Слепое пятно

      Алиша Дифда — человек, которого невозможно ненавидеть. Пусть именно она невольно стала той самой рукой, что привела Сорея в мир людей, выдернув из водоворота повседневной жизни, она была образцом благородной девушки. Сорей всегда болтал, мол, хочу быть таким, как Пастырь, но никогда не заикался о том, чтобы стать им, и именно Алиша была той, кто увидел в честном и храбром Сорее героя легенд.       Принцесса наверняка сейчас смотрит на своего героя с восхищением и обожанием, пока Миклео прячется на углу улицы, прилегающей к ее особняку. Она жарко вызывается помогать Сорею, и он мягко улыбается как Сорей-человек, а величественная аура Пастыря рывками слетает с белой мантии, покрывающей его плечи. Он снова мальчишка, который рад, что рядом есть кто-то, всецело разделяющий его взгляды и вкладывающий сердце и душу в благое дело.       Алиша первой поверила в Сорея. Алиша хочет помочь своей стране. Алиша верит в лучший мир.       Красивая девушка, преисполненная храбростью, чтобы сражаться за светлое будущее, и милосердием, чтобы защищать слабых.       Идеальная спутница для Пастыря.       И поэтому какая-то часть Миклео хочет ненавидеть ее. Пусть умом он и понимает, насколько это неправильно.       Та его часть вьется внутри черной змеей, и ее злой язык дает рождение мыслям, полным темной надежды. Нашептывает нелестные слова об Алише, мол, так и не за что Миклео относиться хорошо к той, что нарушила привычный ход их с Сореем жизни. Может ли быть такое, что она сделала все это ради собственной выгоды? Что ей стоит восхищенно заглядывать в рот Сорею и завороженно кивать любым его словам, если она может обменять это на спасение для своей страны? Или, может быть, на удачную партию для себя самой?       О да, конечно! Алиша станет тем алмазом в короне человеческого лицемерия! Она будет самой верной и преданной, пока ее собственные интересы не перестанут совпадать с намерениями Пастыря. Но Миклео не позволит ей давить на Сорея, он защитит его и откроет правду, показав всем истинное лицо Алиши. Сорей будет огорчен и разочарован, но не осквернен, и Миклео с радостью примет его в свои утешающие объятия. Сорею суждено быть лишь с серафимами…       — Что за бред, — собственный раздраженный голос разрезает воздух, и теплая волна тьмы отступает, подавленная холодной логикой.       «Я давно победил эту собственническую ревность», — от этой мысли сердце сжимается от печали, но Миклео вновь чувствует себя живым, а не марионеткой, которую дергает за ниточки скверна. ~~~       После того долгого и жуткого дня Миклео не спалось. Не только от страшных воспоминаний, но еще и из-за фантомной боли: Зенрус вылечил его тело, но разум все еще помнил ушибы и трещины в костях, так что спина, плечи и руки нещадно ныли.       Он смотрел в потолок, вспоминая, как проснулся этим утром и точно так же лежал на спине, слушая пение птиц за окном и наслаждаясь утренней негой, когда Сорей начал тарабанить в его дверь. Сорей вообще никогда не относился с особым уважением ко сну Миклео и мог нагрянуть к нему совсем глубокой ночью, потому что в его светлую голову пришла якобы гениальная мысль. Миклео гадал, что является причиной такой бестактности: тот факт, что для него, серафима, сон и пища не являются необходимыми для жизни условиями, ведь серафимы Элизии имитировали обычную человеческую жизнь, чтобы Сорею было комфортнее жить среди них, или же банальная невнимательность Сорея на уроках этикета, которые давал им Дед. Он вечно пропускал все мимо ушей, украдкой читая Священное Писание.       «Успокойся и спи, — убеждал себя Миклео, переворачиваясь на бок и кутаясь в одеяло. — Если бы что-то тревожило Сорея, то он бы уже был тут.»       