***
Разрушения были чудовищны. Землю под лагерем словно вывернуло наизнанку. Пыль стояла в воздухе и никак не оседала. Тен-Тен внутри нескончаемого кошмара с носилками, кровью, осколками глиняных снарядов, кровью, криками о помощи, кровью, кровью, кровью. Кровь была повсюду: на носках ее ботинок, на обрывках одежды, на кунае, валяющемся у ее ног, кровь впитывалась в землю, струилась по безжизненным частям тела, раскинувшихся на земле шиноби, лица которых она боялась различать, кровь стучала в висках, отбивая свой монотонный марш. Кто-то принес ей плед, который Тен-Тен сбросила с плеч. Она была недостойна никакой заботы. Все это произошло из-за нее. Только по ее вине. И вина снедала ее без остатка, больше не было той беззаботной Тен-Тен, какой она являлась всего несколько часов назад. Она зашагала в сторону экстренного штаба, наступая прямо в огромные лужи, пробираясь сквозь рытвины, наполненные раскисшей земляной жижей. Тут и там валялись изуродованные предметы, отброшенные взрывной волной, размокшая бумага белыми хлопьями расползалась под ее ногами, словно экзотические цветы. Тен-Тен на одних рефлексах, потеряв всякую способность осознавать, обмыла руки в проточной воде и взяла из чьих-то рук бинты, и промывала жуткие открытые раны, не глядя в лица, не слыша ничего вокруг. И так до тех пор, пока силы не покинули ее до последней капли, и она не рухнула, как подкошенная, не рассыпалась, словно глиняная статуя.***
Он еле шел. Но опыт и врожденная непробиваемость помогали ему трезво мыслить. Он не сделал ни одного лишнего шага. Приходилось прятаться. За ним следовали по пятам. Сасори должен был слышать взрывы, значит он уже где-то рядом. Дейдара посмотрел на свои руки — они дрожали, но это не от потери самообладания. Он был полностью истощен. Потратил всю чакру и даже, казалось, больше чем у него было. Пока тело, застыв в наименее болезненной позе, наполнялось по крупице силами, его быстрый ум пытался, как можно более кратко, сформулировать то, что произошло. Он должен был ввести Сасори в курс дела за считаные секунды. Снова вдалеке стали различаться голоса преследователей, и он заставил себя подняться и пройти еще хоть сколько-нибудь вперед. Но они все равно шли быстрее. Прямо над ухом просвистел первый кунай. Он смог уклониться. Инстинкт самосохранения заставил его обессиленное тело двигаться сквозь изнеможение, сквозь боль, на износ. Лишенная какой-либо формы глиняная масса была запущена наугад, после чего бесцельно разорвалась в нескольких метрах от соперников. Никто из них даже не вздрогнул. И теперь он, шатаясь, стоял, совершенно уязвимый для любого удара, но они почему-то медлили. — Довольно, — услышал он голос откуда-то из-за спины. Огромное серое полотно приземлилось перед ним, заслоняя подрывника от какой-то пробной атаки. Снова послышался лязг и скрежет, звук рвущейся материи, голоса, заглушаемые гулом битвы, но продолжалось это не долго. — Довольно, — снова четко повторил Сасори, отразив атаку, — мы прекрасно знаем, что зря тратим силы, господа. И все прекратилось.***
Киба — был убит. Шоу — был убит. Небо затянули тяжелые грозовые тучи, не желающие проливаться дождем и смыть кровь. Исаму — был убит. Ино — находилась без сознания четыре часа. Имена погибших продолжали безжалостно сыпаться на нее откуда-то из пустоты. Тен-Тен не могла оторвать взгляда от темнеющего неба. Кто-то рядом зачитывал этот ужасный список. Ли — убит. Нанами — убита. Кичиро — убит. Время растянулось в жуткую бесконечность. Вечер угрожающе опускался на них. Микио — убит. Тен-Тен — убита. И лежит на земле, потому что в мире не осталось ни одного направления, в котором она могла бы сделать шаг. Морио — убит. — Остановитесь, — взвыла она не своим голосом и закрыла уши руками, — прекратите это, — стенала Тен-Тен, пока кто-то не подбежал к ней и не вколол успокоительное. Тогда она снова провалилась в сон.***
