саквояж из крокодильей кожи. Этот человек неплохо зарабатывал. Но его имя, — Холмс взглянул на удостоверение, выуженное из кармана пиджака покойного, — мне незнакомо, значит, скорее всего, он служил стряпчим при состоятельной семье. Лестрейд с выводами согласился и осторожно вытряхнул содержимое саквояжа. Зазвенели, рассыпаясь по столу, дорогие перьевые ручки, грустно звякнула бутылочка с чернилами. — Запасливый, — буркнул Лестрейд. — И ручки, и чернильница… Холмс в ответ кивнул, продолжая извлекать из карманов усопшего различную дребедень: портсигар, зажигалку… Лестрейд же копался в бумагах Феррета. Протоколы переговоров, всевозможные акты, рекламации и прочий мусор. По существу — ничего. — Нашли что-нибудь? — спросил Холмс. Лестрейд покачал головой. — Что ж, может, тогда спустимся в подвал? — предложил сыщик. — Осмотрим вашу жертву. — Мы закончили, сэр! — отрапортовала Уэллер, зайдя в кабинет. — Дверь забаррикадирована! И вытянулась в струнку. Девчонке явно хотелось принять участие в расследовании, и Лестрейд смилостивился: — Констебль, проводите нас с мистером Холмсом в подвал. — Есть, сэр! — заулыбалась Уэллер, но неожиданно вмешался Холмс. — Инспектор, думаю, разумнее будет оставить обоих констеблей наверху. Вот ведь никак этот дилетант не уймется! — Почему? — Судя по обезьянке, мы имеем дело с серьезной угрозой, — пояснил Холмс. — Штурм может начаться в любую минуту, как только бандиты сообразят, что мы не намерены им подчиняться. Поэтому, два человека — оптимальный вариант. Пока один будет держать оборону, второй сможет предупредить нас с инспектором. Звучало разумно. Однако в душе Лестрейда помимо раздражения появилось еще и смутное подозрение. Что за игру затеял этот шарлатан с Бейкер-Стрит? Ладно, сыграем! — Вы правы, Холмс. Ленд, держи револьвер. Уэллер, оставайся и помоги Ленду. Если что — бегом за мной. Оба констебля были разочарованы: Ленд — количеством патронов в барабане, Уэллер — решением. Но что поделать? ***