Не только мнимая боль беспокоила Миклео, но и поведение Сорея. Весь остаток дня он не отпускал руки серафима, а, когда пришло время разойтись по домам, явно хотел что-то сказать, но так и не смог из себя выдавить ничего, кроме неуверенного пожелания спокойной ночи.       Миклео откинул одеяло, с глухим стоном поднялся и направился к окну. Если у него так ломит спину, то каково сейчас рукам Сорея? Из окон дома Сорея все еще лился теплый свет.       «О чем он только думает, этот дурак?!» — сердце Миклео тревожно сжалось. Он быстро оделся и вышел из дома, прихватив с собой подушку. Они не первый раз ночевали друг у друга, но впервые Миклео шел к Сорею безо всякого предупреждения посреди ночи.       — Куда ты собрался? — скрипучий голос позади него заставил Миклео остановиться, едва он успел сделать пять шагов от своей двери. Он медленно оглянулся.       От силуэта Зенруса, скрытого тенью дома, поднимался в воздух сизый дымок, и терпкий запах табака смешивался с ароматом ночных цветов.       — Я нужен ему, — уверенно ответил Миклео, оборачиваясь к дому с подсвеченными окнами.       — Ты вредишь, — возразил старик, делая несколько шагов вперед. В холодном свете луны Зенрус выглядел немного угрожающе. — И в первую очередь себе самому.       — Ты собираешься запретить мне? — пораженно произнес Миклео. — Почему, Дед?       — Миклео, — строго начал тот. — Мы уже говорили о твоих с Сореем отношениях. Не заставляй меня снова…       — Я уже слышал это! Что Сорей, в отличие от меня, является смертным человеком, и все прочее! Я смирился с тем, что его век недолог, и уже решил, что проведу отведенное ему время вместе с ним, если он того захочет. Я смирился со всеми твоими странными речами о том, что однажды придет день, когда Сорей отправится посмотреть мир, и решил сопровождать его, что бы ни случилось. Я понял и другое, Дед. Я никогда не смогу стать человеком для Сорея…       — Миклео…       — Никогда не смогу избавить его от страданий, а иногда и вовсе понять их суть. Из-за того, что я смотрю на мир через призму бытия серафимом, Сорей одинок. Но, Дед, я все равно стараюсь избавить его от одиночества человека, живущего среди серафимов, пусть мои попытки и могут оказаться бесплодными, — голос Миклео вдруг ослаб. — Но позволь мне попробовать излечить его сердце сегодня.       — Нет, — Зенрус был непреклонен. — Ваша с Сореем дружба должна остаться только дружбой. Не переходите эту черту ради вашего же блага.       — Я все равно…       — Немедленно отправляйся домой, — грозно произнес Дед.       — Это приказ? — дерзнул в ответ Миклео и тут же ужаснулся своим словами. Вот оно, дурное влияние Сорея.       — Да, это приказ старейшины деревни, — но услышать эти слова он не ожидал. Зенрус мог тяжело вздохнуть, посетовать на жизнь и недалеких юнцов и пожурить Миклео, но в этот раз он был необычайно строг и, похоже, все еще злился на них с Сореем за побег в руины вопреки наказу туда не ходить. Миклео, смущенный и напуганный, потрусил к своей двери, нервно сжимая в руках подушку.       Но так и не смог уснуть. Волнение серафима только усилилось, когда в дверь постучали.       Сорей, стоящий на пороге и обнимающий подушку, выглядел совсем измученным и опечаленным. Он хмурил брови и поджимал губы, будто силился сказать что-то, но еще не решил, что именно это будет, а приличия уже требовали прервать затянувшееся молчание.       — Я не мог…       — Я знаю. Проходи.       Слабая улыбка тронула губы Сорея, и он выдохнул с видимым облегчением. Неужели думал, что Миклео прогонит его? Да никогда в жизни. Пусть это и будет против слов Деда, но ведь Миклео было приказано не ходить к Сорею, так? Приказ он не нарушал, так что у него будут завтра аргументы, чтобы возразить недовольству Зенруса.       — Какой ты холодный, — от шепота Сорея над ухом кожа и впрямь покрывается мурашками.       Обычно они просто спят рядом, но сегодня, видимо, «обычно» не будет, так как Сорей крепко прижимается к спине Миклео, обхватывая его худое тело руками. И как он только успел за год-два стать настолько шире в плечах? Миклео буквально тонул в его объятиях.       — Я в порядке, — пробормотал он в ответ, желая, чтобы друг поскорее улегся и перестал возиться.       — Вот, надень, — теплая синяя рубашка легла сзади на его плечи, и Сорей прижался к нему снова. — У тебя ничего не болит?       — Честно говоря, спина и плечи, — признался Миклео и вспомнил про кисти рук Сорея, сложенные в замок перед ним. Пальцы невольно сами скользнули погладить тыльную сторону теплых ладоней и легли сверху, защищая. — А твои руки?       — Просто кошмарно, — пожаловался Сорей и усмехнулся. — Но теперь уже куда лучше.       Ломящая боль в плечах Миклео тоже отступала, сраженная теплом дорогого ему человека. Их открытые раны вылечил Дед, но им все же требовалось исцелить друг друга взаимной заботой и вниманием.       Знать бы еще, как помочь излечить душу.       — Когда я был под завалом, я очень боялся, что ты не пережил падение, — темнота развязывала Миклео язык. — Но почему-то я верил, я знал, что ты вытащишь меня, поэтому старался не допускать даже и мысли, что я…       «Потерял тебя. Если скажу это, то мой голос дрогнет, так что…» — к глазам подступила влага.       — Из-под камней текла вода. И, знаешь, я следовал за ней, за крошечным ручьем среди каменных глыб, — отрывисто произнес Сорей, ему слова тоже давались тяжело. — Думаю, это навсегда останется моим самым страшным сюжетом для кошмарных снов. Мне казалось, что это жизнь вытекает из тебя, каждая капля отсчитывает оставшееся тебе время.       — Я бы дождался тебя, Сорей, — мягко и утешающе Миклео погладил нервно сжавшиеся ладони Сорея. — Я всегда тебя дождусь.       — Спасибо, — в голосе Сорея было столько любви, что у Миклео невольно вспыхнули щеки.       — Давай уже спать, — поспешно замял он эту тему. — Спокойной ночи.       — И тебе. Миклео?       — Ну что еще?       — Давай и завтра ляжем спать вместе, — внезапно выпалил Сорей.       — У меня? — уточнил серафим.       — Ага.       — Тогда договорились.       Наутро Сорея вызвал к себе Дед на долгий и серьезный разговор. Ночевать к Миклео в тот день Сорей не пришел. ~~~       — Смотри-смотри, вот он! — две девушки их с Сореем возраста украдкой заглядывают в большое окно храма.       — Такой красивый! — восхищенно произносит одна, прижимая ладони к покрасневшим щекам.       Прислонившийся спиной к стене Миклео, невидимый для них, тоже невольно краснеет. Так странно слышать от кого-то со стороны такие слова в адрес Сорея. Он сам как-то привык принимать внешность лучшего друга как само собой разумеющееся.       «Это просто Сорей, — сердится он на себя самого за непонятное смущение. — И ничего необычного в нем нет.»       — Ого, ты видишь это? — удивленно вскрикивает вторая. — Он взял принцессу Алишу за руку!       — Как мило и романтично! Как я ей завидую…       — Это все ради того, чтобы она могла слышать голос Лайлы, — недовольно произносит он вслух, так как рядом все равно нет никого, кто мог бы услышать голос серафима. — Не более того.       — Как думаешь, они поженятся?       Миклео охватывает холодная дрожь.       Да, Дед говорил об этом, предупреждал, готовил его к этому дню.       Рано или поздно Сорей встретит девушку из числа людей и свяжет с ней свою жизнь. И Миклео должен быть очень рад тому, что его лучший друг обрел счастье.       Но Миклео продолжает тонуть во тьме.