Сакура безошибочно различила прогремевшие на поверхности взрывы. Она поняла, что времени осталось совсем немного. Кто-то протянул ей влажную тряпку, и она отерла взмокшее от усилий лицо. Еще одна решетка и еще один полуживой человек выползает из камеры с тем, чтобы присоединиться к ее маленькому восстанию. Она ни у кого не спрашивала, откуда он и кто он, старалась запоминать имена, старалась оказывать первую помощь, ровно до такой степени, чтобы шиноби оказался боеспособным. Охранников, которых она временно вырубила, они приняли решение убить. Некоторые медики оказались в состоянии оказывать качественную медицинскую помощь, но они были в меньшинстве. В основном пленные выглядели истощенными, не способными ни на какие действия. Но каждый решительно соглашался побороться за свою свободу. В общей сложности она освободила около сорока человек и еще четырнадцать камер не были взломаны. Сакура села передохнуть. Несмотря на усталость, она знала, что впереди еще второе дыхание, а за ним и третье. Она рассчитывала пробраться на нижние ярусы и найти другие коридоры с пленными. — Сакура-сан, — к ней подбежал один из самых молодых шиноби и, похоже, самый выносливый. Его звали Кото. — У меня тоже получилось вскрыть решетку! Теперь дело пойдет быстрее! — воодушевленно сказал он, и Сакура кивнула в знак одобрения и признательности. Ей важно было сохранить чакру для предстоящей битвы. Среди пленных оказалось много дезертиров, которые были в курсе планировки тоннелей. По ее указанию команда из трех человек отправилась на один из нижних ярусов, чтобы достать оружие. Вскоре, к ее удивлению, они вернулись с уловом. Многие рвались в бой немедленно или просили добраться до своих заточенных друзей с других ярусов. Но Сакура понимала, что лучшее их оружие это, к сожалению, эффект неожиданности. А с продвижением вперед повышался и риск быть раскрытыми. Она обрисовала общий план следующим образом: нужно было дождаться активных военных действий снаружи, и тогда они смогут ударить по врагу изнутри, тем самым нанося максимальный урон.***
Хидан испарился, как по мановению волшебной палочки, но то, что он успел зарисовать — пошло в дело. Корректировки все же оказались внушительными. Многое не сходилось. Сасори проверял каждую цифру, каждый поворот по нескольку раз. То, как Орочимару сверлил его взглядом все это время — действовало Мастеру на нервы. Но он сдерживал свое раздражение. Важно было прорваться внутрь Ивы, а это сотрудничество, пусть и крайне неприятное, сильно увеличивало шансы. И то, что они нуждались в союзе обоюдно — являлось самой надежной защитой. Было смешно и немного горько наблюдать за тем, что стало с организацией после раскола. Дело не в том, что она потеряла в численности. Все дело было в Пэйне. Он сдал. Сасори сразу понял это, когда Акацки отпустили практически добитого Дейдару. Никто из них не хотел всерьез тратить силы и ослаблять себя лично, только это подрывника и спасло. Единство осталось в прошлом. Теперь каждый преследовал какие-то свои интересы, каждый боялся остаться без прикрытия. В этот момент Сасори поймал себя на том, что улыбается и незамедлительно стер это компрометирующее выражение со своего лица. Но внутри он ликовал! О, как ему нравилось наблюдать за этим вялотекущим распадом, старт которому положил его уход. И сейчас все ждали пока он, Сасори, подготовит план, по которому они будут действовать. Пэйн с трудом это выносил, но у него не осталось альтернатив. То, что происходило все больше и больше подрывало его авторитет. К тому же его томная спутница ни дать, ни взять вытягивала из него последнюю уверенность. Говорят, она догнала их на полпути в Камень и какая сцена там разыгралась… Сасори снова подавил улыбку. Последний чертеж удался ему, как никогда. Сасори отложил его к остальным, закончив работу над планом. Давно стемнело и все сидели вокруг костра. Орочимару продолжал пялиться на него с едва скрываемой неприязнью. Зецу практически слился с темнотой. Учиха Итачи мрачной тенью стоял поодаль и гипнотизировал прогорающие поленья. Пэйн обнимал Конан за плечи, а та невидящим взглядом смотрела куда-то сквозь костер, в их туманное будущее. А его неубиваемый напарник был мрачнее тучи, но при этом цел и невредим. Учитывая, что всего пять часов назад он выглядел так, будто его пропустили через мясорубку, его нынешнее состояние можно было расценивать, как чудо. Отчасти это была и заслуга Сасори — он подлатал подрывника, но само свойство выживать там, где другие бы давно сломались, это уже была исключительная черта Дейдары. Мастеру хотелось переговорить с ним с глазу на глаз, однако сейчас это могло навлечь нежелательные подозрения. Сасори похлопал Дейдару по плечу, но тот не глядя отмахнулся от дружеского жеста, а затем резко встал на ноги и отошел. Темнота скрыла его лицо. — Что с планом действий, Сасори, — голос Лидера вывел кукловода из ступора. Пэйн умел спрашивать без вопросительной интонации, отчего его речь становилась более внушающей. — Можем приступать, — немного рассредоточено ответил Мастер.***
Ино выглядела непривычно безмятежной. Ее бледное лицо было потусторонне красивым в свете луны. Такая красота — большая редкость. Но нельзя было не заметить перемен. Губы куноичи, слегка приоткрытые, пересохли и потрескались, хотя она неизменно ухаживала за ними бальзамом. Даже когда команда останавливалась в глубокой чаще, даже когда ее преследовал враг, даже когда было нечего есть — Ино доставала маленькую блестящую баночку и аккуратно наносила бальзам. А ее волосы… Как было жаль ее волосы. Тен-Тен сидела над своей спящей подругой и дрожащими пальцами перебирала белесую прядь. Самую длинную из тех, что осталась. Во время взрыва волосы куноичи обгорели, и от длинного ухоженного хвоста осталось лишь рваное каре. Тен-Тен аккуратно подрезала волосы, чтобы когда Ино очнется, она не так сильно расстроилась. А вот бальзама для губ у нее не было. Тен-Тен рассеяно огляделась по сторонам, не лежит ли он где-нибудь поблизости. То, что произошло, должно было ее раздавить. Но Тен-Тен, сама от себя того не ожидая, оставалась в сознании. И вместо того, чтобы развалиться на кусочки, она мысленно обросла защитной оболочкой. Тен-Тен с предельной самоотдачей работала во временном госпитале, с момента, как очнулась после укола. Ни с кем не разговаривала и ни о чем не думала, только заставляла себя работать, и этот процесс быстро залатал образовавшуюся в ней психологическую брешь. Сейчас, сидя возле Ино, Тен-Тен впервые позволила себе вспомнить тот самый миг, когда Дейдара стоял перед ней, обещая представление, а она еще не могла в полной мере осознать, что он имеет ввиду. Она и сейчас не могла. Неужели все это за то, что она ему доверилась? Просто за то, что позволила ему просочиться по капле в свое сердце? Неужели за это он её наказал? Преподал урок. Но вдруг Тен-Тен поняла, что этот урок был обоюдным. Он кинулся в лагерь, полный подготовленных шиноби и устроил бойню. Разве мог он совсем не допускать мысли, что погибнет там? А может он и погиб? Тен-Тен вздрогнула. Не от самой мысли, а от того, как сердце сжалось в этот момент. «Я чудовище», — прошептала она, — «он убил их всех, а я дрожу при мысли, что его больше нет. Меня нужно устранить. Меня нужно изолировать от всех». Тен-Тен почувствовала себя отравленной. Но инстинкт самосохранения задавил эту несовместимую с жизнью мысль. И она снова подумала о том, мёртв ли он. Подкосил ли его кунай или, может, чья-то техника нанесла ему несовместимую с жизнью рану. Какие изменения чувство способно произвести внутри уязвимой души? Оно способно превратить её в монстра, который готов примириться с мыслью о смерти близких друзей, но задыхается при мысли о смерти их хладнокровного убийцы. Так способно ли оно заставить убийцу выть от осознания того, что он натворил. Способно ли чувство перетянуть черную душу на сторону добра или оно может только вытаскивать из нас самые мерзкие, самые разрушительные черты. Чувство поставило Тен-Тен перед зеркалом и принудило ее лицезреть свою темную сторону. Так всё ли по справедливости, и видит ли тот, кто давно перешел грань, видит ли он в этом зеркале нечто, заставляющее его себя ненавидеть. Он должен видеть!